– Должен быть способ снять напряженность, не прибегая к «перезагрузке».
– Ага, – признаю я. – А у тебя есть конкретное предложение?
– Все происходит из-за того, что твои родители не могут найти общий язык друг с другом, – произносит Кристина. – Придумай, как их остановить.
– Каким образом? – недоумеваю я. – Они никогда не сделают того, что им невыгодно.
– Значит, ты позволишь им разорвать город на клочки.
Я смотрю на свои ботинки, освещенные сейчас зелеными огнями. Если бы у меня были разумные родители, не ослепленные болью, гневом и желанием мести, то все бы сработало. Они бы послушали меня. Но других родителей у меня нет. Как бы я хотел, чтобы они изменились! Просто налить им в утренний кофе или в стакан воды сыворотку памяти, и – раз! – передо мной новые люди с чистым, незапятнанным прошлым. Их можно было бы всему научить заново, даже тому, что у них есть сын, которого зовут Тобиас. Стоп. А ведь именно так и собирается сделать Бюро. Но я их опережу.
– Достань мне сыворотку памяти, – твердо говорю я. – Пока вы все с Амаром будете разыскивать ваши семьи и родственников Юрайи, я позабочусь об остальном. До отца или до матери я доберусь.
– А как ты все объяснишь нашим?
– Пока не знаю.
– А как насчет продырявить колесо? – предлагает Кристина. – Я попрошу Амара притормозить на минутку, например, чтобы пойти в туалет, проколю шину, а потом мы волей-неволей разделимся…
Неплохая идея. Я могу признаться во всем Амару, но не уверен, что мне удастся преодолеть его предвзятость. Пропаганда Бюро промыла ему мозги. У меня и так времени в обрез. Но зато лжи – хоть отбавляй. Амар знает, что отец научил меня заводить автомобиль без ключа, используя лишь провода. И у него не вызовет подозрений, если я добровольно отправлюсь на поиски другой машины.
– Кристина, ты, молодчина.
– Значит, договорились. И ты действительно собираешься стереть память кого-нибудь из твоих предков?
– А что мне остается делать, если именно они – причина зла? – пожимаю я плечами. – Мне нужны новые родители. Даже если у одного из них исчезнет весь тот груз, который они пытаются тащить за собой, может, они придут к согласию…
Кристина внимательно глядит на меня и задумчиво кивает.
41. Трис
От запаха хлорки у меня щиплет в носу, – я притулилась рядом со швабрами в подсобке подвала. Я только что предупредила всех, что любая попытка проникнуть в Оружейную Лабораторию – гарантированное самоубийство.
– Вопрос в том, – изрекает Мэтью, – есть ли что-то, ради чего мы готовы пожертвовать жизнью.
Мы находимся в комнате, где он, Калеб и Кара работали над усовершенствованием нашего химического коктейля. Флаконы, пробирки и исписанные тетради разбросаны по лабораторному столу перед Мэтью. Он рассеянно жует шнурок, висящий у него на шее.
Тобиас, скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Я помню – он точно так же стоял во время посвящения, наблюдая, за нашими сражениями. Он был такой красивый и сильный – просто загляденье.
– Дело не в этом – размышляю я, – не только в мести за то, что они сделали с альтруистами. Речь идет о предотвращении новых кошмаров в других городах. И еще в том, чтобы отнять у них власть.
– Да, – соглашается Кара. – Смерть одного-единственного человека ради спасения тысячи от страшной участи. Плюс ликвидация Бюро.
Я буквально вижу, как она взвешивает на воображаемых весах одну жизнь против многих жизней и делает самоочевидный вывод. Именно так работает мозг эрудитов или альтруистов, но я не уверена, что именно такие способы мышления нам сейчас нужны. Ответ совсем не прост, как кажется…
Я смотрю на Мэтью и Кару, Тобиаса и Кристину, опирающуюся на ручку швабры, и, наконец, останавливаюсь на Калебе. Он. Но через секунду мне становится дурно.
