"1. Квантунская армия, выполнив до конца свой долг, вынуждена капитулировать. 2. Всем войскам немедленно прекратить военные действия и оставаться в тех районах, где они находятся теперь. 3. Войскам, находящимся в соприкосновении с советскими войсками, сдавать оружие по указанию советского командования. 4. Какие бы то ни было разрушения строго запрещаю. Командующий Квантунской армией".
– Что на самом деле творится на передовой? – спросил Василевский у Мерецкова. – На самом деле бои продолжаются. Только сейчас сообщили, что Хутоуский укрепрайон открыл мощный огонь по боевым порядкам 35-й армии и переправам через реку Уссури. – Все ясно. – Александр Михайлович приказал начальнику оперативного управления генералу Потапову: – Записывайте приказ войскам всех фронтов. – И начал диктовать: «В связи с тем, что сопротивление японцев сломлено, а тяжелое состояние дорог сильно препятствует быстрому продвижению главных сил наших войск при выполнении поставленных задач, необходимо для немедленного захвата городов Чанчунь, Мукден, Гирин и Харбин перейти к действиям специально сформированных, быстропсдвижных и хорошо оснащенных отрядов. Эти же отряды или подобные им использовать и для решения последующих задач, не боясь резкого отрыва их от своих главных сил...» Во все вышеперечисленные города, а также на Дальний и Порт-Артур приказывалось высадить воздушные десанты. 19 августа к Василевскому привезли командующего 4-й японской армией генерала Хата. Маршал без долгих рассуждений сказал: – Я требую, чтобы японское командование приказало немедленно сложить оружие. Более сложно обстояло дело с пленением командующего всей Квантунской армией генерала Отодзо Ямала – него было еще много войск и находился он далеко в тылу в городе Чанчунь. Там же находился премьер-министр Маньчжурии Чжан Цзин-Хуэ. К ним маршал Малиновский решил послать парламентера с ультиматумом. Полковник Артеменко был не только парламентер, вслед за ним на японский аэродром летел десант около 500 человек. Аэродром гудел как муравейник, но как только на летном поле появились советские военные, все смолкло. В комендатуре парламентеров встретил представитель штаба Квантунской армии полковник Асада, а когда через несколько минут там появился заместитель начальника штаба генерал Мацуока с группой офицеров, стало ясно – телеграмма Малиновского дошла до Ямада. Мацуока непрерывно улыбался, щеря редкие зубы. – Не угодно ли господину парламентеру отдохнуть? Генерал Ямада проведет совещание и потом примет вас. За окнами засигналил подъехавший «джип». – Не угодно! – отрезал Артеменко. – В Чанчунь! Чанчунь, хоть и находился в глубоком тылу, был готов к обороне. Въезды перекрыты заградительными засадами, перекрестки ощетинились стволами пушек и пулеметов. Артемемко невольно усмехнулся, осмотрев свою команду из пяти человек. В штабе Квантунской армии шло совещание, и Артеменко своим появлением прервал его. Пожилой, бритый наголо генерал, восседавший во главе стола в полной парадной форме, и был главнокомандующий Квантунской армией генерал Отодзо Ямада. Он как-то вяло приветствовал нежданных гостей, но Артеменко это не смутило. – Читай ультиматум, – сказал он переводчику капитану Титаренко. «Немедленно прекратить огонь и сопротивление на всех участках фронта, – слышал Ямада, устало прикрыв глаза, – сложить оружие, немедленно вывести все войска из столицы и прилегающих к ней пунктов в указанные мною районы, подписать акт о безоговорочной капитуляции...» Ямада прекрасно понимал, что наступил конец, но кодекс самурая, многолетняя служба в армии божественного микадо не позволяли ему вот так просто сдаться какой-то кучке русских офицеров, даже не генералов. В комнату тихо вошел Чжан Цзин-Хуэ и неловко примостился около круглого стола. – А какие были еще пожелания от господина маршала Малиновского? – спросил наконец Ямада. – Вам надлежит выступить по радио с призывом ксвоим войскам сложить оружие, – нахмурился Артеменко. А вам, – он повернулся к китайскому премьеру, – обратиться к народу Маньчжурии. – Да, да, – закивали японцы, а Чжан Цзин-Хуэ встал и низко поклонился. Ямада пустился в пространные рассуждения о самурайской чести, которая требует особого подхода к японским солдатам и офицерам, предварительного объявления перемирия. Артеменко оставался непреклонным, повторяя одну фразу: «Только безоговорочная капитуляция!» Конец всей этой дискуссии положил вошедший в кабинет дежурный офицер, который