И ей есть, о чем вспоминать, и о кого оплакивать.
И Мир открывался нам, какими-то невиданными ранее гранями, и был прекрасен,
наше оружие было с нами.
Наше оружие слушало Музыку Вагнера.
И Китаец был не здесь, не на Земле, не с нами,
Он как будто нашел то, что не мог найти до этой Музыки то, что искал, не зная сам.
Дорогу к дому.
Его пальцы летали над клавишами,
и становилось слышно, как шумит море, когда он на время замолкал.
А Китаец просто жил, просто жил.
Как жил всегда,
и когда перевернулся автобус, и он спасал детей, вытаскивая их из огня,
так и не успев спасти свою девушку…
и когда расстреливал пленных,
и когда собирал с мертвых золото.
И когда искал дорогу к Дому…
Он хорошо стрелял, и прекрасно «тер базар»,
он хотел переспать с одной известной певичкой, и переспал бы,…
когда надо было мстить — мстил. И пил, когда хотелось…
Его знали и уважали.
И убили тоже уважительно,
в висок из автомата, приоткрыв стекло в автомобиле и быстро умчавшись…
Его обложили сухим льдом, и увезли хоронить.
Никто не может сказать, что видел его мертвым.
Даже те, кто хоронил его.
Таким уж он был.
Он смеялся, глядя в небеса, чему-то своему, понятному одному ему.
Может быть, мы зря так редко смотрим на небо.
«Владыка сущего, прими его, и укажи ему дорогу домой».
Для гуманизма, тоже нужны предпосылки.
Для того, что бы создать гуманизм, необходимо выжить, отчего это все втайне считают, что наскальные росписи, удивительные в своей незамысловатой прекрасности, создавали осиянные вегетарьянцы в снежно белых одеждах…только и думавшие о благе для всех и сразу?
А разве сытый плотью врага, или проштрафившегося соплеменника, дикарь не мог быть автором? мог,
Да и был, чего уж…
И тот, кого съели, возможно, тоже был талантлив, но, скорее всего, он был чужим,
Или стал чужим, по тем или иным причинам…
И что изменилось?
Люди стали слабее, люди стали бессловесным стадом, с идеалами, навязанными нам сбоку…Мир, в котором враги выдаются за друзей, а извращенцы не просто поощряются,
А превалируют среди «властителей душ», такой Мир изменится.
Он вернется к старым настоящим принципам,
через большую кровь, кровь, смывающую идеалы и народы, ненужную и липкую.
Вернется, как возвращаются, невзирая на препятствия лососи в реки, где они когда-то проявились на свет…что бы умереть.…Появились на свет, что бы умереть…
И придет время понятных и честных истин…. Время несложных идеалов и предельно простых решений.
Будут друзья и враги, свои и чужие…
И когда появится убогий, кричащий о равенстве и братстве, он умоется своей жидкой кровью…просто так, без объяснения причин…
Поскольку крики такие, слишком недешево обходятся народам и государствам.… _За Свободу, равенство и братство платят болью и безысходностью, дикой, звериной предсмертной тоской…
Когда к вам в дом приходят, приходят, что бы изощренно убить, за идеалы…
Во имя гуманизма. И убивают.
А еще страшнее, когда битва идет за справедливость. Тогда уж бомбы и ракеты валятся на города как снежинки. Потому, что люди равны, потому, что идеалы плохо усваиваются…
Наверное, проще было дать убогому по лохматой голове, по кривым глазам его, еще тогда,
Еще каменным топором.
И погибали бы убогие.
Не народы, а те, «кто знает как надо»…
Туда им и дорога.… Пусть придумывают богов для себя. Пусть убивают для них друг друга
Ведь благородство, не в произнесении, благородство в силе.
Для гуманизма нужны предпосылки…сытость и сила, так нужно ли все запутывать?
И все грезится нам, что есть на свете места, где мы были бы уместны,
более того, счастливы,
все мы хотим счастья, хотим, что бы однажды, все обстоятельства сложились в нашу пользу,
и соленые брызги моря, искрились бы на солнце, в своей всепобеждающей кратковременности…
И что бы покой был счастливым, и обязанности, да и само небо было бы радо твоему счастью…
А между тем, у каждого все это было…
и понимаем-то мы, что хорошо там, где нас УЖЕ нет, только потом, а попытки составить обратно кубики судьбы, не приводят ни к чему,
Слишком многое мы узнаем,
слишком многие меняются, да и море возвращает раздувшиеся трупы…
А ведь было, было,
и понимаешь вдруг, что не так уж и плохо проходит твоя жизнь, если есть право понять — ты был счастлив, ты УЖЕ был счастлив…
А значит — обязательно будешь еще…
Потому, что все зачем-то,
только вот это зачем-то, не нами задумано, и не для нас…
Видишь? Там на небесах, свои трагедии и свои интриги,
видишь?
