Немногие сумели уцелеть в адской мясорубке Последней Войны. Долгие годы выжившим пришлось не вылезать из убежищ, носить противорадиационные костюмы. И только недавно нужда в такой защите отпала. Радиационный фон пришел в норму. Зато расплодились странные поля неведомых излучений, которые в просторечии нарекли Полями Смерти.
Часть людей укрылась в Кремле. Он уцелел в Последнюю Войну, охраняемый мощным ракетным щитом, и за двести последующих лет превратился в город-крепость – последний оплот человечества.
Нам – потомкам тех, кто пережил Последнюю Войну, достался в наследство чудовищный мир.
Изувеченная природа так и не смогла восстановиться в первоначальном виде. Большинство животных мутировали. Появились крысособаки, котяхи, рукокрылы. Деревья тоже изменились до неузнаваемости. На картинках в школе нам показывали разные сосны, клены и тополя. Красиво. Говорят, под тем кленом можно было запросто развалиться на травке и уснуть в тиши да прохладе. Хотя лично мне в такие сказки что-то верится с трудом. Если сейчас под деревом уснешь – не проснешься. Недаром и название у большинства нынешних – деревья-зомби. Их любимое занятие – сосать горячую кровь.
Впрочем, деревья и животные – это не самое страшное. С ними мы научились худо-бедно сосуществовать. Даже приспособили кое-что для своих нужд.
Гораздо страшнее разумные твари. Мутанты. Бывшие люди, изувеченные радиацией, кислотными дождями и неведомыми излучениями. Но таким тварям в Кремле не место. Вряд ли чужак из их числа.
– Кирюха, так кто он такой? Откуда взялся?
– Вроде как вест, – не сбавляя шага, ответил брат.
– Ого!
Помню, в школе был у нас курс послевоенной истории, и там среди прочего рассказывали про вестов.
Вестами назвали потомков всех иноземцев, которые оказались на территории Москвы во время Последней Войны. Вроде как эти чужаки укрылись в месте под названием Бункер. Там они сумели пережить кровавый кошмар военных действий и еще более страшный послевоенный период болезней, голода и разрухи.
Когда уровень радиации снизился, и люди смогли вылезать из убежищ без защитных костюмов, весты частенько пересекались с кремлевцами на узких улочках Москвы. Не всегда расходились мирно. Случалось, и воевали. Ведь весты – потомки не только жителей нейтральных государств, но и стран-захватчиков, тех самых, что двинули свои армии на нашу землю.
Но последняя такая стычка с вестами произошла лет пятьдесят назад. С тех пор их никто не видел. И вот теперь один из них появился вновь…
Мы с Кирюхой добрались до битком забитой народом площади. Кажется, тут собрались все обитатели крепости поголовно: и стар и млад. Еще бы! Такое событие!
Люди стояли плотно, толкая друг друга, привстав на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что творится в центре площади.
– Богдан, надо протиснуться ближе, а то ни хрена не видать, – азартно шепнул мне Кирилл.
– Сейчас сделаем.
Я решительно двинулся вперед, раздвигая плечами толпу, словно рассекающий пласты земли плуг. Народ вокруг шумел, возмущался, но расступался. Мы ведь с Кирюхой парни не слабые. Как говорится, поперек себя шире. Впрочем, как и все дружинники. Мастеровые супротив нас похлипче будут. Вот и уступали дорогу люди, не желая связываться. Лишь одна молодуха проявила строптивость – раскорячилась передо мной, руки в боки уперла. Мол, не станешь же ты толкать женщину?
Я и не стал. По-простому ухватил ее за бока, поднял и переставил в сторону. Она завизжала и треснула меня по спине кулаком. Я улыбнулся. Вот и ладно. Стало быть, в расчете.