доложил Ямада: – Ваше превосходительство! К столице приближается большая группа русских тяжелых самолетов под прикрытием истребителей. Наши самолеты в воздух подняться не могут, аэродром блокирован русскими истребителями. – Господин парламентер! – повернулся удивленный Ямада к Артеменко. – Хочу обратиться к вам как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь. Что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить? – Так точно! – невозмутимо ответил Артемепко. – Эти самолеты вызваны мной для обеспечения ведения переговоров. Если я в условленное время не сообщу своему командова нию положительных результатов, то город Чанчунь и его окрестности будут подвергнуты бомбардировке. Артеменко прекрасно понимал, что ни о какой бомбардировке не может быть и речи, но Ямала уже потерял контроль над собой и заявление русского парламентера воспринял на полном серьезе. – Господин полковник, – засуетился он, – есть ли еще время предотвратить бомбардировку? Если это в вашей власти, я прошу сделать это! Артеменко связался с дежурившими на аэродроме своими офицерами и спокойным голосом приказал: – Немедленно передать сигнал транспортным самолетам на посадку, а бомбардировщикам барражировать над городом до моего сигнала и при отсутствии такового в условленное время выполнять приказ командующего... Конец связи, —громко сказал Артеменко. Ямала быстро встал из-за стола, отстегнул свой самурайский меч и протянул его советскому парламентеру. Зазвенели холодным оружием его подчиненные. – Холодное оружие можете оставить при себе, – сказал Артеменко. – Прошу к столу. Вместо клинков возьмите в руки ручки, господа! Позвонил Герой Советского Союза гвардии майор Авра-менко и доложил, что все его десантники благополучно приземлились, сняли аэродромную охрану и приступили к разоружению японских войск. В кабинете стояла полная тишина. Ямала и Чжан Цзин-Хуэ подписывали акт о полной безоговорочной капитуляции. Вечером над зданием штаба Квантунской армии вместо белого с красным кругом японского флага поднялось алое полотнище. Через трое суток десант высадился в Дальнем и Порт-Артуре, где тоже все прошло по отработанному сценарию: тысячи японских солдат и офицеров сдавались в плен небольшим группам советских десантников. Генералы, забыв священный самурайский долг, сдавали холодное оружие, получали его обратно и дисциплинированно рассаживались в транспортном самолете, уносившем их в далекий сибирский плен... Несколько слов о десантниках в Мукдене. Автоматчики авиадесантного отряда свалились на японцев как снег на голову. Японцы не ждали появления советских войск, на письменных столах в служебном помещении аэродрома были разложены бумаги, стояли бутылки с пивом. В тот же день, когда наши части овладели городом Мукденом, представители фронта сразу же направились в японский лагерь для военнопленных англичан и американцев. Это была трогательная встреча. Во дворе выстроились пленные. Когда наши офицеры вошли во внутренний двор лагеря, строй моментально сломался, люди бросились навстречу советским офицерам, кричали на разных языках слова приветствия. Представитель советского командования генерал Притула поднялся на импровизированную трибуну и стал говорить: – Сегодня утром нашими частями занят город Мукден. Я уполномочен сообщить вам, что с этого часа все американские, английские и другие союзные военнопленные, находящиеся в этом лагере, свободны. Трудно передать бурный восторг, который охватил освобожденных. Вверх летели пилотки, носовые платки, люди целовались и плакали от счастья. Слово «свобода» повторялось на все лады. Сотни англичан и американцев неистово кричали его на русском языке: «Свобода, свобода, свобода!» – От имени советского командования, – продолжал генерал Притула, – поздравляю вас с победой союзных войск над японским империализмом! И опять разразилась буря восторгов. Советских офицеров качали с гиком и шутками. – О, русский молодец, – раздавались возгласы, – русские очень сильны. Мы друг вам! Стихийно возник митинг. На крыльцо взбегает американец Александр Байби. Он горячо говорит по-английски: – Нам русские войска принесли свободу! Три с половиной года мы томились в японской тюрьме. Тысячи нас умирали от голода и пыток. За все время только четырем удалось бежать из этого лагеря, но и они были схвачены японцами и заморены до смерти. Нет слов, чтобы рассказать здесь об издевательствах японских властей над нами. Наши русские боевые друзья, к