Весь мокрый, он сел на постели. Пот градом катился по его лицу, капли падали на грудь и впитывались в пижамную куртку. Что-то подсказывало ему, что эта ночь особенная, что Лариса не бросит его, она же знает о том, что его приглашали в агентство, она любит его, а потому обязательно придет, чтобы расспросить его, что да как… Она пожалеет его, ведь ему пришлось там выслушать столько обвинений в свой адрес… И почему только они решили, что это он отравил Юлика? Да, он сильно раздражал его, да он и не мог не раздражать нормального человека. Придумал себе женщину. Ну, придумал, да только она никогда не принадлежала ему, она была, и ее не было у него в квартире, а он разговаривал с ней, разве это нормально? Она была у него, у Владимира, и возвращалась к Юлику лишь поздно ночью, когда тот уже начинал завывать от тоски и отчаяния. Знал ли он, где она проводила все то время, что он ждал ее, придя с работы домой? Он был слишком глуп, чтобы понять, что Лариса изменяет ему у него под носом, с самым близким его другом, с соседом… Бедолага!
Звонок в дверь резанул по ушам. Стоп. Надо успокоиться… Снова звонок. Дрожащей рукой Кошелев включил ночную лампу и вскочил. Но звонок звучал все настойчивее и настойчивее… Он медленно направился к двери. Он очень боялся, что сердце его сейчас остановится.
– Это ты? – спросил он и тотчас услышал нежный ее голос:
– Да, открывай скорее, я замерзла… Ты что, спал?
Он распахнул дверь и впустил ее. В полумраке он видел лишь ее очертания и чувствовал запах. Родной запах… Эти любимые духи.
– Ты моя родная. – Кошелев прижал девушку к себе. – Лариса, Ларисочка… Я знал, что ты сегодня ко мне придешь… Знал, но не успел купить свежие цветы, а те розы, которые я собирался тебе подарить в тот день, когда ты позвонила мне и сказала, что ты на все решилась, словом, в тот день, когда не стало Юлика, они уже завяли… эти розы…
– Ты испугался? – спросила она его прямо в ухо, щекоча своим теплым и душистым дыханием. – Тебе было страшно сегодня?
– Не стану от тебя скрывать: да, мне было страшно. Но я никогда бы не выдал тебя, никогда… Я же все понимаю, если бы не ты, мы бы никогда не смогли быть вместе. Давай пройдем в комнату, мне постоянно кажется, что нас подслушивают…
– Я тоже живу, как на бомбе, мне тоже страшно…
В комнате он предложил ей сесть за стол. Света он не зажигал.
– Думаешь, в темноте лучше? – спросила она, и он почувствовал, что у нее дрожит голос. Бедняжка! Как же она мучается.
– Не лучше, а легче, – вздохнул он.
– Расскажи, как там все было?
– Ты, главное, не беспокойся, я тебя не выдал.
– Они все свалили на тебя?
– Конечно. Этот Китаев, молодой дилетант, конечно, развернул целую кампанию против меня, пригласил в агентство кучу народа: и агента по недвижимости, и продавца иномарки, и соседку нашу, дуру старую, которая подтвердила, что у меня были ключи Любы, а Китаев этот сказал, что они нашли сестру Соболевой, которая и открыла им квартиру… Понятное дело, они нашли там все: твои вещи, телевизор… Мне не следовало брать телевизор, но я думал о тебе, что, когда я куплю квартиру, тебе будет приятно смотреть твои любимые фильмы по хорошему телевизору… Нет, конечно, я мог бы купить и новый, но как подумаю, что квартиру Юлика могли разграбить какие-то совершенно случайные люди, местные алкоголики, которые так и шастают по подъезду, так думаю, что я сделал правильно…
– Если бы ты ничего не трогал, никто бы не вспомнил про квартиру Соболевой, у них не было бы никаких доказательств…
– Доказательств чего? – Он замер и схватил ее за руку. – Ведь я же не совершал никакого преступления…
– Тебе будет трудно это доказать. Поэтому я, наверное, во всем признаюсь…
– В чем?
– В том, что это я отравила Юлика… Меня посадят, Володя. Ты будешь меня хотя бы навещать? – Она всхлипнула.
– А что, если рассказать им всю правду?
– Какую правду?
– То, что он сам выпил яд? Так и расскажи, что, мол, вы вместе с ним решили выпить это отравленное вино, потому что ты не могла и дальше жить во лжи, устала лгать и делать вид, что любишь его, а он не мог поверить, что ты уже разлюбила его… Но он выпил, а ты передумала… Разве это преступление?