Мы протиснулись в первые ряды. Теперь стало видно и слышно все происходящее на площади. А посмотреть было на что. Вернее, на кого…
Кремлевский князь в окружении телохранителей величественно восседал в массивном кресле, которое разместили прямо на камнях мостовой. А перед ним стоял странный незнакомец. Не знаю как сказать… Весь какой-то непривычно светлый, что ли. Длинные, белесые, заплетенные в многочисленные косички волосы. Голубые льдистые глаза. Бледная, испещренная морщинами кожа. Морщины не от возраста – от непосильных забот. Видно, не щадила жизнь парня: молола-перемалывала, да зубы обломала.
Сомнений нет, этот самый вест – тертый калач. И воин явно не из последних, раз умудрился в одиночку в Кремль прийти. Хотя, может, он не один. Может, остальные за кремлевскими стенами остались.
Я испытал смешанные чувства. С одной стороны, вест – потомок наших врагов, тех самых захватчиков, что развязали кровавую бойню и превратили цветущий мир в могильный склеп. С другой стороны – стоящий перед князем чужак был воином – это чувствовалось сразу – и потому не мог не вызывать у меня уважения…
Мы с Кириллом пропустили начало разговора пришельца с князем и не понимали, о чем речь. А еще вызывало удивление, почему рядом с князем стоит какой-то семинарист. Пришлось расспросить окружающих.
– Вест этот помощи пришел просить. Говорит, все ихние воины полегли. Вроде как Поле Смерти сожрало, – торопливо пояснил нам один из мастеровых. – Остались только вестовы бабы да дети-малолетки. Но и их вот-вот Поле сожрет.
– И чего? От нас-то что вестам надобно? – уточнил Кирилл.
– Вроде просит дружину с ним послать, чтоб уцелевших из Поля вывести да в Кремль привести.
– А князь, стало быть, не пущает, – добавила одна из женщин.
– А семинарист чего там трется? – спросил я, кивая на молодого паренька в черном.
– Это Борислав. Его еще Книжником кличут. Он вроде как с вестом просится.
– Зачем? – вытаращился Кирилл.
– Вестовых баб спасать. Заместо дружины идти хочет, – пожал плечами кузнец.
– Этот дохляк заместо дружины? – Брат громко заржал.
На него тут же зацыкали, мол, слушать мешаешь. А Книжник тем временем говорил:
– Конечно, я не воин. Но могу стать глазами и ушами Кремля… Неизведанные территории… Нам нужны новые карты… Могут обнаружиться довоенные склады с припасами…
– Верно! – закричал стоящий рядом с нами мастеровой. – Он дело говорит! Нужны Кремлю припасы!.. И дальняя разведка нужна! А то по окрестностям шарим, а что дальше в Москве делается, не ведаем. Сидим, как крысособаки в норе…
Народ зашумел, поддерживая Книжника.
– На том и порешим, – кивнул князь и посмотрел на веста: – Дружину с тобой не пошлю, а вот Книжка отдам. Готов ты принять от нас такую помощь?
Мы с Кириллом зафыркали. Да и другие дружинники тоже засмеялись. Уж больно эта «помощь» походила на изощренную насмешку. Ну чем может помочь семинарист-задохлик? Мне даже стало жалко веста – вместо помощи на шею обузу получил. А он ничем не выдал своих чувств. С каменным лицом поблагодарил князя. Тот кивнул и покинул площадь. Следом стал расходиться народ.[2]
– Богдан, Кирилл, вот вы где, – к нам подошел десятник Захар. – Собирайтесь. Сейчас выступаем.
– Куда? – Я встрепенулся и невольно посмотрел вслед уходящему весту.
Может, князь все же повелел кроме Книжника отправить с чужаком и нескольких дружинников? Я бы пошел. Внутри что-то ёкнуло. Захотелось прикоснуться к неведомому. Увидеть своими глазами то, что до меня не видел никто. Наверное, именно это чувство и заставляло наших предков открывать новые земли, покорять неприступные вершины и летать в космос.
Но десятник развеял мои надежды:
– За металлом пойдем. Будем мастеровых сопровождать.