вам обращаюсь я, простой американский солдат, со словами горячей благодарности и любви. Никто из нас не забудет этого дня. На всю жизнь мы ваши самые верные друзья, и эту дружбу с Россией мы завешаем своим детям. По лицам людей, которые слушали Александра Байби, чувствовалось, что он действительно говорит за всех. Представитель нашего командования объявляет, что японская военная охрана разоружается, а виновные в пытках и издевательствах над военнопленными японцы арестовываются. Временно, до подхода советских частей, управ ление лагерем он возлагает на американских и английских генералов. Самым старшим по чину и по возрасту в мукдепском лагере был генерал Паркер. Высок, худ, очень бледен. У него лицо настоящего узника – пергаментного цвета, с тонкими синими прожилками. Он передает через переводчика, что бесконечно счастлив видеть русских, что он восхищен стремительным наступлением Советской Армии. Генерала Паркера просят временно стать начальником лагеря. Он благодарит наших офицеров за доверие. В лагере были вице-маршал авиации Великобритании Малтби, генералы Джонс и Шарп Чснович – командиры американских корпусов, генералы Втофер, Пиэрс, Фонк, Орэйк, Стивэпс Лоф Бийби – командиры дивизий, известный голландский журналист Жоэлом, попавший в плен в 1942 г. Он сказал: – Я напишу и о вас – русских людях, посланцах неба в нашу темницу! Через полчаса после приезда наших представителей все японцы выстраиваются против военнопленных и складывают оружие. Американцы и англичане с исключительной организованностью разбирают оружие, устанавливают свои посты вместо японских. Генерал Паркер занимает кабинет начальника лагеря, куда для совещания приходят все остальные союзные генералы. В нашей исторической литературе и в воспоминаниях участников боев на Дальнем Востоке очень мало написано о боях за Сахалин и Курильские острова. А там шли упорные сражения и погибли многие наши воины, освобождая эти очень далекие территории. К сожалению, и у меня нет возможности рассказать о героических делах наших соотечественников, мое повествование и так уже приобрело очень объемные размеры. 2 сентября на линкоре «Миссури», бросившем якорь в Токийской бухте, состоялось подписание акта о безоговорочной капитуляции Японии. Этот исторический день означал, что вторая мировая война, продолжавшаяся шесть лет, закончилась. На линкор «Миссури» в тот день прибыл генерал Мак-артур, а вслед за ним – делегации союзных стран и представители военного командования Китая, Великобритании, СССР, Австралии, Канады, Франции, Голландии, Новой Зеландии, многочисленные корреспонденты и гости. После подготовки всей церемонии была доставлена на катере и японская делегация в составе одиннадцати человек. При общем молчании присутствующих к столу подходят министр иностранных дел Сигемицу и начальник генерального штаба Японии генерал Умэдзу в сопровождении дипломатических и военных чинов. В течение пяти минут японская делегация стоит под суровыми взглядами всех присутствующих на корабле – представителей союзных стран. В торжественной тишине генерал Макартур произносит речь, в которой подчеркивает: – Мы собрались здесь – представители главных воюющих держав, чтобы заключить торжественное соглашение, при помощи которого мир может быть восстановлен. Проблемы, влекущие за собой противоположные идеалы и идеологии, были решены на полях сражений всего мира и поэтому не являются предметом наших обсуждений и дебатов. Закончив свою речь, Макартур жестом предлагает японским делегатам подойти к столу. Медленно подходит Сигемицу. Неловко выполнив тяжелую обязанность – поставив свою подпись, Сигемицу отходит, ни на кого не глядя. Осторожно ставит подпись генерал Умэдзу. Японцы удаляются на свои места. К разложенным на столе папкам подходит Макартур и приглашает с собой двух американских генералов – Уэйпрайта и Персиваля, бывших узников, за несколько дней до этого освобожденных из японского плена. После Макартура акт подписывают китайские делегаты, затем английский адмирал Фрезер. В центре внимания была советская делегация. Присутствующие видели в ней представителей могущественной Советской державы, которая, разгромив фашистскую Германию, ускорила затем капитуляцию Японии. Подписывающего акт по уполномочию Верховного Главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами генерал-лейтенанта К. Н. Деревяпко сопровождали генерал-майор авиации Н. Ф. Воронов и контр-адмирал А. М. Стеценко. За генералом