Автор продолжает: «Для тех, которые содействовали улучшению сего отечественного заведения, может ли что-либо еще быть лестнее, как слышать таковой всемилостивейший отзыв из уст монарха!»
Кроме того, украшенный алмазами господин Гамель все время доказывает, что русская техника целиком создана иностранцами. Это достигается прежде всего путем возвеличения нового директора завода, англичанина механика Джона Джонса, и приписыванием ему того, что господин Джонс не делал. Например, изобретение штампования замка приписано Джонсу, и об этом пишется в книге Гамеля (на стр. 198–207), но тут же (на стр. 200) указывается: «…оружейник Василий Антонов Пастухов, уже лет двадцать назад сделал пресс, маховый рычаг которого имел более 120 пудов веса». К этому месту есть примечание: «Сей пресс, с таковым тяжелым маховым рычагом, и теперь еще видеть можно в Туле: оный лежит на дворе оружейника приборного цеха Маликова». На той же странице читаем: «На Сестрорецком заводе также сделан был для сего пресс, на котором посредством давления выглаживали почти совершенно уже откатанные вещи».
Таким образом, мы видим, что штамп для замка применялся тульскими оружейниками еще до Джонса и, кроме того, применялся в Сестрорецке.
Гамель пытался доказать также, что главные успехи тульского завода относятся ко времени с 1818 до 1826 года; все эти успехи приписаны механику англичанину Джону Джонсу, который в это время управлял заводом. Ему же приписывается изобретение станка для обточки ружейных стволов, причем говорится, что сделано это было в 1824 году.
Но в Тульском оружейном музее находятся две модели токарных станков, датированных 1809 годом. В одной из моделей на суппорте один резец, а в другой – три.
К моделям прикреплены медные дощечки, на которых выгравировано, что модели сделаны на Сестрорецком заводе при полковнике артиллерии Лерере.
Сестрорецкий станок является предшественником тульского станка, но тульский станок в том виде, в котором он существовал в 1813 году, мы не знаем. Приложенный к книге Гамеля чертеж изображает станок уже модернизированным, в 1826 году.
Теперь посмотрим, что пишет сам господин Гамель о тульском станке:
«Г. Берд в С.-Петербурге сделал еще в 1813 году двадцать токарных станков для Тульского завода, где часть оных и ныне находится. Первоначальное устройство сих станков было таково, что ствол обрезывался по всей длине конически; но впоследствии оные переделаны были так, что только задняя (казенная) часть выходит коническая, а остальная как следует для ствола. Ствол надевается на стальной прут, или стержень…, имеющий в концах углубление, коим насаживается в станке на острые стальные центры, придвигаемые винтами. Укрепляемый в коробке резец, посредством проходящего сквозь оную винта, двигается вдоль по корыту, от одного конца ствола к другому, и обрезывает вертящийся между тем около своей оси ствол. У казенного конца спиральное колесо, с навитою на оное цепочкою, разводя помощию двойного винта половинки коробки, постепенно удаляет резец от ствола, почему и обтачивается сия часть конически.
Весьма важный недостаток сих станков есть тот, что часто стволы выходят, особенно в средней части, с одной стороны тоньше, нежели с другой, так что потом, при пробе, таковые однобокие стволы, по причине неравной крепости в стенках, разрываются..» Тем более важно то, что Г. Джонс в 1824 году изобрел станок, который можно назвать совершенным… Стальной стержень, на который надет ствол, не укрепляется на центрах между винтами, как в прежних станках, отчего оные при сильном сжатии гнулись в середине, но, напротив того, натягивается гайкою так туго, что делается даже звонким, подобно струне, и уже погнуться никак не может».
Итак, ясно из текста, что механик Джонс только совершенствовал способ укрепления детали на станке и что способ Джонса довольно копотный.
Тульский станок во всем главном и основном является созданием русских изобретателей, работавших в Сестрорецке, Петербурге и Туле.
Дело в том, что суппорт тульского станка двигался автоматически. Приведу отрывок из гамелевского описания:
«Резец придвигается к надетой у дула ствола калиберной трубке и в сем положении укрепляется винтом, а вся коробка, с резцом, по краям корыта тащится от дула ствола вдоль по оному в казне, посредством хомутика, с завинтованными медными вкладышами, надетого на винт, вертящийся с помощью колес у шестерни».
Русские мастера стояли в строю мировой техники. И память о них должна быть поднята по мере их заслуг.
В создании Тульского, Ижевского заводов и завода Берда наши герои укрепили корни нашей индустрии, начав дело русского станкостроения и внедрив новые станки в производство.
