И тут все смешалось.
Сначала сильным порывом ветра полицейский вертолет чуть отнесло в сторону. В этот момент Армстронг и его охранники уже почти миновали маленький треугольник между Нью-Джерси-авеню и Луизиана-авеню. Но тут неожиданно, с расстояния в десять ярдов, в сторону Армстронга бросился одинокий пешеход – мужчина средних лет, тощий, бородатый, с длинными спутанными волосами, бедно одетый и очень грязный. На нем был засаленный старенький плащ с поясом. Незнакомец секунду стоял в растерянности, глядя на Армстронга, затем бросился к нему прыжками, нелепо размахивая руками во все стороны, раскрыв рот и при этом жутко оскалившись. Двое агентов кинулись вперед на перехват, а четверо остальных сгребли вице-президента и оттащили его назад. Началась толкотня, и наконец Армстронг был надежно изолирован от нападающего, но зато абсолютно не защищен с противоположной стороны.
Ричер посчитал это подстроенным маневром и огляделся, но больше никого подозрительного не увидел. Только равнодушные и спокойные городские постройки взирали на это внезапное происшествие. Ричер оглядел ближайшие окна. Он искал отблеск света на стеклах, но так ничего и не заметил. Ничего. Вообще ничего. Машины на улице все так же целеустремленно мчались вперед, не обращая внимания на небольшую свалку у тротуара, и ни одна из них не замедлила ход. Ричер оглянулся и увидел, что сумасшедший лежит на земле, а двое агентов надежно удерживают его. Еще двое наставили на него свои пистолеты. Фролих поспешно подъехала к месту событий. Она резко затормозила у обочины, и двое агентов, быстро подведя Армстронга к автомобилю, помогли ему устроиться на заднем сиденье.
Но «сабурбан» никуда не поехал, и остальные машины были вынуждены покорно объезжать его. Вертолет вернулся на свой пост и теперь чуть снизился, чтобы его пассажиры были поближе к месту происшествия и смогли разглядеть, что же там, на земле, случилось. Его стрекот буквально раздирал воздух. Но больше ничего не происходило. Через некоторое время Армстронг вышел из машины в сопровождении все тех же двух агентов и приблизился к незнакомцу. Он присел на корточки, уперев локти в колени, словно хотел поговорить с бродягой. Фролих, не выключая мотора, вышла из автомобиля на тротуар и что-то сказала в микрофон, прикрепленный к запястью. Через некоторое время к «сабурбану» подтянулся полицейский автомобиль и остановился сразу же за ним. Армстронг выпрямился и наблюдал за тем, как двое полицейских взяли бродягу под руки, отвели к автомобилю и усадили в него. Фролих забралась в свой «сабурбан», и Армстронг, немного придя в себя, в сопровождении своих телохранителей продолжил пешее путешествие к Министерству труда. Над ними все так же висел вертолет, послушно следуя за группой. Наконец вице-президент пересек Луизиана-авеню, в то время как Ричер как раз перешел ее чуть дальше и в обратном направлении, после чего подбежал к Фролих. Женщина сидела на водительском месте и внимательно смотрела за тем, как Армстронг удаляется в сторону Министерства. Ричер тихонько постучал по стеклу, и она, вздрогнув, удивленно взглянула на него. Увидев Ричера, Фролих опустила стекло.
– С тобой все в порядке? – сразу же спросил он.
Она отвернулась туда, где все еще был виден вице-президент с охраной.
– Я, наверное, должна была чокнуться.
– Что это за тип?
– Какой-то местный бродяга. Мы, конечно, выясним все его данные, но я чувствую, что он никак не связан с теми, кого мы ищем. Это было бы просто невероятно. Ну а если он сам прислал нам все те письма, то от них должно было бы нести спиртным за милю. Армстронгу даже захотелось поговорить с ним. Он сказал, что ему очень жаль этого нищего, а потом добавил, что желает продолжить прогулку. Он точно сумасшедший. И я вместе с ним, хотя бы потому, что не стала противиться этому безумному желанию.
– И назад он тоже пойдет пешком? – поинтересовался Ричер.
– Скорее всего. Мне очень нужно, чтобы начался дождь. Почему никогда нет дождя, когда он нужен тебе больше всего? И не какой-нибудь, а хороший ливень часика на полтора – вот что меня могло бы здорово выручить.
Ричер посмотрел на небо. Оно было серым и холодным, но облака плыли высоко и не предвещали никаких осадков. Нет, дождя сегодня определенно не будет.
– Тебе надо просто рассказать ему обо всем, что происходит, – предложил Ричер.
