Ящелт предложил оставить убитых немцев диким зверям на съедение, но Пересвет воспротивился этому. Он настоял на том, чтобы не просто захоронить мертвых оруженосцев в земле, но еще и засыпать их могилу сухими ветками и опавшими еловыми иголками, сделав их совершенно неприметными. Пересвет понимал, что пропавшего рыцаря и его оруженосцев обязательно будут искать тевтонцы из близлежащих замков. Ему не хотелось, чтобы гнев крестоносцев обрушился на жителей села Вабирва, расположенного неподалеку.
Несмотря на спешку Пересвет и Ящелт потратили на захоронение убитых немцев больше трех часов, так как им приходилось рыть землю ножами и засыпать уже готовую могильную яму руками. Ополоснувшись в чистой воде небольшого лесного озерца, Пересвет и Ящелт отыскали в глубине соснового бора своих спутниц и пленника, который уже пришел в себя и всячески силился порвать путы на своих руках.
Маленький отряд двинулся в обратный путь через лес, держась северо-восточного направления. Впереди опять шла Цильда, служившая проводником. За ней шел Ящелт, тянувший за веревку пленного рыцаря, замыкающими шли Пересвет и Гертруда, ведя коней в поводу. Вся поклажа и трофеи были навьючены на лошадей.
Когда стемнело и отряд расположился на ночлег среди поваленных ветром деревьев, сидящий у сосны пленник обратился к Пересвету, сообразив, что именно он здесь главный. Дабы связанный рыцарь не запинался на каждом шагу, Ящелт еще в пути снял повязку с его глаз.
— Ты же не прусского племени, витязь, — промолвил рыцарь. — Кто ты? Что толкнуло тебя на разбой на дорогах? Почему ты связался с этим прусским отребьем?
Пересвет пожелал узнать имя пленника.
— Меня зовут Уго фон Мерк, — сказал рыцарь, горделиво приподняв подбородок. — Я племянник барона Райнварта. Тебе лучше отпустить меня с миром, витязь, иначе…
— Хочешь знать, кто я такой? — перебил пленника Пересвет, присев на корточки рядом с ним. — Изволь. Я незаконнорожденный сын папы римского. Вот, приехал из Италии в Пруссию, желая поохотиться в здешних лесах на тевтонских рыцарей. Сегодня удача улыбнулась мне! — Пересвет небрежно похлопал тевтонца ладонью по щеке.
Ящелт и Цильда, разводившие костер, негромко засмеялись после сказанного Пересветом. Гертруда, достававшая из холщовой сумки хлеб, сало и яблоки, недовольно взглянула на Цильду и тут же опустила глаза.
Пленный рыцарь был молод и безус, у него были румяные щеки, голубые глаза и светлые волосы почти до плеч. Он глядел на Пересвета настороженно и недоумевающе. Понимая, что над ним просто издеваются, Уго фон Мерк опять начал сыпать угрозами, заявляя, что его брат и дядя могущественные люди, вхожие в круг приближенных самого великого магистра.
— Поразительно! — Пересвет снова перебил пленника, хлопнув его по плечу. — Я ведь тоже знаком с Винрихом фон Книпроде. Помнится, во время нашей последней с ним встречи магистр сказал мне, что он сильно недоволен бароном Райнвартом и его тупоголовым племянником Уго. Магистр даже попросил меня прикончить барона Райнварта и тебя, приятель, коль подвернется такая возможность. — Пересвет изобразил на своем лице хмурую озабоченность, пригладив рукой растрепанные волосы на голове у пленника. — До барона Райнварта я пока не добрался, зато ты, красавчик, скоро будешь насажен на вертел и зажарен на огне, как кабан.
Ящелт и Цильда опять засмеялись, слушая болтовню Пересвета.
Пленник же слегка изменился в лице, румянец на его щеках погас, сменившись бледностью. Он уже не угрожал, но стал предлагать за себя большой выкуп.
— Замолчи! — отмахнулся от него Пересвет, отойдя к костру. — Твой дядя и брат скупцы каких мало. Они не дадут за тебя ни талера. Лучше помолись напоследок.
Укладываясь спать на попоне под развесистой рябиной, Пересвет расслышал, что молодой рыцарь и впрямь бормочет себе под нос молитву на латыни. Сторожить пленника до полуночи выпало по жребию Цильде, после полуночи ее должен был сменить Ящелт и уже ближе к рассвету выпало быть на страже Пересвету. Гертруда была избавлена от этих тягот по просьбе Цильды, которая продолжала питать к немке самые добрые чувства, несмотря на ее отчужденность.
Глава пятая Жертвоприношение
Старец Пелузе внимательно оглядел пленного рыцаря с головы до ног, после чего со скупой улыбкой обронил:
— Бог Каус и владычица Милда останутся довольны. Уверен, кровь этого немца придется им по вкусу.