Деревянно поставили свои подписи представители Австралии, Канады, Франции, Голландии и Новой Зеландии. Акт подписан. Делегации, подписавшие акт, вместе с Макартуром удалились в салон адмирала Нимица, Японские делегаты некоторое время стоят одни. Затем Сигемицу вручают черную папку с экземпляром подписанного акта. Японцы спускаются вниз по трапу, где их ждет катер. Таким образом, вопреки утверждениям недоброжелателей Сталина о том, что он, якобы, после победы над Германией отошел от руководства Вооруженными Силами, из рассказанного выше видно: Сталин принимал участие в разработке и осуществлении всех операций, проведенных на Дальнем Востоке тремя маршалами – Василевским, Малиновским и Мерецковым. Как стратег Сталин добился ликвидации агрессивного дамоклова меча, который постоянно висел над нашей страной на Востоке. Сталин добился возвращения российских земель, отторгнутых Японией: Курильских островов – в 1875 году и Южного Сахалина – в 1905 году. Сталин заставил союзников – США и Великобританию – зафиксировать на Крымской конференции, что указанные земли «должны безусловно» принадлежать Советскому Союзу «после победы над Японией». Что и было осуществлено!
Ошибка Сталина
7 марта 1945 года, в соответствии с рекомендациями Ялтинской конференции, И. Тито сформировал Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии (ДФЮ), которое было официально признано в течение марта Советским Союзом, Великобританией и США. На большинство постов (22 из 28) были назначены представители HKOIO: И. Тито стал председателем Совета министров и министром обороны; И. Шубашич – министром иностранных дел; заместителями председателя Совета министров были назначены: от НКОЮ – Э. Кардель, а от эмигрантского правительства – лидер довоенной демократической партии М. Грол. Правительство ДФЮ выступило с декларацией, в которой излагалась программа его деятельности. Советский Союз первым – 12 марта 1945 г. – назначил своего посла при новом правительстве, подчеркнув при этом, что будет и впредь оказывать всю возможную помощь и поддержку братским народам Югославии. Тито имел широкую популярность и авторитет не только внутри страны, но и за ее пределами. В ореоле победителя, в маршальской форме он посещал другие страны, где его встречали с восхищением. "Мой английский друг Фицрой Маклин так пишет об этом: «Тито использовал свои поездки и ответные визиты для обсуждения проблем, представляющих взаимный интерес, и подписания соглашений, не всегда испрашивая одобрения. Москвы. Разговоры, например, велись о Балканской федерации. Подозрительному Сталину не нравилось такое поведение сателлитов...» И действительно, в сложной международной обстановке Сталин, считая необходимым проявлять должную осторожность и осмотрительность, болезненно реагировал на несогласованность в международных делах, не скрывая своего недовольства, когда Советское государство, как казалось Сталину, ставилось перед свершившимися фактами. Так, например, 2 августа было опубликовано в Югославии и Болгарии сообщение о заключении Договора о взаимной помощи, дружбе и сотрудничестве. Причем Димитров заявил: «Этот договор будет бессрочным». Узнав об этом, Сталин послал Тито телеграмму: «...Советское правительство считает, что оба правительства допустили ошибку, заключив пакт, к тому же бессрочный, до вступления в силу мирного договора, несмотря на предупреждение Советского правительства. Советское правительство считает, что своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав им лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии...» Для корректировки понимания международных вопросов решили провести трехсторонние переговоры в Москве. Молотов послал приглашения Тито и Димитрову с просьбой прибыть не позже 8—10 февраля. Тито в Москву не поехал, сославшись на плохое самочувствие. Вместо него прибыли Э. Кардель, М. Джилас и В. Попович. От Болгарии приехали Г. Димитров, В. Коларов и Т. Костов. Встреча со Сталиным состоялась 10 февраля в его кабинете, открыл ее Молотов. Когда он делал общий анализ причин, вынудивших к этой встрече, Сталин прервал его и сказал: – А все, что Димитров говорит, что говорит Тито, за границей воспринимается как сказанное с нашего ведома. Димитров пытался объяснить, что Югославия и Болгария не обнародовали в Бледе текст договора, а только коммюнике, в котором говорилось, что достигнуто согласие между двумя странами о необходимости заключить такой договор. Затем он