Но она упрямо замотала головой, после чего с грустью уставилась в лобовое стекло.
– Нет, мы так не делаем.
– Тогда организуй, чтобы ему позвонил кто-нибудь из его сотрудников и попросил срочно вернуться. Придумайте какую-нибудь проблему, которая никак не может разрешиться без его присутствия. Тогда ему волей-неволей придется воспользоваться автомобилем.
Но она снова мотнула головой.
– Он сам руководит командой переходного периода и устанавливает ритм работы. Вот поэтому ничто не может быть срочным, если он только сам того не захочет.
– Ну, тогда скажи, что тебе требуется еще одна очередная репетиция. Вы якобы должны испытать новую тактику.
Фролих внимательно посмотрела на Ричера.
– А вот это годится. Мы все еще находимся на переходной стадии, а потому я имею право экспериментировать сколько угодно. Возможно, это и есть выход.
– Попробуй, – посоветовал Ричер. – Пойми, дорога назад будет во много раз опасней, чем путь туда. За пару часов кто-нибудь обязательно выяснит, что вице-президент намеревается совершить еще одну пешую прогулку.
– Садись в машину, – предложила Фролих. – Мне кажется, ты здорово замерз.
Он обошел капот «сабурбана» и забрался на пассажирское место. Сразу же расстегнул молнию на куртке и подержал ее раскрытой, чтобы горячий воздух из обогревателя продул ее теплом изнутри. Они сидели молча и наблюдали за тем, как Армстронг и его телохранители наконец скрылись в здании Министерства труда. После этого Фролих позвонила в офис, проинструктировав кого-то сразу поставить ее в известность, когда Армстронг соберется покинуть здание. Затем сняла машину с тормоза, и они направились на юго-запад, к восточному крылу Национальной галереи. Здесь Фролих свернула налево и проехала мимо зеркального пруда Капитолия. Затем еще один поворот, и они очутились на Индепенденс-авеню.
– Куда мы направляемся? – осведомился Ричер.
– В общем, никуда, – пожала плечами женщина. – Я попросту убиваю время. А заодно раздумываю над тем, стоит ли мне еще помучиться или лучше сегодня же подать заявление об уходе.
Она проехала мимо цепочки музеев и наконец свернула на Четырнадцатую улицу. Справа высилось здание Бюро гравировки и печати, слева расположился приливный бассейн. Бюро представляло собой огромное и мрачное серое здание. Фролих обогнула его и остановилась напротив главного входа. Она не стала выключать мотор, держа при этом ногу на педали тормоза, и принялась разглядывать высокие и узкие окна Бюро.
– Джо некоторое время работал здесь, – пояснила она. – В то время, когда создавалась новая стодолларовая купюра. Он считал, что раз уж должен защищать деньги от подделок, то обязан внести свой вклад в их создание. Это было очень, очень давно.
Она склонила голову, и Ричер обратил внимание на красивый изгиб ее шеи. Он молчал.
– Мы иногда встречались с ним здесь, – продолжала Фролих. – Или на ступеньках мемориала Джефферсона, а потом гуляли вокруг бассейна поздно вечером. Обычно весной или летом.
Ричер посмотрел направо. Согбенный Джефферсон среди голых деревьев отражался в спокойной воде.
– Я ведь очень любила его, понимаешь?
Ричер снова промолчал и только смотрел на ее руку, державшую руль. Он обратил внимание на ее тонкое запястье и идеальную кожу, все еще сохранявшую следы летнего загара.
– А ты очень на него похож.
– Где он жил?
Она удивленно посмотрела на Ричера:
– Разве ты не знаешь?
– По-моему, он мне об этом никогда не рассказывал.
В салоне наступила тишина.
– У него была квартира в Уотергейте.
– Он снимал ее?
Фролих кивнула:
– Она практически стояла пустая, ну, как временное жилье.
– Наверное. У нашего семейства, по-моему, вообще никогда не было ничего своего в смысле жилья.
– У семьи твоей матери было. Они владели целыми поместьями во Франции.
– Неужели?
– И этого ты тоже не знал?
Он неопределенно пожал плечами:
– Я знал, что она была родом из Франции, как мне помнится. Но о поместьях, уверен, ничего не слышал.
Фролих сняла ногу с тормоза, посмотрела в зеркальце заднего вида и легко влилась в транспортный поток.
– У вас, ребята, какой-то странный взгляд на семью, – покачала головой женщина. – Просто дикость какая-то.
– Тогда мне это казалось нормальным, – хмыкнул Ричер. – Ну, мы считали, что все семьи такие.
