Прошел день. Близкие друзья батрака Златко поздравили его с такой удачей в постели. До моих ушей это дошло. Это несомненно, а то батраки в последнее время с горя трахают только лошадей. Ничто так не воспламеняет прошлое чувство, как ободрительное замечание посторонних. Батрак Златко как бы раздраконил меня еще больше, поверьте, я не могла себе найти места, ходила по комнате как львица в клетке, искала новые ощущения, и нашла. К вечеру, я услышала стук в дверь. На пороге стоял галантный мужчина. Это был немец, его звали Карл, и попал он в Кумровец совершенно случайно. Я начала облизываться, как дикая кошка. По специальности Карл был энтомологом, и искал он в Хорватии новые виды бабочек. Но по дороге он устал, и постучался в первую же попавшуюся дверь. Открыла ему дверь я сама. Надо же а! Дети уже спали, поэтому все было тихо. Карл был мною принят очень гостеприимно. Выпил горилки, закусил моим сыром и зеленым хорватским луком, длиною в швабру, покушал миндальный хлеб, и взглянул сквозь пенсне на меня.
- Госпожа Мария, не скажете ли вы, где тут у вас водятся знаменитые загребские бабочки? Как мне их найти?
- Слушай ты, пидор в очках! Давай отделай меня и поди прочь, понял! Что глупости говорить! Давай быстро!
С этими словами я перед изумленным Карлом полностью оголилась. Немец абсолютно не соображал что происходит, но все-таки ему было приятно, он со мной переспал до утра. Утром, надев свои очки, и поблагодарив меня за хлеб-соль, Карл уехал отсюда прочь.
После Карла я завела к себе в постель еще одного мужчину. Вернее, это был молодой паренек, лет 17-ти отроду, его звали Вячеслав. Он был на половину русским, и жил в Хорватии давно. Вячеслав слыл в деревне колдуном. Поговаривали, что по ночам парень перевоплощался в оборотня, в огромного человека ростом в 3 метра, и надев длинный плащ ходил по деревне, пугая людей. Ночью все боялись выходить на улицу, а утром Вячеслав превращался в обычного сельского паренька. И все же его все боялись, кроме меня. Я и с ним переспала, зарыв его к себе в тело, облизывала его как котенка. А через три дня я забеременела. Пуза моя росла как дикая крапива, т.е. очень быстро. Будто роды спешили, боялись куда то опоздать. Если честно, мне стало неприятно. Я ждала ребенка, и кто был отцом будущего моего дитя, я не могла понять. Да и кто мог бы это знать? Один Бог это знает, наверное, впрочем, и это под большим вопросом, знает ли это Бог? Бог тоже иногда беспомощен. Я переживала, волновалась, ночами не спала. Да, мне было совестно, мне был отвратителен даже этот мой будущий ребенок, который упорно постукивал у меня в животе. Так кто же отец моего несчастного малыша?
Прошло 9 месяцев, и я родила мальчика и назвала его Иосипом. Кстати, во время родов, Иосип несколько секунд не дышал, задыхался, и чуть было не умер. Но, о Боже!!! И тут произошло великое! В эту секунду в Кумровце произошло сильное землятресение силой в 7 балов. Все пошло кругами, дома начали дрожать, трястись, и малыш задергался, потом захныкал, взревел. Мало кому удается оправиться после рождения. Было множество разрушений во время толчков, но жертв к счастью не было. Я благословила Иосипа своею дрожащею рукою''.
Вот и все.
Так, на свет появился будущий отец югославского народа Иосип Броз Тито. Он более сорока лет был Президентом Югославии. Во время 2-й мировой войны Тито был партизаном, даже в 43-м году имел тайный контакт с Гитлером. Эта была легендарнейшая личность, кумир и идол народов Балканского полуострова. Югославский народ до сих пор преклоняется перед ним. Тито для Югославии, это нечто большее, чем Ким Ир Сен для Кореи, или Неру для Индии. И возможно этому способствовала неизвестная смесь в его текущей крови. Ведь этот непонятный кровяной коктейль привел к рождению неординарного человека. Комплекс и сумма неизвестного сперматозоида, комбинация генов создали первичную матрицу, которая видимо, преодолела барьер однобокой системы. Наверное, это единственно возможный отправной пункт для достижения индивидуально-эгоистического самоудовлетворения, который порождает пиршество мысли и олицетворяет из себя Прометея воли. Это очень существенный пункт в этом рассказе. Так кто же был отцом Иосипа Броз Тито?
