Танец гюрзы - Серегин Михаил Георгиевич 5 стр.

– Средства связи – мобильник, пейджер или даже рацию – не нужно?

– Нет.

– Вы собираетесь их мочить вглухую, без всяких понятий и разборов полетов? – сухо осведомился Величко.

– С чего вы взяли?

– Просто я бы на вашем месте поступил именно так.

– Почему бы вам не встать на мое место?

– Мне?! Да меня засветят и замочат если не через несколько дней, так через несколько недель. Меня каждая собака знает. Тут нужен человек со стороны. Типа вас, Владимир. Как я понял, Роман на вас рассчитывает.

– Я никого пока мочить не собираюсь, – сухо проговорил Владимир. – Всему свое время. А секретарша у вас ничего. Надеюсь, ваш Артемов не очень к ней привязан?

– Вы что, и на нее нацелились? А как же Толя Виноградов? – неуклюже пошутил Величко. При этом его сухое вытянутое лицо осталось невозмутимым.

– Человек, надолго остающийся без женщины, быстро обнаруживает свою профнепригодность, – назидательно проговорил Свиридов. – У вас есть бумага и ручка? Сейчас подам вам официальный список затребованного, – чопорно сообщил он, определенно подстраиваясь под манеру поведения Феликса Величко.

Тот протянул ему папку с вложенными в нее чистыми листами, а потом быстро вышел из кабинета, чтобы не мешать Свиридову, которого Знаменский отрекомендовал Феликсу как самого виртуозного специалиста, какого он когда-либо знал.

– Кто это, Феликс Николаевич? – осторожно справилась секретарша.

Он посмотрел на нее исподлобья, а потом процедил сквозь зубы:

Часов в одиннадцать вечера в квартиру Полины Знаменской пожаловал незваный гость. Он был облачен в элегантнейший светлый костюм, довольно вульгарную цветную жилетку и ослепительно-белую сорочку с фальшивыми бриллиантовыми запонками.

Гость был белокур, кареглаз и обладал аристократически-бледным цветом лица. Благодаря всему этому он изрядно смахивал на жеманного представителя сексуальных меньшинств, косящего под светского льва.

Ему открыл гостивший у Полины Фокин, который держал в кармане халата заряженный пистолет.

– Антон Семеныч? Здра-авствуйте, – нараспев поздоровался гость и игриво покрутил перед носом Афанасия инкрустированной серебром тросточкой. – Могу я видеть Полину?

– А ты кто такой? – довольно нелюбезно пробасил Афанасий, у которого зверски болела голова. – Какой еще Антон Семеныч?

– А это говорит одна актриса, – все тем же педерастическим фальцетом продолжал странный гость. – Нет-нет, не знакома, но уж-жасно хочу познакомиться! Вы до какого часа работаете? До четырех? А я вам еще позвоню! Я оч-чень настойчива-ая!

Фокин оторопел. В голове его грохотала боль, словно безжалостные жернова перемалывали его мозг. Он ничего не понял и не нашел ничего лучшего, как молниеносным движением вырвать пистолет и, ткнув его под нос паясничающему молодому человеку, пробурчать:

– А ну, мать твою, шуруй отсюдова, педрила гребаный!

– Классического советского кино ты не знаешь, Афоня, – свиридовским голосом сказал педераст. – Следует отвечать: «Жду!» А ты: «Шуруй отсюдова, педрила гребаный». Ну что это такое?

– Это ты, что ли, Володька? Я тебя и не узнал. А это что за маскарад? Вырядился тут каким-то... Пиноккио. Заходи. А про какого это Антона Семеныча ты мне плел?

– Да это же из «Иван Васильевич меняет профессию», – отозвался Свиридов. – Диалог Шпака и Милославского. Ну, сколько раз тебе повторять, что это мой любимый фильм?

В этот момент в прихожую вышла Полина и с удивлением воззрилась на Владимира, который в самом деле был неузнаваем в своем маскараде.

– Вы кто?

– И вы туда же, – вздохнул Свиридов. – Дело в том, что я ваш новый сосед. Живу двумя этажами выше.

– Сосед? – выдохнула Полина, а потом прищурила свои большие глаза и произнесла: – А-а-а, это вы, Владимир... Роман дал вам квартиру?

– Совершенно верно, – подтвердил тот. – Хоть вы меня узнали, Полина. А то Афанасий прямо по матушке меня... Извините, что я разыграл такую пантомиму, просто я проверял, сохранил ли форму и свои актерские кондиции.

– Зачем все это?

