– Там Светлейшего убили, идиот! – заорал офицер – останавливай!
Известие о произошедшем произвело на офицера САВАК, которому от роду то было двадцать шесть лет то действие, какое и должно было произвести. Он не поверил, а в душе – дико испугался. Потому что сразу понял: правда, не может быть такой лжи, и сейчас им придется отвечать за все то, что они натворили.
– Нет! – офицер САВАК держал в подрагивающей, то ли от вибрации танкового дизеля, то ли от страха руке револьвер – нельзя! Продолжать движение!
– Иди, сам посмотри! Сам посмотри, он убит!
В этот момент произошло то, что и должно было произойти – танк с ходу, пусть с малого напоролся на вставший впереди танк, всех их от удара бросило вперед. В отличие от офицера САВАК, подполковник знал, за что хвататься и удержал равновесие. В следующую секунду, он ударил офицера САВАК в лицо и отнял у него револьвер.
– Сидеть!
– Вас расстреляют!
Долгие года подполковник Ан-Нур, как и все другие офицеры жил в атмосфере страха. Страх в этой стране не был каким-то обычным – это была атмосфера страха, и в ней, двадцать четыре часа в сутки жили люди. Это сложно объяснить, только тот, кто прошел это – знает, что это такое. Вот ты обедаешь в ресторане и знаешь, что кого-то из тех, кто обедает рядом с тобой, скоро заберут как заговорщиков. И это – обычное явление, как дождь или град и ничего сделать нельзя. Нужно просто жить, пока некто сверху, могущественный и вольный распоряжаться твоей жизнью и жизнью других людей не обратит на тебя внимания.
Сейчас же подполковник Ан-Нур смотрел в глаза, по сути, еще пацана, невысокого, худенького подростка в форме, сильно ударившегося головой обо что-то и потерявшего свое оружие. Он больше не был символом той безликой (хотя почему безликой?!) могучей силы, перемалывающей в порошок людские судьбы, он был просто испуганным недорослем, которого в армии первым делом заставили бы вычистить туалет. И тут подполковник Ан-Нур впервые по-настоящему ощутил в своей руке тяжесть оружия, как инструмента судьбы, как магической палочки позволяющей властвовать и повелевать над другими людьми, над их жизнью и смертью. Конечно, у подполковника было собственное табельное оружие, которое лежало сейчас в опечатанной печатью САВАК оружейной комнате бригады – но он никогда не воспринимал его так, раньше оружие было просто железной стреляющей штукой. А вот теперь он ощутил его по-другому, и это ему – чертовски понравилось.
– Сиди здесь, дурак… – зачем то сказал он САВАКовцу – может, жив останешься.
И полез в люк.
К этому моменту танк заговорщиков уже проломился в Парк шахидов и значительная часть офицеров САВАК, из тех, кто охранял трибуны и остался в живых – побежали за ним, стреляя на ходу из автоматов. Танки уже остановились, кто-то сам по себе, а кто-то – наткнувшись на другой танк, с них спрыгивали офицеры, бежали туда, где висело черное облако…
Бежать по площади, заставленной кое-как брошенной бронетехникой не так то просто это самый настоящий бег с препятствиями. Когда подполковник огибал очередной танк – на него с брони спрыгнул, чуть не сшибив с ног, майор Сабаави, тоже командир танка.
– Осторожнее!
– Что там?
– Сам не видишь!?