Главное: после его рождения, Мария, его мать, успокоилась, часто стала поститься, была до конца жизни верна своему мужу Франьо. Даже сам Иосип, впоследствии узнав про похотливые похождения своей матери, ничуть на нее не обиделся. Он, обнадежив себя подобным историческим фактом, даже в душе был рад тому, что его настоящий отец неизвестен. В этом деле неопределенность и таинственность лучше всего. Мол, крути и верти своим происхождением как хочешь. Если бы дети выбирали себе родителей сами, то многие взрослые навсегда остались бы бездетными.
И все же, что за сексуальный ураган пронесся тогда по сердцу Марии, матери Иосипа Броз Тито, она сама так и не поняла до конца своих дней. Она, молча и грустно вспоминала минувшую бурю, но так и ничего не поняла. И никто это не понял. Это выше человеческого разума.
Когда все становится на свои места, выясняется, что это-памятник.
Глава 2
1908-й год. Тюремная жизнь Иосифа Сталина.
На прогулке СИЗО - распределителя московской Бутырки, взад вперед ходили двое узников.
- Ну что, Мешади, скоро на мокруху пойдешь, на дело святое так сказать, нет?
- Посмотрим, не знаю еще, как решат, так и будет.
- Тебя ждет хорошее дело, грузина там какого-то по - моему кончить надо. Я слышал об этом. Тем более у себя на Родине, в Баку. Это же жизнь, красота. Расскажешь потом, лады?
- Хорошо.
Сзади них перешептывались молодые каторжники:
- Смотрите, скорее, сюда, взгляните на него! Вот он идет. Это сам Мешади. Постарайтесь запомнить его внешность.
Вы слышали о том, как Сталин сидел в бакинской тюрьме? Ведь это история, это было, это не моя фантазия. Сталин отбывал срок в бакинской тюряге, это факт. И слухи об этом до сих пор ползут в Баку. Он вообще любил Баку, часто приезжал в этот город. Однажды на вопрос царского инспектора, ''что тебе нужно здесь, в Баку?', Иосиф Джугашвили ответил: ''мне полезен нефтяной воздух''. Но существует еще одно предание, которое возможно заставит нас уважать Сталина еще больше. Кто знает?
Эти подробности служат лишь введением к предлагаемому произведению, к самой истории, которую я сейчас опишу. Хотите послушать?
Баку, 1908-й год. Баиловская тюрьма в Баку в то время снаружи утопала в олеандрах, эти цветы окружали ее со всех сторон. Романтичный запах распространялся уже на расстоянии. Аромат приятный, да еще смешанный с морским воздухом, и вид такой необычный. Все кругом такое душевное, старинное, розовое. Когда на кровь упадет немного слез, каким все становится розовым. А внутри тюрьма пахнет тюрьмой. Наверное, во всех тюрьмах планеты запах один и тот же: запах печали, страданий, горя и разлук. Будь хоть это Венсенский замок или Лефортово. И вот в этой тюрьме работал в те годы полковник городской жандармерии, начальник оперативной части тюрьмы Виктор Степанович Крылюк. Он был бакинец, с Кишлов (бакинский пригородный поселок). Ему было около 50-ти лет, был женат, имел взрослую дочь, и глухонемого от рождения сына. Это было для него страшным горем. Больной сынишка часто грустил, как, наверное, такие же глухонемые, которым не нужны слова, которые все понимали взглядом. Сердце Виктора Крылюка обливалось кровью. Поэтому он весь погружался в работу, чтобы хоть как-то забыться, затеряться, отвлечься. Говорил и думал только о работе, о службе.
