– Достаточно никогда не бывает. Принц Акмаль, да покарает его Аллах, жаден настолько, что если он узнает, что кто-то хорошо торгует – то посылает своих нукеров, чтобы они брали с него дань дважды в день.
Покарает… И очень скоро – покарает. Так покарает – как вы и не видели никогда.
… Я же, русский, куплю у тебя все сразу или поменяю на то, что нужно тебе. И ты будешь доволен и уедешь сразу, и не будешь платить за торговлю.
– Назови свою цену, уважаемый Змарай, чтобы я знал, о чем идет речь.
– Я готов дать за твой товар по семьсот золотых, русский и клянусь Аллахом это справедливая цена.
– Теперь вы меня грабите. Не далее как сегодня я видел, как на базаре продавали британский Стерлинг по девятьсот золотых. Неужели мой товар хуже британского Стерлинга, тем более со всеми принадлежностями?
– Но британский Стерлинг хорош тем, что к нему можно взять патроны бесплатно, у британской собаки, которую ты убьешь. Потому он стоит таких денег.
– А часто ли так бывает? Британца не так просто убить. А патроны, подходящие к этому автомату, наше правительство в большом количестве поставляет племенам бесплатно, лишая честных торговцев законного заработка. И Сулейманхейль тоже, уважаемый Змарай, я это знаю, потому что патроны проходят через те склады, где у меня много друзей. Правительство лишает их возможности торговать патронами – а каждый хочет заработать себе на старость, да простит нас всевидящий Аллах. Но лишь из уважения к вам и вашим ранам, полученным в бою с британскими собаками, я продам вам этот товар за три тысячи шестьсот золотых…
– Но и эта цена неподъемна для нас! Наше племя небогато, храбрые воины – вот все наше богатство! Тысячу золотых, русский – это все что мы можем заплатить, видит Аллах, что у нас больше нет!
– Но и я должен получить достойную цену! Я проделал долгий путь с этим оружием, меня по дороге обстреляли твои соплеменники, уважаемый Змарай! Как я посмотрю в глаза тем, кто меня послал, уважаемый Змарай, если соглашусь на такую цену? Нет, три тысячи триста золотых – моя последняя цена за этот товар, равному которому вы здесь не найдете. Три тысячи триста золотых – и точка…
* Национальная игра, распространенная во всей Азии. Две команды на лошадях, из оружия – плети, которыми надо хлестать лошадей, но хлещут ими и друг друга. Суть игры заключается в том, что в центр поля бросают тушу только что забитого козла (иногда теленка), по команде все устремляются к ней. Ее надо схватить, вместе с ней объехать полный круг по полю и бросить ее в свои ворота. В то время другая команда всячески пытается этому помешать и отобрать тушу. Нередко, в ходе этих столкновений гибнут и сами участники (слетел с лошади, не удержался – всё, затопчут копытами) и зрители (лошади иногда вылетают в толпу). Сами понимаете, что среди скотоводов-кочевников эта игра имеет военно-прикладное значение, а федерации бузкаши – это готовые отряды боевиков. Нелишним будет напомнить, что события в Кыргызстане в 2010 году начались с ареста президента федерации бузкаши Кыргызстана.
** Найдутся люди, которые посчитают, что автор сгущает краски. Но в Афганистане гомосексуальная педофилия и гомосексуализм являются нормой и в нашем мире. Когда шла война 80-88 годов – часто солдаты и офицеры ОКСВ не сдавались в плен живыми и потому, чтобы не стать жертвами изнасилования. Найдутся и те, кто посчитает, что автор смакует эту мерзость. На самом деле моя задача – показать, что в Афганистане все это – чудовищная норма, что это все происходит буднично и обыденно.
*** Эту короткую молитву нужно сказать перед тем, как садишься за стол. Можно обойтись коротким "бисмилля" – то есть "Во имя Аллаха".
Путь их был долог и труден, они не знали где они, что с ними и зачем они здесь. Но они держались. Потому что их так научили, по крайней мере, одного из них. Держаться – несмотря ни на что.