Они используют нас,
Они думают, что мы просто материал в их, несомненно, величайших деяниях…
И не понимают они в своей привычке демиурга играющиеся кирпичиками, что человек, который был счастлив, уже сам по себе вселенная…
Ни те, что на небесах, ни те, что на строительстве…здесь, рядом денно и нощно строят рай на Земле…
Возомнившие себя скотниками строят рай для скотины…
Успевшие первыми к уходу Творца, далеко не решающая сила в Мире созданном Им…
Потому, что ты был счастлив.
Ты был счастлив. И значит жив.
Ведь смысл не в безгрешии, смысл в том, что бы грехи совершались сознательно, и то, ради чего их совершают, должно стоить такой цены, цены греха, греха перед собой, перед своим счастьем…
И если ты убивал, то принял цену своего греха…
И тоже был счастлив…
Дело не в адреналине, дело в решенности…
Наше счастье приходит с возможностью решения, или с отсутствием вопросов…
Творец ушел…
Он сотворил Мир. Он счастлив.
Именно в этом мы подобны творцу.
Кто-то называл их маргиналами, кто-то сильными личностями,
кто-то извергами,
кто-то пассионариями, кто-то народными заступниками.
А по сути, это не более чем дегенераты,
Дегенераты, заливающие Мир кровью и соплями.
Я часто вижу этих людей.
Я вижу их на проходных заводов
шмонающими работяг, вытягивающихся в струнку при виде начальства,
тайком плюющими вослед и тем и другим,
Я вижу их в телевизоре, протестующими против памятника,
или за памятник,
Их часто показывают на отдыхе.
Излагающими глубокие мысли.
Я видел их в советское время на фотографиях в кабинетах,
потом, во главе демонстраций за Свободу (мать её)…
Они всегда одинаковы, они всегда готовы отвернуться,
и в глазах у них — гамно.
Одни и те же люди делали революции и перестройки,
поворачивали реки, и выводили под корень,
не ожидали милостей от природы и били в спину,
они вообще, любят бить.… Одни и те же… и не важно, во что они одеты сейчас,
и что у них в руках, в этих руках одинаково опасны и бумага, и мотыга, и автомат.
Одинаково опасны для всех нас.
Разве не под чутким руководством бывших антивоенных активистов бомбили Югославию?
Разве не шли во главе колонны демократов генералы КГБ и члены политбюро?
Это у них наследственное.
Бывает.
Они шастают по всему Миру, добиваясь своего,
убивая и умирая, они утоляют свои комплексы кровью других.
Мы и есть эти другие.
Они считают себя буревестниками, волками, и страшно удивляются, когда их валят рядком возле сточной канавы,
Я до сих пор помню удивление в этих глазах полных гамна…
Это хорошее воспоминание.
Я ненавижу этих людей, они заставили меня быть похожим на них,
Они пытались заставить меня искать себе оправдания.
Но я не стал.
Их существование,
вот лучшее оправдание необходимости их убивать.
Они вбивают в стул гвозди, прямо в сиденье, а мне неудобно сидеть.
Вот и все оправдание.
Гвоздям, не место в центре сиденья, там место заднице.
С чем Вас и поздравляю.
ПИСЬМО КОТУ.«Даже эпоха тирании достойна уважения, потому что она является произведением не людей, а человечества, стало быть, имеет творческую природу, которая может быть суровой, но никогда не бывает абсурдной. Если эпоха, в которую мы живем, сурова, мы тем более должны ее любить, пронизывать ее своей любовью до тех пор, пока не сдвинется тяжелая масса материи, скрывающей существующий с ее обратной стороны свет».
«Куда идет мир?» Вальтера Ратенау.
- Не следует слишком рассчитывать на Бога: может быть. Бог рассчитывает на нас… (Предсмертные слова отца Луи Повеля, одного из авторов «Утра Магов».)