В сорокатомном архиве Воронцовых сохранились письма о Сурнине, Леонтьеве и Сабакине, затерянные среди докладов, жалоб, высокого бахвальства и умелой чванливости.
Как бы в виде благодарности за сохранение архива вспомним о Воронцове.
Граф упорно проживал в Лондоне, он оставался там, когда император Павел поссорился с Англией. За это на имущество Воронцова в России было наложено запрещение; после смерти Павла запрещение сняли.
При Александре I Воронцов опять стал послом. Когда отношения России с Англией были вновь прерваны, Воронцов оставался в Англии, отдыхая на приморской даче.
Он увидал Александра I и атамана Платова летом 1814 года. Он увидал, как англичане целовали хвост казачьей лошади и выдергивали из того хвоста волосы на память.
Вскоре он увидал газовое освещение в Лондоне.
Он жил долго, увидал железные дороги, пароходы и умер в 1832 году на лестнице своей библиотеки.
Похоронил его отец Яков Смирнов, который жил еще дольше, вселяя этим во всех изумление.
О самих изобретателях станков мне осталось договорить не много.
О Сабакине сохранилось письмо, напечатанное в «Северной почте», которая называлась также «Новая Санкт-Петербургская газета». Вот что сообщено в № 82 от 11 декабря 1813 года:
«Из Перми, от 12 августа, сообщается, что:
На состоящихся в здешней Губернии Камско-Ижевских оружейных заводах скончался сего числа после долговременной болезни на 69-м году от роду г. надворный советник Л. Ф. Сабакин. Сей почтенный старец воспринял бытие свое в земледельческом состоянии, но, с самых юных лет имея превеликую склонность к механическим занятиям, через редкие природные дарования свои достиг наконец до отличных познаний в механике.
…Г. Сабакин по знаниям своим в земледелии и домостроительстве Санкт-Петербургским Вольным Экономическим Обществом принят в сочлены. В последние годы жизни своей находился он при вновь заводимом оружейном камско-ижевском заводе, где, из особенного усердия к казенной пользе, отрекся от положенного по штату полного жалованья 2000 рублей, а согласился только быть на 500-рублевом окладе. Будучи в сем заводе, изобрел он для заводского действия многие отличные, полезные и служащие к облегчению сил человеческих машины и наипаче так называемую шустовальную.
Признательность жителей завода к сему почтенному старцу ознаменована была наипаче при погребении его тела: благородное сословие приняло на себя труд нести гроб его до церкви, а из оной до кладбища. Словом, старец сей, отличный и дарованиями своими, и любовью к ближнему, оставил о себе приятное воспоминание у всех, с кем имел дела и кто его знал».
Только о смерти Льва Фомича сохранилась память.
Но не забыли в Туле до конца о том, что ездили тульские мастера в Англию, делали там какие-то важные дела, говорили с видными людьми и спорили с ними.
В Туле помнили о временах, когда мельник и часовщик только начинали создавать новую технику, когда мир дивился на хитрые маленькие автоматы.
Народная память смешала образ Леонтьева с памятью о Сурнине и создала легенду о Левше.
Н. С. Лесков в Туле и в Сестрорецке слышал что-то о том, что туляки мастера ездили в Англию и о чем-то с англичанами спорили. Его сын рассказывал, что отец собирал сведения о туляках, ездивших за границу, но до документов не добрался. Н. С. Лесков написал повесть «Левша» после крымского поражения, в годы народного горя, когда сказалась наша техническая отсталость.
Н. С. Лесков перенес действие повести из времен Екатерины и начала царствования Александра на конец царствования Александра и царствование Николая I. Эта повесть неполна.
На самом деле русская техника отличалась именно тем, что она решала всегда самые важные вопросы, ставя перед собой такие задачи, от которых зависит изменение основ производства.
Русские умельцы редко были инженерами – техническое образование в России начинается в XIX веке, – но они не отставали от мировой техники того времени. «Подкованная блоха» – это ирония Лескова – ирония, созданная крымским поражением, показавшим всю отсталость России.
1950
Примечания
Отрывки из книги «О мастерах старинных» печатались в журнале «Знание – сила»: «Лев Сабакин и туляки» (1947, №№ 8–10, 12); «Солдат Батищев, его работы, его рассказы» (1948, № 2). Полностью книга впервые напечатана под названием «Рассказы о друзьях старинных» в 1950 году (сборник «Люди и станки», изд-во «Московский рабочий»). В 1951 году вышла отдельным изданием: «О мастерах старинных». Рис. Н. Кузьмина. М. – Л., Детгиз. В расширенном виде издана в 1953 году (М., «Советский писатель»). Вошла в сборник В. Шкловского «Исторические повести и рассказы» (М., «Советский писатель», 1958).
