– Вы ехали без фар, – начала Анафема.
– Вы тоже, – извиняющимся тоном заметил Кроули. – Все по-честному.
– Астрономией интересуетесь? – спросил Азирафель, поднимая велосипед.
Что-то посыпалось из корзинки. Ангел указал на потрепанный теодолит.
– Нет, – сказала Анафема. – То есть да. Глядите, что вы сделали с бедным старым Фаэтоном.
– Извините? – не понял Азирафель.
– С моим велосипедом. Его весь…
– Старые механизмы на редкость прочны, – радостно возразил ангел, подтягивая велосипед поближе. Переднее колесо блестело в лунном свете, напоминая своей идеальной формой один из Кругов Ада.
Она уставилась на него.
– Ну, раз мы все уладили, – быстро сказал Кроули, – нам, пожалуй, пора ехать в… да. Вы, случайно, не знаете, как проехать в Нижний Тэдфилд?
Анафема разглядывала велосипед. Она была почти уверена, что, выезжая из дома, не видела укрепленной на раме сумки с инструментами.
– Сразу за холмом, – сказала она. – Это точно мой велосипед?
– Разумеется, – сказал Азирафель, начиная подозревать, что немного переусердствовал.
– Но у Фаэтона точно не было насоса.
На лице ангела снова появилось виноватое выражение.
– Но вот же для него место, – беспомощно сказал он. – Два крючочка.
– Сразу за холмом, вы сказали? – Кроули толкнул его в бок.
– Наверно, я все-таки стукнулась головой, – сказала девушка.
– Мы бы, конечно, вас подвезли, – быстро среагировал Кроули, – но велосипед не влезет в машину.
– Его можно положить наверх, на багажник, – сказал Азирафель.
– У «бентли» нет… а! Хмм…
Ангел наспех побросал содержимое велосипедной корзинки на заднее сиденье, и туда же усадил с трудом приходящую в себя Анафему.
– И не оставишь в беде нуждающегося, – сказал он Кроули.
– Кто не оставит? Я не оставлю? У нас полно других дел! – Кроули злобно посмотрел на новый багажник на крыше «бентли». Ко всему прочему, на нем были клетчатые, под шотландку, ремни.
Велосипед взмыл в воздух и прочно привязался к багажнику. Кроули сел за руль.
– Где вы живете, милочка? – любезно спросил Азирафель.
– И фар у моего велосипеда тоже не было. То есть они были, но в них надо вставлять по две батарейки, знаете, а они потекли, и я их сняла, – сказала Анафема. Потом она свирепо посмотрела на Кроули. – Кстати, у меня есть нож, – заявила она. – Должен быть…
Судя по выражению лица Азирафеля, он был потрясен несправедливостью подобного предположения.
– Мадам, уверяю вас…
Кроули включил фары. Ему они были не нужны, но на дорогах встречаются и люди, и им спокойнее, когда у машину зажжены фары. Потом он переключил скорость и медленно двинулся под гору. Дорога вынырнула из-под деревьев и примерно через полмили они оказались на окраине аккуратной деревушки.
В ней определенно было что-то знакомое. Хотя прошло одиннадцать лет, но тем не менее…
– Здесь нет поблизости больницы? – спросил Кроули. – При монастыре?
Анафема пожала плечами.
– Вроде бы нет, – отозвалась она. – Здесь единственный большой дом: поместье Тэдфилд. Не знаю, что там теперь.
– Божий промысел, – тихо пробормотал Кроули.
– А тормоза? – вдруг сказала Анафема. – У моего велосипеда не было тормозов. Я точно знаю, что у моего велосипеда не было тормозов.
Кроули наклонился к ангелу.
– Боже, исцели велосипед, – саркастически прошептал он.
– Извини, увлекся, – прошипел Азирафель в ответ.
– С шотландкой тоже?
– Шотландка – это стильно.
Кроули тихо зарычал. Если ангелу и удавалось настроиться на двадцатое столетие, он никогда не заходил дальше пятидесятых.
– Высадите меня здесь, – послышался сзади голос Анафемы.
– Пожалуйста, – радостно повернулся к ней ангел.
Как только «бентли» остановился, он выскочил из машины, открыл заднюю дверь и склонился в поклоне, словно пожилой чернокожий слуга, приветствующий юного хозяина, вернувшегося на плантацию.
Анафема собрала свои вещи, и вышла из машины, стараясь выглядеть как можно надменнее.
Она была абсолютно уверена, что ни один из мужчин не прикасался к багажнику, но велосипед уже стоял у калитки.
В них определенно было что-то очень странное, решила она.
Азирафель снова поклонился.
– Рады были вам помочь, – сказал он.
– Благодарю вас, – ледяным тоном проговорила Анафема.