– Вообще-то, это предательство, – произнесла она тихо.
– Я купил тебе конфет. Сейчас будем пить чай… Все, хватит об этом. Юлик сам убил себя, это его выбор. Почему мы должны отвечать за его преступление над собой? Пойдем на кухню… Я так соскучился по тебе… Да кстати, они обманули меня, сказав, что задержали тебя возле кладбищенских ворот… Но это ведь не так?
– Задержали, но только я им ничего не сказала. Я вообще назвалась другим именем, и меня отпустили. Где доказательства, что я имею к Юлику какое-то отношение? Они посмотрели мои документы, где я прописана, – я живу далеко от вашего дома… что я делала на кладбище? Да у меня там бабушка похоронена… Я случайно оказалась возле могилы Юлика.
– Но ты же бросилась к гробу, ты целовала его…
– Да? А я ничего такого не помню…
– Ты была не в себе, бедняжка… ты все-таки любила его…
– Володя, прошу тебя… – Она встала, порываясь уйти, он удержал ее за руку.
– Не уходи… Я же сказал, сейчас будем пить чай.
– Хорошо, я останусь у тебя, но при одном условии… Если ты хочешь, чтобы мое имя не полоскали в суде, чтобы обо мне вообще никто и никогда не вспоминал, расскажи им всю правду…
– Что Юлик сам отравился? Да кто же поверит мне?
– Поверят, если ты вернешь им все деньги, акции и расскажешь искренне, что толкнуло тебя вынести из квартиры все ценное… Что ты не хотел, чтобы все досталось мародерам…
– Но тогда они спросят, почему я не отдал все его племяннице? Ведь она – прямая наследница.
– Квартиру разграбили бы задолго до того, как она появилась бы здесь…
– Все равно не поверят.
– А ты попробуй. Где деньги? Акции?
Кошелев встал, огляделся, потом, вздохнув, включил свет, подошел к стулу, на котором стоял старый радиоприемник, снял его, поднял обитое ковровой тканью сиденье стула и вынул оттуда папку. Медленно, словно боясь, что женщина исчезнет, повернулся. И ошалело уставился на стоящих позади нее Китаева, Шубина и Крымова. Он выронил папку и зажмурился. Мысль о том, что это она привела их, ему даже не пришла в голову.
– Лариса, Лора, не поворачивайся… Ничего не говори, ты здесь ни при чем, ты просто зашла ко мне на чашку чая…
Лариса достала сигарету и закурила. Руки ее дрожали, носком сапога она постукивала по ножке стула. Она опустила глаза, словно не желая смотреть на него.
Китаев подошел, наклонился и поднял с пола папку. Открыл ее и продемонстрировал всем ее содержимое: все было как будто цело, и деньги, и акции…
– Владимир Иванович, как вы объясните ваше поведение, почему же вы раньше ничего нам не рассказали?
– Что именно? Что Юлик покончил с собой потому, что не смог пережить измены Ларисы? Разве не я виноват в том, что она ушла от него ко мне?
– Ларисы? Вы же сами сказали, что ее не существует…
– Я должен был оградить ее ото всех неприятностей, она не должна была вообще встречаться с вами и жить спокойно… Она – просто женщина…
Крымов, отойдя в сторону, буркнул так, чтобы не услышал Кошелев:
– Два идиота. Один выдумал бабу, другой ее увел, поэтому первый отравился… Это же надо? Кому расскажи – не поверят.
– Мы оставим в покое Ларису, мы вам обещаем, но при условии, что вы добровольно вернете нам все, что вы вынесли из квартиры Маркова…
– Да, Лариса мне то же самое посоветовала… Папку вы уже держите в руках, а все остальное – у Соболевой дома… Я не грабитель, просто хотел сохранить все для Ларисы… Меня посадят?
– Если вы будете молчать, то нет… – пообещал ему Шубин. – А теперь ложитесь спать, уже поздно… Лучше будет, если вы про все забудете. Наташа заберет все, что ей принадлежит по закону, себе; деньги, сто пятьдесят тысяч, вернет Буровцеву… А Юлия все равно не вернуть… Ничего тут не поделаешь.
«Лариса» встала.
– Ложись спать, Володя, я зайду к тебе на днях, хорошо? – Она ласково потрепала Кошелева по щеке и направилась к двери. Трое мужчин проследовали за ней.
Кошелев, пожав плечами, отправился на кухню, вскипятил себе воду и приготовил чай. На душе его стало легко, его даже пошатывало от ощущения какой-то внутренней свободы и счастья. Он был спокоен, очень спокоен. Лариса обещала, что придет к нему… Он открыл холодильник, достал сыр, масло и сделал себе бутерброд… Надо было жить дальше.
