Ночной прицел на таком расстоянии не брал, снайпер быстро снял его, "пробил" дистанцию для огневых точек дальномером – две триста! Почти на пределе для этого патрона. Примерно прикинув поправки в уме, он прицелился на пять человеческих ростов выше пульсирующего пламени…
Змея, зигзагами плывущая по темной, стоящей воде лесного озера… Орлан, парящий над водной гладью в поисках неосторожной добычи…
Пуля легла ниже, искоркой сверкнула на темной поверхности стеклянной панели. Снайпер прицелился на шесть человеческих ростов выше, снова нажал спуск. Потом, только дождавшись, пока винтовка успокоится – еще раз.
Злобный огонек в темном прогале последнего этажа погас. Он прицелился еще раз, сделал три выстрела один за другим – и погасил соседний огонек.
И тут что-то ударило его со свирепой силой атакующего кабана в грудь, так что он задохнулся от боли. Выпустил винтовку – та не упала вниз, а повисла. Рот стремительно наполнялся чем-то теплым, соленым…
Сокол, стремительно пикирующий на несущегося во весь опор по степи зайца… Увы – и соколы могут промахнуться. А промахиваются они – только один раз.
Огненный стол разрыва осколочно-фугасного снаряда встал в самом начале главной улицы города – а потом тридцатимиллиметровые, осколочно-фугасные снаряды перепахали всю улицу вместе с брошенными машинами, мечущимися, стреляющими во все стороны боевиками. Увы – но одна пуля, пущенная из пулемета наугад в темную, враждебную ночь все же нашла свою цель, пролетев целый километр. Как воевать совсем без потерь – еще никто не придумал.
* ДШКв этом мире выпускался под четыре калибра – 12,7 Браунинг, 12,7 русский, 14,5 русский и 15 богемский. Связано это было с тем, что русский флот до конца 70-х применял оружие под 12,7 Браунинг, 15 мм шел на экспорт. В нашем мире был вариант ДШК под 14,5*114, на вооружение не принят.
Офицер управления огнем смотрел на экран, на растерзанный по его воле город, на горящие во многих местах пожары, на перемешанные с асфальтом человеческие останки на главной улице, на воронки от "главного калибра". Не сказать, чтобы это ему нравилось – но еще меньше приятного видеть сгоревшую колонну, попавшую в засаду в горном дефиле. Он пришел в ВВС с земли, и знал, как это все выглядит, раз посмотришь – и рыцарские предрассудки напрочь отмирают. Пусть лучше умирают чужие солдаты, чем свои.
– Группа один, можете продвигаться вперед. Город зачищен.
– Птица, принято, вопрос – вы прикроете нас?
– Группа один, положительно, мы останемся и прикроем вас. Обозначите цель – и мы ее уничтожим.
– Птица, спасибо.
Проведя перекличку по связи, командир первой группы понял, что оставленный у них за спиной снайпер не отвечает. Попытались рассмотреть точку через прибор ночного видения, и то, что увидели – не понравилось. Отправив двоих проверить, жив ли еще четвертый, и если жив, то оказать ему помощь, командир группы приказал остальным членам группы выдвигаться в город.
Город был страшен, особенно его главная и основная улица. Все здания остались целыми, в них могла быть опасность – а вот улица была перепахана. В самом ее начале канониры с самолета положили осколочно-фугасный снаряд, оставивший на асфальте воронку и перекрывший путь из города тем, кто мог бы попытаться из него выбраться – а потом прошлись по всей длине улицы тридцатимиллиметровыми осколочно-фугасными. Разбито было все – машины, асфальт, люди. Люди – те, кто выскочил на улицу в поисках опасности, были большей частью разорваны на куски. Все это – искореженные машины, разрытый асфальт, вонь, неровности под ногами, какие-то твердые как камни, какие-то пружинящие, на каких-то можно было поскользнуться – все это могло вывести из строя и очень хорошо подготовленного, много чего повидавшего человека.
Не выдержал командир – лица у всех были замотаны шемахами, арабскими платками – он достал носовой платок, щедро полил его спиртом из маленькой фляжки, какую выдавали на каждое задание, а по возвращении выливали, потому что пить выданное таким образом было дурной приметой, сунул себе под нос. Остальные поспешно последовали его примеру.
– Разбиться на пары. Проверить здания!
Стекло хрустящее под ногами… Неверные блики на стенах – отблески пожаров… Следы от пуль – с неба того не видно, с неба город просто кажется вымершим, а вот вблизи это видно отлично. Следы от пуль и снаружи зданий и внутри…
Но – ни одного трупа.
