…Испустив утробный стон удовольствия, Грунт отлепился от нее и устало рухнул в бурлящую воду Он нырнул с головой, вынырнул и, как тюлень, отфыркнулся.
— Хорошо было? — деловито поинтересовалась Томка.
— Клево, — удовлетворенно промычал Грунт. — Давай сюда. Про саквояж расскажу.
Томка с готовностью повиновалась. Прильнув к его плечу головой, она подхватила полупустую бутылку шампанского «Старые традиции» и налила в свой бокал.
— Хочешь?
Грунт помотал головой.
— А было в том саквояжике без малого «лимон» баксов, Томка. Я до сих пор понять не могу одного — если баксы остались там лежать, за что же мужика грохнули — не за деньги, выходит.
Но продолжить свою байку Грунт не смог. Зазвонила трубка радиотелефона.
Он мокрой рукой взял трубку, нажал кнопку и поднес трубку к уху.
То, что Грунт услышал, поразило его как прямой удар молнии. У него сразу пересохло во рту, мелко задрожали руки. Он раскрыл рот и тихо проговорил — почти прошипел:
— И что теперь делать?
Он долго молчал, слушая ответ собеседника. Потом откашлялся и переспросил:
— Как, вы говорите, его кликан? Сержант? Не-а, первый раз слышу. Из Питера, говорите?… Есть у меня друганы в Питере — я им сообщу, пусть справки наведут. Спасибо, что предупредили.
И он вырубил трубку.
— Что такое, сладкий мой? — сердобольно спросила Томка, увидев, что ее хахаль враз переменился в лице.
— Да ни хера! — отмахнулся Грунт, погруженный в свои невеселые мысли. — Все путем.
Он соврал Коле. Он знал, кто такой Сержант, — отлично знал. У Грунта и впрямь в Питере было немало корешей, и он был наслышан о подвигах славного стрелка Степана Юрьева по кличке Сержант, который долгие годы жил за границей, служил в иностранном легионе, участвовал во многих заварушках в разных горячих точках планеты и котировался международной мафией и Интерполом как один из лучших в мире снайперов. Знал Грунт и о том, что после долгой размолвки с Варягом Сержант обратно переметнулся на его сторону и помогал ему недавно в Питере охотиться за Сашкой Шрамом. А уж совсем недавно Сержант помогал Варягу замочить Коляна Радченко, с которым он, Грунт, только было закорешился, да не успел развить дружбу, потому что Варяг и Сержант загнали Радченко, как зайца, да и грохнули, можно сказать, в самом центре Москвы…
И Грунт теперь страшно разволновался, узнав, что Варяг звонил пару дней назад в Питер, нашел там Сержанта и попросил срочно выехать в столицу.
Предупредивший его об этом Коля не уточнил, откуда ему все это известно и прибыл ли уже в Москву Сержант. Но Коля был явно связан со спецслужбами — то ли с эфэсбэ, то ли с эмвэдэ — и так просто молоть языком не стал бы. Раз сам позвонил, значит, и впрямь дело плохо.
Сержант едет в Москву! Сержанта вызвал Варяг! Похоже, всесильный смотрящий России решил начать охоту за убийцей Шелехова. И можно не сомневаться, что он начнет рыть землю — всю брусчатку Красной площади вывернет, парк Горького распашет, а найдет обидчика. Надо сматывать удочки, решил Грунт.
Надо лечь на дно. На неделю, на месяц, может, и на год. Надо рвать когти из Одинцово. Кому еще, кроме Коли, известно, что он грохнул Шелехова?