– Я знал, что она была родом из Франции, как мне помнится. Но о поместьях, уверен, ничего не слышал.
Фролих сняла ногу с тормоза, посмотрела в зеркальце заднего вида и легко влилась в транспортный поток.
– У вас, ребята, какой-то странный взгляд на семью, – покачала головой женщина. – Просто дикость какая-то.
– Тогда мне это казалось нормальным, – хмыкнул Ричер. – Ну, мы считали, что все семьи такие.
У Фролих зазвонил мобильный телефон. Негромкая электронная трель всколыхнула тишину салона. Женщина откинула крышку, несколько секунд слушала чей-то голос, затем закрыла телефон.
– Это Нигли, – сообщила Фролих. – Она закончила допрашивать уборщиков.
– Что-нибудь удалось выяснить?
– Она ничего не сказала. Будет ждать нас в офисе.
Фролих объехала ряды магазинов и направилась на север по Четырнадцатой улице. Телефон зазвонил снова. На этот раз слушать женщине пришлось дольше. Сама она молчала и через некоторое время так же спокойно просто закрыла крышку, продолжая смотреть на дорогу перед собой.
– Армстронг собрался уходить, – заговорила она. – Я отправляюсь туда, чтобы попытаться уговорить его поехать со мной, а тебя сейчас подброшу до гаража.
Она спустилась по пандусу и подождала, пока Ричер выйдет из машины, затем развернулась и снова выехала на шумную улицу. Ричер теперь без труда отыскал дверь в вестибюль, где находился единственный лифт, добрался до третьего этажа и сразу же увидел Нигли, которая поджидала его в приемной. Она сидела выпрямившись в кожаном кресле, спокойная и уверенная в себе.
– Стивесант здесь? – сразу же спросил Ричер.
Она отрицательно покачала головой.
– Ушел по делам, но не очень далеко. В Белый дом.
– Я хочу осмотреть ту самую камеру, – пояснил Ричер.
Они прошлись по коридорам и через некоторое время очутились в секретарском закутке у кабинета Стивесанта. Секретарь сидела за своим столом, на котором стояла ее раскрытая сумочка. В руках женщина держала маленькое зеркальце в черепаховой оправе и тоненький флакон блеска для губ, которым она подправляла макияж. Это незатейливое занятие сразу сделало секретаря обычной земной женщиной. Конечно, при этом она оставалась профессионалом высшего класса, но казалась еще просто милой и человечной старушенцией. Увидев посетителей, она смутилась и сразу же спрятала косметику, словно смущенная тем, что ее застали врасплох. Ричер всматривался в камеру, висевшую позади нее, над головой. Нигли сначала взглянула на дверь, ведущую в кабинет Стивесанта, затем на секретаря.
– Вы хорошо помните то самое утро, когда здесь появилось послание? – спросила Нигли.
– Ну конечно, – кивнула секретарь.
– Скажите, почему мистер Стивесант оставил здесь, на вашем столе, свой дипломат?
Секретарь замешкалась лишь на секунду:
– Потому что был четверг.
– А что происходит по четвергам? У него была назначена какая-то встреча и нужно было сразу же уезжать?
– Нет, его жена отправляется в Балтимор по вторникам и четвергам.
– И какая же тут взаимосвязь?
– Она бесплатно работает там в больнице.
Нигли посмотрела женщине в глаза.
– Но каким же образом это может повлиять на дипломат ее супруга?
– Она едет туда на машине, – пояснила секретарь, – и забирает их единственный автомобиль. А служебной машины у мистера Стивесанта нет, потому что ему практически никуда не нужно больше выезжать. Вот поэтому ему приходится добираться до работы на метро.
Нигли смотрела на секретаря и ничего не понимала.
– То есть как? Он ездит сюда дважды в неделю подземкой?
Женщина серьезно кивнула.
– Поэтому для вторников и четвергов у него имеется другой дипломат, поскольку он вынужден его ставить в вагоне подземки на грязный пол. Со своим обычным дипломатом он бы так никогда не поступил, боясь его испачкать.
Нигли не шевелилась. Ричер вспоминал видеокассету, те моменты, когда Стивесант выходит из кабинета в среду вечером и когда снова появляется там в четверг утром.
– Я почему-то не заметил разницы, – признался он. – По-моему, это один и тот же дипломат.
Секретарь согласно кивнула:
– Одна и та же модель, – подтвердила она. – Та же фирма и год выпуска. Он не хочет, чтобы кто-то знал об этом. Но только один дипломат предназначен для автомобиля, а другой он носит только тогда, когда ему приходится пользоваться подземкой.