Примечания
Отрывки из книги «О мастерах старинных» печатались в журнале «Знание – сила»: «Лев Сабакин и туляки» (1947, №№ 8–10, 12); «Солдат Батищев, его работы, его рассказы» (1948, № 2). Полностью книга впервые напечатана под названием «Рассказы о друзьях старинных» в 1950 году (сборник «Люди и станки», изд-во «Московский рабочий»). В 1951 году вышла отдельным изданием: «О мастерах старинных». Рис. Н. Кузьмина. М. – Л., Детгиз. В расширенном виде издана в 1953 году (М., «Советский писатель»). Вошла в сборник В. Шкловского «Исторические повести и рассказы» (М., «Советский писатель», 1958).
Замысел книги о старинных русских мастерах-изобретателях возник вскоре после окончания Великой Отечественной войны и, в сущности, был откликом на победу советского народа. Историческая память возвращала к воспоминанию о победе русских в 1812 году, заставляла думать об источниках той победы, предвестницы грядущих, современных нам исторических событий. Выяснилось, что русская техническая мысль в XVIII веке не только не была отсталой, но временами опережала европейскую науку. Н. С. Лесков так и не доискался до источника дошедших до него неясных сведений о туляках, ездивших за границу и споривших с иноземцами. «Левша» – рассказ о замечательном, но легендарном умельце.
Исторические источники сохранили вполне достоверные сведения о старинных русских мастерах. Тульские оружейные заводы пользовались станками русского изобретения, о которых мастер Лев Сабакин в 1784 году читал доклад перед членами Лондонского королевского общества.
В 1951 году, предлагая книгу для переиздания, Шкловский писал: «Эта книга рассказывает о гениальных русских изобретателях Батищеве, Сабакине, Сурнине и Захаве. О последних двух книга моя является первым печатным упоминанием. Сурнин был просто неизвестен. Мне удалось отыскать в Туле модель его станка, с датой на нем, и доказать, что изобретение токарного станка в его современном виде принадлежит России» (ЦГАЛИ).
В 1947 году на собрании московских прозаиков обсуждалась первая, только что напечатанная, повесть «Лев Сабакин и туляки». Автору было сделано «много критических замечаний». Вместе с тем в отчете говорилось: «В. Шкловский не только использовал материал, он нашел его. Как часто с ним бывает, он оказался в одно и то же время писателем и исследователем… В. Шкловский с горячностью отстаивает свои положения. Главная мысль заключается в том, что наше искусство решает задачу неслыханной трудности: рядом с темами любви и смерти, семьи и другими вечными темами искусства на первый план литературы выступила тема труда и творчества» («Знамя», 1947, № 9, с. 188–189).
Когда в 1951 году книга была издана Детгизом, О. Писаржевский в «Литературной газете» писал, что «О мастерах старинных» – «плод самостоятельных и увлекательных исследований», и отмечал историчность повести, «уменье воссоздать историческую атмосферу» («Литературная газета», 1951, 8 сентября). О расширенном издании (1953) положительный отзыв напечатала тульская газета «Коммунар» (1953, 24 июля).
При работе над повестью Шкловский исследовал многочисленные и самые разнообразные источники. Некоторые из них названы в тексте: из них взяты подлинные документы эпохи.
Важнейшие источники : С. 3ыбин. История тульского императора Петра Великого оружейного завода, т. I, 1912; И. Гамель. Описание тульского оружейного завода, в историческом и техническом отношении. М., 1826; «Историческое описание российской коммерции», соч. М. Чулкова, т. IV, кн. I. M., 1785; Н. Е. Бранденбург. Материалы для истории артиллерийского управления в России. Приказ артиллерии (1701–1720). СПб., 1876; «Архив князя Воронцова», т. XIII; К. Каменев. Историческое описание охтенского порохового завода. Период первый. 1715–1815. СПб., 1891; Б. М. Меншуткин. М. В. Ломоносов. Жизнеописание, изд. 2-е. СПб., 1911. Учтены новейшие исследования – советского времени: И. Забаринский. Первые «огневые» машины в кронштадтском порту. Труды Института истории науки и техники, вып. 7. М. – Л., Изд-во АН СССР, 1938; В. Данилевский. И. И. Ползунов. Труды и жизнь. М. – Л., Изд-во АН СССР, 1940, и другие.
