Это был, понятно, пистолет отца. Очевидно, привезенный из армии, обменянный у какого-нибудь пропойцы-прапорщика на пару банок тушенки, или на пару бутылок водки, или что там у них в ту пору, в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, в бесшабашные хрущевские времена, пользовалось повышенным спросом. Потом папа вернулся в родное село, припрятал трофей в укромном углу и, очевидно, забыл.
Зачем школьному учителю в тихой, мирной русской деревне пистолет Макарова? Отца и без помощи Макарова все уважали, и еще как.
Честный и прямодушный ребенок, я показал находку родителям. Реакция папы меня удивила. На моих глазах, ничего мне не объясняя, он тут же деловито разобрал смертоносную машинку на составные части, каковые, одну за другой, хладнокровно отправил в ближайший колодец. Он швырял красивые, отливающие сизым, ловко сработанные железные причиндалы, крючки и пружинки, а черная колодезная вода утробно булькала.
Так папа, опытный и мудрый педагог, чрезвычайно наглядно продемонстрировал мне как опасность владения оружием, так и крайнее презрение к нему.
Через восемь лет я сам отправился учиться защищать Родину, будь она неладна. И там, на срочной службе, за два года вдоволь насмотрелся таких страшных, хищно вытянутых ракет, таких бронебойных снарядов, таких кумулятивных бомб, таких пуль со смещенным центром тяжести, таких крупнокалиберных скорострельных пушек, таких огнеметов и гранатометов, что сознание мое навсегда изменилось. Тот, кто хоть раз видел противопехотную шрапнельную кассетную бомбу, начиненную несколькими сотнями поражающих элементов, разрывающуюся над головой солдатика и убивающая его раскаленными стальными шариками размером с треть куриного яйца, или танк Т-90, увешанный жирными параллелепипедами активной брони, с первобытным ревом прущий непосредственно на тебя – отдельно взятого бойца – по жидкой грязи со скоростью курьерского поезда, – никогда не будет мастурбировать на пистолетики.
– Здесь мы ничего приличного не купим, – предупредил я Юру перед входом в оружейный магазин. – Всякий серьезный ствол можно в наше время приобрести только по предъявлении охотничьего билета и особого разрешения из милиции. Ни того ни другого у меня нет. Так что обломайся. Мы не сможем взять даже нормального кинжала.
Юра, как и я, тоже не особо кайфовал от всего огнестрельного – но, войдя в пропитанный резкими запахами масла торговый зальчик, заметно оторопел, оробел и слегка возбудился.
– Что же нам светит?
– Какая-нибудь игрушка. Газовая пукалка...
– Тогда, – сказал друг, – я сам поговорю с продавцом.
Продавцы в оружейных лавках исполнены аристократического спокойствия. Они не назойливы. Не кричат всякому вошедшему «что интересует, уважаемый?». И так понятно: если гость явился приобрести нечто колюще-режущее, а тем более огнестрельное, – он человек уважаемый. Как минимум, сам собою.
– Слушай, брат, – Юра небрежно облокотился о прилавок и понизил голос, – это... такое дело... поохотиться мне надо.
– Что за дичь? На кого пойдете?
– На козла, – ответил друг без тени многозначительности.
Торговый человек, одетый в гармонирующий с обстановкой кожаный жилет, прищурился и посмотрел мне прямо в глаза, но я не испытал замешательства. Потому что Юра его никогда не испытывал.
– Наилучший вариант – карабин «Сайга». Нарезной. Практически тот же автомат Калашникова... Однако в вашем охотничьем билете должен быть указан стаж. Если стажа нет...
Юра развел руками.
– Считай, нет. Вернее, есть... Стаж – солидный. Я с девяносто первого года козлов гоняю. Но в билете это не указано. И самого билета нет. И ментовской справки тоже.
– Без документов я вам ничего не продам.
– Договоримся, – Юра не предложил, а, скорее, поставил перед фактом.
Продавец покачал головой.
– Исключено.
– Деньги не проблема.
– Деньги и для меня не проблема, – с вызовом произнес кожаный жилет. – Но сейчас не девяносто первый год.
– Кстати, я об этом жалею.
– А я – нет.
– И все-таки. Скажите, сколько...
– Закроем эту тему.
Юра вроде бы послушно покивал головой и поднял ладони, демонстрируя понятливость, – но с места не сошел и взгляда с собеседника не сводил. Он был очень терпелив и верил в свой дар убеждения.
– Может, передумаете?
– Вообще-то, – враждебно сказал жилет, – о таких разговорах, как сейчас у нас с вами, я обязан сообщать. Куда следует. Вы этого хотите?
– Нет.
– Тогда – до свидания.
– Может, в виде исключения?..