– Но почему?
– Он ненавидит грязь. Мне даже кажется, что он ее немножко побаивается. Так вот, по вторникам и четвергам он даже не заносит свой дипломат в кабинет, а оставляет здесь, на моем столе, а я потом в течение всего дня приношу ему из него разные документы, когда это потребуется. Если на улице дождь, то он и ботинки свои оставляет здесь, у меня. Создается такое впечатление, что у него там не рабочий кабинет, а японский храм.
Нигли посмотрела на Ричера и скривилась.
– Он немного эксцентричен, конечно, но эти капризы совершенно безобидны, – вступилась за шефа секретарь, а затем заговорила тихо, словно боялась, что ее голос могут услышать в Белом доме. – Правда, его предосторожность совершенно излишня, если вам интересно узнать мое мнение. Вашингтонское метро считается самым чистым во всем мире.
– Все понятно, – подытожила Нигли. – Хотя и странно, и диковато.
– Но при этом совершенно безобидно, – повторила секретарь.
Ричер потерял интерес к истории с дипломатами, зашел за спину секретаря и взглянул на пожарную дверь. На ней был блестящий стальной брусок на уровне талии человека среднего роста, как наверняка предписывалось инструкциями. Он положил на него пальцы, замок нежно щелкнул, а когда Ричер нажал посильнее, дверь плавно распахнулась. Она представляла собой массивную огнеупорную металлическую конструкцию, подвешенную на трех мощных петлях, поддерживающих ее вес. Ричер вступил на небольшую квадратную площадку лестничного пролета. Здесь он увидел бетонную лестницу, куда более новую, чем все элементы самого здания. Лестница, снабженная стальными поручнями, вела как на верхние этажи, так и вниз, до уровня земли. Тусклые электрические лампочки аварийного освещения были упрятаны в проволочные сетки. Очевидно, эту узкую лестницу пристроили к зданию во время реконструкции, чтобы усовершенствовать противопожарную защиту.
С обратной стороны двери Ричер увидел обычную ручку, связанную с тем же механизмом замка. Хотя имелась и замочная скважина, дверь на ключ не запиралась. «В этом есть определенный смысл», – подумал Ричер. Как единое целое, здание считалось абсолютно безопасным, и не было нужды изолировать один этаж от другого. Закрыв за собой дверь, Ричер постоял несколько секунд в полумраке лестничного пролета. Затем снова открыл дверь и сделал один шаг в ярко освещенный секретарский закуток. Извернувшись, он бросил взгляд на камеру слежения. Она висела над его головой, и уже через еще один шаг смогла бы зафиксировать его присутствие. Ричер чуть двинулся вперед, и дверь за ним закрылась. Ричер снова посмотрел на камеру. Сейчас она его уже видит, а до двери в кабинет Стивесанта еще оставалось преодолеть целых восемь футов.
– Это уборщики подсунули ему то послание, – уверенно кивнула секретарь. – Другого разумного объяснения все равно не найти.
В этот момент у нее на столе зазвонил телефон. Секретарь извинилась и сняла трубку. Ричер и Нигли отправились назад по лабиринту коридоров и через некоторое время добрались до кабинета Фролих. Здесь было темно и тихо. Нигли включила свет и присела за стол. Второго стула в кабинете не оказалось, и Ричер устроился на полу, вытянув ноги вперед и прислонившись спиной к шкафчику с документами.
– Расскажи мне, что там у тебя получилось с уборщиками, – попросил он.
Нигли принялась выстукивать на столе пальцами какой-то ритм, и пощелкивание ногтей то и дело сменялось глухими ударами, когда она начинала барабанить подушечками пальцев.
– С ними уже успели поработать адвокаты, – начала она. – Им выделили защитников, по одному на каждого. Кроме того, изрядно запугали Мирандой. То есть сейчас их права охраняют так, что не подступиться. Чудесно, правда? Вот это, я понимаю, цивилизованное общество!
– Какой кошмар! И что же они тебе рассказали?
– Ничего особенного. Они зажались и попрятались в свою скорлупу. К тому же все трое упрямые, как я не знаю кто. Но и запуганы тоже до предела. Они, как мне кажется, уже не знают, как им лучше поступить. Скорее всего, им страшно выдать имя человека, который заставил их подсунуть бумагу на стол Стивесанта, но ничуть не меньше их страшит перспектива остаться без своей привилегированной работы и, возможно, отправиться в тюрьму. В общем, в любом случае им теперь не поздоровится. Картина жуткая.