Мир многолик, и Мир это не Эдем…Мир это даже не борьба черного и белого…
Можно сказать — «кто любит Империи, тот трус» (предварительно приведя прекрасные рассуждения о роли церкви) - это утверждение правомерно…
Я тоже могу, предварительно пустившись в рассуждения о вреде наркотиков, к примеру, сказать — «кто любит демократию-тот пидар», и сослаться на Ламброзо…
НО,
Я не скажу так, я не желаю путать понятий…
Да, «у каждого Русского Бог за пазухой», а при чем тут трусость тех, кто любит империи,
Костя- Люди, убившие Имперскую Россию, и люди убившие Империю Советскую, суть люди антихриста,
Те, кто убивает упорядоченное и есть люди хаоса,
Если угодно, апологеты Энтропии, или антихриста…
Есть упорядоченное — Империя со строгой иерархией, с внешним врагом(!) это очень важно! Почему понятно- Мировая пародия на империю и есть антихристово единое государство «свободы, равенства, и братства».
Есть желание перекроить, закрепить кровью, и принести всем счастье, вопреки их (всех) воле.…Это сродни болезни, вся эта Революционно- демократическая мразь — больные психически люди, люди Антихриста…
Они ломают сущность государств, но государства сопротивляются, есть такое понятие-
«сопротивление материала»- так и тут, все уродливые облитые кровью «царства счастья»- которые на самом деле царства гильотин и чрезвычаек, все равно — возвращаются к нормальному состоянию — к Империи…
Энтропия и гомеостаз.… Приходят Робеспьеры и Ленины, Мараты и Троцкие, Жирондисты и левые эсеры…. Приходят и проливают кровь.… И для того, что бы вернутся к норме, кто-то должен стереть в кровавый понос всех этих носителей общечеловеческих ценностей.… Ну и чем перестройка так уж сильно отличалась от Октябрьской революции?
Количеством жертв? — сомневаюсь…Большей правдивостью заявленных целей? Ну-ну.
Никто и не говорит, что в СССР все было хорошо, вопрос в другом-
Вот так вот надо ли было.… Стоило ли менять шило на мыло (никуда не годное мыло)…и гордится этим,
А чем вам Китай плох, я их хвалить не буду, но имеющий глаза, да увидит.… Такие же, а зачастую, люди с той же кровью (родственники) подонки, как и
Убившие Империю царскую, убили империю Советскую.… Исполняя, кстати говоря, и задачу превращения народа в «больное человеческое варево»
Подонки всегда принимали обличье благодетелей…
Подонки всегда давали куски тем, кто без кусков обойтись не смог бы…
Подонки всегда убеждали, что все в порядке…
Подонки отворачивались от крови, когда их просили исполнить свой долг…
Долг, который в понимании обычных людей, должны исполнять правители…-
«Беречь, заботиться и защищать», а ведь это обычные Имперские ценности,
НЕУЖЕЛИ ТРУДНО ПЕРЕСТАТЬ, КАК ПАВЛОВСКАЯ СОБАКА реагировать на слова-индикаторы, если я люблю Империю, это не означает, что я люблю Бухарина, или Ленина.… И уж никак не означает, что я люблю Гайдара или Ельцина-
ЭТО ЛЮДИ ОДНОГО ПОРЯДКА и ОДНОЙ ЦЕЛИ…
Понимаешь, Костя,
«Это в аду демократия, а на небе — ЦАРСТВО!»
ИТОГО — Демократия- хаос, Империя — упорядоченное…
Революционеры — всегда революционеры, даже если они называются демвыбор России (различаешь же ты Жирбана? так сделай еще шаг!).
Мировая империя — невозможна…
Человек для Бога, а не Бог для человека…
А механизм, заставивший Русских людей сжигать иконы, механизм той лжи, не намного отличен ото лжи сегодняшней… Просто ложь стала изощренней
И комплиментарней…
И, поддерживая «РЕФОРМЫ» ты делаешь то же самое, что делали тысячи и тысячи оскверняя алтари…
И не замечая кровь, которая льется во имя реформ, ты ответственен за пролитую кровь-
Тебя устроила эта цена…
А нелюбовь к личной несвободе стоит смертей других…
А я действительно трус Костя, только я это знаю… Хотя спасибо, это был твой самый сильный аргумент…
«Жизнь Человека оправдывается только усилием, даже несчастным, для того, чтобы лучше понять. А лучше понять — значит лучше участвовать. Чем больше я понимаю, тем больше я люблю, потому что все, что понятно, — хорошо.»
(Луи Повель).Я живу во время убийства.
Я живу во время убийства моей империи.
Я живу в то время, когда маленькие люди с большими выпученными глазами бегают по газонам, аккуратно постриженным их родителями, стремясь с непонятным упорством попасть кусочком свинца в такие же выпученные глаза других маленьких людей. Порой, даже не различая цвета этих глаз.