– Юра, умолкни, – не выдержал я, возвращая себе контроль и чувствуя уже привычную досаду – я ощущал ее всякий раз, когда избавлялся от влияния своего покойного друга. – Он не будет рисковать лицензией. Сегодня он тебе незаконно продаст ствол, а завтра его магазин прикроют. А вдруг ты – контролер и ходишь по оружейным лавкам с проверками? Сейчас он нас выгонит и вообще ничего не продаст...
– Извините, – сказал я. – Вы правы. Глупый разговор. Бес попутал. У меня нет ни билета, ни разрешения. Что порекомендуете?
Продавец открыл витрину.
– Вот это. Пневматический пистолет МП-365. Бьет трехмиллиметровыми медными шариками на расстояние в пятнадцать метров. Внешне – точная копия «ТТ».
– У меня такой был. На деле – абсолютно несерьезная вещь. Не пробивает даже лобовое стекло автомобиля...
– Зря вы так, – басом возразил продавец и ловко поиграл стволом, зажатым в широких коричневых ладонях. – Убить, конечно, нельзя, но изуродовать – вполне. На козла ходить – в самый раз. Насажать какому-нибудь пьяному гопнику в задницу шариков – святое дело. Потом противник не меньше месяца пролежит в больнице... – Чувак активно иллюстрировал свои речи жестами и выпячиванием челюсти, одновременно бросая быстрые косые взгляды на мою украшенную гематомами физиономию. Судя по всему, он меня хорошо понимал. – Усиленно рекомендую! Только в глаз – не надо.
Пожизненное увечье. Уголовная статья и все такое... Вам завернуть?
– Дайте подержать.
– Кстати, есть новые поступления. Взгляните. Оружие нового поколения. «Оса». Бьет резиновыми пулями. Сила удара колоссальная. Опять же, в лицо – очень нежелательно. И в живот тоже. Возможны разрывы внутренних органов. Бейте в грудь или в бедра, сблизившись на два-три метра. Очень, очень эффективно. В комплекте прилагаются светошумовые гранаты. Неприятель слепнет и глохнет на десять минут. Хотя и на «Осу» нужно разрешение...
Глаза продавца сверкали. Я им залюбовался. Он вертел в руках вороненые механизмы, щелкал затворами, прицеливался, прижмурив глаз, в воображаемого врага – и наслаждался. Счастливый человек, имеющий любимую работу. Большая редкость в наши дни.
– И что, берут у вас эти стволы?
– Продаем по три-пять штук ежедневно.
– А еще говорят, мы живем в мирное время. Кожаный жилет не понял. Похоже, просто не мыслил такими категориями.
Тут в магазин вошел очередной покупатель, крепко сколоченный мужичок с обветренным лицом, сходу устремившийся к стенду с охотничьими двустволками; сейлсмэн переключился на нового гостя, а я обвел глазами витрины, где во множестве красовались помповые «Ремингтоны», и сказал:
– Что, дружище? Из какого ствола ты бы замочил своего мальчика?
– Какого еще мальчика?
– А того, с синими глазенками. Того маленького кудрявого мальчика со смышлеными синими глазенками. Своего нежелательного свидетеля.
Юра помрачнел.
– Мальчика завалить – ствол не нужен. Горловой хрящ можно сломать двумя пальцами. Забудь о том мальчике. И мне не напоминай.
Через десять минут мы покинули оружейную лавку. Пуляющий шарики пистолетик «МП», уложенный в картонную коробку, я нес в пакетике, как какой-нибудь йогурт, непрерывно размышляя о том, что покупку надо обмыть.
– Обойдешься, – сказал друг.
– Нет. Мне надо выпить. Это не каприз, а биологическая потребность.
– Сегодня ты не пьешь. Ствол не обмывать надо, а опробовать.
– Зачем? Я не собираюсь стрелять.
– Это понятно. Но надо же проверить. Вдруг он бракованный и все такое. Поедем в какой-нибудь лес.
– Какой лес?! Здесь Москва. До ближайшего леса два часа езды.
Тут я понял, куда поеду испытывать покупку в действии. Однако перед тем как отправиться в путь, мне следовало забежать в другой магазин, книжный, и уточнить кое-что очень важное.
Для тех, кто не знает: из оружейного магазина путь всегда лежит прямиком в книжный. А лучше наоборот: сначала в книжный, а уже потом в оружейный.
Через десять минут, сидя в теплом салоне машины, под драматические аккорды песни Ревякина «Назад в подвалы», я раскрыл только что купленный уголовный кодекс, нашел нужную статью и обогатился знанием того, что в моей стране угроза убийством наказывается двумя годами лишения свободы.
Кстати, а что со мной будет дальше? Самое время смоделировать ситуацию и ее возможные последствия.
Кстати, а что со мной будет дальше? Самое время смоделировать ситуацию и ее возможные последствия.