– Да я собираюсь посетить ночной клуб «Друид», где часто появляется один из интересующих меня господ. Надеюсь, сегодня он там появится. Что, Афоня, не пойдешь ли со мной? Сегодня просто разведка. Боевые действия открываются позже.

– Нет, он не пойдет, – поспешно проговорила Полина и схватила Афанасия под руку. – У него жутко болит голова. И вообще... у меня сегодня на него большие планы.

И она обольстительно улыбнулась.

В «Друид» он пошел не один: с ним была та самая секретарша Лена, на которую он сегодня так откровенно и в результате небезуспешно пялился в офисе Феликса Величко. Девушка просто не устояла перед фонтанирующим обаянием «нового сотрудника агентства».

Андрей Артемов, верзила из числа подчиненных Величко, был забыт и вычеркнут из списков рыцарей, осаждающих маленькое глупенькое сердце красавицы.

Впрочем, в плане работы вечер и ночь прошли впустую: Анатолий Виноградов, у которого именно «Друид» был самым любимым ночным заведением города, не появился.

Впрочем, Свиридову грех было жаловаться на судьбу: он получил временное место жительства со всеми удобствами и даже сверх того, получил приличный аванс, который теперь успешно тратил в компании красивой, хотя и безнадежно недалекой девушки.

Глава 5 Лотерея для Винни

В восемь утра к Свиридову пришел Фокин. Он был мрачен, с серым помятым лицом, как будто не спал всю ночь.

– Ты знаешь, мне всю ночь снились кошмары, – проговорил он. – Не нравится мне все это.

– То есть?

– Дело в том, что я тебе еще не все сказал про эти темные дела с «Элизеумом». Мне снятся кошмары всякий раз, когда кого-то убивают. Например, два дня подряд перед смертью Кириллова. Потом точно так же – перед убийством Знаменского-старшего. И всякий раз по две ночи. Вот увидишь... сегодня ночью они опять будут, эти кошмары.

– И завтра снова кого-то убьют, – мрачно подытожил выкладки Фокина Свиридов. – Так, что ли, Афоня?

– Выходит, так.

– Знаешь, по-моему, твои обязанности пагубно воздействуют на твое здоровье. А еще хуже – неумеренное потребление алкоголя... бр-р-р, гадость какая! – И Свиридов, который сам пил до трех ночи, провел рукой по бледному похмельному лицу. – Так что там за кошмары тебе снятся... в-в-в... пива не хочешь?

– Давай.

– И я выпью. – Свиридов зубами открыл бутылку «Холстена» и протянул ее Афанасию, потом взял себе вторую и спросил: – Ну... так что за сны?

– Как будто я завис посреди какого-то огромного багрового пространства, ко мне тянутся чьи-то руки, вытягивают из меня ниточки, как из клубка... и... вот так. Больше толком ничего не помню.

– И каждый раз такое?

– Нет, все время разное... только я не помню. Забываю тут же.

– Вот что, Афоня, – серьезно сказал Свиридов, – притормаживай ты с питьем, раз тут такое замысловатое дело. Конечно, сразу не отвыкнешь, но ты вот купи себе такой алкогольный бальзам... Он сотни полторы стоит, что ли. Я тебе покажу его. Приличная вещь. Добавляй помаленьку его в кофе и пей. Только не переусердствуй. И каждый день сбавляй дозы. Один мой знакомый так почти совсем бросил. Сейчас только по большим праздникам, да и то по рюмочке – и больше ни-ни.

– Думаешь, что все это от бухла?

– Ну, если не от него, то от чего же?

– Полина говорит, что это, может, чья-то злая аура... про какие-то там эманации разглагольствовала. Типа сглазили меня, что ли. Она же у меня повернутая на всей этой эзотерической терминологии. Иной раз такое завернет... Я однажды пришел к ней пьяный в жопель, а она как брякнет мне на пороге, что это, понимаешь ли, экзистенциальный кризис... что я витаю где-то в трансцендентных мирах. Я не выдержал и блеванул прямо на пороге.

В этот момент из спальни Свиридова вышла Лена, завернутая в одну простыню, и Фокин одобрительно прицокнул языком и пробормотал:

– Быстро сориентировался на новом месте, сукин сын...

Нельзя сказать, что новообретенная подружка Владимира сильно смутилась при виде постороннего мужчины. Более того, она отметила наличие в квартире Афони лишь легким кивком в его сторону и обратилась с упреком к Свиридову:

– Ты что же это не разбудил меня в семь, Вова? Я же из-за тебя опоздаю на работу, и мне влетит.