Группы из двух человек каждая, прикрывая друг друга, осторожно поднимаются этаж за этажом – вверх. Везде – выбитые двери, где-то выломанные, где-то через двери стреляли – но ни одной целой. Во многих помещениях – а постоянно здесь никто не жил, здесь были только офисы, гостиницы и инфраструктура для туристов и дежурных смен на нефтеперерабатывающем заводе – следы от пуль и на стенах, и на мебели. И кровь – она во многих помещениях, следы крови не только на полу, но и на стенах.
Такое ощущение, что сам сатана развлекался здесь, не меньше. Осколки выбитых взрывами стекол лежат на степенях, на уже подсохшей крови – а ее здесь много. Когда грохот взрывов уже утих – становится слышен другой звук, неумолчный и надоедающий.
Мухи…
Один из офицеров решился доложить.
– Один – девять, наблюдаю, многочисленные следы крови, кровь вся высохла. Ни одной живой души. По-моему здесь уже нет никого живых.
– Один-Главный, всем наружу! Продвигаемся по улицам!
У зданий-"близнецов" их обстреляли – из нескольких стволов, сверху, с этажей здания – но они к чему-то подобному были готовы. Не могло все идти гладко до конца и последние из защитников этой части острова, увидев перебегающие в темноте фигурки бойцов, решили пострелять. Но они не учли того, что у спецназа имелись прицелы-термовизоры, которые могли видеть даже сквозь стены – а вот у боевиков не было ничего кроме старых автоматов. Залп из носовой тридцатимиллиметровой пушки Громовержца окончательно убедил боевиков, что они сделали глупость.
Двое из бойцов были ранены, один из них довольно тяжело – их затащили внутрь. Командир группы один доложил о ситуации и получил приказ выдвигаться на крышу одного из зданий и дать оттуда сигнал, после чего их должны были снять прямо с крыши вертолетами. Задание посчитали выполненным, потому что для сплошной зачистки территории нужны части морской пехоты, спецназ для сплошных зачисток не приспособлен и делать этого не должен.
Света в здании не было, зато были растяжки, хорошо видимые в приборы ночного видения. Сняв две из них, они продвинулись к лифтам, надеясь там же найти и лестницы, которых в этом здании не могло не быть. Уже у самых лифтов один из спецназовцев отсигналил – опасность – и группа рассыпалась, ощетинившись стволами на все стороны света.
Командир группы встал на колено рядом с целящимся куда-то бойцом.
– Что?
Вместо ответа боец передал винтовку, на которой был установлен тепловизор, показал пальцем, куда надо смотреть. Командир вскинул винтовку, ожидая увидеть светлый силуэт притаившегося за дверью или стеной противника, но вместо этого он увидел…
– Пресвятой Бог…
Даже у опытного, много повидавшего офицера волосы встали дыбом, а за шиворот будто сунули кусок льда. За дверью кто-то был – но он был не теплее, а чуть холоднее окружающей поверхности. И находился он в странной позе, чем-то это было похоже на знаменитый рисунок человека Леонардо да Винчи.
Это не двигалось – но понять, живо оно или нет – было невозможно.
На автомате помимо тепловизора был установлен подствольный модуль двенадцатого калибра, командир группы прицелился и трижды, раз за разом нажал на спуск. На модуле была насадка – "утконос", формирующая широкую полосу с разлетом картечи по горизонтали, три выстрела один за другим едва не раскололи дверь, за которой было это - пополам. Затем офицер, не опуская автомата, приблизился, стволом толкнул дверь, готовый отскочить в сторону.
– Господи…
На обратной стороне двери был человек. Верней то, это осталось от человека.
Его распяли.
Командир группы сглотнул слюну, вздохнул – и пожалел об этом. Жуткая смесь остатков спирта с платка, которым он закрыл нос, и запаха разложения – едва не вывернула его наизнанку. Это был первый труп гражданского, который они здесь нашли.
За тобой – отряд. Раскисать ты не имеешь права…
Со стороны вестибюля раздался шум. Обернувшись – нервы были на пределе, он дошел до того, что положил палец на спусковой крючок, не видя цели – он увидел тех, кого он посылал за четвертым. Один нес его самого на плечах, второй прикрывал их, а за спиной у него была снайперская винтовка четвертого.
Двухсотый… Этого только не хватало…
– Начинаем движение по лестнице! Три человека в авангард – вперед!
Двухсотый… Этого только не хватало…
– Начинаем движение по лестнице! Три человека в авангард – вперед!