– Ну, давай, начинай, – произносит Калеб, подняв на меня глаза. – Тебе же хочется, чтобы это был я. Вы все этого хотите.
– Никто этого не говорит, – восклицает Мэтью.
– Но все смотрят на меня, – хмуро отвечает Калеб. – Не думайте, что я не понимаю. Я тот, кто выбрал неправильную сторону, кто работал на Джанин Мэтьюс. Вам на меня наплевать, и меня можно пустить в расход.
– Тогда почему Тобиас предложил увезти тебя из города, прежде чем тебя казнили? – мой тон холоден и спокоен. Запах хлорки вновь бьет в нос. – Потому, что мне все равно, жив ты или умер?
«Он должен умереть», – кричит одна часть моей души. «Я не хочу потерять его», – возражает ей другая. Я не знаю, кому из них довериться.
– Я всегда чувствую твою ненависть, – качает головой Калеб.
Его глаза блестят от слез. В первый раз я вижу, что он раскаивается вместо того, чтобы пытаться защититься или полностью себя оправдать. Внезапно у меня перехватывает горло.
– Если я сделаю это… – говорит он.
Я снова мотаю головой, но он жестом велит мне молчать и продолжает:
– Беатрис, тогда ты сможешь меня простить?
Я всегда считала, что если тебя оскорбили, то ты несешь бремя наряду с обидчиком: страдание разделяется между вами двоими. Прощение означает готовность остаться с болью наедине. Предательство Калеба – это наша общая ноша. Все, что я хотела, это чтобы он взял на себя ответственность. Но он пытается придать себе решимости, готовясь принести себя в жертву ради всех нас. Я киваю.
– Да, – выдавливаю я. – Но ты не должен ради моего прощения идти на такое.
– У меня много причин, – говорит Калеб.
У меня уже ничего не укладывается в голове. Мэтью и Калеб занимаются подгонкой костюма химзащиты, который, возможно, поможет продержаться ему в живых и успеть уничтожить вирус. Молча жду, пока не уйдут остальные.
Несколько недель назад я добровольно пожертвовала собой. Отправилась в штаб-квартиру эрудитов. Я не считала себя смелой или самоотверженной. Всего лишь решила послать все подальше, избавиться от скорби. Мечтала о смерти. Может, то же самое чувствует и Калеб? Дескать, он в долгу передо мной и надеется на прощение?
Бреду по коридору с его радужными огнями, поднимаюсь по лестнице. Мне совсем не хочется терять Кристину, Кару, Мэтью. Они – мои друзья, а вот Калеб – нет. Когда я пришла навестить его во время моего посвящения, он был страшно удивлен. А я не собираюсь испытывать вину. Надоело. Я встречусь со всеми трудностями, которые встанут на моем пути. В глубине души я понимаю, что испытала облегчение, когда Калеб вызвался быть добровольцем, но я не намерена об этом думать. Тащусь к отелю, надеясь, что рухну в постель и усну, но в коридоре меня настигает Тобиас.
– Ты в порядке?
– Да. Хотя это странно, – отвечаю я, потирая лоб. – Я будто уже пережила траур по Калебу.
Однажды я сказала Тобиасу, что у меня нет семьи, а он ответил, что теперь сам будет моей семьей. Вот так все и случилось. Дружба и любовь настолько переплелись, что для меня между ними нет никакой разницы.
– Ты, наверное, знакома с теорией альтруистов. О том, что необходимо позволять людям приносить себя в жертву, даже если это представляется тебе эгоистичным. Это единственный способ показать тебе, что он тебя любит, – Тобиас прислоняется к стене. – Величайший подарок, который ты преподносишь другому. Ведь твои родители тоже умерли ради тебя.
– Не уверена, что им движет любовь, – бормочу я и закрываю глаза.
– Возможно, – соглашается Тобиас. – Но откуда бы взялось его чувство вины, если бы он тебя не любил?