Его кабинет размещался на первом этаже, отсюда открывался вид во двор тюрьмы. Сам он был человеком очень скромным, до неприязни простым, и, как я уже сказал, до пошлости любящим свою работу. Он считал, что работа-это я сам и есть, т.е. это нечто нераздельное со мной. За короткий период он достиг на службе высоких почестей. По его словам, всего этого он добился только благодаря сильному чувству ответственности. Он даже к маленькой бородавке, выскочившей у него на носу, относился очень серьезно. В общем, давайте приступим к делу.
В тот майский день в его кабинете сидел заключенный Николай Тарасов. Он был агентом царской жандармерии, внедренным в камеру политзаключенных.
-Ну что, Тарасов, что ты сегодня нам расскажешь?
- (Посмотрел по сторонам) Они что-то замышляют, что-то готовят. Не исключено, что это будет побег, господин полковник.
- А кто конкретно, ты уточнил?
- Да, узнал. Этот, как его, Коба, и Сулейман (сказал очень тихо и опустил голову). И еще с ними за одно Губанов.
- Этот грузин, я чувствую, становится для нас проблемой. Короче, Тарасов, будешь докладывать о каждом его шаге, это очень серьезно. Про Сулеймана мы знаем почти все, он отъявленный уголовник. Но все же и за ним тоже присмотри. Ты меня понял, милейший?
- Как изволите, господин полковник.
- О своей семье не беспокойся, они в порядке. Слово военного.
- Благодарствую.
- Как изволите, господин полковник.
- О своей семье не беспокойся, они в порядке. Слово военного.
- Благодарствую.
- Кстати, Коля (задумавшись, спросил), семья сейчас в Киеве?
- Да-с, в Киеве.
- А ты родом, значит, будешь из Киева, да?
- Оттуда-с, верно.
- Хороший город я слышал этот Киев, правда?
- О, Киев-это жизнь. Вечные туманы над Днепром, Подол, золотые купола видны из под густых деревьев. Особенно Киев хорош в мае, когда цветут каштаны. По городу такой запах, а ты в это время на плоту с хорошей девкой по Днепру... Сердце обливается
кровью. Эх! Киев... Все люди гуляют, на лицах улыбка, все хорошо.
- Да?
- Конечно, можете не сомневаться.
- Теперь учти, если не выполнишь мое задание, ты свой Киев можешь и не увидеть. Останешься навсегда здесь, в Баку. В этом можешь не сомневаться. Понял? Сей слух надо выяснить до конца, понял ты? Теперь, ступай.
Камера-распределитель. В накуренном и пропахшем парашей помещении взад вперед, как лев в клетке, ходит, точнее очень тихо, как кот, передвигается Иосиф Джугашвили по кличке Коба. Он был маленького роста (165 см), на нем был френч серого цвета. Его практически не было слышно. Он не вмешивался ни в какие блатные разговоры, разборки, раскрутки. В карты тоже не играл. Улыбался очень редко, да и то с расчетом. К нему обратился его сокамерник и хлебник, Сулейман.
- Коба, это он, Тарасов. Я стукачей по запаху чую. Надо кончить его, иначе этот сучара заложит нас.
- На днях решим, не кипятись, Сулико.
- Как на счет наших товарищей на воле? Они ждут нашего сигнала.
- Не торопись, успокойся, скоро сюда переведут Мамедика. Вот с ним будет легче. Он
идейный, с ним этот вопрос будет легче решить.
- Какой такой Мамедик? Ему можно довериться?
- Да Мамедэмин. Ну, Расул-заде этот. Я его знаю давно.
- А, да, я о нем тоже кажется слышал. Он идейный, да?
- Ну, не в ладах с Россией.
- Понятно...
Москва. Бутырская тюрьма. По темному коридору со связкой больших ключей шел надзиратель. Стояла полночь, в камерах тихо посапывали узники. Надзиратель осторожно, но с небольшим шумом отпер дверь одной из одиночных камер, и вошел внутрь. Там внутри, на корточках сидел молодой темненький парень лет 30-ти, с огромным шрамом на щеке. Его звали Мешади Кязым. Он как бы ожидал визита надзирателя.