– Мы уже можем ехать? – осведомился Кроули. – Спокойной ночи, мисс. Ангел, в машину.
Ну что ж, это многое объясняет. Значит, она все-таки была в полной безопасности.
Она посмотрела вслед «бентли», направившемуся в центр, и повела велосипед по тропинке к коттеджу. Дверь была не заперта. Анафема была уверена, что Агнесса упомянула бы о том, что ее собираются ограбить, она всегда была очень точна в таких мелочах.
Анафема сняла дом с мебелью, что означало, что мебель была особого сорта, который встречается только в таких случаях просто потому, что ей побрезговали сборщики добровольных пожертвований в пользу неимущих. Но это не имело значения. Она не собиралась задерживаться здесь надолго.
Если Агнесса была права, она вообще нигде надолго не задержится. Как и все остальные.
Анафема положила свои вещи на древний стол под единственной лампочкой без абажура, свисавшей с потолка в кухне.
Ну и что ей удалось узнать? Она пришла к выводу, что ничего особенного. По всей вероятности, ЭТО было на северном краю деревни, но она и так это подозревала. Если подходить слишком близко, засветка от сигнала слишком сильная, если отходить дальше, невозможно снять точные показания.
От этого можно было прийти в ярость. Ответ должен быть где-то в книге. Вся проблема в том, что чтобы понять Предсказания, нужно было думать так же, как думала полубезумная ведьма с неимоверно высоким коэффициентом умственного развития, которая жила в семнадцатом веке. Ко всему прочему, для того, чтобы разобраться в ее манере выражения, нужен был словарь для любителей кроссвордов. Прочие члены ее семейства считали, что Агнесса намеренно затемняла смысл своих высказываний, чтобы чужаки не смогли их понять; Анафема же, полагавшая, что иногда она способна мыслить, как Агнесса, лично для себя решила, что причиной этому было то, что Агнесса была просто врединой с отвратительным чувством юмора.
У нее даже не было…
Где книга?
Анафема в ужасе смотрела на стол. Карта. Самодельный бого-теодолит. Термос с горячим бульоном. Фонарик.
Пустой квадрат, где должна была лежать Книга Пророчеств.
Она ее потеряла.
Да не может этого быть! Агнесса была неимоверно щепетильной во всем, что касалось судьбы ее книги.
Анафема схватила фонарь и выбежала из дому.
* * *– Такое ощущение, как… в точности такое же ощущение, когда говорят «такая жуть, что мороз по коже подирает» – только наоборот, – сказал Азирафель. – Вот так, примерно.
– Я никогда так не говорю, – заметил Кроули. – Лично я за жуть обеими руками.
– Светлое чувство, – еще раз попытался объяснить Азирафель.
– Нет, ничего не ощущаю, – притворно веселым голосом заявил Кроули. – Ты просто чрезмерно чувствителен.
– Это моя работа, – сказал Азирафель. – Ангелы не могут быть чрезмерно чувствительны.
– Скорее всего тем, кто здесь живет, просто нравится здесь жить. А ты перехватываешь это ощущение.
– Никогда не перехватывал ничего подобного в Лондоне, – сказал Азирафель.
– Именно. Это доказывает, что я прав, – отозвался Кроули. – А вот то самое место. Я помню львов перед воротами.
Фары «бентли» выхватили из темноты двух каменных львов и заросли рододендронов вдоль аллеи. Под шинами заскрипел гравий.
– Мне кажется, еще слишком рано наносить визит монахиням, – с сомнением в голосе сказал Азирафель.
– Ерунда. Монахини чуть свет на ногах, – возразил Кроули. – Что там у них по распорядку – офферториум? Или я путаю, и это слабительное?
– Фи, как грубо, – сказал ангел. – Не надо так шутить.
– Да ладно тебе. Я же говорю, они из наших. Черные монашки. Нам нужна была больница по соседству с военной базой, вот и все.
– Не понял.
– Ты что думаешь – жены американских дипломатов всегда рожают у черта на рогах, в маленьких больницах при монастыре? Все должно выглядеть естественно. В Нижнем Тэдфилде есть военная база, она поехала туда на открытие, тут все и началось. Военный госпиталь не готов ее принять, и тут подворачивается наш человек, и очень кстати говорит: «Есть тут одно местечко неподалеку», и все дела. На мой взгляд, неплохо сработано.
– Если не считать пары мелких деталей, – вставил Азирафель.
– Так ведь почти получилось, – возмутился Кроули, почувствовав, что должен вступиться за честь фирмы.