добавил, что Болгария, переживающая большие экономические трудности, не может развиваться без сотрудничества с другими странами. Но Сталин, обращаясь к Димитрову, заявил: – Вы зарвались, как комсомолец. Вы хотели удивить мир – как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы ничего не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаем на улице. Вы ставите нас перед свершившимися фактами! Кардель поддержал Димитрова: – Возможно, с болгаро-югославским договором была проявлена спешка, но его проект был своевременно направлен Советскому правительству, со стороны которого не последовало никаких замечаний, кроме предложения (которое было принято) заключить такой договор не «на вечные времена», как предусматривалось в первоначальном варианте, а на 20 лет с правом продления. Поэтому я не вижу каких бы то ни было расхождений в политике между Югославией и СССР. Сталин возразил: – Ерунда! Расхождения есть, и глубокие! Что вы скажете насчет Албании? Вы вообще не консультировались с нами в отношении ввода своих войск в Албанию. Кардель оправдывался: – На это есть согласие правительства Албании. Сталин вновь прервал его: – Факт остается фактом, что вы с нами Fie проконсультировались по вопросу направления югославских дивизий в Албанию. Это могло бы привести к серьезным международным осложнениям! В результате этих переговоров в Москве было подписано соглашение «О консультациях по внешнеполитическим вопросам». Вроде бы обо всем договорились, но в каком настроении уезжали югославские гости, свидетельствует такая фраза Джиласа: «На заре нас отвезли на Внуковский аэродром и безо всяких почестей впихнули в самолет». В соответствующей тональности был проинформирован и Тито о проходивших переговорах. Тито постоянно подталкивали на конфликт со Сталиным, да и сам югославский лидер был не только строптивый, но и амбициозный человек. Позднее, уже в Е974 году, Тито на вопрос: «Какое для вас решение было более трудным – решение о тяжелой борьбе против Гитлера в годы войны или позднее, в связи с позицией Сталина?» – признался: «Решение о начале борьбы против Гитлера не было трудным. Мы обязаны были принять его. Принять решение в связи с позицией Сталина было гораздо тяжелее, поскольку мне, как дисциплинированному коммунисту-интернационалисту, было трудно пойти на такой шаг. Однако тогда я принял бесповоротное решение. И это стало переломом. Это было решение начать борьбу за то, чтобы не подчиниться диктату Сталина». Это решение Иосип Броз Тито начал осуществлять с заседания Политбюро I марта 1948 года, на котором был заслушан отчет югославских представителей, вернувшихся из Москвы. Итоги обмена мнениями подвел И. Тито: – У Югославии нет разногласий с СССР в сфере внешней политики. Вопрос касается единства партии. Наша сила – в единстве воли и действий... Югославия подтвердила свой путь к социализму. Русские по-иному смотрят на свою роль. На вопрос надо смотреть с идеологической точки зрения. Правы мы или они? Мы правы. Они иначе смотрят на национальный вопрос, чем мы. Было бы ошибкой соблюдать коммунистическую дисциплину, если это в ущерб какой-либо новой концепции... Мы не пешки на шахматной доске. Пока не прояснится, как выкристаллизовывается вся ситуация, федерация неосуществима... Мы должны ориентироваться только на собственные силы. Участник этого заседания – министр финансов, член Политбюро ЦК КПЮ, Генеральный секретарь Народного фронта ФНРЮ С. Жуйович, будучи несогласным с подобным курсом, тайно проинформировал посла СССР в ФНРЮ А. И. Лаврентьева о характере состоявшегося на заседании Политбюро ЦК КПЮ обсуждения вопросов. Жуйович и в дальнейшем регулярно информировал советского посла о всех решениях Тито и югославского правительства; суть происходящего сводилась к тому, что идет стремление оторваться от Советского Союза, и даже началось охаивание положения в СССР. В Югославии проявлялись недружественные отношения к советским специалистам, им не доверяли, ограничили доступ даже к техническим документам на совместных стройках. Как и следовало ожидать, Сталин резко отреагировал на такие выпады, он приказал отозвать из Югославии советских специалистов от министерств черной металлургии, цветной, химической промышленности, здравоохранения и даже военных советников. Это был уже полный разрыв. Состоялся обмен несколькими письмами, которые только углубляли разногласия. 