– Песьи дети, пся крев!
Полицейский погрозил толпе кулаком, и она разразилась хохотом. Вот такая вот и была работа у полиции Варшавы – свои среди чужих, чужие среди своих, меж двух огней. А иногда – между молотом и наковальней.
Появился и дежурный офицер, немного бледный с лица, без бронежилета и каски – но с таким-же АКС-74У и разгрузочным жилетом, набитым магазинами и накинутым поверх форменной рубашки повседневной формы. Каким-то сюром на его лице смотрелись очки в тонкой золотой оправе. Идти к полицейским он не решился – остановился у линии казаков, махнул им рукой оттуда. В толпе засвистели, снова полетели презервативы – с мочой, с дерьмом, с краской – и казаки подняли щиты, чтобы защититься от этой гадости.
– Пан дежурный офицер… – начал старший инспектор Гмежек, но дежурный офицер бесцеремонно перебил его
– Майор Рышард Пшевоньский, дежурный офицер по штабу округа. Извольте сообщить, какое у вас дело в штабе.
– Мы должны допросить одного из находящихся там людей, пан офицер.
– Кого конкретно? Это не может подождать до завтра, вы же видите, что творится?
– Не может, пан офицер. Совершено убийство и мы должны вести следствие.
– Кого конкретно вы хотите допросить?
– Некоего пана Ежи Комаровского. Он в здании?
Лицо майора Пшевоньского исказилось от удивления
– Вы с ума сошли?
– Вы не ответили на мой вопрос, пан майор – решил надавить Гмежек – этот человек находится в здании?
– Я не имею права сообщать вам о том, кто находится в здании, тем более при таких обстоятельствах. И вы не имеете права проводить какие-либо следственные действия, это компетенция военной контрразведки.
– Это гражданское дело, совершено убийство гражданского лица. Здесь нет никакой военной компетенции.
– У вас есть какие-либо документы?
– Пан майор, чтобы побеседовать с человеком, полицейскому не нужны какие-либо документы. Это наше право – опросить пана Комаровского по поводу произошедших событий.
Майор какое-то время мялся, не зная, что предпринять.
– Я вынужден получить санкцию командующего. Прошу оставаться здесь.
На сей раз их пропустили за цепь казаков, двое казаков встали ряжом с ними – охранять. Майор смешно вскидывая ноги побежал к дверям здания штаба, придерживая бьющий по боку автомат.
– Не пустят… – сказал кто-то из полициянтов – Комаровский его отец.
Гмежек промолчал. По крайней месте казаки теперь защищали их от толпы.
Майор Пшевоньский вернулся минут через десять, вид его был растерянным, сбитым с толку
– Пан генерал примет вас. Кто из вас старший?
– Я, старший инспектор Гмежек.
– Вы пройдете в здание. Остальным придется подождать здесь.
Инспектор усмехнулся
– Пан майор, вам не кажется такое решение несколько… рискованным
Пан майор задумался
– Вероятно, да. Тогда остальные – подождут в помещении караульного взвода.
– То другое дело…
В здании было темно, освещение не работало, только аварийное, на дизель-генераторе. По опыту предыдущих рокошей – здание готовили к обороне, возможно даже к боям внутри здания. Все окна первого этажа были забраны решетками, и не внешними – а внутренними, за еще и закрывались накладными ставнями из стали, которые вешались прямо на решетки. Внизу строили баррикаду – несколько офицеров штаба откуда-то выносили и крепили один к другому бронещиты, такие тяжелые, что каждую секцию приходилось тащить вдвоем. Все эти щиты скрепляли между собой через специальные замки и пазы, а крайние – крепили к стенам через специальные пазы в самой стене, в кирпичной кладке. Часовые теперь стояли не перед дверьми – а за ними, и вместо парадных "федоровок" с начищенными до блеска, сверкающими на солнце штыками – у них были автоматы АК и бронежилеты. На площадке между первым и вторыми этажом двое казаков сидели около уже установленного станкового пулемета. Дверь запиралась теперь на массивный засов, внутрь пускали только после того, как ты просовывал пропуск в специальную щель, закрываемую заслонкой. Для того, чтобы взять такую крепость, учитывая еще, что стены были построены на старый манер, в три кирпича толщины – нужны были значительные силы с хорошим вооружением, в том числе с гранатометами и огнеметами.
Их пустили внутрь без обыска, провели в находившуюся по правую руку караулку. Там было пусто, не звонили телефоны, и только один из офицеров сидел в углу на стуле, положив на колени автомат и спал.
– Квятковский!