Маленькие люди играют в большую войну, которая постепенно превращает кого-то из них в перегной, а кого-то в больших людей, в перегной, впрочем, чаще. И они ползут, волоча по пыли свою требуху, вдруг с удивлением понимая, что это не игра. Запоздалое это удивление застывает на их разных лицах, опрокинутых в горячую землю или повернутых к воняющему смертью такому синему небу.
Империи гибнут часто, приблизительно раз в пятьсот лет. Все начинается с дорог, которые вдруг перестают ремонтировать, появляются недовольные этим на окраинах, чуть позже на околицах, а в столицах в это время все упорней начинают смотреть бои гладиаторов, или телесериалы о плачущих богатых, стремящиеся к полноценности вспоминают о разном цвете глаз, волос, ушей и носов. После этого остается вспомнить только о разных языках и можно приступать к убийству империи. Дело это хлопотное и требующее определенной основательности. Начинается самое веселенькое — гражданская война. И бегают по городам бородатые мужики в шкурах, разбивая о выщербленные мостовые мраморные статуи и попивая пиво из жестянок, взятых вместе с томиками священных книг из валютных магазинов за просто так, за выпученные глаза.
Но больше всего достается статуям и бюстам, в них стреляют все, из принципа. Более велик тот, кто может стрелять по памятникам и ровнять с землей могилы, еще более велик тот, кто, делая это, не боится, что завтра и его могилу осквернят. Чем более велик человек, тем меньше он походит на человека. Эти — почти совсем не похожи. Поэтому они великие.
Я живу во время убийства моей империи. Я сижу на бруствере, пересыпая в пригоршнях теплую, пахнущую миром землю, пытаясь выбрать из нее маленькие сплющенные кусочки металла.
Я отделяю их от Земли.
Я держу их на ладони, радуясь тому, что теперь и они — убиты.
Я бросаю их мертвых в землю.
И несется река, кружа водоворотами, сверкая на солнце.
И мы мучительно пытаемся зацепиться за тот берег.
И кровь уходит с ладоней смытая водой, все равно оставаясь под ногтями.
Это такое время, время свободы, свободы, пожирающей моих друзей, пляшущей на развалинах синими языками пламени, и, особенно, любящей детей. Может быть, так и должно быть, может и должны мы безропотно сносить все, и умолять о прощении проступков наших перед всеми общечеловеческими ценностями вместе взятыми… может быть, но нам все это отчего-то не нравится…
И мы берем упреждение, наводя на второй каток…
Прощай свобода, прощай сука…!
И страшно хочется выпить…
Когда у тебя под ногтями кровь, поздно искать виноватых, и уж тем более поздно объяснять, в чем, именно, виновен каждый из них. Люди, у меня отняли мою страну. Люди, я убиваю, не боясь убивать… И мне не нужны виновные и виноватые, на кой они мне? Уже не нужны. И роняет судьба с раскрытых ладоней, будто черные метки, желтые пули. И что остается…
Память в цветных снимках сознания… вот стоят они смелые и веселые.
И нет, кажется, в мире силы, способной заставить их повернуть вспять. И в той же памяти изодранные останки, слезы близких и могилы, могилы… И нет многих уже, потому что слишком многое выпало на долю нашему поколению, не то еще впереди. И самое страшное — не погибнуть, нет, самое страшное — видеть гибель. И те из нас, что остались живы, многие ли не пали духом? Многие ли прошли мимо стакана? Русские не могут выиграть войну, Россия — может, а если нет ее… Так и суждено нам метаться от войны к войне или от стакана к стакану. Пока не будет у нас нашей России…
Мы идем нашими дорогами… и пыль…
От мечтаний — пыль.
От семей — пыль.
От страны — пыль.
Вокруг нас пыль, и лишь пролитая кровь прибивает ее к Земле, и тогда мы на мгновение прозреваем, так как, может быть, никогда еще, и прозрение это кристальной чистотой своей окупает кровь, дающую нам возможность видеть. Нам есть за что погибать, мы зрячие. Это кровь, прибивающая пыль к земле, дает нам зрение…
За каждым сигаретным огоньком в ночи скрывается чья-то жизнь. Человек курит, вспоминая что-то просто задумавшись, оценивая свои потери и приобретения, может быть он влюблен, может, тоскует о погибшем друге, или размышляет о судьбах вселенной. За каждым сигаретным огоньком в ночи человеческая жизнь.
Пусть очень удобно целиться по горящей сигаретке, вроде и не в человека стреляешь вовсе, так… огоньки гасишь — шлеп и погас.
Прощай, вселенная, может ты и не виноват, может, виноват я, на том свете сочтемся.