Киваю. Я и сама люблю брата. Но все равно мне это представляется неправильным. Однако я успокаиваюсь.
– Сейчас неподходящее время, – продолжает он, – но я хочу тебе кое-что сказать.
Я мгновенно напрягаюсь. Что у него на уме?
– Я хочу поблагодарить тебя, – произносит он глухим голосом. – Помнишь, как нам сообщили, что мои гены – повреждены. Они продемонстрировали нам результаты тестов, даже я сам в это поверил, а ты – нет.
Он гладит меня по щеке.
– Трис, ты всегда утверждала, что я… здоровый.
– Ты и на самом деле здоров. – Я беру его за руку.
– Но никто больше так не считал.
– А между тем, ты – абсолютно нормален, заслуживаешь любви. Ты – самый лучший человек, которого я когда-либо знала, – шепчу я и едва не плачу.
Едва я успеваю договорить последние слова, как он целует меня. Страстно отвечаю на его поцелуй, притягивая его к себе за рубашку. Затем толкаю в дверь, ведущую в полупустую комнатушку рядом с нашей спальней, и захлопываю дверь ногой.
Так же, как я всегда считала его достойным лучшего, он всегда настаивал на том, что я сильнее, чем сама думаю. Наверное, именно на это и способна любовь: она заставляет тебя быть чем-то большим, чем ты являешься.
Он гладит мои волосы, перебирает пряди. Мои пальцы дрожат, но я не боюсь, что он заметит мой страх или силу моих чувств. Я притягиваю его еще сильнее к себе и еле слышно произношу его имя. Мне начинает казаться, что он – часть меня самой, как руки, глаза или сердце. Мы – одно целое. Стягиваю с него одежду, провожу рукой по его плечам, представляя, что они – мои. Потом я снимаю свою рубашку, и он помогает. Какая же я тощая, маленькая и болезненно-бледная. Но он смотрит на меня, не отрываясь.
Тобиас такой красивый. Тонкие черные татуировки выделяются на его коже и делают его похожим на скульптуру. Еще минуту назад я была убеждена, что мы отлично подходим друг для друга. Что же, возможно, это и так, но только до тех пор, пока мы одеты. А он застенчиво улыбается и привлекает меня к себе. Наклоняется и шепчет: «Ты прекрасна…» И я ему верю.
Он приникает полуоткрытыми губами к моим губам, кладет ладони мне на бедра, его пальцы цепляются за пояс моих джинсов. Осторожно прикасаюсь к его груди, прижимаюсь к нему, чувствуя его прерывистое дыхание.
– А знаешь, я тебя люблю, – говорю я.
– Знаю, – отвечает он.
Тобиас хитро подмигивает, обнимает меня за ноги и забрасывает к себе на плечо. Я хохочу, пусть и немножко нервно, а он несет меня к дивану и довольно-таки бесцеремонно сбрасывает на него. После чего ложится рядом. Я провожу пальцами по его коже. Он сильный, гибкий и уверенный в себе. Он – мой. Я тянусь к его губам.
Раньше я боялась, что, оставшись наедине, мы будем продолжать ссориться и, в конечном итоге, это просто разобьет мне сердце. Но теперь знаю, я слишком сильна, чтобы сломаться так легко.
42. Тобиас
Первое, что я вижу, когда просыпаюсь на диване, – темные силуэты летящих птиц на ее ключице. Ночью здесь было холодно, и Трис подняла брошенную на пол рубашку и накинула на себя, но сейчас она съехала у нее с одного плеча.
Мы и прежде не раз спали рядом, но сегодня все по-другому. Раньше мы оставались вместе потому, что хотели утешить или защитить друг друга, а на этот раз все гораздо проще: мы просто хотим быть вместе.
Протягиваю руку и дотрагиваюсь кончиками пальцев до ее татуировки. Трис сразу пробуждается. Она тянется ко мне, ее тело теплое, мягкое и податливое.
– Уже утро, – говорю я.