- Ты готов к завтрашнему дню, Мешади?
- Я всегда готов, Аким. Всю свою жизнь я готов на все ради своего Баку, ради того, чтобы увидеть его хотя бы одним глазом.
- Ну все, тогда жди. Завтра все решится.
Оперчасть тюрьмы. Беседа Крылюка с заключенным Юрием Горстковым по кличке "Рижанин". Крылюк готовился сказать ему нечто особенно любопытное.
- Как дела, Рижанин? Как поживаешь? Ты же ведь у нас здесь авторитет.
- Да (довольно), хотя бы здесь, в неволе, я царь.
- Окрестили тебя, или еще ждешь маляву из Москвы?
- Так точно-с, жду не дождусь. Ведь как оно бывает, ваше благородие, одно дело царь не окрещенный, другое уже законный. Так сказать, в натуре (сказал шутя).
- Какой ты царь! Мразь ты, вот ты кто! Царь он видите ли...
- Что с вами, господин начальник. Вы что, нынче не в духе?
- Да ты хоть знаешь зачем я тебя сюда позвал?
- Да нет вроде бы-с.
- Братец у тебя нашелся, понял ты, царь!
- Какой брат, ваше благородие...неужто Василий...
- Он, он, Васенька. Вы с ним расстались в далеком детстве, не правда? Ну то, что я про тебя знаю, да и ты сам рассказал все это мне. Вот я и нашел его.
- Это правда?
- Вот тебе истинный крест (перекрестился). Я все знаю, вы искали друг друга, и не виделись уже 23 года. А вам то уже сегодня 34 года. Нет?
- А чем он сейчас занимается? Кто он по жизни?
- Успокойся, не уголовник он. Ни чета он тебе. Госслужащий твой брат Василий.
- ...Н-да, Виктор Степанович, а вы часом не обманываете меня?
- Сынок, я же ведь все понимаю. Только вот что, Юра (сказал серьезно), ты же сам знаешь, так просто ничего не бывает. У меня есть одно условие.
- Говорите, Виктор Степанович, я готов на все.
- Ты должен кончить Кобу. Ты понял меня? Окажи милость такую.
- Этого грузина?
- (Молча кивнул головой).
- (Задумчиво) Кончить - то его не грех и не беда. Только вот как будет со мной? Дело это стремное. Это же все узнают.
- Ни мне тебя учить Рижанин, не первый раз ты это делаешь. Если откажешься, не видать тебе своего долгожданного братана, да и с малявой я постараюсь, чтобы тебя окрестили не вором, а кем -то другим. Теперь ты понял? Так что, не взыщи.
- (Кусая губы) Я говорю, убрать Кобу, раз плюнуть. Только друг у него есть там, Сулейман. Это жиган высшей когорты, какой-то психованный, не умеренный что ли...И тем более, он местный.
- Знаю, знаю (раздраженно). В общем, сам решай.
- Хорошо, я что нибудь придумаю.
- Ну, ступай, подумай. Я тоже здесь кое о чем подумаю за тебя
Рижанин вышел из кабинета. Крылюк остался один. Вдруг он, повернувшись к
шифоньеру, громко сказал, "выходи Вася, он уже ушел". Двери раскрылись, вышел высокий крепкий мужчина лет 35-ти, в военном кителе.
- Присядь, Василий. Ну что, как тебе твой брат? Интересная получается картина, нет? Один брат уголовник, причем убийца, а другой надзиратель тюрьмы. Прямо как в лучших английских романах.
- Виктор Степанович, я совсем голову потерял. Не знаю, что делать (надрываясь говорит). Он с детства был шубутной. А если он исполнит ваш заказ, вы точно его отпустите, или...
- Вася! Я просто так ничего не обещаю.
- А можно с ним при встрече я ему ничего не скажу про Кобу? Ведь поймите же, он мне кто? Почти всю жизнь я его не видел. И могу за него еще проколоться. А тут еще буду его подстрекать на убийство.