* * *Валентина залпом выпила коньяк. Все сидели за круглым столом в квартире Маркова, Наташа принесла и поставила на стол большое блюдо со спагетти.
– Рисковое дело ты затеял, Шубин, – говорила Валентина, вытирая ладонью губы и покашливая, коньяк обжег ей горло. – Если бы ты только знал, как мерзко я чувствовала себя, когда увидела его. Кто бы мог подумать, что люди годами живут своими фантазиями… Даже когда ты, Василий, высказал предположение там, в агентстве, что Марков выдумал Ларису, я и тогда еще продолжала сомневаться, но сейчас поняла, что ошибалась… Не представляю, каким образом официальные органы составляли бы протоколы и фиксировали все сказанное Кошелевым, потому что в это трудно поверить… До какой же степени эти мужики были одинокими и несчастными созданиями, раз придумали себе такую игру, причем игру опасную…
– А ты неплохо справилась с ролью Ларисы, – похвалил ее Крымов. – Полумрак, волосы мерцают золотом, глаза блестят, движения плавные – призрак, фантом, потрясающей красоты женщина, да к тому же еще и чудесно пахнувшая…
– Эти духи я нашел среди вещей «Ларисы», – сказал Василий. – Думаю, Кошелев бывал в квартире Маркова в его отсутствие, брал в руки вещи «Ларисы», духи, нюхал… Тяжело расследовать дело, в котором главные фигуранты – больные люди. У них же свое отношение к жизни, своя логика… Поэтому я долго не мог понять, зачем он перенес все в квартиру Соболевой… Но ты, Валя, на самом деле прекрасно сыграла свою роль. Я и сам чуть было не поверил в реальность существования этой женщины…
– Вот только с могилкой бабушки я перестаралась, точнее, растерялась, – рассмеялась Валя. – Забыла, как вела себя на кладбище, думаю, это оттого, что я на самом деле разволновалась, ведь я же знала Юлика, по-своему даже любила, хотя и недолго…
Василий от волнения потерял аппетит и теперь смотрел на спагетти без особого энтузиазма.
– Знаете, однажды, когда мама меня спросила, буду ли я есть макароны – а мне было тогда пять лет, – я ей ответил, что макароны я ем без любопытства.
Наташа слабо улыбнулась:
– Наверное, ты хотел сказать: без удовольствия… Мои макароны тоже не вызывают в тебе любопытства или удовольствия? Хотя ладно, я же понимаю, что ты устал…
– Я не уловил, когда ты стал догадываться, что и Кошелев тоже играет в эту же игру… с Ларисой? – спросил Крымов.
– Когда, взломав квартиру Соболевой (кстати, никакой сестры у нее нет, и ключей от квартиры у меня не было), я обнаружил там висевшие на стене чужие ключи, то сразу подумал, что раз она оставляет свои ключи соседу, Кошелеву, то, может, это ключи его? Я дождался, когда он уйдет, и попытался открыть двери… Мне повезло, это действительно оказались ключи от его квартиры, – рассказывал Василий.
– И ты вломился в чужую квартиру… – кивнул головой Крымов.
– Вломился. Я, честно говоря, искал деньги и акции. Но вместо этого нашел в его шкафу духи, коробку конфет, вышитые носовые платки, увядший букет роз в трехлитровой банке… Шампанское. И, самое главное, записку, написанную его рукой, но с другим наклоном, как пишут люди, стремящиеся изменить почерк: «Дорогой Володя, я устала так жить, мне приходится постоянно лгать Юлику, а он такой хороший. Такой добрый. Но мне нужно подумать и о себе, о нас. Он держит меня взаперти, как кошку, но я не кошка, я женщина, и я тоже хочу любить. Не знаю, где взять силы, чтобы сказать ему о своем уходе. Никак не решусь. Мне так жаль его…»
– И что ты подумал?
– Предположил, что он сам себе пишет письма, якобы от Ларисы… Знаете, мне даже как-то не по себе стало. Я вот и Наташе показал, мы вместе стали думать, как же такое могло случиться… Ночью мы не спали, я готовился к так называемому опознанию, нужно было всех обзвонить, объяснить… И тут вдруг слышу (а в квартире было очень тихо, все-таки ночь), что в квартиру Кошелева кто-то звонит. Я бросился к двери, смотрю – Кошелев стоит и сам себе звонит… Потом якобы открывает и говорит: Лариса, наконец-то ты пришла… Я тебя заждался, ты знаешь, который час? Тебе не страшно было идти? Ты на такси? Тебе хватило денег расплатиться? Проходи, сейчас будем пить чай… Я позвал Наташу, и мы вместе наблюдали, как этот взрослый мужчина, который, надо сказать, поначалу произвел на меня впечатление совершенно здорового человека, играет в свидание…
– Но вообще-то мы тогда подумали, что это он убил дядю. Игра – игрой, но Юлия-то отравили… – сказала Наташа. – Это же реальный факт.
