«Старше моего отца? – поразилась Софи. – Как такое возможно?» От этой мысли ей стало совсем дурно. Она боялась увидеть Призрак Будущей Софи{61}.
Люси выглядела ничуть не старше отца Софи. Платье на ней было, похоже, от «Фоул энд Таффин» – попсовое, белое, с большой трехмерной оранжевой буквой на боку{62}; фигура и ноги Люси это позволяли. И все же на ней, как на привидении, лежала печать старости. Толстый слой макияжа делал ее лицо бледным и безжизненным; на нем выделялись знаменитые широко распахнутые глаза, еще способные передавать хоть какие-то эмоции. Только по этим глазам Софи смогла узнать Люси, но теперь взгляд их был каким-то загнанным, как у перепуганной лани, увязшей в снегу. И конечно, ей было не по возрасту отплясывать вокруг караульной будки среди молодых танцоров в медвежьих шапках под аккомпанемент какой-то поп-группы (Диана сказала – «Дейв Кларк Файв»), беззвучно дергавшейся сбоку от них на импровизированных подмостках. (В итоге эту сцену вырезали. Фильм «Люси в Лондоне» не выдерживал никакой критики, но даже в такой бездарной ленте не нашлось места для танцующих гвардейцев в медвежьих шапках.)
– Как по-твоему, это было предусмотрено сценарием? – спросила Диана.
– Обычно все предусмотрено сценарием, – ответила Софи.
– Черт возьми, – вырвалось у Дианы. – Так и я могу писать, правда?
Софи не отрывала взгляда от Люси.
– Странный у нее вид… На себя не похожа, – прошептала она.
– Что-то с лицом сделала, – в полный голос сказала Диана, и Софи на нее зашикала.
– В каком смысле? Что можно сделать с лицом?
– Пластическую операцию, – объяснила Диана. – Для омоложения. Подтяжки там и прочее. Мне кажется, она сделала блефаропластику.
– Блефаропластику?
– Ей подтянули кожу век, чтобы убрать морщины. Видишь? Вокруг глаз самый густой макияж. Она никогда больше не сможет строить гримасы. Ты только посмотри. Как грустно. Обещай, что никогда не дашь себя резать.
Софи не ответила. Она понимала, что настанет день, когда ей придется выбирать, как пришлось выбирать Люси. Можно решиться на всякие операции, но потом не сумеешь толком играть; а можно не задумываться, куда повело твои глаза, бюст и подбородок. Но в таком случае никому даже в голову не придет снимать «Люси в Лондоне» или «Софи в Голливуде». Софи с чувством неловкости наблюдала, как Люси пляшет перед Букингемским дворцом. Было в этом что-то унизительное. Но разве не унизительно засесть дома и, как Дульси, снявшаяся у них в одном из эпизодов «Барбары (и Джима)», ждать у моря погоды? Или распуститься, набрать вес и провести последние двадцать пять лет жизни в воспоминаниях о своей былой молодости, красоте и славе? Софи не хотелось рассматривать такой печальный финал, но отделаться от этих мыслей не получалось. Оказаться на вершине карьеры – все равно что оказаться в верхней кабинке колеса обозрения: ты знаешь, что волей-неволей будешь двигаться, и знаешь, в какую сторону. Выбора все равно нет.
Люси с танцующими гвардейцами завершили свой номер, сделали перерыв, и к Софи направился молодой парень-ассистент, чтобы подвести ее к Люси. Софи вдруг воочию представила, как Люси начнет ее разглядывать, как остановит на ней свои распахнутые глаза, – и побоялась, что не сможет унять дрожь в коленках.
– Здравствуйте, милая, – сказала Люси.
– Здравствуйте, – отозвалась Софи. – Мне нравится ваше платье.
– Правда прелесть? Мои поздравления по поводу вашего ситкома.
– Вы смотрели? Вам понравилось? – окрылилась Софи.
Она не успела прикусить язык. Не нужно было спрашивать. Об этом сообщила ей дверца, захлопнувшаяся у Люси в голове, – дверца, ведущая от мозга к этим глазам. Их взгляд по-прежнему был устремлен на Софи, но будто с телеэкрана. Люси растворилась.
– Не важно, – сказала Софи; даже не сказала, а пискнула. – Это мелочи. Извините.
– Спасибо, милая, что проделали такой путь, чтобы со мной поздороваться, – выговорила Люси, и тут кто-то увлек ее в сторону. Никто их не сфотографировал.
– Подумать только, – расстроилась Диана. – Да ну ее. Старая вешалка.
– Не надо, – сказала Софи. – Это я все не так сделала.
– Ты о чем?
– Не нужно было задавать такие вопросы.
– Это еще почему?
– Я переступила черту.