Зрелище, представшее перед офицерами, наконец пересекшими широкую, заставленную техникой площадь, предстало ужасающее… Край проезжей части, за который нельзя было заступать никому – по заступившему охрана открывала огонь без предупреждения – был отмечен быстроустанавливающимися заграждениями. В бетон было вделано еще при строительстве площади нечто вроде втулок и во время торжественных мероприятий в них вставляли штыри, на которых держались решетки заграждения. Сейчас все это было проломлено танком, а напротив трибуны еще и было забрызгано чем-то черным, не красным – а именно черным. Удар осколочно-фугасного танкового снаряда пришелся как раз туда, где стоял Светлейший – и теперь там не осталось ничего, бетон не был пробит – но все было изломано и искорежено, а людей просто разорвало на мелкие, не поддающиеся опознанию куски. Те, кто стоял ниже – охрана – были целыми, но относительно целыми. Их посекло осколками снаряда и мелкими осколками бетона, которые подействовали не хуже снарядных – кого-то порвало в куски, у кого-то оторвало голову, у кого-то – еще что-то. Кто-то был еще жив – черные человеческие обрубки, они еще шевелились, некоторые даже стонали, но спроси в тот момент у любого из офицеров, есть ли выжившие, он бы ответил – нет. Все это – и те кто уже умер и те кто вот-вот должны были отправиться к Аллаху – воспринималось как единая, слитная, целая картина ужасающей смерти.
На второй трибуне картина была еще более жуткая, просто непредставимая человеческому разуму. Некоторые из тех, кто это видел – потом так и не смогли оправиться от увиденного.
Пули калибра 14,5 миллиметров – именно такого калибра пулемет был спарен с основным орудием в танке – при попадании в незащищенное ничем тело человека, да еще и с близкого расстояния просто разрывает его на куски. Это верная смерть, если Аллах милостив – то сразу, если же нет…
Вся вторая трибуна была залита кровью, крови было столько, что она текла по бетону ручьями, собираясь внизу в настоящее море. Все уровни трибуны представляли собой человеческое месиво – куски людей, сами люди, смертельно раненые, но все еще цепляющиеся за жизнь и уже мертвые – разобраться было сложно.
Подполковник Ан-Нур в числе других офицеров бросился на помощь тем, кого еще можно было спасти. Перепрыгнув ограждение, он схватил кого-то – это был гвардейский офицер, по крайней мере человек в мундире со знаками различия Гвардии Бессмертных, потащил вниз, потому что вверху ничего сделать было нельзя. Стащив его вниз, он увидел, что это – ни кто иной, как генерал Шах-Джавад, командующий Гвардией Бессмертных. Одной ноги у него не было, ее оторвала пуля выше колена. Но пульс был, слабый – но был. Жгута у подполковника не было – но был ремень, и он, как и все армейские офицеры, знал, как оказывать помощь в таких случаях. Выдернув из брюк ремень, он начал накладывать жгут выше раны…
– Стоять!
Подполковник услышал это, но продолжал накладывать жгут. И только когда грохнул пистолетный выстрел, а жгут все-таки был наложен – подполковник поднял глаза.
Группа САВАКовцев, сгрудившись около одного из них, видимо старшего, с роскошными черными усами, стояла около трибуны, держа под прицелом офицеров. В критической ситуации они не смогли придумать ничего умнее, кроме как продемонстрировать власть…
В этот момент вдали, там, куда ушел танк заговорщиков, глухо громыхнуло – еще один пушечный выстрел.
Их было меньше, чем офицеров, раза в два – но у них было оружие. У каждого. Подполковник ощутил, как брюки медленно сползают на правую сторону – ремня не было, а в правом кармане был револьвер…
– Ты что, идиот? – спросил один из офицеров – людям помощь оказать надо!
– Стоять! Заговорщики!
И в самом деле – идиот…
Увы, на самом деле идиотом этот старший офицер САВАК не был. Просто ситуация уже изменилась, и режим уже изменился – а он все еще этого не понял. Он думал, что сейчас подъедут люди из Гвардии Бессмертных, заберут всех этих заговорщиков, они предстанут перед трибуналом и трибунал вынесет им приговор – конечно же, смерть. До него до сих пор не дошло, что режима больше нет, потому что Его Светлость только что разорвало на мелкие куски и Гвардия Бессмертных не возьмет ситуацию под контроль, потому что ее командующий истекает кровью в десяти метрах от него. И им никто не даст команду, потому что генерал Мешеди, руководитель тегеранского отделения САВАК находится на третьем уровне трибуны, а его голова – на четвертом, в виде буро-коричневых брызг и осколков костей черепа. И что сейчас прав будет тот, у кого есть оружие и решимость его применить, а не тот, кто носит мундир САВАК или какой-либо другой. Государство рушилось как карточный домик, и стены уже тряслись – но он этого не почувствовал.