– Поэтому я и решил довести дело до конца и до последнего относиться к Кошелеву, как к здоровому человеку. Я торопился, поэтому все получилось вот так нелепо, не до конца продуманно… Я ждал вас. – Он посмотрел на Шубина и Крымова. – Хотел удивить, ошарашить…
– И что же теперь, дело закроют? – спросила Наташа.
– Да вы не беспокойтесь, девушка, половину денег мы вам вернем, – поспешил ее успокоить Крымов. – А половину мы отработали, не так ли?
Он улыбнулся, бросив недвусмысленный взгляд на Василия.
Наташа вспыхнула, но промолчала. Ей действительно хотелось вернуть себе хотя бы часть денег. Она уже понимала, что не сегодня завтра уедет, что Василия ей не видать как своих ушей, так хотя бы уедет не с пустыми руками.
Василию же было стыдно за ее поведение. Он бы и так вернул ей эти деньги, только зачем намекать об этом вот так грубо и при всех? Все и так догадываются о том, чем они занимались в перерывах между расследованием. Хотя, может, она и права, ей пора уезжать. От этой мысли и ему стало легче. С глаз долой…
– Ты поговоришь с Корниловым? – спросил Шубин Крымова.
– Да, без проблем. Найду парочку свидетелей самоубийства…
– Я серьезно, – заметил Шубин.
– Я тоже. Ему же придется закрывать дело…
– Не уверен, что он его открывал, – предположил Игорь. – Исчезнувшие деньги Буровцева, которых никто не видел, – еще не основание для заведения уголовного дела. Так что с этим у него не будет, я думаю, никаких проблем…
Василий, услышав такое, и вовсе повеселел, попросил Наташу положить ему в тарелку спагетти. В сущности, он сделал все, что мог, – и для Наташи лично, и для дела в целом. Все заработали немного денег, Наташа успокоилась, что у ее дяди не было врагов, что он сам сделал свой выбор, и теперь получит небольшое наследство в виде квартиры и пачки ценных акций. Шубин с Крымовым вообще должны Василию сказать спасибо за проделанную работу. Корнилов поставит в этом деле точку вместо вопросительного знака… Буровцев вернет себе наконец свои деньги и, скорее всего, разойдется с женой и женится на Рите. Валентина уедет в Пе-тербург, где попытается в очередной раз начать свою жизнь сначала – может, с каким-нибудь финном, а может, и нет… А Юля? Юле он позвонит и покается, как бездарно и непрофессионально провел расследование, и не без удовольствия расскажет о двух одиноких мужчинах, влюбившихся в одну и ту же, не существующую в реальности женщину…
– Ты хорошо готовишь, – улыбнулся он Наташе, мысленно прощаясь с ней и понимая, что его настоящая любовь еще впереди… Любовь – сильное, но все же не патологическое чувство.
* * *Юля спала, когда ей позвонила Бескровная. Звонок был неожиданный, резкий. Юля осторожно, чтобы не разбудить Ги, выскользнула из постели и вместе с телефоном, кутаясь в халат, вышла из спальни.
– Привет, Земцова… Судя по тому, что ты откликнулась именно на этот номер, ты еще в России, скорее всего в Питере…
– Привет, Таня, как дела?
– У меня один только вопрос, просто-таки сгораю от любопытства… Это правда, что ты в один день бросила сразу трех своих мужиков: Патрика, Крымова и еще какого-то любовника, совсем мальчишку? Это правда, что ты выходишь замуж за миллионера, но при этом не забыла потрясти своих бывших мужей на предмет недвижимости и европейской валюты?
– Вообще-то ты задала мне уже два вопроса, – улыбнулась невидимой Бескровной Юля, удивляясь ее потрясающей осведомленности. Значит, это она бросила своих мужчин, а не они ее? Что ж, совсем неплохо…
– Главный вопрос впереди: ты счастлива?
Юля вздрогнула и повернулась: в дверях стоял Ги и, склонив голову, смотрел на нее влюбленными глазами. Во сне он почувствовал, что ее рядом нет, проснулся и отправился ее искать.
– Да. Да. Да.
– А правда?..
Но она уже отключила телефон…