– Ш-ш-ш, – шепчет она. – Если ты не будешь говорить об этом, оно не настанет.
Я прижимаю ее к себе, кладу ладонь ей на бедро. Ее глаза широко распахнуты и насторожены, несмотря на то, что она только что проснулась. Целую ее в щеку, затем в шею. Ее руки обвиваются вокруг моей талии, она вздыхает мне в ухо. Мой самоконтроль вот-вот исчезнет; пять, четыре, три…
– Тобиас… У нас есть на сегодня несколько дел.
– Ну и ладно, – говорю я ей в плечо, медленно целуя ее татуировку.
– Нет, нам пора.
Валюсь обратно на подушки, и мне становится зябко без ее тела.
– Ясно. Кстати, твоего брата надо подучить стрельбе. Ну, на всякий случай.
– Неплохая идея, – говорит она тихо. – Он стрелял… пару раз.
– Я его потренирую, – предлагаю я.
– Спасибо.
Она садится и приглаживает рукой свои волосы. В утреннем свете они отливают золотом.
– Я знаю, тебе он не нравится, но…
– Ты позволишь ему сделать то, что он хочет.
Она улыбается и чмокает меня в щеку.
Смахиваю с шеи последние капли воды после душа. Мы с Трис, Калебом и Кристиной находимся глубоко под землей, в тренажерном зале в зоне «ГП». Здесь прохладно, тусклые лампы освещают тренажеры, маты, шлемы, мишени. Я выбираю оружие, похожее по размеру на пистолет, но более громоздкое, и протягиваю его Калебу.
Пальцы Трис переплетаются с моими. Все легко и естественно: каждая улыбка, взгляд, слово или движение. Если сегодня у нас все получится, то завтра Чикаго будет в безопасности, Бюро изменится навсегда, а мы с Трис начнем строить свою собственную жизнь. Может, мне даже удастся сменить пушки и ножи на что-то продуктивное, вроде отверток, молотков или лопат. Вдруг нам повезет?
– Эта штуковина заряжена не настоящими пулями, – объясняю я Калебу, – но она отлично нам подойдет.
Калеб робко сжимает пистолет, как будто боится, что тот взорвется сию секунду.
– Первый урок: не бойся оружия. Ты ведь стрелял однажды в Товариществе.
– Чистая удача, а не результат моих навыков, – ворчит Калеб и закусывает верхнюю губу.
– Ничего, мы сейчас поработаем, – усмехаюсь я.
Мельком смотрю на Трис, она улыбается мне, а потом тихо говорит что-то Кристине на ухо.
– Ты сюда пришла для того, чтобы помочь или похихикать? – спрашиваю я ее суровым тоном инструктора по инициации. – Ты могла бы попрактиковаться немного. К тебе это тоже относится, Кристина.
Трис корчит мне рожицу, потом они с Кристиной подбегают к нам и выбирают себе оружие.
– Хорошо, теперь повернитесь к мишеням и снимите оружие с предохранителей, – говорю я.
Мишень на противоположном конце комнаты сложнее, чем простые деревянные доски в тирах лихачей. Она состоит из трех окружностей зеленого, желтого и красного цветов, для того чтобы было легче понять, куда попали пули.
– Давай, Калеб.
Калеб поднимает пистолет одной рукой и, подавшись вперед, стреляет. Ствол дергается, пуля улетает куда-то под потолок.
– Готово, – раздраженно фыркает Калеб.
– Книжки не смогли научить тебя всему, – заявляет Кристина.
– Ты должен держать его обеими руками. Выглядит не так круто, но зато ты не промажешь.
– Я не пытался выглядеть круто.
Кристина слегка сгибает ноги и целится в мишень. Учебная пуля попадает во внешний круг и отскакивает, катясь по полу. Остается светящаяся точка, которая отмечает место попадания. Хотел бы я иметь такую технологию во время подготовки к инициации.
– Что же, – комментирую я, – но пуля прошла совсем рядом с телом твоей жертвы.