Одного из них звали Вадим. В отличие от младшего, Вадим был скаутом-разведчиком, то есть был готов к самым трудным обстоятельствам и жизненным перипетиям. Ему было четырнадцать лет, он заканчивал восьмой класс гимназии и был сибиряком. То есть – человеком закаленным и готовым ко всяческим жизненным невзгодам. Он родился в Николаевске-на-амуре*, но в шесть лет переехал с родителями в Иркутск. Там он пошел в гимназию и сейчас заканчивал ее, дабы поступить на подготовительные курсы престижного** Иркутского политехнического. Он не раз отказывался стать не только вожатым звена – но и вожатым отряда, потому что больше ему нравилось быть разведчиком. Он так и не знал, куда поступить – отец настаивал на поездке в Москву и попытке взять вершину МГУ, мать считала что достаточно и Иркутского политехнического: отец был уроженцем Санкт-Петербурга, а мать коренной, упертой сибирячкой. Сам же он втайне мечтал о другом – о Новосибирском, Его Императорского Величества высшем, военно-командном институте, о факультете специальной разведки – на который конкурс восемь-десять человек на место и некоторые копают себе землянки около института, чтобы жить там на случай если освободиться место и одновременно доказать офицерам-преподавателям, что ты достоин. Впрочем – землянка это еще полбеды, выпускной на этом факультете – в одиночку добраться до берега Тихого океана, через всю тайгу, лишь с армейским набором выживания. Да еще – по маршруту следования ни один командир воинской части не упустит такой возможности – провести учения по поимке беглецов. Да и казаки – тоже не упустят лишней возможности в лесу размяться. Бывало – что из всего выпуска не доходил не один. Эти тоже служили – но в морской пехоте, в десанте, то и в обычной пехоте – как инструкторы присудят. Зато тому, кто дошел – путь в спецназ был открыт.
Спецназ, блин…
Взяли его просто – так просто, что хотелось выть от досады. Они, двенадцать пацанов и восемь девчонок выехали в северный Туркестан***, в плоскогорья. Там они должны были провести двадцать один день – стандартный полевой выход скаутов. Пройдя примерно пятьдесят километров от железнодорожной станции, они разбили скаутский лагерь, огородили его веревкой от змей и насекомых. Потом, скаут-мастер послал его и еще двоих пацанов найти воду. Речек здесь почти не было – но он знал, что в некоторых местах есть потаенные источники, из них местные скотоводы, занимающиеся пастбищным выращиванием овец, поят свой скот. Поскольку, воды в этих краях мало – источники эти тщательно маскируются, о них отцы рассказывают своим сыновьям, завещая хранить тайну. Он знал, что будет трудно, и может ему придется пройти не один километр – а потом еще надо будет переносить лагерь. Но он ведь скаут-разведчик и должен найти воду для отряда, если не он – то кто? И какой он тогда разведчик?
Он сделал так, как ему показалось удачным на тот момент. Найдя тропу, по которой гоняли скот – по камушкам помета, шерсти и вытоптанной земле – он пошел по ней, даже не пошел, а побежал легким скаутским бегом, справедливо полагая, что овец гонят туда, где есть вода. Он удалился за пределы прямой от отряда, он дважды видел каких-то всадников, но те не подъехали к нему, а наоборот: завидев – ускакали прочь. Он не видел в этих всадниках никакой опасности, тем более что у него был нож, и ножом этим он умел делать многое. Пробежав около пяти километров, он увидел коня и сидящего на земле, закутанного в халат старика. Он подбежал к нему чтобы спросить не нужно ли чего – и подбежал слишком близко, он не почувствовал опасности. Последнее что он помнил – это рука старика, с зажатым в ней баллончиком и удушливый, вонючий газ, бьющий прямо в лицо. Больше он ничего не помнил.
Очнулся он, уже, когда его везли по горам, связанного. Под ним было какое-то животное, ниже, чем лошадь, мохнатое и неспешное, оно везло его по горам и странно фыркало. Вокруг, пешком и на таких же животных – ослах, вспомнил он урок биологии – ехали и шли бородатые, вонючие, вооруженные кто чем люди, негромко переговаривающиеся на своем, гортанном, непонятном для него языке.
Он не знал, что эти люди были душманами, а сам он был уже в северном Афганистане.
Потом на первом же привале, он заметил, что он не один, попавший к этим людям. На другом осле везли еще одного мальчишку, такого же, как он белобрысого, по виду младше его и толстого. Жиртрест – так они называли подобные создания в гимназии и били. Этот постоянно унижался и плакал, в конце концов, один из этих людей стащил жиртреста со спины осла, и хотел что-то сделать (он не понял, что) – но тут второй из этих страшно заорал и вытянул первого плетью.
Как и всем пацанам-скаутам, ему рассказывали про правила выживания в самых разных житейских ситуациях. В том числе – при захвате террористами. Про похитителей людей ему не рассказывали, в империи не похищали людей – но террористы были, и их учили что делать, если они окажутся в плену или в заложниках. Не оказывать сопротивления, выполнять все требования террористов. Смотреть вокруг, все запоминать – местность, помещения, транспортные средства, людей. Не отказываться от пищи, воды, если плохо себя чувствуете – сказать об этом. Не смотреть террористам в глаза, стараться не говорить с ними ни о чем, не оскорблять их. Запомнить – сколько всего террористов, как они выглядят, чем вооружены, о чем разговаривают. Не пытаться бежать, выхватить оружие у террористов, если только нет твердой уверенности в успехе задуманного. Стараться не находиться рядом с окнами и дверьми в помещениях где вас держат. При штурме – падать на пол и закрывать голову руками, не подниматься пока не будет команды, сразу сказать бойцам спецназа кто ты и как здесь оказался, выполнять все их команды. Помнить, что империя делает все, чтобы выручить вас.