– Видишь ли, в зле всегда заложены ростки его поражения, – сказал ангел. – Сама его природа – отрицание, и именно поэтому включает в себя уничтожение, даже в минуты кажущейся победы. И не имеет значения, насколько его план грандиозен, отлично спланирован, защищен от ошибок – по определению свойственная злу греховность обрушится на самих злоумышленников. И не имеет значения, насколько они преуспеют в делах своих, ибо в конце сами они призовут гибель на головы свои. И замыслы их разобьются о скалы неправедности, и низринутся они в пучину забвения, и исчезнут бесследно.
– Так ведь почти получилось, – возмутился Кроули, почувствовав, что должен вступиться за честь фирмы.
– Видишь ли, в зле всегда заложены ростки его поражения, – сказал ангел. – Сама его природа – отрицание, и именно поэтому включает в себя уничтожение, даже в минуты кажущейся победы. И не имеет значения, насколько его план грандиозен, отлично спланирован, защищен от ошибок – по определению свойственная злу греховность обрушится на самих злоумышленников. И не имеет значения, насколько они преуспеют в делах своих, ибо в конце сами они призовут гибель на головы свои. И замыслы их разобьются о скалы неправедности, и низринутся они в пучину забвения, и исчезнут бесследно.
Кроули задумался.
– Да нет, – сказал он, наконец. – Готов поспорить, кто-то просто прокололся. Ого!
Он тихонько присвистнул.
Усыпанная гравием площадка перед входом была сплошь заставлена машинами. И они не походили на машины монашек. «Бентли» был посрамлен начисто. Многие из этих машин могли похвастаться гордым «турбо» или «гранд» в названии и телефонными антеннами на крыше. И почти всем было меньше года от роду.
У Кроули зачесались руки. Азирафель исцелял велосипеды и сращивал кости; а он жаждал стащить пару-другую магнитол, спустить пару-другую шин, и прочее в том же духе. Но он устоял перед соблазном.
– Ну и ну, – сказал он. – Помнится, раньше монахини ездили в «моррисе-мини». Как раз вмещалось четыре штуки.
– Не может этого быть, – сказал Азирафель.
– Может, они приватизировали монастырь? – предположил Кроули.
– Или ты приехал не в то место.
– Это то место, я точно говорю. Пошли.
Они вышли из машины. Через тридцать секунд кто-то пристрелил их обоих. Со снайперской меткостью.
* * *Лучше всего Мэри Ходжес, в прошлом Говорлива, умела подчиняться приказам. Она обожала приказы и любила подчиняться им. Когда подчиняешься приказам, жить намного проще.
А вот перемен она терпеть не могла. Ей так нравился Болтливый Орден. Она первый раз в жизни завела друзей. У нее первый раз в жизни была своя комната. Конечно, она знала, что орден замешан в делах, которые с определенной точки зрения могли считаться дурными, но за тридцать лет своей жизни Мэри Ходжес видела вполне достаточно и не питала иллюзий о том, чем занимаются большинство людей, чтобы скоротать время, неделю за неделей. К тому же кормили здесь хорошо, и вокруг было много интересных людей.
После пожара их орден, или то, что от него осталось, переехал. Выполнив свое единственное назначение, монашки разошлись кто куда.
А она не уехала. Ей нравился этот дом. И, по ее словам, кто-то должен остаться и проследить за ремонтом, потому что нельзя в наши дни доверять рабочим, пока не стоишь у них над душой, если можно так выразиться. Это означало, что ей придется нарушить обет, но мать-настоятельница сказала, что здесь нет особой беды, это в правилах черной общины – нарушать обеты, и так оно и останется до конца дней, то есть еще одиннадцать лет, так что раз уж ей так хочется, пусть она принимает дела, вот адрес, куда пересылать письма, если, конечно, они не в официальных желтых конвертах.
А потом с ней произошла странная вещь. Когда она осталась одна в полуразрушенном доме, в одной из комнат, не затронутых пожаром, и день за днем спорила с мужчинами, которые носили за ухом карандаши и сигареты, уже не пытались отряхнуть побелку со штанов и считали на калькуляторах, показывавших другую сумму, если расплачивались наличными, она открыла в себе нечто, о существовании чего даже и не подозревала.
Под налетом глупости и готовности услужить она открыла Мэри Ходжес.
Она обнаружила, что нет ничего сложного в толковании выкладок строителей и вычислении НДС. Затем, прочитав несколько книг из библиотеки, она обнаружила, что финансы – область деятельности как интересная, так и не слишком сложная. Она перестала читать женские журналы про любовь и вязание и взялась за другие женские журналы, про виды оргазма. Однако, взяв себе на заметку, что, пожалуй, надо будет заняться оргазмом, как только представится такая возможность, она все же решила, что это – те же любовь и вязание, только в более продвинутой форме. И тогда она взялась за журналы, где обсуждались вопросы слияния корпораций.