– А… Господин майор! – офицер безуспешно сделал вид, что не спал.
– Это паны полициянты… – объяснил майор Пшевоньский – они остаются здесь, по зданию шляться не должны. Свари себе кофе… и им, что ли тоже…
– Нам бы еще умыться… – мрачно сказал один из полициянтов, в которого попал презерватив наполненный мочой.
– Туалет, рукомойники, мыло – вон за той дверью. Прошу. А вы, пан …
– Гмежек.
– Пан Гмежек – прошу за мной.
* Фабрика эта работала, но там производили только гражданское оружие. Тем не менее – личным "отечественным оружием" были вооружены польские офицеры.
** Педераст пассивный
*** В Польше, в отличие от всей другой страны была несколько другая полицейская система, и полицейские именовались инспекторами, а не урядниками да исправниками.
**** Наиболее распространенная гражданская медаль Империи, представляла собой профиль царствующего монарха с надписью "за усердие"
***** марка автомобиля
****** Способ действий, то есть аналогичные совершенные преступления
******* Для справки: численность МВД РИ вместе с дорожной полицией составляла примерно миллион человек. Это на миллиард жителей!
******** состав "изготовление" в РИ был выделен в отдельный состав преступления и наказывался пожизненным заключением вне зависимости от количества произведенного или синтезированного наркотика.
********* движок – наркоман
Документы проверяли на каждом этаже, проверяли даже у майора Пшевоньского – порядок есть порядок. По коридорам почти не ходили, людей было мало, кто попадался – все с автоматическим оружием, многие в бронежилетах. Сверху, прямо по лестничным маршам тянули какой-то толстый кабель. Третий этаж перекрывали баррикадами, на этот раз из мебели, четвертый, судя по всему – тоже…
Генерал Тадеуш Комаровский оказался высоким, сухим, прямым как палка стариком, до сих пор предпочитающим старого фасона, темно-зеленого цвета мундир со всеми регалиями. Серый от усталости, он сидел в своем кабинете, охраняемом двумя казаками с автоматами, еще один автомат с подсумком магазином был брошен на ряд стульев у стены, которая была обклеена картой округа в масштабе 1:1000. Он просто сидел и смотрел куда-то вдаль, в окно, он даже не пытался командовать – да пока командовать и не было нужно, судя по кипевшей в штабе деятельности, каждый знал, что он должен делать.
– Пан генерал…
– Вы свободны пан майор – прервал доклад генерал
Щелкнув каблуками по паркету, майор вышел из кабинета, аккуратно затворив за собой дверь…
А генерал продолжал смотреть в окно. И пан Гмежек, хоть он недолюбливал и армию и Комаровского – не знал, куда ему деваться.
– Вы пришли за моим сыном? – прервал молчание генерал.
– Старший инспектор полиции Гмежек, Сыскная полиция Варшавы, отдел убийств. Да, пан генерал, я пришел побеседовать с вашим сыном.
Генерал снова какое-то время молчал, глядя в окно.
– Что он натворил? – наконец спросил он
– Не далее как три дня назад…
– Что он натворил, пан полицейский?
Гмежек решил говорить правду, хотя и не должен был. Просто – чувствовал, что так надо.
– Мы считаем, что он причастен к убийству. Возможно, причастен – мы не можем сказать этого точно.
– Вот как? Это из-за этого начинается рокош?
– Возможно, да – осторожно ответил пан Гмежек
– Интересно… И кем же был убитый, что из-за него выходят на улицы?
– Пан Ковальчек, профессор Варшавского университета, из эмигрантов… – полицейский замялся
– Говорите, говорите, пан полицейский…
– К тому же – диссидент и содомит.
– Диссидент и содомит – медленно, будто пробуя эти слова на вкус, произнес их генерал – достойный подданный Его Величества, ничего не могу сказать. Он имел какое-то отношение к наркотикам?
Пан Гмежек снова не стал лгать.
– Да. Наркотики обнаружены и в его крови, и на квартире рассыпанными. Судя по всему, он был не только потребителем наркотиков – но и наркоторговцем.
Генерал внезапно поднял руки и закрыл ими лицо, будто плача – но все это происходило в абсолютной тишине. Так он просидел какое-то время – старший инспектор боялся даже слова сказать – потом вдруг повернулся в кресле. Гмежек увидел глаза генерала – больные, красные от недосыпа, какие-то обреченные как у загнанного зверя.
– Я предупреждал… что добром не кончится… – надтреснутым голосом сказал он
– О чем вы, пан генерал? – спросил полицейский
– О своем сыне, пан полицейский. О своем сыне. Он сам вам расскажет, я не имею права говорить о чужих секретах. У вас есть дети, пан полицейский?
