Сожжение кораблей Марцелла (древнеримская настенная роспись)
Когда Марцелл убрал корабли на расстояние, превышающее полет стрелы,
Архимед соорудил особое шестиугольное зеркало. На расстоянии, пропорциональном размеру зеркала, он расположил похожие четырехугольные зеркала, которые можно было перемещать с помощью специальных рычагов и шарниров. Зеркало он обратил к полуденному солнцу, и когда пучки лучей отразились в нем, огромное пламя вспыхнуло на кораблях и с расстояния полета стрелы превратило их в пепел.
Диодор Сицилийский. Римская историяНадо сказать, что в наше время интенсивного поиска альтернативных источников энергии подобные конструкции хорошо известны. Их называют гелиоконцентраторами, и они не только успешно «выкачивают» солнечную энергию, но и плавят сверхтвердые соединения в рамках отрасли, которая называется солнечной металлургией.
Рассказы о чудесном зеркальном оружии Архимеда в эпоху Ренессанса считались не заслуживающим доверия историческим фольклором. А великий французский математик, физик и философ Рене Декарт даже опроверг возможность поджечь корабль с помощью зеркал в одной из своих теоретических работ. В своем труде гениальный создатель аналитической геометрии, современной алгебраической символики и физического механицизма впервые произвел расчеты плотности потока лучистой энергии, необходимого для обширного воспламенения древесины. На основании полученного результата Декарт пришел к выводу, что создание зеркальной системы Архимеда вполне реально, но она будет не поджигать корабли, а всего лишь ослеплять их экипажи, что, по мнению ученого, также является действенным оружием. Выводы Декарта, несмотря на его непререкаемый авторитет, убедили далеко не всех, и в 1747 г. видный французский физик Жорж-Луи Леклерк Бюффон сконструировал оптическую систему уже из двух сотен плоских зеркал. С помощью этого аппарата ему легко удавалось в ясный солнечный день воспламенять деревянные брусья, кроны деревьев и соломенные крыши на расстоянии многих десятков метров. Так физик-экспериментатор наглядно опроверг выводы великого теоретика и утвердительно ответил на вопрос, мог ли Архимед сжечь корабли Марцелла.
Однако вернемся к Тесле. Своим замыслом «научно-популярного романа об электричестве» он поделился с выдающимся английским писателем-фантастом Гербертом Уэллсом, с которым состоял в переписке, рассказав ему о замечательном лучевом оружии Архимеда. Уэллс, будучи еще и известным популяризатором научных достижений, не преминул воспользоваться подсказкой Теслы и в самом конце XIX века создал свой знаменитый роман «Война миров», где описал оружие марсиан, испускающее ужасные «тепловые лучи».
С этого момента идея всесокрушающего лучевого оружия прочно вошла в жизнь, и до сих пор целая армия изобретателей, инженеров и ученых бьется над ее воплощением. Особенно плодотворно «лучи смерти» применяют писатели-фантасты, ведь до сих пор «на пыльных тропинках» иных миров разгуливают космонавты со всякими «бластерами» и «скорчерами» в руках.
Давайте проследим первые шаги эволюции идеи о «поражающих качествах концентрированной лучистой материи». Прежде всего вспоминается имя петербургского профессора Михаила Михайлович Филиппова, издателя и главного редактора журнала «Научное обозрение». Этот оригинальный ученый и революционный деятель выдвинул необычную философскую концепцию обеспечения всеобщего мира на Земле, которую собирался изложить человечеству в объемном труде «Революция посредством науки, или Конец войнам». Причем свои философские рассуждения профессор Филиппов собирался подкрепить проектом создания некоего устройства, позволяющего «перебрасывать энергетические импульсы вдоль направленной электромагнитной волны». Об этом он писал в короткой заметке, опубликованной в одном из научно-популярных журналов. Михаил Михайлович утверждал, что изобретенный им способ передачи энергии позволяет легко перебросить «энергетическую посылку», равную взрыву тонны динамита, из Петербурга на берега Босфора (отголосок Балканских войн).