Тщательно все продумав, она купила в Нортоне небольшой домашний компьютер, чем немало позабавила молодого и снисходительного продавца. После бурно проведенных выходных она отвезла его обратно. Не потому, что на сетевой кабель забыли поставить вилку, как было подумал продавец, когда она вошла в магазин, а потому что в компьютере не было 387-го сопроцессора. Это он еще понял – в конце концов, он ведь все же был продавцом и понимал некоторые длинные слова, но после этого разговор, с его точки зрения, приобрел удручающий характер. Мэри Ходжес выложила перед ним журналы еще одного сорта, с буквами «ПК» в названиях, и продемонстрировала множество статей и обзоров с аккуратными пометками красной ручкой.
Она начала читать про новых женщин. Она никогда не осознавала себя старой женщиной, но по некотором размышлении пришла к выводу, что подобного рода ярлыки – все те же любовь и вязание, а на самом деле надо просто стараться быть собой, причем изо всех сил. Ей всегда нравилось одеваться в черное с белым. Оставалось сделать подол покороче, каблуки подлиннее и снять монашеский платок.
И в один прекрасный день, когда она листала очередной журнал, ей на глаза попалась статья об огромном и, видимо, неудовлетворенном спросе на просторные здания с обширными прилегающими участками, которые принадлежат людям, понимающим, что именно нужно деловому сообществу. На следующий день она поехала и заказала канцелярские товары с логотипом «Центр подготовки менеджеров “Усадьба Тэдфилд”», рассудив, что к тому времени, когда они будут готовы, она будет знать все, что необходимо для того, чтобы управлять этим центром.
А на следующей неделе вышла реклама.
Ее начинание оказалось потрясающе успешным, поскольку еще в самом начале Собственной Карьеры Мэри Ходжес поняла, что «подготовка менеджеров» не означает демонстрацию малопонятных слайдов в учебных классах. В наши дни серьезным компаниям нужно намного больше.
Что она им и предоставила.
* * *Кроули, опершись спиной о постамент, тяжело опустился на землю. Азирафель уже лежал навзничь в кусте рододендронов, и по его пальто расплывалось темное пятно.
Кроули почувствовал, что его рубашка тоже намокает.
Просто смешно. Меньше всего ему сейчас хотелось попасть под пулю. Придется долго и нудно объяснять, что произошло. Новые тела так просто не выдают – всегда требуют сообщить, куда ты дел старое. Это все равно, что пытаться получить новый карандаш в особенно гнусном отделе снабжения.
Не веря своим глазам, он уставился на руку.
Демоны обязаны видеть в темноте. И он видел, что его рука – желтая. Он истекал кровью. Желтой.
Он осторожно лизнул палец.
Потом он подполз к Азирафелю и потрогал его рубашку. Если это была кровь, значит, что-то чудовищное произошло с законами биологии.
– Ой, как больно, – простонал павший ангел. – Прямо под ребро.
– Похоже, что так. А кровь у тебя всегда синяя?
Азирафель открыл глаза. Он потрогал грудь. Он сел. И повторил все действия, совершенные Кроули несколько секунд назад.
– Краска? – удивился он.
Кроули кивнул.
– Что это за игра? – спросил Азирафель.
– Не знаю, – сказал Кроули, – но лично мне кажется, что она называется «тупые уроды».
Судя по его тону, он тоже умел играть в эту игру. И был более опытным игроком.
Да, это была игра. И что за игра! Найджел Томпкинс, заместитель начальника отдела снабжения, полз, прячась в подлеске, и в мозгу его проносились лучшие сцены из незабываемых (но не всех) фильмов с Клинтом Иствудом. А он-то считал, что на курсах менеджеров будет тоска смертная…
Нет, одна лекция все же была, но на ней объясняли, каким оружием пользуются при игре в пейнтбол, и чего именно не надо с ним делать. Томпкинс взглянул на свежие молодые лица своих конкурентов по курсам, и они, как один, приняли решение сделать все, чего не надо делать, если появится хотя бы малейшая возможность, что это сойдет с им рук. Если тебе говорят, что закон бизнеса – это закон джунглей, а потом дают тебе в руки ружье, то вполне очевидно, думал Томпкинс, что от тебя не ждут, что ты будешь целиться только в грудь; смысл в том, чтобы повесить голову председателя правления у себя над камином.
Кроме того, ходили слухи, что в фирме «Ассоциация» кто-то немало способствовал своему продвижению по служебной лестнице, анонимно обеспечив наличие соответствующего количества краски в левом органе слуха своего непосредственного начальника. Последний в результате стал жаловаться на то, что во время важных совещаний ему постоянно кто-то звонит, и в конце концов ему пришлось отправиться в отставку по медицинским показаниям.