– Я немного… заржавела, что ли? – признается Кристина.
– Думаю, что самый простой путь для тебя, это повторять все за мной, – говорю я Калебу.
Встаю так же, как всегда, поднимаю оружие обеими руками и замираю. Калеб пытается подражать мне, начиная от постановки ног до движений всего тела. Может, Кристина и дразнит его, но именно умение анализировать приносит ему пользу. Вижу, как он меняет углы наклонов, дистанцию, напрягается и расслабляется.
– Отлично, – киваю я наконец. – А сейчас максимально сосредоточься.
Смотрю на центр мишени, стараясь, чтобы он поглотил меня. Расстояние не проблема, пуля пойдет прямо в цель. Вдыхаю, выдыхаю и нажимаю на спусковой крючок. В яблочко.
Отступаю на шаг назад, чтобы понаблюдать за Калебом. У него правильная стойка, но он излишне напряжен, смахивая на статую с пушкой. Он застывает на месте и стреляет. На сей раз отдача уже не пугает: пуля попадает в самый верх мишени.
– Хорошо, – повторяю я. – Но ты еще очень нервничаешь.
– Не догадываешься почему? – его голос срывается.
Становится заметно, что он весь охвачен ужасом. Я сталкивался с такими ребятами, когда они проходили инициацию. Но Калеб – другое дело. Я встряхиваю головой и спокойно объясняю:
– Ты должен понять, что если ты позволишь твоему напряжению овладеть тобой сегодня ночью, то ты вообще не справишься.
Он вздыхает.
– Физическая подготовка и техника имеют огромное значение, – продолжаю я, – но главное здесь умение думать, а мозги у тебя есть. Тебе не надо практиковаться в стрельбе, тебе следует сосредотачиваться. Когда тебе придется бороться за свою жизнь, это станет настолько естественным, что ты и сам не заметишь, как сконцентрируешься на достижении цели.
– Забавно, что лихачи использовали в своих тренировках умственные способности, – усмехается Калеб. – Трис, теперь твоя очередь.
Та слегка улыбается. Под ее тонкой и нежной кожей проявились мускулы. Трис немного прищуривается, становится поудобнее и стреляет. Пуля лишь на несколько дюймов отклоняется от центра. Впечатленный Калеб приподнимает брови.
– Не смотри на меня так, – смущается Трис.
– Извини, – отвечает он. – Ты была весьма неуклюжей, и не понимаю, когда ты изменилась.
Трис пожимает плечами. Но когда отворачивается, ее щеки алеют. Похоже, она польщена. Кристина делает новую попытку – и попадает гораздо ближе к красному кругу. Вновь отхожу назад, уступая место Калебу. Осторожно прикасаюсь к плечу Трис:
– А помнишь, как во время тренировки при отдаче пистолет чуть не отлетел тебе в лицо?
Она кивает и ухмыляется.
– А когда я сделал вот так? – продолжаю я, обнимаю ее и прижимаю руку к ее животу.
– Вероятно, я никогда этого не забуду, – бормочет она.
Она резко разворачивается ко мне. Мы целуемся, и я слышу, как Кристина подшучивает над нами, но в первый раз мне абсолютно на все наплевать.
Тренировка заканчивается. Трис и Кристина забирают взрывчатку у Реджи и учат Калеба, как ею пользоваться. Мэтью и Кара корпят над картой, изучая различные маршруты, по которым можно достичь Оружейной Лаборатории. Мы с Кристиной встречаемся с Амаром, Джорджем и Питером, обговариваем, каким путем доберемся до города. Трис в самую последнюю минуту вызвали на заседание Совета. Мэтью бегает за нами целый день и прививает нас всех против сыворотки памяти: Кару, Калеба, Трис, Ниту, Реджи и, наконец, самого себя.
У нас нет времени, чтобы размышлять. В наши планы входит предотвратить переворот в городе, спасти эксперимент и навсегда изменить политику Бюро.