Допустим, войду к банкиру Сереже. Продемонстрирую увесистую волыну с рифленой рукояткой. Пусть не настоящую, но внешне вполне настоящую. И скажу: ты, Сергей, не с тем парнем связался; ты ведешь себя со мной так, как со мной вести себя нельзя; я не отдам тебе деньги; вернее, отдам, конечно – но не сегодня; со временем; обождешь, уважаемый банкир; от тебя не убудет; а захочешь повоевать – я повоюю с большим моим удовольствием; то есть, естественно, без удовольствия; какое, к дьяволу, удовольствие в боевых действиях, в городских условиях; но со знанием дела; заодно и молодость вспомню, а ты – свою; тронешь мою семью – я убью тебя в любом случае; взорву, казню, сожгу и выжгу, разрежу, уничтожу, изрешечу, выдерну ноги из задницы, оторву лицо от головы, скальп сниму, выбью зубы и поломаю ребра – уважаемый банкир, ты не представляешь, что может сотворить отчаявшийся бывший злодей с плотью и костью своего неприятеля; самого же меня достать тебе будет хлопотно и, в итоге, выйдет дороже; ты – финансист, возьми листочек и сведи дебет и кредит; присылай хоть бандитов, хоть ментов – мне, уважаемый господин Знаев, терять нечего; если ты за-ради столь смешной суммы готов cотворить себе полноценного врага, ты обозначишь себя как недальновидного глупца; польский философ Лец сказал: «Настоящий враг никогда тебя не покинет»; я изобрету тебе столько проблем, сколько ты не видел никогда в своей благополучной банкирской жизни; теперь – я уйду, а ты выпей граммов сто хорошего алкогольного напитка и подумай, кто ты, а кто – я...
Банкир, понятно, обидится. Он серьезный человек. Обладатель нескольких миллионов долларов. Богатые люди очень самолюбивы и не склонны прощать оскорбления. Бедные, конечно, тоже самолюбивы, однако отсутствие денег делает их менее защищенными. Бедный человек тысячу раз подумает, прежде чем наносить ответный удар. Богатый же заплатит, и вместо него такой удар нанесут другие люди.
Квартиру, конечно, не отберут. Как ни жесток и кровожаден нынешний мир отечественного бизнеса – жилье отбирать, в общем, не принято. Во всяком случае, я о таком давно не слышал. В квартирах прописаны и живут жены и дети, которые всегда считаются нейтральной стороной. Бывает – выселяют семью из пятикомнатной хаты в престижном сталинском доме, перевозят в двухкомнатную халупу на окраине – но то не мой случай. Да и не та сумма.
Разбомбят бизнес? Торговлю запчастями для нефтяных насосов? Нечего бомбить. Бизнес находится в моей голове и голове компаньона. Нет ни офиса, ни склада, и вырученные деньги лежат вовсе не в банке Знаева, а совсем в другом банке. Ни я, ни мой компаньон не настолько глупы, чтобы держать все яйца в одной корзине. Скажем так, все четыре наших яйца...
Посадят в тюрьму? Это меня страшит меньше всего. Два года не дадут, дадут – год; через шесть месяцев освобожусь условно-досрочно. И по понятиям будем мы с банкиром Сережей в полном расчете.
Накажут физически? Отловят в подъезде и изобьют до полусмерти? Вряд ли. Слишком мелко и явно не в стиле Знаева.
А что тогда в его стиле? Очень просто: в его стиле сделать вид, что ничего не произошло. И паузу выдержать. На год, на полтора года. Предоставить мне возможность расслабиться и поверить в то, что инцидент исчерпан. А заодно и продумать ответный удар и нанести его с той стороны, откуда я буду его меньше всего ждать...
Чем дальше я раздумывал, тем более пошлым казалось мне происходящее со мной. Масштаб моей затеи был убогим, а сам я – пребывающим внутри изъезженного, банального сюжета. Бедный, но решительный недотепа затевает контры против заплывшего жиром толстосума. В кинематографе, как правило, первый одерживает победу. В действительности – не всегда.
Мне четвертый десяток. Жена, ребенок, дом. Бизнес. И что я делаю? Играю в игрушечки. Собираюсь скандалить из-за мизерной суммы, вооружившись муляжом пистолетика. Вот он, мой уровень: десять тыщ долларов. Правильно, правильно твердит мое второе, двадцатилетнее «я», погибшее пятнадцать лет назад: не об этом мечталось. Сражаться – так за вечное счастье. Если в деньгах – не менее чем за миллион. Стрелять – не менее чем из крупнокалиберного пулемета, чтоб при попадании во врага разлетались в разные стороны куски горячего мяса. Вот каковы были мечты! И вот как я их воплотил...