Вроде бы профессору удалось даже собрать работающий прибор, и все лето 1902 г. он проводил какие-то секретные испытания на Рижском взморье, показавшие, что идея практически достижима. Весной следующего года Филиппов продолжил эксперименты на подмосковной даче, где доработал аппарат и однажды ночью привел его в действие. Случайный свидетель — местный лесник — наутро рассказывал, что с крутого берега небольшой речушки, где он готовил удочки, вдруг сорвался гигантский валун, с незапамятных времен вросший в береговой откос, раскалился добела и, обдав его жаром, стремительно рухнул в воду, подняв гигантский столб пара. Вплоть до обеда окрестные крестьяне собирали оглушенную рыбу, прибившуюся в заводь, а вечером появился и сам профессор Филиппов. Он долго осматривал место происшествия и напоследок набрал горсть оплавленных осколков, оставшихся от валуна. Уже на следующий день профессорская дача опустела, и от нее на ближайшую железнодорожную станцию отправилось несколько пароконных подвод, доверху нагруженных некими предметами, плотно укутанными в брезент.
По возвращении в столицу профессор стал готовиться к обнародованию полученных результатов, решив публично провести ряд эффектных опытов на Неве, взорвав старую баржу на рейде. Накануне состоялся примечательный разговор изобретателя с его старинным другом профессором истории Санкт-Петербургского университета Александром Семеновичем Трачевским. Разговор был заботливо восстановлен по дневниковым записям Трачевского замечательным журналистом, исследователем исторических тайн и загадок Дмитрием Лычковским:
— Не согласен с вами, Михал Михалыч, — говорил старый историк, — войны неистребимы. Вашу ссылку на Генри Томаса Бокля вряд ли можно назвать убедительной.
— Но, Александр Семенович, по Боклю именно изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными.
Трачевский покачал головой:
— Вы и без меня знаете, что Бокль был очень домашним мальчиком с чисто английским воспитанием. В 18 лет он задумал свой огромный исторический труд и, к чести его, преуспел, хотя и не закончил, безвременно умер. Война для вашего Бокля была отвлеченным понятием — пороха он не нюхал, прошу прощения за невольную игру слов.
— А до него Монтескье в «Персидских письмах», — парировал Филиппов.
— «Читая исторические сочинения, — иронично процитировал по памяти Трачевский, — ты не мог не заметить, что со времени изобретения пороха сражения сделались гораздо менее кровопролитными, чем бывали раньше, потому что, — он поднял палец как восклицательный знак, — теперь почти не бывает рукопашных схваток».
— Вот-вот, — подхватил Филиппов, делая вид, что не замечает сарказма, — и там же: «Ты говоришь, что боишься, как бы не изобрели какого-нибудь еще более жестокого, чем теперешний, способа истребления. Нет. Если бы обнаружилось такое роковое открытие, оно вскоре было бы запрещено человеческим правом и по единодушному соглашению народов было бы похоронено».
Здесь надо бы сделать небольшое отступление, вспомнив совершенно аналогичные мысли Теслы. Более того, хотя его идеи были гораздо разностороннее и обширнее, но в своей основе они буквально повторяли слова петербургского профессора. Пройдет полстолетия, и точно так же заговорят большие политики, формируя «атомный паритет» и «стратегию ядерного сдерживания». Однако, возвращаясь к аналогичным рассуждением Филиппова и Теслы, создается впечатление, что американский изобретатель все же был знаком с трудами русского ученого, и знаком далеко не понаслышке… Ну а теперь вернемся к беседе петербургских интеллектуалов:
— М-да. Так вы, Михал Михалыч, утверждаете, что открыли нечто подобное? Роковое? — вежливо поинтересовался Трачевский. Филиппов долго медлил с ответом, а потом неожиданно резко утвердительно кивнул головой и попытался обрисовать суть своего открытия, но Трачевский лишь руками замахал:
— Помилуйте, батенька, я всего лишь историк и ничего в ваших теориях не понимаю. Однако ж передать на энное расстояние волну взрыва! Звучит фантастически. Не Уэллс ли вскружил вам голову?