Этого Грунт не знал. Его взгляд упал на белые пухлые телеса Томки. Та, ни о чем не догадываясь, безмятежно лакала шампанское. Грунту пришла в голову ужасная догадка: а вдруг Томка наведет Сержанта. Томка… Он стал лихорадочно вспоминать, как, при каких обстоятельствах он с ней познакомился. Томку он встретил в «Гранде», мебельном салоне при въезде в Химки. Встреча была случайной. Томка долго кочевряжилась, пока согласилась написать ему свой телефон. Потом он звонил ей раз сто, а она опять кочевряжилась, и ему с трудом удалось уломать ее сходить с ним в кабак… И дала Томка только на третий месяц их знакомства. Нет, Томка вряд ли… Так, кто еще… Еще Митька, который в тот вечер сидел в зале прилета. Но Митька позавчера улетел к себе в Сыктывкар до зимы. Еще эти две бляди, Терезка и Наташка. Но они вообще ни сном ни духом про него ничего не знают. Знает только Томка. И он ей только что, мудила грешный, все выболтал…
Грунта даже озноб прошиб, невзирая на парню в ванной. Е-мое, какого же хрена он все это ей выболтал! Теперь если что, если к Томке кто подкатится, пугнет или бабки посулит немалые, она же его с потрохами продаст и не пернет!
Он мельком глянул на Томку. Она уже плескалась в воде как ни в чем не бывало — точно белая дельфиниха.
Так, так, так. Сержант, значит, едет в Москву по вызову Варяга. Или уже приехал. Как там Коля ему сказал: «Советую тебе сматывать удочки». Прямо так и сказал, а! Намекнул, что ему. Грунту, теперь хана.
Он впервые в жизни, похоже, ощутил страх неминуемой смерти. Нет, не просто страх — острое, упрямое нежелание умирать. Мысли путались в голове.
Похоже, пол-Москвы знает, что он живет ом частном доме в Одинцово. Надо сбежать куда-то отсюда в другое место — в Люберцы, там у него друганок живет Или к Лешке в Новые Химки, снять квартиру в ново стройке — благо там полно пустых квартир стоит в новых домах.
Но вот Томка… Томка — проблема. Томка продаст… Грунт поймал взглядом пузатую темную бутылку шампанского. Он медленно подошел вдоль края ванны к бутылке, взял за горлышко. Тяжелая, толстого стекла бутылка была пуста.
Его бил колотун. Только бы Томка, сука, не заметила, как он мандражирует. Он незаметно опустил бутылку в воду — из горлышка вместе с выходящим воздухом вверх рванул столб пузырьков. Вода быстро наполнила бутылку, которая еще больше потяжелела. Он стал приближаться к Томке, держа бутылку под водой.
— Что, кобель, опять за свое? — засмеялась девка, обнажая ровный двойной ряд белых зубов.
— Ara, — глупо усмехнувшись, отозвался Грунт и стал заходить сзади.
— Понравилось? — не унималась Томка.
— Ага, понравилось, давай еще разок так же: ты спиной ко мне! — Ему в голову уже пришла мысль…
Когда Томка послушно повернулась к нему задом, он резко выдернул бутылку из воды и с размаху втемяшил ей по затылку. Томка, не издав ни звука, тяжело осела в воду. Выкрашенные в соломенный цвет волосы всплыли на пенистой поверхности воды. Он положил обе руки ей на плечи и сильно вжал вниз. Голова Томки ушла под воду. Девка даже не сопротивлялась — видно, удар по голове был довольно силен и она потеряла сознание.
Грунт стоял, не разжимая рук. Прошло, наверное, минуты три-четыре, когда он отпустил ее плечи. Тело тяжело завалилось набок и, подталкиваемое мощными горячими струйками, стало медленно передвигаться вдоль стенки ванны.
Ему стало жутко от этого зрелища. Теперь надо было подумать, как избавиться от трупа. Он стал вспоминать телевизионные детективы. Завернуть в мешок, в целлофан, в ковер… Потом заложить в багажник машины и — рвануть в какой-нибудь лесок или на болото.
Грунт вылез из ванны, выключил электромоторчик джакузи и насухо вытерся простыней. Он спешил. Часы на стене в коридоре показывали половину восьмого.