Мимо, втянув головы в поднятые воротники, пробегали прохожие, каждый второй бросал неприкрыто завистливый взгляд на сурового, при галстуке, малого, полулежащего в кресле мощного автомобиля. Малый же тем временем листал уголовный кодекс и дрожал от отвращения к самому себе.
3
Все-таки я очень старался, закупая мебель и ковровое покрытие для своей конторы. Она выглядела отменно даже после того, как я вывез все мелочи. Медно-желтый, густой свет низкого зимнего солнца свободно вливался в чисто вымытые окна и отражался в никелированных спинках стульев. Хорошо пахло кожей. Возможно, я немного не угадал с дизайном и создал, скорее, не деловое пространство, а нечто вроде бюро политического деятеля, чуть пережал с пафосом, переборщил с красным деревом – но теперь все это не имело никакого значения. Юра оставался самим собой – безошибочно выбрал самое лучшее кресло (между прочим – мое; в мебельном магазине оно так и называлось: «кресло руководителя»), вольготно расположился и закинул ноги на стол.
– Значит, здесь ты собирался ковать миллионы?
– Из меня плохой кузнец.
– Доставай ствол.
– Куда будем шмалять?
– В стенку, – азартно ответил Юра. Судя по всему, ему не терпелось. – Давай вешай мишень. На стенку вешай.
– Направо или налево?
– Без разницы!
– Разница есть. Мои соседи справа – таможенные брокеры. Эти ребята почти всегда тесно связаны с ментами. Думаю, звук ударяемых в перегородку пулек им не понравится...
– Ясно. А кто слева?
– Непонятные. Думаю – аферисты. Их всего трое. Тихие, вежливые. Даже дружелюбные. У каждого на руке – золотые часы, а морды – против моей шире в четыре раза...
– Нет, этих тоже не будем беспокоить. Такие большие и позолоченные бывают еще хуже ментов... Лепи мишень прямо на дверь.
– Согласен. На высоту груди, да?
– Отойди, я сделаю пробный залп...
Едва Юра прицелился, как в дверь вежливо и тихо постучали. Я спешно упрятал пистолетик под задницу и издал приглашающее восклицание. В проем вдвинулись два бледноватых лица.
– Извините, мы насчет гаража...
Мне стало томно и кисло. Ко мне в гости явились потенциальные инвесторы моей стройки. Люди, готовые дать деньги.
Они смотрелись в полном соответствии с классическими канонами. Скромно, но чисто и прилично одетая семейная пара. Хорошие прямые взгляды. Немного слишком хорошие. Добрые и робкие. Лично я, входя в незнакомое место – особенно если это коммерческий офис, – на всякий случай цепляю на лицо напряженную и мрачную гримасу, отягощенную особым, ковбойско-самурайским прищуром; на всякий случай. Жизнь научила...
Гости мне понравились. Они чуть ли не за руки держались. На двоих – не менее чем сто десять лет. Такие пары обычно ездят вместе даже в магазин автозапчастей. Он – утомленный, но при опрятных брючках. Меховая куртка чуть вытерта на отворотах рукавов. Чисто выбрит, однако прическа безобразна. У нее – енотовая шуба и перманент. С покатого плеча свисает объемистая сумка, надежно прижатая твердым локтем. Сразу стало понятно, что внутри – деньги.
Бог мой, я даже знал, как они уложены, эти деньги. По десять листов. Девять купюр в стопку, десятая – поперек, сломана вдвое и обнимает всю пачушку. Богатство помещено в потрепанный, чуть надорванный конверт. Так хранят наличные те, кто очень редко имеет дело с наличными.
– Нам в «Гаражспецстрой», – звучно произнесла дама. – Это здесь?
– В общем, да.
Визитеры огляделись и явно остались довольны. Все-таки я старался, закупая мебель и ковровое покрытие.
– Извините, мы хотели бы побеседовать... Заключить договор... И сразу сделать первый взнос.
– Желаете выкупить пай и внести долю?
– Конечно. А вы, извините, кто?
Пришлось приосаниться.
– Генеральный директор. Вот моя визитка...
За пятнадцать лет коммерческой практики я так и не научился как следует представляться Генеральным директором. Хотя успел подиректорствовать, по меньшей мере, в десяти различных организациях. Директора, на мой взгляд, все обязаны иметь лысины, животы, бронебойные задницы, каменные затылки и респектабельные баритоны. В моем случае упомянутые качества и признаки напрочь отсутствовали.
К тому же левый глаз Директора здорово заплыл, после вчерашней потасовки.
Я бы такому Директору не доверил и рубля.
– Не обращайте внимания, – весело попросил Директор, указывая на синяк и юмористически жмурясь. – Спортивная травма...
Здесь Юра победно рассмеялся, вскочил с кресла и еврейским жестом потер ладонь об ладонь.