— Я так и знал, Александр Семенович, что вы «Войну миров» вспомните, — кивнул Филиппов, — но помяните мое слово: хотя вышел роман всего семь лет назад, совсем скоро выяснится, что он не так уж и фантастичен — я не о пришествии марсиан, я об оружии. Посмотрите, что делается в технике, какие вести приходят из-за океана. Не зря тот же Уэллс в новом фантастическом романе «Первые люди на Луне» — читали? — упоминает реальное лицо: Никола Тесла. То, что делает Тесла в Америке, — само по себе фантастика: построил радиоуправляемое судно! И уже подошел к проблеме беспроволочной передачи энергии на большие расстояния!
— Помилуйте, батенька, я всего лишь историк и ничего в ваших теориях не понимаю. Однако ж передать на энное расстояние волну взрыва! Звучит фантастически. Не Уэллс ли вскружил вам голову?
— Я так и знал, Александр Семенович, что вы «Войну миров» вспомните, — кивнул Филиппов, — но помяните мое слово: хотя вышел роман всего семь лет назад, совсем скоро выяснится, что он не так уж и фантастичен — я не о пришествии марсиан, я об оружии. Посмотрите, что делается в технике, какие вести приходят из-за океана. Не зря тот же Уэллс в новом фантастическом романе «Первые люди на Луне» — читали? — упоминает реальное лицо: Никола Тесла. То, что делает Тесла в Америке, — само по себе фантастика: построил радиоуправляемое судно! И уже подошел к проблеме беспроволочной передачи энергии на большие расстояния!
— Да, — со вздохом сказал Трачевский, — инженеры спешат дать в руки военным такое оружие, что мир содрогнется!
— Вы ошибаетесь, Александр Семенович, — Филиппов в возбуждении ударил ладонью по столу, — напротив! Войны прекратятся, когда все увидят, что последствия могут быть самые ужасные. Демонстрация моего изобретения докажет это. — Он перевел дух и добавил: — Должен вам доложить, что все очень просто, притом дешево. Удивительно, как до сих пор не додумались!
Однако воплотить свои замыслы в «промышленном образце» замечательному петербургскому ученому так и не удалось — он погиб при невыясненных обстоятельствах у себя в лаборатории через три дня после этого разговора, 12 июня 1903 г. Буквально за несколько дней до кончины профессор Филиппов отправил письмо в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости», которое было опубликовано 24 июня 1903 г.:
Как ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна на расстояние тысяч километров…
Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук… Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как треххлористый азот, частью крайне ядовитых.
Историческая реконструкция событий того злополучного дня, выполненная журналистом Лычковским, показывает, что профессор Филиппов еще вечером предупредил домашних о серии важных экспериментов, которые могут затянуться до самого утра, так что просит не будить его минимум до полудня. Частная лаборатория профессора вместе с редакцией возглавляемого им журнала «Научное обозрение» находились в соседнем двухэтажном каменном доме купца Никитина, весьма интересовавшегося научными достижениями и уже много лет сдававшего весь дом Филиппову за чисто символическую плату.
Профессора обнаружил совершенно случайно, увидев приоткрытую дверь лаборатории, редакционный сотрудник. Филиппов лежал совершенно бездыханный на полу рядом с лабораторным стендом, заставленным аппаратурой и химическими ретортами с разнообразными препаратами. Рядом на рабочем столе лежал раскрытый лабораторный журнал с последними записями:
Опыты над передачею взрыва на расстояние. Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте со взрывом окиси углерода. Опыт 13-й: взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Лекланше и Румкорфову спираль. Опыты повторить на открытой безлюдной местности…
Судя по росчерку пера, запись была внезапно прервана и профессор потерял сознание, упав рядом со столом. Экспертное заключение в общем подтвердило подобные выводы, основываясь на положении тела и предметов, разбросанных повсюду. Однако сама причина гибели вызвала много вопросов: так, первое освидетельствование судебно-медицинским экспертом породило странное заключение — «смерть по неизвестной причине». Другой полицейский врач сделал вывод, что смерть наступила «от паралича сердца в результате органического сердечного порока». А после вскрытия появилось официальное заключение о том, что причиной смерти явилось «неосторожное обращение с синильной кислотой». Понятно, что череде подобных противоречивых выводов никто не поверил, тем более что в газетах появлялись все новые и новые версии — от кровоизлияния в мозг и разрыва сердца до самоубийства и случайного отравления.