Уго фон Мерк, с которого были сняты шлем, доспехи и рыцарский плащ, смотрелся теперь не столь грозно. Пелузе надел на ноги пленнику тяжелые дубовые колодки, смастерив их с помощью топора. Он велел Ящелту и Цильде не спускать глаз с тевтонца ни днем ни ночью. Старец беспокоился не о том, что пленник сбежит, а о том, что он может покончить с собой, если догадается, какая участь его ожидает. Дабы рассеять опасения рыцаря, Пелузе хорошо кормил его и через Пересвета намекал ему о возможности переговоров с бароном Райнвартом относительно его выкупа.
От Цильды Пересвет узнал, что священный обряд будет проведен Пелузе не завтра и не послезавтра, а через несколько дней.
— Это случится не на этом острове, а в урочище Таурогине, где находятся могилы многих прусских вождей и их дружинников, — сказала Цильда. — Пелузе нужно еще встретиться с волховицей Ундой, помощь которой ему наверняка понадобится. А мне надлежит привести в урочище шесть или семь девственниц из ближайших прусских деревень, ибо без них магия обряда не обретет нужную силу.
— А ты-то будешь принимать участие в этом обряде? — спросил Пересвет, заглянув в голубые глаза Цильды.
— Конечно, буду, — без колебаний ответила Цильда, улыбнувшись краем губ. — Я же девственница.
— Как посмотрит на это твой юный жених? — не удержался от этого вопроса Пересвет. — Вряд ли ему понравится то, что его невеста лишится целомудрия во время какого-то старинного полузабытого обряда.
— Мой Станто не посмеет упрекать и тем более стыдить меня за потерю девственности, — с легким отчуждением в голосе проговорила Цильда, не спуская глаз с Пересвета. — Станто знает, что я готова жизнь отдать за избавление Пруссии от немецкого засилья, не говоря уже про свою невинность.
Цильда отошла от Пересвета с горделиво поднятой головой, повязанной красной намиткой. Глядя вслед этой хрупкой стройной девушке с длинными льняными косами, Пересвет невольно подумал, что для таких, как Цильда, рабство есть худшее из зол. И ради избавления родины от рабства Цильда, как и многие ее подруги и сверстники, действительно готова на все.
На какое-то время Цильда исчезла с острова, выполняя поручения Пелузе.
В тот день Пелузе собирался на встречу с волховицей Ундой, когда Пересвет спросил у него, сколько ему было лет, когда вспыхнуло Великое восстание пруссов. Вопрос Пересвета перевел на прусский язык находившийся тут же Ящелт. Пелузе, занятый починкой своих лыковых лаптей, прервал свое занятие и взглянул на русича бледно-голубыми слезящимися от дуновений ветра глазами.
— Когда началось Великое восстание, мне было всего шесть лет, — задумчиво промолвил старец, медленно разминая узловатыми пальцами лыковую веревку. — Я тогда плохо понимал происходящее вокруг. Помню, люди в нашей деревне радовались обретению свободы, проводив на войну с крестоносцами всех мужчин. Село наше стояло на берегу реки Лавы. Рядом тевтонцы выстроили замок, который восставшие пруссы взяли штурмом, перебив весь вражеский гарнизон. Сожгли пруссы и две немецкие деревни, расположенные неподалеку от замка. Моя мать говорила моему старшему брату, мол, сегодня пруссы истребляют немцев, не щадя ни женщин, ни детей, а завтра немцы соберутся с силами и станут вырезать пруссов всех поголовно. — Пелузе печально вздохнул. — Моя мать как в воду глядела. Вскоре крестоносцы стали побеждать пруссов то в одном месте, то в другом. Главные немецкие крепости восставшие пруссы так и не смогли взять, и это решило исход той войны. Разбитые в нескольких битвах пруссы рассеялись по лесам, а немцы принялись разорять прусские деревни и городища, не щадя ни старых ни малых… На реке Лаве не осталось ни одного прусского селения, все было сожжено дотла. Много пруссов было убито, а тех, кто уцелел, тевтонцы загнали в дебри и топи. Тогда-то и возникло городище Арискен на этом острове посреди болота.
— Цильда говорит, что городище Арискен существовало уже во времена Великого восстания, и тогда же оно было разрушено немцами, — заметил Пересвет.
— Цильда ошибается, — возразил Пелузе. — Она повторяет то, что говорят все вокруг. Из нынешних пруссов мало кто знает истинную канву событий Великого восстания. Тем более уже почти позабылись более мелкие мятежи пруссов, случившиеся после Великого восстания, а ведь таких мятежей было несколько. Арискен был сожжен тевтонцами почти пятьдесят лет тому назад, когда восстал со своими родичами прусский князь Голконд. — Пелузе слегка приосанился. — В этом восстании довелось поучаствовать и мне. Славное было время! Тевтонцы долго не могли нас одолеть. Арискен был недосягаем для них из-за окружавших его топей. Лишь в зимнюю пору крестоносцы смогли взять Арискен, когда болота покрылись льдом.