Через час-полтора начнет темнеть, тогда можно и грузить ее в багажник. Но пока что надо ее запаковать.
В кладовке за кухней он нашел старый рулон садового целлофана — таким огородники накрывают всходы огурцов. Он раскатал рулон на кафельном полу в ванной, выволок бездыханное тело Томки из остывающей воды и аккуратно завернул в плотную пленку. «Тяжелая, собака», — бурчал он себе под нос, волоча сверток по коридору к гаражу. Он радовался, что убил Томку бескровно и что в гараж ведет боковая дверка прямо из коридора. Соседи ничего не увидят. Сейчас заложит тело в багажник, закроет на ключ и как стемнеет — рванет по шоссе подальше от Москвы, а там где-нибудь в лесу прикопает, а еще лучше — в болотце сбросит.
Захлопнув багажник, он инстинктивно прислушался. Все тихо. Вернулся в коридор и посмотрел на часы. Девять, начало десятого. Через час можно выезжать.
Он уселся в кресло перед телевизором и только теперь смог спокойно вздохнуть.
И вдруг ему подумалось, что напрасно он замочил девку. Он даже усмехнулся при слове «замочил» — впервые в жизни это слово совершенно точно выражало характерам содеянного.
Грунту убивать было не впервой. Своего первого жмурика он оприходовал лет пять назад, на пустыре в Районе новостроек Митино. Он вел его от самой улицы Горького, то есть Тверской по-нынешнему. Шел в тот осенний день Грунт по улице, насвистывал и вдруг приметил у уличного обменника лоха в шляпе — тот стоял и, пугливо озираясь, рассовывал по карманам пачки рублей. Видно, только что поменял большие баксы. Грунт заинтересовался им, да и от нечего делать потопал следом — сначала в метро доехал до Планерной, потом на автобусе трясся хрен знает сколько, потом пешочком пошел. Да на пустыре и пробил ему башку обломком кирпича. Мужик упал, обливаясь кровью. Грунт все карманы у него вывернул — насобирал, как потом выяснилось, целых шестьдесят миллионов. Тогда все на миллионы считали — шестьдесят тысяч по-нынешнему, хорошие бабки. Он себе на них первую иномарку купил.
После того случая Грунту приходилось еще пять раз кровь пускать всяким лохам — однажды по просьбе другана одного, которому надо было от соседа-алкаша избавиться, чтобы коммуналку на себя записать. Потом один крымский авторитет нанял его за хороший гонорар в Симферополе сделать дело. Потом еще было… Но вот бабу он замочил впервые.
Замочил… Он усмехнулся, и тут его одолел такой смех, что он не мог сдержаться — хохотал до нервных слез. Утерев слезы, Грунт ткнул пальцем в пульт дистанционного управления. По первому каналу шли новости. Опять долдонили про Шелехова. Корреспонденту давал интервью крупный милицейский чин. Ведется расследование, задержано пять подозреваемых… Грунт вырубил звук. Его опять охватила дрожь. А ну как докопаются до него? Не менты, так Варяг. А ну как Сержант выловит его из безбрежного московского моря людей?… Это, конечно, маловероятно, но для Сержанта, говорят, нет ничего невозможного.
Грунт набросил легкую куртку и вышел в гараж. Сел за руль, поднял пультом радиоуправляемые ворот-гаража и спокойно вырулил на аллею.
Только когда его «форд-сьерра» покатил по пустынному сумеречному шоссе, Грунт немного успокоился. Через полчаса он уже облюбовал местечко в пролеске в полутора километрах от шоссе. Летом, он знал, тут полно туристов — шашлыки жарят, детишки гомонят. А рядом болото. Настоящая трясина. Место хорошее.
Глухое. Его всегда стороной обходят.
Он направил «форд» прямехонько к тому болоту. Уже сгустились сумерки, скоро будет совсем темно. Подъехав к болоту, Грунт заглушил мотор и, озираясь, вышел. Никого. Тихо. Он открыл багажник и выволок тяжеленный целлофановый сверток. Тут ему в голову пришла мысль, что лучше бы его не волочь по земле — на траве может остаться след.