Однако профессор Филиппов был известен не только как видный деятель науки, но и как теоретик революционного движения марксистского толка. Может быть, именно поэтому все записи ученого, а также приборы и оборудование были конфискованы полицией и бесследно пропали где-то в недрах охранного отделения. Впрочем, журналисты Дмитрий Лычковский и Лина Дорн считают, что следует внимательно отнестись к слухам о причастности к делу сотрудников охранного отделения, появившихся сразу же после загадочной гибели петербургского ученого. И действительно, проникнутый революционными идеями видный физик-химик, все время производящий какие-то пиротехнические опыты, заканчивающиеся взрывами в лаборатории, не мог не заинтересовать жандармское управление. Тем более что и сам профессор Филиппов не делал особого секрета ни из своих политических взглядов, ни из своих исследований, призванных прекратить все военные конфликты в мире методом устрашения. Вполне возможно, что где-то на самом верху охранного отделения были весьма обеспокоены возможной перспективой расширения «бомбистов» с применением «беспроводного переброса динамитных посылок». Ведь никаких гарантий, что плодами исследований ученого не воспользуется какая-нибудь экстремистская революционная организация, подобная левому крылу социал-революционеров, действительно не существовало. Не случайно в редакции «Научного обозрения» часто видели лиц, находящихся под негласным полицейским наблюдением и непосредственно связанных с теми же боевиками-анархистами.
Дать им в руки супероружие для подрыва на расстоянии чего угодно — от экипажа с высочайшими особами до зала заседания Государственного совета было бы непростительно преступным легкомыслием.
Руководствуясь подобными, в общем-то вполне здравыми соображениями, жандармское руководство вполне могло пойти и на крайние меры, используя развитую систему политического сыска, в которой для силовых акций вовсе не обязательно было привлекать кадровых сотрудников Министерства внутренних дел. Вполне достаточно было найти экзальтированного фанатика-кокаиниста, который во имя некой полоумной идеи (например, «не дать в руки кровавых царских сатрапов новое оружие угнетения рабочего класса») мог совершить все что угодно. Впрочем, смертный приговор Михаилу Михайловичу вполне могли вынести и его соратники, которым было хорошо известно презрительное отношение ученого к любым проявлениям бессмысленной жестокости в ходе террористических актов. На прямое предложение передать изобретение для «освобождения рабочих масс» ученый-пацифист вполне мог ответить категорическим отказом.
Уже в наше время было высказано смелое предположение, что профессор Филиппов каким-то образом интуитивно пришел к конструкции некоего прообраза оптического квантового генератора. Причем его лазерный гиперболоид оказался довольно мощным, что подтверждается показаниями подмосковного лесника-рыболова, видевшего, как аппарат ученого расколол громадный валун. Правда, здесь надо иметь в виду, что многие открытия, необходимые для постройки действующего квантового генератора, были сделаны лишь десятки лет спустя. Вообще-то тема лазеров «долазерной эпохи» часто затрагивается в научно-популярной литературе на фоне имени славянского гения Теслы. Впрочем, Тесле приписывают и создание несколько иного типа квантового усилителя электромагнитных волн — мазера.
Разумеется, тайну изобретения петербургского ученого могла бы прояснить его рукопись «Революция посредством науки, или Конец войнам». В последние годы жизни ученый не раз замечал, что в рукописи содержатся «математические выкладки и результаты опытов взрывания на расстоянии». Вначале Филиппов хотел публиковать ее частями в своем «Научном обозрении», но впоследствии отказался от этих планов и решил издать рукопись отдельной книгой. О дальнейшей судьбе этого весьма любопытного труда ходили самые разноречивые слухи. Долгое время считалось, что конфискованные полицией материалы ученого погибли в феврале 1917 г., когда архив Петербургского охранного отделения был сожжен «блатными», вылущенными на волю благодаря всеобщей амнистии Временного правительства.