— Цильда ошибается, — возразил Пелузе. — Она повторяет то, что говорят все вокруг. Из нынешних пруссов мало кто знает истинную канву событий Великого восстания. Тем более уже почти позабылись более мелкие мятежи пруссов, случившиеся после Великого восстания, а ведь таких мятежей было несколько. Арискен был сожжен тевтонцами почти пятьдесят лет тому назад, когда восстал со своими родичами прусский князь Голконд. — Пелузе слегка приосанился. — В этом восстании довелось поучаствовать и мне. Славное было время! Тевтонцы долго не могли нас одолеть. Арискен был недосягаем для них из-за окружавших его топей. Лишь в зимнюю пору крестоносцы смогли взять Арискен, когда болота покрылись льдом.
— Что стало с князем Голкондом? — спросил Пересвет, с интересом внимавший старцу, речь которого с прусского на немецкий переводил ему Ящелт.
— Голконд был убит в сражении, пытаясь вырваться из вражеского окружения, — ответил Пелузе. — Те из пруссов, что сумели пробиться в леса, спасли от поругания тело князя. Мертвого Голконда его воины и жена погребли в урочище Таурогине рядом с его предками.
Пересвет поинтересовался, как выжил в той неравной битве сам Пелузе.
— Я был молод и силен, как ты сейчас, — проговорил старец, вновь принимаясь латать свои лапти. — Боли я не чувствовал и страха не знал, рубил тевтонцев топором что было сил, так по трупам врагов и прорвался в лес. Немцы вязли в снегу, а для меня, как для лося, сугробы были не помеха. — Пелузе покачал седыми космами и досадливо проворчал: — Вот, была у меня сила, да вся вышла. Ушли годы, как вешние воды, и вместе с ними и силушка ушла.
* * *Цильда вернулась на остров через три дня, причем не одна, а с двумя своими подругами и своим женихом Станто. Отрок сразу приглянулся Пересвету своей немногословностью, серьезностью и каким-то внутренним достоинством, которое сквозило во взгляде его внимательных серых глаз. В свои четырнадцать лет Станто уже много работал, помогая хромому отцу по хозяйству. Отец поначалу не хотел отпускать Станто в лес, но, узнав, что там затевается священный обряд, в котором будет принимать участие невеста Станто, изменил свое решение. Станто прибыл на остров в теплой одежде и с запасом пищи на несколько дней.
Подруг Цильды звали Велта и Нельда. Обеим было по пятнадцать лет. Они, как и Цильда, проживали в деревне Укмерге. Юные девицы были стройны и белокожи, как русалки, обе были голубоглазы и миловидны, у обеих были длинные волосы, заплетенные в косы. У Велты волосы были светло-русые, а у Нельды белокурые. Вдобавок Нельда выглядела чуть постарше из-за густого солнечного загара, который она приобрела за лето, занимаясь выпасом коров на лугах.
Пересвету пришлось поставить два новых шалаша: один для Цильды и ее жениха, другой для Велты и Нельды.
Каждое утро Цильда и ее подруги разжигали костер и варили на нем кашу в котле для всех обитателей острова. Цильда поведала Пересвету, что еще четыре девушки придут прямо в урочище Таурогине, так как для них это удобнее и ближе.
Во время отсутствия на острове Пелузе, который отправился в гости к волховице Унде, Пересвет случайно узнал, что Ящелт не просто грамотный человек, умеющий читать и писать на латыни, он еще, оказывается, слагает баллады и умеет играть на девятиструнных небольших гуслях. Эти гусли Ящелт однажды вечером достал из своего мешка, чтобы опробовать их звучание. Это заметили Цильда и ее подруги. Девушки тут же обступили Ящелта, прося его спеть какую-нибудь балладу. После недолгих колебаний Ящелт согласился исполнить одну из последних сочиненных им баллад.
Пересвет, сидевший под навесом и точивший кинжал, невольно замер, когда с мелодичным перезвоном заиграли гусли под пальцами Ящелта и над притихшими развалинами прусского городища полилась негромкая протяжно-грустная песнь. Голос у Ящелта был чистый и сильный. Эти необычные звуковые переливы, столь присущие для прусского языка, наполняли балладу неким возвышенным ритмом. Пересвет, не понимая всех слов в песне, все же уяснил, что Ящелт поет о своей многострадальной родине. По тому, какими глазами глядели на певца сидящие у костра Цильда и ее подруги, было ясно, что эта баллада затронула самые сокровенные струны их души.