- Нет и нет. Я же уже говорил тебе. Вас сведу лично я, и ты тоже очень сильно попросишь, даже потребуешь ликвидировать Кобу. Пущай решает сам. Только после этого я походатайствую руководству о твоем повышении. И еще кое о чем подумаю... Сам понимаешь, о чем.
- Ну и сдался же вам этот Иосиф. Он же маленький каратыш, чем он вам не угодил то, Виктор Степанович?
- Не угодил, ох как не угодил. Ты смотри, нежели иначе, то об этом узнает высшее руководство, даже его светлость. Тогда уж прощайся со своей карьерой военного. У вас же с Юрой разные фамилии, вы воспитывались в разных семьях, вот поэтому - то никто об этом не знает. Пока не знает. А на этих фотках (рассматривая фотографии) вы вместе, в детстве. Кстати, он был посимпатичнее тебя. В анкете - то написано, что твой брат пропал без вести. Вот он твой брат! (Показал рукой в сторону камер). Никуда он не пропал!
- Тише вы, Виктор Степанович. А то услышат.
- А! Когда у одного ферзя спросили о его происхождении, он ответил: из пешек мы. Это про тебя, Вася (улыбаясь). Ты вышел в люди, но человеком так и не стал пока. Ты, Вася, не умеешь производить ничего, разве что немного впечатления. Помни, Вася, нельзя хлопнуть в ладоши одной рукой. Ну, все, ступай.
Полковник Крылюк думал про себя, разговаривал с самим собой. "Да, возможно я старый негодяй, подлая тварь, но у меня нет выхода. До сих пор у меня нет служебных взысканий, даже устного упрека. И теперь я из-за этого сраного грузина, от которого
власти хотят сами избавиться, должен страдать, что ли? Нет уж! В моем королевстве я не допущу промашки. Эх!!!! И все - таки, на какую гадость и мерзость способно мое сердце, а? И я это уже столько дней в уме своем вычисляю. Да пошли все к чертовой матери. Что тут оправдываться перед собой или перед Богом? Я же ведь не боюсь попасть в ад. Я вообще не верю в ад. Глупости все это. Мне кажется, настоящий человек не должен умереть вообще. Соседа Алешку, церковного служащего, месяц назад похоронили. Его собаки загрызли ночью, когда он возвращался с церкви домой. А ведь он был полубогом. Однажды нечаянно наступил на яблоко, раздавил его, потом месяц из-за этого переживал и постился. Спрашивается, зачем он родился, зачем? Чтобы умереть? Причем, быть съеденным псами? Неужели надо быть собакой, чтобы стать другом человека? Глупо. Не может такого быть. Религия не может полностью сделать человека счастливым, иначе и сынок мой, Степка, не был бы больным (оборачиваясь по сторонам, тихо заплакал). Ох, грехи наши. А ведь я всю жизнь верил и молился. Хотя Бог никого не обидел, на долю каждого он дал греха поровну, чтобы никто не залупался. У всех в жизни, в семье, есть то, чего все стесняются, не хотят об этом думать. У кого сын больной, у кого сестра старая дева, у кого отец сумасшедший, а у кого родители разведенные. У всех что-то есть, чего они стесняются. Тьфу, я опять че то оправдываюсь. Нет, конечно, нет. Мне не в чем оправдываться перед собой, да и перед Богом. Да и в Бога - то я уже не верю по большому счету. Зачем я должен в него верить. Все люди склонны верить чему-то, или кому-то, но никто не склонен знать, или думать. Помимо веры нужно знать, знать истину, правду. Я верю в себя, в свои силы, в свои чувства. Я работаю. Только благодаря работе, я могу подняться, быть на плаву, входить в общество, чтобы мои дети мною гордились. Главное мой бедный сыночек, моя жена и дочь. Ради них я пожертвую всякими там Рижанинами, всякими исковерканными и убогими семьями. Так что, пошли они все в задницу. Прав я, и все тут, все дела".