– Да откуда тебе знать, где эта черта?
Но Софи знала. Черту, совсем тонкую, заметили они двое – Софи и Люси. (Они двое! Софи и Люси! По одну сторону оказались они двое, по другую – весь мир.) Софи это поняла, но не подала виду – пускай, она ведь не жадная. Она искала у Люси доказательств своего существования, но Люси не смогла их дать, потому что никакой Софи, в отличие от Люси, не существовало. Софи испугалась, как бы навсегда не сделаться жадной. Ей вечно было мало. Она не могла насытиться.
Для поездки на Даунинг-стрит они заказали два такси, хотя вполне могли бы поместиться впятером в одну машину. Клайв сказал, что стукаться головами и высвобождать руки-ноги на виду у полицейских и референтов будет позорно. Софи хотела ехать вместе с Клайвом, но он не допустил, чтобы, мол, звезды сели в одну машину, а серая масса – в другую.
– Мне это и в голову не пришло, – сказала Софи.
– А знаешь почему? – вклинился Билл. – Потому что ты не мыслишь такими категориями, как «звезды» и «серая масса».
– Не передергивай, – сказал ему Клайв. – Для меня ты – отнюдь не серая масса. Ты – серая масса для остального мира.
Они постучались в дверь, как будто дом номер десять по Даунинг-стрит был обыкновенным жилищем; секретарь провел их в зал для посетителей, а потом предложил подняться на верхний этаж. Вдоль лестничных маршей уступами висели панно, живописные полотна, а потом – фотографии всех британских премьер-министров; Софи молча проклинала себя за невежество – она могла по пальцам пересчитать тех, кого узнала.
На пороге верхней гостиной поджидала Марсия Уильямс. Встретила она их восторженно (или сделала вид) и, пожимая руку Софи, дружески потрепала ее за локоток. По мнению Софи, Марсия держалась непринужденно, просто ее трудно было вообразить любовницей премьер-министра. Или кого бы то ни было. Уж очень заметен был ее ум, а крупные зубы едва умещались во рту. Софи подумала, что, наверное, Гарольд клюнул на Марсию за неимением лучшего. Вряд ли он в течение календарного года встречался с толпами роскошных женщин: в его графике были и встречи с профсоюзными деятелями, и визиты в Советский Союз. По-видимому, в окружении Гарольда Марсия ближе всех стояла к секс-бомбе Рэкел Уэлч{63}. Но Марсия оказалась такой невзрачной, что Софи даже застеснялась и пожалела, что приехала в короткой юбке. Зачем провоцировать у Гарольда неудовлетворенность своей судьбой – если Марсия и впрямь была его судьбой, хотя бы отчасти. А если, не дай бог, премьер-министру понравится то, что он увидит, придется давать ему отпор. Это было бы совсем уж неловко.
Они расселись, Марсия приказала подать гостям кофе с печеньем и предложила угощаться сигаретами из лежавшего на кофейном столике лакового портсигара. Беседа шла о доме номер десять, о его причудливой планировке, обманчивых размерах, о наличии второго входа – с другой улицы. Ответы Марсии звучали так гладко, что не сообщали почти никаких сведений; Софи заподозрила, что все без исключения заданные ими вопросы Марсия слышала по сто раз на дню.
– Гарольд с минуты на минуту будет здесь, – сказала Марсия. – Но я подумала, что нам с вами захочется вначале немного поболтать.
– Чудесно, – сказала Софи.
– Буквально с первых серий «Барбары (и Джима)», – сказала Марсия, – у меня начали роиться планы.
– Правда? – спросил Деннис. – И в чем они заключаются?
– Видите ли, это производит странное впечатление: у вас офис Джима устроен в студии Би‑би‑си. Но служба-то его здесь, на Даунинг-стрит. Вот я и подумала: почему бы не снимать где-нибудь в резиденции.
– С ума сойти, – сказал Деннис.
– Не каждую неделю, – оговорилась Марсия. – К великому сожалению. Я была бы только рада, но Гарольд, боюсь, разворчится.
Все вежливо посмеялись.
– Но я уверена, в порядке исключения это можно организовать.
– Нет слов, – сказал Клайв.
– Причем не откладывая в долгий ящик, – добавила Марсия.
– Ох, – только и выдохнул Деннис.
– Дело в том, что нынешним выборам, по общему мнению, недостает интриги, так как победа Гарольда предрешена. Поэтому нам хочется слегка оживить ситуацию, – объяснила Марсия. – Иначе все очень скучно, и явка снизится, и, если мы все-таки победим, это будет не взрыв, но всхлип{64}.
Все сочувственно покивали, но никто не произнес ни слова.