Он, напрягшись, взвалил сверток на плечи — в ней было килограммов шестьдесят пять, если не больше… Вот корова! Сгибаясь под своей ношей, Грунт побрел к краю болота.
На его счастье, с одной стороны у болота был невысокий обрыв. Он взошел на бугор, подкатил сверток к краю и столкнул его в болото.
Сверток с хлюпаньем упал в вязкую жижу и, чмокнув, стал медленно уходить в трясину. Постояв еще пару минут и удостоверившись, что болото поглотило его жертву, Грунт рысцой побежал к машине.
Глава 11
Николай Валерьянович Чижевский, отставной полковник госбезопасности, за годы работы с Игнатовым усвоил, что начальник не любит долгих разговоров: если задача поставлена, его не интересует ход ее выполнения, его интересует только конечный результат. В данном случае Владислава Геннадьевича заботило одно: в кратчайшие сроки установить, кто убил депутата Шелехова и кто является заказчиком этого убийства.
С момента убийства прошла уже неделя, но Чижевский пока не мог ничем похвастаться. Хотя в его распоряжении был довольно большой штат отличных оперативников высшей пробы, вроде славной троицы Абрамов — Лебедев — Усманов — это звучало почти как тройка нападения в хоккее. Ребята всю эту неделю трудились не смыкая глаз, но странное дело: каналы Следственного комитета МВД, к которым у них был постоянный негласный доступ, почему-то оказались напрочь заблокированными. Никакой информации. Это могло означать либо то, что следствие велось в чрезвычайной тайне, либо то, что оно вообще не ведется. Причем последнего Чижевский тоже не исключал — и в таком случае убийство Шелехова могло оказаться звеном в очень хитрой интриге, задуманной и реализуемой с большим размахом и дальним прицелом.
— Ну так что будем делать? — хмуро спросил Владислав, глядя на Николая Валерьяновича. — Неужели совсем никакой информации?
Чижевский подтверждающе пожал плечами:
— Пожалуй, что так. Конечно, кое-что есть. Но это крохи, и они не проясняют главного. Я по своим каналам получить каких-либо данных о ходе официального следствия, к сожалению, не смог, хотя усилий предпринято очень и очень много. Мне не хотелось бы утруждать вас, Владислав Геннадьевич, ненужными деталями. Однако без вашего участия и совета я не вижу, как двигаться дальше.
От собственного бессилия многоопытный полковник сильно волновался и переживал, а заметив, как помрачнел взгляд Владислава Геннадьевича во время его доклада, он и вовсе стушевался.
Варяг поднял руку, как бы призывая Чижевского послушать его. Он уже понимал, что отставному полковнику одному справиться с этим делом не удастся.
— Я вижу, Николай Валерьяныч, что вы и ваши люди предпринимаете колоссальные усилия по этому делу. Не нужно оправдываться. Мы же не первый год вместе работаем… Но тут, мне кажется, нужно найти какое-то свежее неординарное решение, попробовать зайти совершенно с другого конца. Нужно поискать там, где вы обычно даже не пытались действовать. Но в любом случае давайте повнимательнее изучим ситуацию в воровских кругах. Также уверен, что нужно подключать к делу нашу «тяжелую артиллерию». Сегодня утром по моей просьбе в Москву приехал Сержант. Со своим чемоданчиком, — уточнил Варяг и посмотрел на часы. — С минуты на минуту он должен появиться здесь.
И как раз в это мгновение, словно в подтверждение его слов, загудел переговорник на столе. Варяг нажал кнопку связи, и спокойный ровный голос Лены сообщил:
— Владислав Геннадьевич! К вам посетитель. У вас с ним назначена встреча.
Варяг бросил многозначительный взгляд на Чижевского.