Длинная автоматная очередь секанула от пролома, проделанного танком, несколько пуль пришлись в гущу офицеров САВАК и они упали как сбитые шаром кегли, бросились на землю и другие офицеры – кто раненый, кто просто ища защиты. Упал и подполковник, прямо в грязь и кровь, бетон здесь был испятнан кровавыми следами сапог. А в следующую минуту кто-то крикнул – огонь! – и подполковник привычно выхватил из кармана револьвер, и из положения лежа послал две пули в том направлении, откуда стреляли, и САВАКовцы стреляли в том же направлении из всего, что у них было.
Автоматный огонь заглох.
Ан-Нур встал, машинально отряхнул парадный мундир – хотя он сверху до низу был в кровавых пятнах и ничем это было не отстирать, и руки его были тоже липкими от крови, и другие тоже были в крови. Вместе с двумя офицерами САВАК, оставшимися в живых, держа наготове оружие, они пошли туда, откуда велся огонь.
Автоматный огонь заглох.
Ан-Нур встал, машинально отряхнул парадный мундир – хотя он сверху до низу был в кровавых пятнах и ничем это было не отстирать, и руки его были тоже липкими от крови, и другие тоже были в крови. Вместе с двумя офицерами САВАК, оставшимися в живых, держа наготове оружие, они пошли туда, откуда велся огонь.
Это был пацан. Пацан с короткоствольным автоматом, такие закупают для САВАК. Он не знал, как стрелять из автомата – но русский автомат простое в обращении оружие, и он сумел разобраться в нем и выпустить по ним все, что было в магазине одной очередью. Он не пытался укрываться, потому что не знал как – он просто навел ствол автомата на тех, кого он считал своими врагами и нажал на спуск. Потом они убили его – и сейчас этот пацан лежал на спине, еще одна жертва свершившейся бойни, вместо левого глаза у него была кровавая дыра, а на пропитавшейся кровью футболке было еще две. Он увидел, как где-то валяется автомат, скорее всего – там, где прошел этот чертов танк. Он подобрал его и пошел посмотреть, что происходит. И увидев, он не задумываясь открыл по ним огонь, по ним, армейским офицерам и по агентам САВАК. Это был простой, проходивший мимо и случайно увидевший автомат пацан, не заговорщик, самый обычный пацан.
И вот что он сделал.
И в этот момент подполковник Ан-Нур понял одну простую вещь. Что надо или срывать с себя мундир и бежать отсюда со всех ног – или что-то делать, делать прямо сейчас. Потому что этот пацан, который подобрал чей-то автомат, пришел сюда и попытался их убить – это только первая ласточка, что потом – будут еще и еще. Что люди, поняв, что происходит, придут на площадь и убьют их, растерзают, перебьют всех до единого, потому что они не служили народу, хоть и клялись в верности ему. Они служили единственно шахиншаху, маньяку на троне, и творили зло в угоду ему – но за любым сотворенным злом следует расплата, ибо таков закон равновесия в мире. Вот, пришел день, и не стало шахиншаха, и некому больше осенить дланью закона творившееся и творимое ими зло, и настал день и час, когда им придется расплатиться.
За все.
Покачав головой, подполковник развернулся и отправился назад. САВАКовцы последовали за ним.
Народа у трибун было уже много – вперемешку военные и гражданские, с каждой минутой их становилось все только и больше. Пока ничего не происходило, но в любую минуту могло произойти. Трибуны возвышались над площадью – и то что на них творилось было видно всем. А творилось там страшное…
– Подполковник Нур!