– Мы, конечно, не будем просить вас о поддержке, – продолжила Марсия. – Би‑би‑си этого не потерпит. Но остроумные дебаты между Барбарой и Джимом смогут принести больше пользы, чем партийные агитационные трансляции. Электорат вас обожает.
– Мы, конечно, не будем просить вас о поддержке, – продолжила Марсия. – Би‑би‑си этого не потерпит. Но остроумные дебаты между Барбарой и Джимом смогут принести больше пользы, чем партийные агитационные трансляции. Электорат вас обожает.
– Спасибо на добром слове, – сказал Билл.
Гарольд Вильсон и Марсия Уильямс
Софи показалось, что все, кроме нее, сошли с ума. Референт премьер-министра предлагает организовать съемку прямо в резиденции, а в ответ слышит только «Нет слов» и «Ох».
– Мы с радостью примем ваше предложение, – сказала Софи.
– Отлично. – Марсия одарила их улыбкой.
Деннис, Тони и Билл посмотрели на Софи так, словно она ляпнула непростительную глупость.
– Только я не уверен, что… – начал Деннис.
– А вот и Гарольд, – объявила Марсия, и в гостиную, посасывая трубку, как будто без трубки его бы не узнали, вошел премьер-министр.
Поднявшись со своих мест, все по очереди представились, но Софи даже рта не успела открыть, как Гарольд остановил ее жестом.
– Не иначе как вы – Барбара, – сказал он, и все из вежливости посмеялись.
– Да, – сказала Софи. – Софи.
На миг он опешил.
– Барбарой меня зовут в нашем ситкоме, – сказала она.
– Конечно, конечно, – спохватился Гарольд. – Я тут посмотрел. Отличная работа.
Им внушили, что по четвергам, в восемь вечера, Гарольд отметает все страшные тяготы своей должности, закуривает трубку, садится рядом с женой и в течение получаса удовлетворенно посмеивается. Теперь он дал им понять, что едва знаком с их сериалом. По-видимому, в Софи заговорила профессиональная сверхчувствительность, но ей показалось, что разница все же есть.
– А откуда вы родом? Мне сейчас почудился аромат Алой розы{65}.
– Вы не ошиблись. Я родом из Блэкпула, мистер Вильсон.
– Так-так. Держу пари, вы скрываете это от Би‑би‑си, я прав? Там обычно не приветствуют уроженцев Севера. С моей точки зрения, Би‑би‑си по-прежнему оккупируют столичные умники.
Под радаром премьер-министра замелькало множество взглядов. Тони и Билл обменялись взглядами с Софи, Марсия перехватила адресованные Софи взгляды Тони и Билла. Деннис все еще вежливо смеялся, как положено столичным умникам, но это была одна видимость.
– Не говори ерунды, Гарольд, – сказала Марсия, и в этот миг у Софи открылись глаза на происходящее. С таким досадливым раздражением дочка может обратиться к отцу. Романтическими отношениями тут и не пахло. – Что Барбара родом из Блэкпула – это общеизвестно.
Гарольд опять запутался.
– Разве она – не Софи?
– Господи, сколько можно? – Марсия покачала головой. – В телепостановке Барбара родом из Блэкпула. Тоже.
– Естественно, – сказал Гарольд, ничуть не обеспокоенный своим нечаянным признанием: он показал, что и пяти минут не смотрел ни одной серии. Видимо, государственные заботы помешали. – А как вам идея Марсии? – продолжил премьер-министр. – Хотите снять один эпизод в резиденции?
– Я передала Деннису, что ты охотно взял бы на работу такого ценного сотрудника, как Джим, – сказала Марсия.
– У меня опытный штат, – сказал Гарольд, – но для ценного молодого сотрудника всегда найдется вакансия.
– Если увижу Джима, непременно ему сообщу, – сказал Клайв.
Марсия рассмеялась.
– Спасибо, – неуверенно пробормотал Гарольд.
Тут вошел фотограф и сделал несколько снимков Клайва и Софи, беседующих с премьер-министром, после чего Гарольд распрощался и исчез.
На обратном пути все пятеро втиснулись в одну машину: их не покидало волнение, смешанное с негодованием, и в то же время разбирал смех, но самое главное – всем не терпелось обменяться впечатлениями. Правда, впечатления выражались бесконечными возмущенными фразами вроде: «Он нас впервые в жизни увидел!», «Ни на секунду не включал нашу постановку!», «Это сплошной пиар!».
А потом Деннис перевел разговор в иное русло – от одного рода удивления к другому.
– Мы только что побывали на Даунинг-стрит! – напомнил он, и все подхватили: «Мы познакомились с Гарольдом!», «Мы пили кофе с премьер-министром», «Черт побери!», «Гарольд и Марсия!».