9 мая на пленуме ЦК КПЮ, после обсуждения создавшегося положения, было принято послание за подписью И. Б. Тито и Э. Карделя: «Товарищам И. В. Сталину и В. М. Молотову. Получили ваше письмо от 4 мая 1948 года. Излишне писать, насколько и это письмо произвело на нас тяжкое впечатление. Оно убедило нас в том, что напрасны все наши попытки доказать даже с помощью фактов, что все обвинения против нас – результат неправильного информирования... Мы хотим ликвидировать вопрос и на деле доказать, что обвинения против нас несправедливы, то есть что мы настойчиво строим социализм и остаемся верными Советскому Союзу, остаемся верными учению Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Будущее покажет, как и прошлое уже показало, что мы добьемся того, что вам обещаем». На этом же пленуме было одобрено сообщение комиссии, изучившей поведение С. Жуйовича и А. Хебранга, оба они были выведены из состава ЦК КПЮ и исключены из рядов партии. Указом Президиума Народной скупщины Югославии С. Жуйо-вич был освобожден от обязанностей министра финансов, а А. Хебранг – министра легкой промышленности. Джилас в мемуарах пишет: «Вопрос об арестах С. Жуйовича и А. Хебранга в ЦК не обсуждался. Тито сам принял такое решение». Конфликт перерос в громкий скандал. Сталин, узнав об аресте С. Жуйовича и А. Хебранга, поручил 9 июня 1948 года В. М. Молотову передать И. Б. Тито следующее: «ЦК ВКП(б) стало известно, что югославское правительство объявило Хебранга и Жуйовича изменниками и предателями родины. Мы это понимаем так, что Политбюро ЦК КПЮ намерено ликвидировать их физически. ЦК ВКП(б) заявляет, что если Политбюро ЦК КПЮ осуществит этот свой замысел, то ЦК ВКП(б) будет считать Политбюро ЦК КПЮ уголовными убийцами. ЦК ВКП(б) требует, чтобы расследование дела Хебранга и Жуйовича о так называемой неправильной информации ЦК ВКП(б) происходило с участием представителей ЦК ВКП(б). Ждем немедленного ответа». На такого рода беспрецедентный запрос ЦК КПЮ направил 18 июня в Москву ответ следующего содержания: «ЦК КПЮ никогда не помышлял убивать кого-либо, в т. ч. Хебранга и Жуйовича. Они находятся под следствием наших властей. ЦК КПЮ считает неправильной постановку вопроса со стороны ЦК ВКП(б) и с возмущением отвергает попытку представить наше партийное руководство „уголовными преступниками и убийцами“. Учитывая это, ЦК КПЮ считает, что участие представителей ЦК ВКП(б) в расследовании дела Хебранга и Жуйовича исключено». С целью «воспитания» югославских коммунистов было решено созвать совещание Информбюро (которое теперь заменяло Коминтерн). Оно состоялось близ Бухареста в июне 1948 года с повесткой дня «О положении в КП Югославии». Доклад Жданова на этом совещании отредактировал Сталин. Были в нем очень резкие выражения: «Их методы из арсенала троцкизма», «В компартии... позорный турецкий террористический режим», «Мы располагаем данными, что Тито – иностранный шпион». В резолюции совещания, которую одобрили ее участники (от Югославии представителей не было), Югославию отлучали от социализма. Рекомендовалось изгнать из КПЮ перерожденцев, выдвинуть новые здоровые силы, верные марксизму-ленинизму. Компартии почти всех стран поддержали резолюцию Информбюро. Югославия оказалась в изоляции. Именно к этому времени относится выдуманная Хрущевым фраза, которую Сталин никогда не произносил: «Достаточно мне шевельнуть мизинцем, и не будет Тито». 21 июля 1948 года в Белграде открылся (и продолжался 8 дней) Пятый съезд КПЮ. Доклад Тито продолжался 8 часов! В нем была проанализирована история отношений с Россией с древних времен. Говоря о партии, Тито сказал, что она воспитывала парод и коммунистов в любви к Советскому Союзу как стране социализма, защитнику малых народов. Но решение Информбюро назвал «.чудовищными обвинениями!» Закончил Тито свою речь здравицей в честь Сталина! Делегаты съезда бурно аплодировали и скандировали: «Тито – Сталин! Сталин – Тито!» Но на деле продолжалось ухудшение отношений. В югославской и советской печати шли обоюдно грубые и злые оскорбления. В Югославии арестовывали симпатизирующих русским, в Советском Союзе преследовали тех, кто не одобрял разрыв отношений с Югославией. В общем, этот конфликт принес много вреда обеим странам. Туг, как говорится, нашла коса на камень: оба государ ственных деятеля, и Сталин и Тито, поддались своим худшим чертам характера – амбициозности, неуступчивости и даже капризу. Эпизод с Югославией – одна из крупных ошибок Сталина. По-другому назвать это не могу – объективность не позволяет.