Подполковник обернулся – кто-то из офицеров махал ему от танков…
У танков собралось что-то вроде инициативной группы, туда же переносили раненых – и армейских, и прочих – вперемешку. Самым старшим по званию и по должности был полковник Реза Джавад, артиллерист. Генералитет, из тех кто был на площади – весь стоял на трибунах. С известными последствиями.
Среди них было и несколько офицеров САВАК – до них уже дошло что они – в одной лодке с армейцами и начинать сейчас следствие по поводу заговора бессмысленно, надо сначала уцелеть.
– Подполковник Сабет Ан-Нур, танковая бригада – представил его кто-то из офицеров.
– Еще кто-то нам нужен?
– Если кто-то нужен – подойдет. Нельзя терять времени – резко сказал Джавад – приступаем, господа. Все понимают, что сейчас может случиться?
– Господа… – сказал Ан-Нур – думаю нужно сделать кое-что прямо сейчас. Нужно выстроить из танков каре, чтобы создать хоть какую-то защитную линию. Возможно – и два, танков хватит. Туда, внутрь, поместить солдат и офицеров – хоть какая-то защита.
– Но танки же без боекомплекта.
– Но все ли об этом знают? Да и сам танк – хоть какая-то защита.
– Принято – обрубил споры Джавад – надо это сделать. Али-шах, извольте распорядиться.
Один из офицеров побежал выполнять приказание. В этой ситуации все ждали приказов, и тот, кто готов был их отдавать – становился командиром.
– Господа, что дальше?
– У нас нет оружия – сказал кто-то – если не достанем, ляжем все.
– Пока что на нас никто не нападает.
– Вот именно – пока что.
– Надо идти к русским!
– Господа! – Джавад снова перехватил разговор – речь не про русских. Кто сейчас командует? Кто глава государства?
– Наследник Хусейн – сказал кто-то
– Где он? Кто его видел? Его видели живым? Или мертвым?
Нет… Нет … – прошелестело, высказались все.
– Там все были на трибуне. Все и погибли. Никого больше нет.
– Значит, не командует никто. Кроме нас.
– Есть младший сын Светлейшего!
– Отлично! Где он?
– В России… кажется…
– Вот именно! А мы – здесь. Пока он вернется… вы уверены, что ему кто-то будет присягать!? Счет идет на часы.
– Что вы предлагаете, Реза-шах? – спросил один из САВАКовцев, подчеркнуто вежливо. Обращением "-шах" он признал главенство этого офицера.
– Все просто. Мы все здесь, должны организовать на первых порах, новый орган власти. Например… Комитет национального спасения, пусть так называется. И организовать власть, опираясь на те силы, что у нас есть. У нас есть оружие, просто оно не заряжено. Если будет заряжено – мы сможем удержать ситуацию под контролем в любом случае. У нас здесь сил – не меньше дивизии. Нужны патроны, снаряды. Где их взять?
– В Арсенале, где же… – сказал кто-то
– Вот именно! В арсенале. Нужно немедленно снарядить туда группу. Выделить несколько машин, выехать туда. На машины посадить… роты будет достаточно, ее оставить там, для защиты. Потом, после того, как эти машины доставят нам снаряжение – нужно будет перебросить туда еще роту и танки.
– А русские… – сказал кто-то
– Да что ты про русских?! Где они?
– Я видел их посла рядом с наследником. На трибуне.
– От русских нам сейчас помощи не ждать. Надо самим разбираться. А если разберемся, удержим ситуацию – тогда и договариваться с русскими. Они сюда немало вложили, им мятеж вовсе ни к чему.
Все прекрасно поняли, о чем говорил полковник. Русские будут договариваться с любым, кто реально будет обладать властью и признает их суверенные права. Кто не допустит мятежа и бардака – тот и прав.
– Формируем колонну. Ан-Нур, вы главный. Потом … вы, вы и вы. И вы.