— Вот и он!
Дверь распахнулась, и на пороге появился плотный блондин лет сорока пяти в полотняной светлой куртке и тщательно отглаженных брюках. Игнатов встал и быстро прошел к нему навстречу, раскрывая объятия.
— Здорово, Степан! Рад тебя видеть!
За всю историю их многолетнего знакомства и он, Владислав Игнатов, и Степан Юрьев по кличке Сержант пережили многое: взаимное уважение и соперничество, обиду, вражду и — в последнее время — дружбу. Эта дружба была скреплена кровью их врагов, которая, пролившись, стала залогом взаимного глубочайшего доверия. В последний раз Варяг вызывал Сержанта в самый трудный момент своей жизни — когда на него развернула охоту сибирская бригада отморозков, а он, потеряв жену и сына, гонимый горем и жаждой мщения, сам пустился на поиски своего заклятого врага Николая Радченко. И если бы не верный Сержант, неизвестно, смог бы Варяг одолеть этого беспощадного, страшного ублюдка, потерявшего человеческий облик, лишенного всяческих тормозов и принципов.
Вот и на этот раз он вызвал Сержанта. Но теперь-то, пожалуй, Варяга подстерегала опасность похлеще: борьба с невидимым и, судя по всему, очень сильным и жестоким врагом не предвещала ничего хорошего; опять же назревающий конфликт с ворами на большом сходе — тоже не игрушки. Владислав прекрасно осознавал, что конфликт с сильными мира сего (а убийство Шелехова и есть предупреждение именно об этом) исполнен риска стократ большего, нежели выяснение отношений с озверевшим бандитом. Коварный враг всегда страшнее стократ.
— Садись, Степа. С полковником тебя, надеюсь, знакомить не надо.
— Да уж! Да уж! — подтвердил Юрьев, а полковник, дружелюбно улыбаясь, протянул Сержанту руку для приветствия:
— Да, виделись не так давно… Как доехали, Степан? Сержант шутливо погрозил ему пальцем:
— Почему Степан? Вы же билет на самолет из Пулково купили на паспорт гражданина эр-эф Нащокина Сергея Сергеевича, а не на какого-то там Степана!…
Чижевский рассмеялся:
— В своем репертуаре — конспиратор!
Сержант, он же Степан Юрьев, он же Сергей Сергеевич Нащокин, он же…
(эту галерею имен можно было продолжать до бесконечности), присел в вертящееся кресло перед рабочим столом Варяга.
— Увы, приходится соблюдать правила… Еще скажите спасибо, что мне не пришлось парик напяливать и очки с пластиковым носом. Я же до сих пор как-никак в международном розыске нахожусь — и по линии Интерпола, и по линии пяти или семи иностранных разведок, ну и, понятное дело, во всесоюзном розыске.
— Во всесоюзном? — усмехнулся Варяг. — Да уже Союза-то скоро лет десять как нет.
— А мне, дорогой Владислав Геннадьевич, пока не докладывали, что тот розыск, в который меня объявили в восемьдесят седьмом, отменен! Вот какая закавыка. Хорошо, что хоть друзья хакеры с моей карточкой в компьютерах пошуровали. Вот только это и спасает.
И Юрьев многозначительно подмигнул Варягу… Варяг кивнул в ответ и не стал дальше развивать эту тему. Он и так знал Сержанта как облупленного.
— Чемоданчик-то твой знаменитый где? Сержант — Нащокин неопределенно покачал головой:
— В надежном месте, откуда его можно быстро взять и пустить в дело. А что, есть проблемы? — Он исподлобья вопросительно посмотрел на Варяга, потом, чуть скосив взгляд в сторону, вопросительно на Чижевского.
Владислав перехватил его взгляд.
— Да, да! Николай Валерьянович в курсе. Более того, он уже неделю как сам занимается вплотную этим делом. Суть проблемы: ты слышал об убийстве депутата Шелехова?