Помнить, что империя делает все, чтобы выручить вас
В первый день его не кормили, дали только воды. Этого жиртреста – тоже. Вообще, тот мог не один день существовать на своем подкожном жире – но тот снова разнюнился. Господи, откуда он…
Под вечер им пришлось прятаться. Внезапно один из похитителей что-то крикнул – и все засуетились, потащили ослов под прикрытие скал – они шли ущельем, и можно было укрыться под нависающими скалами так, что увидеть скрывающийся отряд можно было, только если зависнуть на месте. Он не стал кричать, потому что знал, что вертолетные турбины не перекричать – а вот жиртрест разорался, и его снова избили. Его же не трогали, непонятно почему.
Вертолеты прошли над ущельем быстро и не заметили их. Он не знал, что это были не русские, а британские вертолеты.
Ночью он попытался совершить побег. Это было просто – веревка была сплетена из каких-то волос и освободиться от нее особых трудов не составило. Проблема была в жиртресте – он лежал недалеко от костра и там было светло.
Почему то он даже не подумал о том, чтобы уйти один. Сейчас, в Джелалабаде – думал, а тогда не подумал. Он не знал кто этот пацан и почему он здесь – но знал, что он слабее и младше и его оставлять нельзя. Все было хорошо до того момента, как он подкрался к этому нюне и попытался развязать его. Тот испугался и вскрикнул, душманы проснулись…
Тогда его в первый раз избили. Потом один достал нож – Вадим понял, что он собирается сделать, он читал книжки про степняков и знал, что те подрезают пленным сухожилия на ногах. Но тот, старший, снова заорал и вытянул душмана с ножом плетью. А потом и Вадима – несколько раз.
В качестве наказания больше его не посадили на осла. Ему развязали ноги, снова связали руки и накинули веревочную петлю на шею. Так он и шел – благо скорость передвижения осла по горам не сильно отличалась от скорости передвижения по горам человека.
На третий день пути они встретились с еще одним отрядом. Он понял это по шуму, голосам вокруг. Почему то на них накинули мешки – чтобы те, другие не видели их. Несколько раз над ними пролетали вертолеты и самолеты, переходили дороги они очень осторожно. Он заметил, что несколько душманов идут позади отряда и уничтожают следы как могут. Один раз ему посчастливилось видеть пролетевший на низкой высоте вертолет – и он понял, что это не русский вертолет. Как и многие пацаны в Российской Империи он увлекался разными военными играми, покупал каталоги и журналы про вооружение – и сейчас он опознал в вертолете британский Вестланд, одну из больших транспортно-боевых моделей в тропическом исполнении. Значит – они уже на британской территории…
Помнить, что империя делает все, чтобы выручить вас
Кабул потряс его Они пришли туда на четвертый день пути, под вечер. Это был огромный, раскинувшийся в почти круглой долине в горах (может быть – в кратере потухшего вулкана) город, где лошади и ослы соседствовали на улицах с автомобилями, дорогими, но грязными. Он даже видел какой-то кортеж из нескольких одинаковых черных внедорожников, промчавшийся мимо по дороге – он не знал, что это ехал министр обороны Афганистана. Внизу были дорогие здания, нищие мазанки лепились к склонам гор. Он видел крепость – и не знал, что это крепость Бала-Хиссар, бастион, охраняющий город.
Всю ночь они провели в каком-то вонючем сарае – их поместили в грязные клетки, как в зоопарке зверей и заперли на замок. Таких клеток было много, но он оказался в одной клетке с тем сам пленником. Тогда же, он узнал, что его зовут Витя, Виталий и его украли на железнодорожной станции. А так он из Москвы.
При слове "Москва" Вадим, сибиряк, презрительно скривился – все понятно. Еще он хотел навешать этому паразиту трендюлей за провал побега – но не стал этого делать. То ли из жалости, то ли из-за брезгливости – сам не понял.