– Есть – Ан-Нур и не подумал отказаться. Остальные – трое офицеров и агент САВАК – тоже кивнули в знак согласия.
– Берите солдат и вперед. Связь поддерживать на нашей обычной частоте. Ваш позывной?
– Скакун… – Ан-Нур назвал свой обычный позывной при радиообмене
– Отлично. Мой – Молния. Машины – впереди, они прошли перед танками. Вперед.
Четверо офицеров во главе с Ан-Нуром и САВАКовец бросились исполнять приказание.
На площади, рыча моторами, выстраивались в геометрическое построение "каре" танки. Когда начали помещать внутрь построения солдат – пятой части от личного состава уже не досчитались. Началось дезертирство.
* Автор хотел бы заострить внимание на падении двух режимов: Саддама Хуссейна в 2003 и Наджибуллы в 1988-1992. Режим Хуссейна – типичная восточная тирания, с единовластным тираном, пал под ударом американцев практически без сопротивления, почти не было никаких боев. Если Басра сопротивлялась, то Багдад пал без боя, американцы вошли в город колонной бронемашин и прошли до самого центра, не потеряв ни одной машины. А вот потом началось сопротивление, основанное на идее – агрессивном исламе. В то же время режим Наджибуллы устанавливал СССР, и опора там была не на Наджиба как диктатора и личность, а на партию НДПА, пусть слабую и расколотую – но все же партию. И на идею – социализм. В результате режим Наджибуллы пал после трех лет (1988-1990) тяжелейших боев с моджахедами, причем на стороне моджахедов открыто выступал Пакистан и скрытно САСШ – а мы Наджибуллу поддержки лишили.
Кстати, режим Сталина, пусть его и называют культом личности – все же был основан не на личности, а на идее. От идеи коммунизма в СССР не мог отказаться даже Сталин.
** В реальности метро в Тегеране нет.
*** Ракат – молитва. Намаз состоит из отдельных молитв – ракатов, которых в одном намазе бывает от двух до четырех.
29 июля 2002 года
Тегеран
Арсенал
В ситуациях, подобной той, которая сложилась в данный момент в Тегеране, все решают несколько часов, не больше. Здесь ситуация усугубилась еще и тем, что не было никаких законов. Нет, они были, писанные, и их было немало, но их не было в душах людей. В нормальных странах люди не боятся наказания за нарушение закона, они чувствуют, что ему надо подчиняться, потому что иначе просто невозможно существование общества, в котором они живут. Невозможно существование страны, в которой они живут. Поэтому – никакие, даже самые тяжкие испытания не приводят автоматически к краху государственности. А вот закон в этой части света не только поддерживался путем открытого, разнузданного насилия – он систематически попирался теми, кто в структуре государства и общества отвечал за применение насилия. В Персии было довольно прогрессивное писаное законодательство, шахиншах стремился привлечь в страну инвесторов и одновременно поддерживать нормальные отношения с сеньориальным по отношению к нему русским двором – он знал, что Белый Царь не потерпит открытого насилия и беспредела в вассальном государстве. Потому – на бумаге было написано одно – на деле же было совсем другое, САВАК и жандармерия всегда вела себя так, как будто закон им был не писан, и не получая за это ни малейшего наказания. И продолжительность существования всей государственной конструкции Персии новейшего исторического периода: власти, судов, жандармерии, САВАК, налогов – определялась лишь продолжительностью существования страха в душах людей, тех самых, ради которых должно существовать государство, и тех самых, которые на деле становились его жертвами. А потому – вне зависимости от того, удалось бы Ан-Нуру захватить арсенал и привезти на площадь оружие, или не удалось бы – государство все равно было обречено. Что, в сущности, может дивизия, пусть и вооруженная – если страх перед властью тает как уличный кусок льда, превращающийся под жаркими солнечными лучами в лужицу грязной воды на асфальте? Ничего.