– Ничего, скажи Феликсу, что на тебя напали несколько живописных сексуальных маньяков, затащили в подворотню и там предложили диспут о творчестве Иосифа Бродского, – не поворачивая головы, проговорил тот. – Ладно... хочешь, я позвоню твоему шефу и скажу, что ты вырывалась и кричала: «Хочу работать!» – а я не пускал.

– Ой, не надо, – пискнула Леночка, испуганно посмотрела на Фокина и ретировалась.

– Ой, не надо, – пискнула Леночка, испуганно посмотрела на Фокина и ретировалась.

– Еще один способ излечиться от кошмаров, – проговорил ей вслед Свиридов. – И вообще... я не понимаю, чего ты паришься, Афоня. По-моему, у тебя под боком такой образчик женщины, что пора бы уже у тебя отжимать...

Афанасий свирепо хрюкнул:

Уже к вечеру контуры отработки Свиридовым гонорара очертились более или менее зримо: Владимир узнал, что господин Виноградов, он же Винни, собирается в казино «Имола».

Владимир начал готовиться к приятному и содержательному разговору с человеком, который мог вывести на след убийц руководства «Элизеума».

Или самому оказаться убийцей – все дело в том, с какой степенью заинтересованности спрашивать.

Прежде чем направиться в казино, Свиридов поспешил решить два вопроса, находящихся в тесном контакте друг с другом: одежда и внешность.

Разумеется, не следовало удостаивать «Имолу» посещением под оболочкой своего естественного облика, так сказать, в природном обличье. Впрочем, с этим проблем не возникало. Владимир всегда знал, что его актерские данные в сочетании с навыками очень даже приличного гримера и стилиста давали ему возможность утверждаться в любом облике – хоть деда-паралитика на инвалидной коляске. Впрочем, сегодня такой экстремальной внешности не требовалось.

Требовалось иное: серость и неброскость.

Свиридов подошел к зеркалу и внимательно рассмотрел себя. Полковник Платонов всегда сетовал на то, что природа наделила самого лучшего из его «музыкантов» яркой сценической внешностью. Что, по мнению шефа «Капеллы» (кстати, который и сам был видным мужчиной), было для работника спецслужб существенным недостатком.

Показателен один пример: когда в восемьдесят шестом году курсанты «Капеллы» проходили восьмимесячный курс актерского мастерства, который вел, кстати, народный артист СССР, сотрудничающий со спецслужбами, Стрелец получил о себе самый лестный отзыв и полушутливое предложение переходить в театр этого деятеля культуры в случае, если его, Свиридова, выгонят из «Капеллы».

Разумеется, Свиридов отказался в такой же полушутливой-полусерьезной форме.

Владимир решил про себя тогда, что единственный храм культуры, куда он может попасть после отчисления из спецгруппы, – это церковь, где его будут отпевать.

Впрочем, как выяснилось позже, отчисленные курсанты не могли рассчитывать даже на это. Уставной посмертный минимум: погребальная урна для пепла – и все. Никаких тебе культурных программ с отпеванием, торжественными похоронами и поминками.

Владимир решил проблему внешности очень просто. Он решил сыграть мужчину средних лет, спокойного, обеспеченного и ничем не выделяющегося из ряда лиц своего – так называемого среднего – сословия. Какого-нибудь менеджера коммерческой фирмы, не очень крупного бизнесмена или серьезного программиста в банке.

Свиридов почему-то полагал, что программисты должны быть наделены чувством азарта – быть может, полагал так потому, что двое его знакомых «компьютерных гениев» разорились на игре в рулетку. Один потом застрелился, а второго посадили за попытку взлома компьютерной сети одного из крупных банков.

Владимир надел парик с великолепной по достоверности лысиной, искусно загримировал лицо под почтенного представительного мужчину средних лет. В глаза вставил линзы, меняющие и скрадывающие, оптически притупляющие их выразительный блеск. Вынув кисточки, начал наносить грим.

Затем, покончив с лицом, надел строгий вечерний костюм. На палец надел обручальное кольцо. Потом внимательно посмотрел в зеркало, откуда его меланхолично разглядывал пятидесятилетний солидный бизнесмен. Так. Работа исполнена очень прилично. Еще немножко теней под глазами и сдержанности в походке – и все.

Обозрев содеянное, Владимир остался доволен тотальным изменением своей неподобающе видной и яркой для киллера внешности.

В казино он пришел к одиннадцати. Заплатил за вход невозмутимому верзиле, окинувшему его коротким пристальным взглядом, и прошел в зал. Насколько он мог судить, Виноградова еще не было.

Зал казино по своему дизайну и размерам не уступал иным московским заведениям подобного же игорного профиля. Задняя стена его, почти целиком застекленная, выходила на ночную Волгу, и оттуда открывался превосходный вид.