Третья волна разговора хлынула в сторону Марсии. Вывод Софи никого не заинтересовал, она это поняла. Все уже знали, что еще долго – возможно, до конца своих дней – будут рассказывать знакомым, как провели это утро, и поездка в такси дала им возможность отработать первую версию рассказа, который удовлетворил бы родителей, братьев, сестер, детей и внуков. Раз уж им выпала честь заглянуть в неординарную личную жизнь премьер-министра, грех было этим не воспользоваться. Мало-помалу, где-то в районе Паддингтона, междометия и восклицания сменились задумчивым молчанием.
– Навскидку: сколько дисков «Битлз» он прослушал перед награждением их орденом Британской империи? – спросил Билл.
– Мы теперь, по-твоему, «Битлз», да? – спросил Тони.
– Считаешь, он вручит нам орден Британской империи? – уточнила Софи. – Я бы не возражала.
– Билл правильно мыслит, – заметил Деннис. – Если где-то что-то происходит, Гарольд стремится обозначить свою причастность, так как происходит это при лейбористах. А он греется в лучах отраженной славы. Хотя сам – ни уха ни рыла.
– Извините, что я опять за свое, – сказала Софи, – но никто не ответил на мой вопрос. Как по-вашему, наградят ли нас орденом Британской империи?
– Вполне возможно – если, конечно, мы будем плясать под его дудку, – сказал Тони.
– Пляши не пляши, тебе вообще ничего не обломится, – позлорадствовал Клайв. – На что-то рассчитывать можем только мы с Софи. А до сценаристов никому дела нет.
– И до продюсера тоже, – подхватил Деннис.
– Снимать-то у них будем? – спросила Софи.
– Нет, – хором ответили Тони, Билл и Деннис.
– А я ей сказала, что будем, – напомнила Софи.
– Да, – сказал Деннис, – мы заметили.
Софи не расстроилась. Не расстроилась, что съемки на Даунинг-стрит отменяются; не расстроилась, что останется без ордена Британской империи – по крайней мере, в этом году. Не расстроилась даже оттого, что Гарольд Вильсон не имеет представления об их сериале. Будь он их поклонником, его приглашение можно было бы расценить как личную причуду, как потакание вкусам Мэри и своим собственным. А приглашение, поступившее от Марсии, говорило об официальном признании. Деннис был прав. Гарольд хотел погреться в лучах отраженной славы. Но слава-то принадлежала им.
Съемки на Даунинг-стрит не состоялись; более того, перед выборами очередную серию сняли с эфира. Генеральный директор, очевидно, счел, что ситком «Барбара (и Джим)» слишком политизирован и может повредить корпорации, которая славится нейтралитетом и беспристрастностью.
– Ну не наглость ли? – возмутился Билл. – Мы, надеюсь, этого так не оставим.
– Ни за что, – нашелся Деннис. – Я лично пойду к генеральному и пригрожу, что мы захватим передатчик в Хрустальном дворце.
– Нет, кроме шуток, – сказал Билл, – что будем делать?
– Как я понял, – вступил в разговор Тони, – Деннис говорит, что мы не будем делать ничего.
– И ты это проглотишь?
– На неделю отложить не вредно. У нас дел по горло.
Они уже приступили к работе над новым сериалом: «Красные под кроватью», о гнезде незадачливых советских шпионов, затаившихся в Криклвуде, а еще Энтони Ньюли{66} заказал для себя сценарий. Что ни день на них сыпались новые предложения, но все остальные Хейзел отклоняла.
– Нам уже поступил заказ на новый сериал – утешайтесь этим, – сказал Деннис.
– Если перед выборами нас отстранят от эфира, скажи им открытым текстом, куда они могут засунуть свой новый сериал! – взвился Билл.
– Да ну тебя, – отмахнулся Деннис.
– Я не допущу, чтобы нашу постановку отменяли по любому поводу, – не унимался Билл.
– Не по любому поводу, – возразил Деннис. – А по поводу всеобщих выборов. Готовься, что тебе и в следующий раз не дадут злопыхать на тему несправедливости классового общества. Весной семьдесят первого запланируй для себя недельный отпуск.
– Как это понимать? – упорствовал Билл. – Ты серьезно? Пусть нам и дальше затыкают рот в самые ответственные моменты?
– Это всего лишь безобидное напоминание, что тебе поручено сочинять комедию положений о супружеской паре, – сказал Деннис. – А не манифест Лейбористской партии.
– Естественно, безобидное, – подхватил Билл. – Безобидное напоминание о безобидной комедии. Все у нас чертовски безобидное и вежливое. И в первую очередь – ты сам.
– Полегче, Билл, – вступился Тони.
– Я и не такое в свой адрес слышал, – сказал Деннис.
– А тебя это не касается? – напустился на соавтора Билл. – Упал навзничь – и лапки кверху?