Второй раз их обстреляли на девятнадцатом – там еще были живые террористы, духи – они так и не поняли, что русские могут видеть сквозь тьму. Их было несколько человек – но проиграли и они…
Головной дозор, авангард поднимался по лестнице, она была достаточно широкой, потому что таковы были пожарные правила – пожарная лестница должна была быть такой ширины, чтобы пропускала двух людей с носилками. Первым делом они увидели растяжку – тонкая, едва заметная нить, все же видимая в ночном прицеле. Снимать ее здесь не стали – некогда было, да и снимать опасно, ловушка могла быть с сюрпризом. Поэтому, один из бойцов авангарда достал небольшой баллончик и прямо там, где была растяжка, провел на стене длинную черту распылителем. Это была специальная краска – нарисованные ей знаки можно было видеть только в прибор ночного видения, и она входила в снаряжение каждого солдата. В русской армии существовал целый язык условных пометок, а то, что не входило в этот язык, можно было написать просто словами. И только идущий первым перешагнул растяжку – как откуда-то выкатилась граната, запрыгала по ступеням…
Первый спас всех, кто шел следом за ним – он прыгнул, сбив всех с ног, и они покатились по ступенькам до следующей лестничной площадки. Проволока, которую они заметили, оказалась прикрепленной не к гранате, а к мине направленного действия с гранатным четырехсекундным запалом – тот, кто шел по лестнице за эти четыре секунды успел бы подняться как раз под удар. И шедший за ним – тоже. Но они лежали, мина и граната взорвались одновременно, но осколки мины и большая часть осколков гранаты прошли выше, а оставшиеся – принял Первый. Тот, кто шел третьим оказался внизу и упал так неудачно, что сломал руку – а вдобавок ко всему этому через стену, разнося внутреннюю, непрочную перегородку в хлам – ударил крупнокалиберный пулемет…
Второй, так и не поняв, почему Первый вдруг повернулся и прыгнул на него, ведь он не видел гранату – оказался единственным, кто не пострадал в этой ситуации. Но и действовать следовало незамедлительно – следом могла прилететь еще граната, а может и не одна.
Высвободившись, он с колена дал очередь вверх, только для того, чтобы не допустить прорыва скрывающихся на этаже боевиков на лестницу, где они добили бы всех троих и заняли выгодную позицию для дальнейшего отражения атаки. Снизу, громко топая, понимались несколько человек – подмога…
– Это я! – сказал второй по-русски, чтобы не словить пулю ненароком.
Пулемет наверху замолк, один было дернулся, второй остановил его – может быть, там наверху на то и рассчитывают.
Первый был тяжело ранен, но жив, третий ушел вниз сам, там ему начали делать шину на руку – разбираться пока с этим было некогда. Санитар и еще один боец стащили первого в относительно безопасное место, санитар приложил руку к месту на шее.
– Жив…
Один из бойцов достал гранату, затем еще одну, выдернул одну за другой обе чеки. И тут, в этот самый момент – пулеметная очередь ударила по двери на пожарную лестницу восемнадцатого этажа, сбивая с ног еще одного из спецназовцев.
Это было все, чего добились боевики – разъяренные спецы выбили дверь на восемнадцатый этаж, навстречу автоматному и пулеметному огню забросили гранату-вспышку, а потом рванули внутрь, зачищая восемнадцатый этаж. Это здание было построено по каркаскной технологии, все внутренние перегородки были легкими и термооптический прицел "брал" их на раз. Боевиков было трое, двоих, в том числе пулеметчика истребили в коридоре, еще одного – в комнате, куда он забежал, пытаясь спастись. Нашли и лаз, которым пользовались террористы – несколько этажей было пробито насквозь, и был повешен трос, чтобы перемещаться с этажа на этаж, минуя лестницы. Запас удачи у террористов кончился, они попытались бросить гранату, но та упала на этажи ниже, а при следующей попытке погиб метатель гранат. Зато несколько гранат спецназовцев, заброшенных как в баскетбольное кольцо оказались весьма кстати – это отвлекло террористов и позволило другой группе прорваться по лестнице вверх и атаковать. Атаковали без промедления, просто забросали гранатами. Потом прошли дальше…
Уже с тремя тяжелоранеными и одним двухсотым – ближний бой всего за один этаж здания удвоил потери – они подняли на последний, двадцатый этаж зданий, потом, разминировав лестницу – на крышу. Уже светало, на горизонте, в той стороне, где был восток, занималась заря. С той стороны было нагорье, и горный хребет как будто подсвечивался снизу, это выглядело, как будто у гор была корона или нимб. Совершенно потрясающе.