В полутемном зале, где свет разбрасывали лишь несколько неоновых мягких ламп и крутящийся фейерверк в самом центре казино, тем не менее не казалось темно. Напротив, полумрак навевал какой-то располагающий к неспешному отдыху уют. А, быть может, это настроение сообщала даже не звучащая, а как-то пропитывающая прохладный кондиционированный воздух легкая музыка. Причем непонятно было, откуда она исходила, потому как эффект присутствия имелся, а никаких колонок или иных источников не было и в помине.

Разумеется, это обстоятельство никого не занимало, равно как оно не занимало и Владимира, уже прекрасно вжившегося в образ степенного, спокойного и солидного мужчины средних лет.

Он взял бокал с подноса подошедшей девушки, обносящей легкими алкогольными напитками посетителей казино, а потом подошел к рулеточному столу и сделал минимальную ставку. И проиграл.

Впрочем, это нисколько не огорчило Владимира: настоящая игра должна была начаться позже.

Виноградов появился через несколько минут.

Это был среднего роста шумный толстяк с целой свитой лиц криминальной наружности. Он направился к бильярдным столам, уселся прямо на один из них и громогласно потребовал чего-нибудь закусить.

Судя по тому, как мгновенно и подобострастно его обслужили, он был здесь частым и желанным клиентом. И это несмотря на то что казино – не место для пожирания пищи.

А Виноградов ее именно пожирал. Причем так, словно его не кормили двое суток.

Он ожесточенно работал челюстями, время от времени что-то рявкая в зажатый между плечом и маленьким ухом сотовый телефон. Рядом с ним сидел амбал и синхронно двигал могучей челюстью, достойной иного питбуля.

Свиридов допил шампанское, поставил его на поднос официанта и, подойдя к группе господ, только что начавших играть в русский бильярд, непринужденно предложил партию c хорошей ставкой.

Его предложение неожиданно было принято.

В то же самое время к Винни, который продолжал свою ночную трапезу, подошел человек в черном костюме и, наклонившись к самому его уху, негромко произнес:

– Анатолий Ильич, будьте любезны... вы понимаете, у нас серьезное заведение, так что не могли бы вы кушать в другом месте? Скажем, перейти на второй этаж?

Виноградов поморщился. Потом отставил от себя прибор, вытер руки салфеткой и, швырнув ее одному из своих людей, ответил:

– А я уже закончил.

Последующие полтора часа Свиридов наблюдал за Виноградовым, подыскивая варианты – как бы подобраться к тому поближе. За это время он успел выиграть несколько партий у своих новых знакомых.

Впрочем, удивляться тому не стоило – Свиридов блестяще играл в бильярд.

Он отметил для себя одно важное обстоятельство: Виноградов играл не хуже его. Удар у толстячка был хорошо поставленный, глаз наметанный, игровое мышление – на очень приличном уровне. И это несмотря на то что за эти полтора часа Винни успел выпить немало джина и текилы, в особенности последней, – на текиловые коктейли он налегал как-то особенно свирепо.

Свиридов не стал особо мудрствовать в своем решении: выиграв очередную партию, он направился к Винни, который точно так же разнес в ошметки собственного охранника и теперь нацеливался перебраться наверх, где был устроен тир и кегельбан.

Покер или, скажем, рулетку, по всей видимости, господин Виноградов не уважал.

Питбулевидный охранник – по виду раздобревший на новорусских харчах внук Полиграфа Полиграфовича Шарикова – остановил его:

– Эй, мужик, ты куда?

– Я не к вам, – спокойно проговорил Владимир и посмотрел на Виноградова, который только что допил коктейль и крутил между пальцев кий. – Вот к вам. Разрешите предложить вам партию в бильярд. Я видел, как вы играете... По «сотке» для начала, а?

Охрана оторопела от подобной прямолинейности и нахальства: чтобы какой-то левый мужик пер к их боссу с предложениями сыграть!

Виноградов прищурил один глаз и посмотрел на Владимира со слабым интересом.

– Да пошел ты, мужик, – наконец сказал он. – А впрочем, давай. Только учти: я по мелочи не играю. Пролетишь – мало не покажется. Усек?

– Идет, – сказал Свиридов.

Один из амбалов Виноградова установил «пирамиду», и Толя сказал:

– Ну... по «тонне» за партейку. Ниче?

– Нормально, – проговорил Свиридов. – «Тонна» так «тонна».

– Только бабки сразу на кон, – отозвался Виноградов и бросил на зеленый стол несколько смятых сотенных долларовых купюр. – Иначе не играю.