В других клетках в темном, вонючем помещении были такие же дети. Он не мог поверить тому что видит, казалось что это не земля – другая планета. Клетки поставленные на земляной пол, вонь…
Но он еще не видел Кабульского базара…
По какому-то странному стечению обстоятельств, его не выставили на продажу – их двоих просто привезли в этой самой клетке и поставили в тень, рядом с оградой. За ограду клетку завозить не стали – потому что за это надо было платить три цены. Но забор не был сплошным как в Джелалабаде – и он видел рынок. Рынок рабов…
На рынке рабов прилавок представлял собой столбы, крышу и поперечину. Столбы шли часто, а крыша была предназначена для того, чтобы прикрывать рабов от солнца, от безжалостного афганского солнца – чтобы они не умерли и имели товарный вид. К перекладине и столбам приковывали наручниками совершенно голых детей и подростков – мальчиков и девочек, выставленных на продажу. Он не знал, что существуют ряды для взрослых рабов – и ему показалось, что тут торгуют только детьми. Большей частью – девочками, девочек в Афганистане вообще продавали замуж, кто-то по сговору между семьями, а кто-то – и тут, на базаре. Покупатели неспешно шествовали по рядам. Приценивались к товару, осматривали, щупали как скот. Тут же рядом были и продавцы…
Непостижимо уму!
Они изучали историю, в том числе и историю древних веков в гимназии и знали, кто такие рабы и кто такие рабовладельцы. Они знали и о том, что в некоторых местах земли такие обычаи сохранились: все эти места были в Африке, где германцам так и не удавалось сделать кто-то приличное из местных племен. Но он никогда не думал, что от земель империи до базара с рабами – четыре дня пути пешком.
Самое страшное – что в основном продавали детей. В России никогда, даже в давние времена не продавали детей. Было понятие "закупы", то есть люди, которые отрабатывали долг, который не могли отдать, на хозяйстве кредитора и после его отработки снова становились свободными людьми. Было крепостное право – но тогда даже дворами продавали редко, кому нужен двор? Продавали деревнями, землю и крестьян, ее обрабатывающих: а крестьянину какая разница, на кого отрабатывать барщину и кому платить оброк? Был один барин, стал другой барин. Были, конечно, дворовые девки, оказывающие барину услуги – ну так и сейчас, открой газету – то же самое, только называется по-другому. А уже с восемнадцатого века барщину почти и не отрабатывали, платили оброк, а потом и вовсе – начали выкупаться из крепостных, и выкупались довольно много еще до реформ Александра Второго Освободителя, злодейски убитого террористами****. Но рабских базаров на Руси не было никогда, ни в древние века ни в средние.
А тут они были. И Вадим просто не мог этого понять, не мог осознать – что ты чувствуешь, когда тебя приковывают наручниками к столбу голого, а вокруг ходят покупатели, щупают, выбирают, договариваются о цене НА ТЕБЯ, торгуются. К его счастью, выросший в России паренек-скаут не знал, с какими целями обычно на базаре здесь покупают мальчиков-бачей. Но все равно – представить себя прикованным к столбу он не мог.
Закончилось все тем, что он потерял сознание в клетке от солнечного удара.
Пришел в себя он уже на дороге. Небольшой грузовик с открытой платформой натужно рычал слабеньким мотором, преодолевая запруженную транспортом дорогу – а вокруг были горы. Такие горы – каких он никогда и не видел. Клетки закрыли брезентом, как это обычно делали когда перевозили по большим дорогам рабов в клетках – чтобы рабы не умерли от солнечного удара и чтобы лишние глаза их не видели – но закрепили брезент плохо, и один край его отогнулся в сторону. Тогда то он увидел машины, каких никогда раньше не видел – большие, с огромными колесами, с решетками от гранатометов и бронелистами, прикрывающими кабину и кузов – это были русские машины. Он знал кто такие караванщики, отставные военные, про них снимали боевики и писали книги. Караванщики не видели его, а он не мог подать им никакого знака. Но рано или поздно – они же его куда то привезут, а если караванщики едут по той же дороге что и они – то логично предположить, что они будут и там куда его привезут. Если он крикнет, что он русский и его похитили – караванщики наверняка не останутся в стороне, ведь они тоже русские!
Немного успокоившись, он осмотрелся – и нашел на полу своей клетки-камеры большую флягу с водой, лепешку и нечто вроде шкуры, чтобы укрыться от холода. Шкура омерзительно воняла – но хоть что-то…
Только потом, когда они приехали в Джелалабад – он понял, что теперь их трое, до этого не было видно из-за брезента. Вместе с ними на машине в такой же клетке ехала девчонка. И тоже русская, блондинка! Она-то сюда как попала?
Самое страшное потрясение ждало его на базаре, куда они заехали. Когда открыли клетки, и их погнали наружу – из караван-сарая (или как там она называется) вышли несколько этих. И с ними был русский, караванщик! И у него было оружие, русский автомат, он это видел! Русский оглянулся и тоже увидел его, а он крикнул, чтобы привлечь его внимание – но произошло то, чего он никак не ожидал.