Находившийся в шалаше Станто выбрался наружу и тоже сел у костра, завороженный пением Ящелта. Гертруда, чистившая рыбу возле бани, оставила свое занятие, присев на скамью рядом с Пересветом. Ее тоже захватила звучавшая над островом баллада.
Когда отзвучали последние звуки песни, Пересвет подозвал к себе Цильду и попросил ее перевести с прусского на немецкий хотя бы начало баллады.
Цильда ненадолго задумалась, чуть наморщив свой белый благородный лоб, потом произнесла по-немецки, старательно подбирая слова:
Пруссия, скошена ты многолетней военной бедой,
Ныне в упадок пришла, силы свои подорвав.
Слава померкла твоя,
Счастье погибло — пепел повсюду,
Но и могилы твои также священны для нас…
«Я непременно выучу прусский язык, — подумал Пересвет, внимая Цильде. — Я должен оказать помощь этому народу, какую токмо смогу!»
* * *Сентябрь был на исходе, но дни стояли теплые и солнечные.
Пелузе, объявившись на острове, сразу же повелел всем его обитателям собираться в путь. «С Ундой я договорился, — промолвил старец, — она будет ждать нас в урочище Таурогине».
Видя, что Гертруда слегка недомогает, Пересвет предложил ей остаться на острове. Однако Гертруда решительно возразила против этого. Она хотела своими глазами увидеть чудо воскрешения давно умерших прусских вождей.
Собирая в дорогу пленного рыцаря, Пересвет сказал ему, мол, дядя его наконец-то раскошелился и не сегодня завтра его ждет свобода.
Захваченные у тевтонцев лошади до поры до времени находились на другом острове, где было вдоволь травы и куда можно было перейти по мелководью. Покидая убежище на болоте, Пелузе решил взять лошадей с собой. На них была навьючена вся поклажа. Приболевшую Гертруду тоже посадили верхом на самого смирного коня.
Путь до урочища Таурогине оказался не близкий. Пелузе вел свой отряд едва заметными звериными тропами сначала через ельник и сосновый бор, где далеко раздавался дробный стук дятлов, потом начались торфяные пустоши с редкими осинами и чахлыми сосенками, а за холмистой грядой раскинулась настоящая дикая чаща: могучие столетние дубы и вязы росли там вперемешку со стройными березами и кленами, а между деревьями лежал сухой валежник и тянулись к свету кусты рябины и дикой смородины, перевитые лозняком…
К вечеру маленький караван, возглавляемый Пелузе, перешел вброд маленькую речку с песчаным дном и низкими берегами, поросшими ивой. Уже заалел на западе над кронами деревьев закат, а Пелузе продолжал шагать по желто-бурой опавшей листве, отыскивая в лесу ему одному заметные ориентиры. Пересвет, у которого уже заныли ноги от долгой ходьбы, был поражен выносливостью старика.
В эту ночь Пересвет спал мало и тревожно, его постоянно будили то какие-то шорохи, то храп пленного рыцаря, то бряцанье уздечек привязанных неподалеку лошадей. Всякий раз просыпаясь и хватаясь за меч, Пересвет невольно будил и спавшую рядом Гертруду. Нежные пальцы немки гладили Пересвета по лицу и волосам, ее мягкий тихий голос успокаивал его, словно ребенка, напуганного страшным сном.
Утром же, умываясь возле ручья, Пересвет вдруг обрел некую внутреннюю радость, увидев, что кусты шиповника и желтая листва берез залиты ярким и теплым солнечным светом. Среди ветвей деревьев с беспокойным стрекотом мелькали юркие сороки. Где-то трубно прокричали улетавшие на юг журавли. Свежее утро, озаренное солнцем, неожиданно подняло в душе Пересвета бодрые мысли.
К полудню наконец открылось взорам урочище Таурогине, представлявшее собой укромную долину среди лесов и болот. На склоне оврага виднелся покосившийся, темный от времени частокол, за которым теснились бревенчатые строения с кровлями из древесной коры. Это было еще одно заброшенное городище пруссов. В отличие от городища на острове, здешняя крепость не была разрушена крестоносцами. Во времена последнего восстания пруссы просто ушли отсюда в лесные дебри и уже не вернулись сюда никогда. Пруссы из близлежащих деревень называли это городище Старым или Священным, поскольку рядом с ним были расположены могильные курганы прусских вождей. Здесь же когда-то находилось языческое капище с деревянными истуканами, вкопанными в землю.
Время от времени в Старом городище жили люди; это были окрестные жители, промышлявшие в лесах дичь, грибы, ягоды и целебные травы. По этой причине почти все дома в городище были в добротном состоянии, в них имелись печи и вся необходимая утварь, крыши не протекали и двери висели на прочных петлях. Рядом с домами стояли бани, хозяйственные клети и поленницы дров. Дорог сюда не было, поэтому немцы в этот дикий край не наведывались.