– Да, есть, пан генерал. Двое. Сын и дочь. Сын в этом году заканчивает гимназию.
Пан Гмежек не стал упоминать, что дети жили с женой. Бывшей. Как и большая часть полицейских, пан Гмежек был в разводе, мало какая семья выдерживала испытание работой полицейского. Тем более – семья старшего инспектора убойного отдела, которого могли выдернуть на происшествие в любое время дня и ночи.
– А у меня Ежи единственный. Даже супруги нет… погибла…
Впервые за все время службы старший инспектор Гмежек не знал, что ему сказать. Он был циничен, как и все полицейские и за время службы повидал немало. Как и все полицейские он имел дело с отбросами общества: убийцами, грабителями, разбойниками, наркоманами. Он смотрел в глаза семнадцатилетнему поддонку, который убил старую пани чтобы поживиться содержимым ее сумочки, он входил в состав оперативно-следственной группы в ставшем основной для ленты синематографа розыскном деле "Березовая роща", когда им удалось-таки изобличить маньяка, тихого почтового служащего, на руках которого была кровь тридцати двух человек*. Он всякое видел. Он видел и самых разных полицейских, честных и не очень, и совсем не честных, он мог даже подложить улику в карман виновного, если видел что тот и в самом деле виновен. Но он никогда не арестовывал человека, никогда не привлекал его к ответственности, если видел что тот – невиновен. А сейчас получалось так, что он отнимал сына у старого генерала, который был опорой порядка в Варшаве в эти трудные минуты – и при этом искреннее считал молодого человека невиновным.
Он впервые узнал, что это такое – арестовывать невиновного человека, человека которого ты считаешь невиновным. И ему это – не нравилось.
– Пан генерал, я могу вам пообещать только одно, что я лично прослежу за тем, чтобы при производстве следствия закон соблюдался до последней запятой. Кроме того – я лично прослежу за тем, чтобы все данные об убитом, о том кем он был – были внесены в дело и представлены на рассмотрение судье.
– Закон… – генерал снова повернулся к окну – кому сейчас нужен закон, кто помнит о нем? Вон эти?
– О нем помню я. Надеюсь, что и вы, пан генерал. Закон нужен нам.
Генерал покачал головой.
– Что есть закон вот для них? – он показал рукой в окно – им не нужен закон. Им нужна свобода. Они выходят на улицы и кричат – нам мало свободы! Дайте нам ее… Знаете, пан полицейский, когда то давно… я и несколько других офицеров удостоились личной аудиенции монарха… тогда еще царствовал отец ныне правящего монарха, да продлит Иезус его дни. Он тогда сказал одну фразу, которую, да наверное и другие офицеры запомнили на всю жизнь. У моего подданного нет права быть скотом – вот что он сказал. И в России – никогда такого права у подданных не будет. Те, кто выходят на площадь и кричат что им мало свободы – им нужна именно эта свобода. Свобода быть содомитом, наркоманом, диссидентом. Нас, которые не дают им эту свободу – они называют иродами и сатрапами…
Генерал снова замолчал
– Пан генерал, вы знаете, где ваш сын был в ночь на двадцать шестое июня сего года? – осторожно спросил пан Гмежек
– Об этом он расскажет вам сам. Если захочет. Думаю, захочет, потому что нечего стыдиться. Раньше, таких как этот пан… сжигали на кострах. Сейчас – у нас есть закон.
Генерал нажал на кнопку звонка, он зазвенел так резко, что старший инспектор Гмежек непроизвольно вздрогнул.
– Еще один вопрос, пан генерал. Я так понимаю, что ваш сын мстил за кого-то. Вы знаете – за кого?
– Об этом он тоже расскажет вам сам.
Хлопнула дверь, на пороге вырос майор Пшевоньский
– Пан генерал?
– Проводи – коротко сказал генерал, показывая на Гмежека – пусть полицейские выполняют свою работу.
– Прошу меня простить, пан генерал – сказал Гмежек
Генерал ничего не ответил.
Вместе с паном майором они проследовали на другой этаж, уже перекрытый. Здесь было шумно, голосили рации.
– Как вы выведете его из здания, пан полицейский – негромко спросил майор Пшевоньский – демонстранты его разорвут и вас заодно?
– Кто сказал, что я кого-то собираюсь выводить из здания?! – раздраженно ответил старший инспектор – мне нужно просто поговорить!
Майор остановился около одной из дверей, постучал. Потом еще раз.