Во всех изданиях повесть «О мастерах старинных» выходила с биографическими справками об А. Нартове, Я. Батищеве, Л. Сабакине и П. Д. Захаве, составленными С. Г. Нарбут и просмотренными автором. Приводим их последнюю редакцию.
Oб Андрее Нартове
А. К. Нартов получил образование в Москве, в Школе математических и навигационных наук. Школа помещалась в Сухаревой башне.
В Петербурге А. К. Нартов работал с 1712 года с русским мастером Юрием Курносовым в токарной мастерской Петра I, где стояло несколько русских станков различной конструкции. Поэтому и Нартов не единственный русский мастер того времени, но один из лучших русских механиков.
В 1719 году Нартов был послан в Лондон для ознакомления с английской техникой и для приглашения английских мастеров. Поездка в Лондон была сопряжена с попыткой построить какие-то машины по русским чертежам.
Он написал царю о том, что здесь таких мастеров, которые превзошли российских мастеров, не нашел, хотя и чертежи к машинам мастерам показал, но они сделать по ним машин не могут.
Нартов посетил также Париж, и президент Парижской академии наук писал Петру о нем в чрезвычайно лестных выражениях. Нартов заведовал токарной мастерской Петра; для этой мастерской по своим чертежам и по чертежам других русских мастеров сделал ряд станков, в которых резец был закреплен в суппорте.
Нартовские станки сохраняются сейчас в Ленинграде, в Эрмитаже.
В книге Беляева «Кабинет Петра» было дано их точное описание. Станки были доступны для осмотра в Кунсткамере весь XVIII век. Таким образом, изобретение Нартова было широко опубликовано и у нас и за границей.
О Якове Батищеве
Жизнь Якова Батищева довольно хорошо известна. Документы о нем попали в книгу К. Г. Каменева «Историческое описание охтенского порохового завода» (СПб., 1891), в «Историю тульского императора Петра Великого оружейного завода» полковника Зыбина (М., 1912) и в книгу И. Гамеля.
В этой повести жизнь Якова Батищева описана строго по документам.
Плен Батищева во время взятия Азова тоже документален, история освобождения Батищева с галеры додумана автором на основании описаний того времени.
Участие Батищева в битве при Гангуте и в десанте на Швецию додумано, но солдаты инженерных войск в них участвовали.
Знакомство Нартова с Батищевым несомненно, так как оба работали по технике артиллерии. Нартов создавал станки для обтачивания орудийных цапф, а Батищев – орудийные лафеты.
О Льве Сабакине и тульских мастерах
Алексей Сурнин и Яков Леонтьев отправлены были в Англию в 1785 году; вернулся Сурнин в 1792 году, в 1794 году получил звание «оружейного мастера и надзирателя всего касающегося до делания ружей».
Умер в 1811 году, имея чин титулярного советника.
Приводим переписку о нем и его товарище Леонтьеве.
Письмо Потемкина к тульскому наместнику Кречетникову :
«Милостивый государь мой Михайло Никитич!
Отправя в Англию присланных от Вашего превосходительства Тульских художников, покорнейше Вас прошу выбрать на Тульских заводах еще четырех мастеров, которые были бы искусны, один в бронзовой работе, другой в воронении, третий в шпажной и прочих слесарных и четвертый в мелочной работе.
Я буду стараться довести их до совершенства в своем деле посредством искусного здесь художника, дабы увидеть, здешние ли лучший получат успех или отправленные в Англию»[11].
«В том же году, по предложению генерал-фельдмаршала князя Потемкина, отправлены в Англию для усовершенствования в своем мастерстве два оружейника: Алексей Михайлов Сурнин и Яков Леонтьев. Первый поступил к лондонскому мастеру Ноку (Knock), а второй к Еггу (Egg)»[12].
Воронцов пишет о Сурнине, что «он мог зарабатывать с лишним 200 гиней в год…».
Гинея – это золотая монета, впоследствии упоминаемая только в номинальном счете, ценою в двадцать один шиллинг.
Уатт, уже имея славу, получал в 1770 году в год двести фунтов, то есть четыре тысячи шиллингов; следовательно, он получал на десять фунтов в год меньше, чем Сурнин.
Инженер Ренни, строитель Альбионской мельницы в Лондоне, получал в 1786 году четыре гинеи в месяц, то есть сорок восемь гиней в год. За эту плату он еще выезжал за границу и там ставил новые мельницы, а также заведовал эксплуатацией лондонского предприятия.
Мы видим, что заработная плата Сурнина более чем в четыре раза превышала плату английского выдающегося инженера. Это показывает, что Сурнин в Англии не учился, а учил: ему платили за высокое умение, за владение такими секретами, которыми сами английские мастера не владели.