На севере, там, где была воинская часть – шумели вертолетные моторы, едва заметно мерцали огоньки – шло десантирование морской пехоты на ВПП воинской части, северо-восточнее, на территории нефтеперерабатывающего завода шел бой, даже не бой, а перестрелка.
Потом гул вертолетных винтов стал приближаться к ним и командир группы понял, что это за ними. Достав шашку с зеленым дымом, он огляделся.
– Сломать вон те антенны! Живо! – приказал он
Конечно – вряд ли такие антенны доставят проблемы при посадке – но береженого Бог бережет…
Вертолет – это был флотский Сикорский-59, транспортно-десантный вертолет – приблизился к ним, завис над самим зданием, еще один завис выше и правее, готовый прикрыть огнем. Места в вертолете было впритык, даже с небольшим перегрузом…
Первым делом на лебедке подняли раненых и тело убитого. Потом поднялись сами. Вопреки требованиям устава десантный отсек был пустым, не было выпускающего, не было пулеметчиков. Видимо, при высадке на территорию воинской части десантировали всех.
Командир группы нашел свисающее справа, у откидного сидения пулеметчика переговорное устройство внутренней связи с наушниками, подключился.
– Как прошла высадка!?
– Нормально! Высадились, там сопротивления совсем не было! – сказал второй пилот в ответ вас куда?
– Нас домой!
– Домой далеко!
– Тогда до Колчака!
– Добро! Готовы?
– Готовы!
– За пулемет встань на всякий случай!
– Пулемет принял!
Светало – был тот самый момент, когда солнце за горами уже вошло в свою силу, а здесь была еще ночь, даже не ночь, а какая-то серая хмарь, покрывающая весь мир – последние мгновения ночи. На земле росли, причудливо извиваясь, тени – явный признак нового дня.
Вертолетчик так и не стал поднимать машину выше, чем было – вместо этого они понеслись над самой землей на северо-запад, навстречу крейсирующей в заливе эскадре, словно убегая от солнца, от наступающего по всем фронтам дня.
Командир группы так и сидел за пулеметом, двери закрыли, но у пулеметчика оставался обзор, потому то он и увидел все это. Увидел – и не поверил своим глазам.
– Стой! – заорал он словно извозчику, потому что уставные команды разом вылетели из его головы – подай назад.
– Что?!
– Назад, говорю!
Вертолет нырнул к земле, верней уже к воде
– Опасность? Где?!
– Отрицательно! Просто развернись и пройди тем же маршрутом!
– Зачем?!
– Надо! Когда скажу – зависни!
Вертолет начал разворачиваться, на миг мелькнул идущий проливом супертанкер – они шли почти что на уровне его рубки, потом они снова развернулись навстречу разгорающемуся дню.
– Ниже и медленнее! Давай!
– Ниже не могу, опасно!
– Тогда иди, как идешь!
Приближалась береговая черта, офицер до боли в глазах всматривался в берег, боясь увидеть то, что он увидел мельком, боясь осознать.
– Медленнее. Медленнее!
Нет, все было на месте. У самого берега, в мутной нефтяной жиже, прибитые волнением от проходящих танкеров, на поверхности покачивались тела. Убитые люди – их сбросили в воду, но не рассчитали, что волнение здесь постоянное, к берегу, от проходящих танкеров – и большую часть сброшенных в воду убитых волнами прибьет к берегу.
– Ё… – пилот тоже заметил происходящее
Офицер, командир группы – он был майором, вот-вот должен был получить подполковника – до боли сжал рукоять пулемета. Он не был злым или жестоким человеком, он просто выполнял приказы и старался выполнять их как можно лучше. Он не творил зла, если этого не требовала обстановка – да и не являются злом действия, направленные на защиту своей страны. Если бы ему, к примеру, предложили поучаствовать в расстреле – он с негодованием отказался бы, несмотря на то что в боевой обстановке готов был стрелять в противника и убивать его. Но сейчас он хотел именно этого – расстрелов. Им сказали, что они должны обеспечить безопасность своей страны и освободить персидский народ от гнета агрессивной религиозной тирании – но он был неглупым человеком, и понимал, что те вещи, которые происходят в Персии – массовые расправы, переполненные стадионы, где расстреливают, кровавый религиозный фанатизм – они невозможно без благожелательного согласия большинства населения. Но сейчас он понял, что если уничтожить это большинство, уничтожить всех поголовно, за то что они сделали или намереваются сделать – это тоже будет справедливо. Потому что за то, что он видел, за сотни, даже тысячи трупов, качающихся на воде должны ответить все. И не должно быть никому прощения…