– Странно…
Еще стук, громкий – без ответа
– Когда вы его последний раз видели?
– Полчаса назад.
Майор навалился с силой на ручку двери, добротную, сделанную из настоящей стали. Та не поддалась.
– Есть еще ключи?
– Да, в дежурке.
– Неси – распорядился полицейский – и прихвати с собой еще кого-нибудь.
– Кого именно? – недоуменно переспросил майор
– Неважно кого! Любого, только не полицейского.
– Понял…
Майор вернулся минут через семь – пришлось обходить баррикады. Вместе с ним был казак, невысокий, вооруженный автоматом крепыш.
– Вот! – майор протянул ключ
– Откройте сами – отстранился от двери старший инспектор
Майор пошерудил ключом в замке, нажал на ручку – и дверь открылась.
– Теперь заходите и ни к чему не прикасайтесь.
В кабинете было темно – из-за грязных, немытых стекол, на столе была пыль – но с разводами, показывающими что тут кто-то был и совсем недавно. Старший инспектор натянул на руки тонкие нитяные перчатки, которые всегда имел с собой, потом достал небольшой цифровой фотоаппарат и начал фотографировать. Сначала от двери он сделал несколько фотографий общего плана кабинета, потом подошел ближе к столу и сфотографировал несколько раз столешницу и оба стула. Потом сфотографировал стекла. Потом он достал небольшой цифровой диктофон, включил его и осторожно положил на поверхность стола. Лучше было бы – учитывая резонансный характер дела – производить съемку следственного действия на видеокамеру – но видеокамеру они на выезд не взяли. Придется довольствоваться этим.
– Сегодня тридцатое июня две тысячи второго года…
Он посмотрел на часы
– Одиннадцать – семнадцать по варшавскому часовому поясу. Я, старший инспектор отдела убийств сыскной полиции Варшавы Бронислав Гмежек в связи с возбужденным уголовным делом о причинении смерти провожу обыск кабинета номер…
Полицейский повернулся к военным
– Двести семнадцать – подсказал майор Пшевоньский
– Номер двести семнадцать в здании штаба Виленского военного округа. Кабинет перед осмотром был заперт на штатный замок и был открыт по моей просьбе дежурным офицером, использовавшим запасной ключ, находившийся в дежурной части. Хозяином этого кабинета является поручик Ежи Комаровский, Его Императорского Величества лейб-гвардии Польского Гусарского полка. Я прав?
– Не совсем. Это временный кабинет, в нем сидят командированные офицеры.
– Хорошо. С какого времени его занимает поручик Комаровский?
– Причем два месяца, нужно посмотреть по журналу – ответил майор.
– В журнале отмечается, кому выданы ключи от кабинета?
– Да, обязательно
– Сколько всего существует ключей от кабинета?
– Два ключа.
– Где они находятся?
– Один обязательно в дежурной части. Второй – на руках у офицера, которому предоставлен кабинет.
– Передача ключей фиксируется?
– Обязательно. Сдающий и принимающий расписываются в журнале.
– А если один офицер передает ключи другому офицеру?
– Тогда они должны подойти к дежурному и расписаться в журнале – кто сдал и кто принял.
– Спасибо. Получается, что теми ключами, которые должны быть в дежурке вы открыли дверь. Вторые ключи от кабинета – у пана Ежи Комаровскому, которому он предоставлен.
– Так точно.
– Пан Комаровский мог передать кому-то ключи от кабинета, не регистрируя это в журнале?
Майор задумался
– Если он сделал это – это является должностным проступком – изобрел наиболее приемлемую формулировку майор
– А дежурный офицер мог выдать ключ, который находится у дежурной смены кому-нибудь?
– Мог, но не каждому. Только старшему офицеру с особыми полномочиями и с отражением этого в журнале.
– То есть если дежурный офицер выдавал кому-либо второй ключ – то это будет отражено в журнале?
– Да, безусловно. Без записи ключ не выдадут даже командующему.
– Хорошо, с записями в журнале мы ознакомимся потом…
Если бы старший инспектор Гмежек прервал обыск, спустился вниз и проверил по журналу, кому выдавался второй ключ – то сразу узнал бы имя настоящего убийцы. Убийца получал второй ключ сегодня, а до этого второй ключ брали несколько месяцев назад. Он имел полномочия, чтобы получить второй ключ, и знал, что его имя и номер удостоверения запишут в журнал учета – но пошел на этот тщательно просчитанный риск разоблачения. Потому что знал – ровно через три часа это не будет иметь никакого значения.