Я разочарованно вздохнул. Ну что ж… Вместо новых земель и захватывающих приключений меня ждет очередная вылазка по окрестностям. Привычная, но опасная работа – хищников всяких да мутантов вокруг Кремля хватает.
– Собирайтесь, парни. Да не забудьте порох в Арсенале получить, – напутствовал нас с Кириллом Захар.
Мы дружно кивнули. Порох – это святое, как же можно про него забыть?
Пороха в Кремле мало. К тому же он дымный – черный. Годится лишь для чугунных пушек и кремнёвого оружия: фузей да пистолей. А основным оружием остаются всякого рода мечи, копья да боевые топоры. Вот к ним мы с малолетства приучены. Причем хорошие клинки частенько по наследству передаются.
И у нас в семье такой меч есть – фамильный. «Фениксом» его нарекли. Как батя погиб, он ко мне перешел. А если со мной не дай Бог что, «Феникс» Кириллу достанется.
Но кроме меча имеется у нас еще одна фамильная особенность…
Все члены моей семьи по мужской линии умеют «видеть» металл – его внутреннюю структуру, так сказать. К примеру, нам достаточно одного взгляда на меч, чтобы понять, насколько он хорош. А то иной раз клинок внешне ладный, не придерешься, а внутри у него невидимые глазу трещины и раковины. Сражаться таким оружием, конечно, можно, только ненадежное оно – того и гляди, расколется прямо в бою, подведет своего владельца. Мы такой металл называем мертвым, гнилым.
А клинок из живого металла, он и воюет вместе с хозяином. Может служить целую вечность. И в бою крепче и надежней его не сыскать.
А клинок из живого металла, он и воюет вместе с хозяином. Может служить целую вечность. И в бою крепче и надежней его не сыскать.
Наш фамильный «Феникс» как раз из таких – живой, живее некуда. Ковали его еще до войны из незнакомого нашим кузнецам сплава – вроде на основе титана с какими-то добавками. Легкий, невероятно прочный, смертоносный. Чудо – не меч.
Я его, конечно, с собой в рейд взял. А еще новую глефу прихватил. И пистоль – куда ж без него.
Собрались быстро. Фенакодусов, то бишь лошадей-мутантов, взнуздали, в седла сели и за пределы Кремля двинулись.
* * *Вскоре красная стена крепости осталась позади. Миновав развалины ГУМа, наш небольшой обоз, состоящий из трех мастеровых и восьми дружинников, выехал по Ильинке на Биржевую площадь.
Впрочем, теперь от площади осталось одно название. Вернее, названия сохранились лишь в памяти людей, которые удобства ради оставили улицам и площадям старые имена.
Сам город во времена Последней войны превратился в руины, которые быстро освоила пышная и зачастую хищная растительность.
Хотя за весь город не скажу – что творится там, вдали от Кремля, один Данила знает. Кроме него, никто из наших, кремлевских, еще не забирался так далеко. Точнее, ходили-то многие, но вот живыми не возвращались. Кроме Данилы. Он, кстати, не простой дружинник, как я, а прославленный разведчик, боярского звания удостоенный…[3]
В окрестностях Кремля от улиц давным-давно остались лишь тропинки среди руин и завалов, поросших безобидным вьюном да хищной лебедой.
Вышли на Биржевую. Здесь, как и возле развалин ГУМа, каждая свободная от каменных обломков и дикой растительности площадка несла на себе печать недавнего присутствия разумных мутантов-людоедов, тех самых, что не так давно осаждали Кремль. Повсюду виднелись обглоданные кости, кучки дерьма, погасшие кострища.
– Пусто здесь. Гнилое место. Только время понапрасну терять, – разворчался старшина мастеровых Первак.
Сварливый по жизни сорокалетний мужик, он имел, по общему признанию, золотые руки. Оружейник от Бога, Первак мог, что называется, из дерьма конфетку сделать – отковать из металлического хлама такой меч, что иного булатного будет стоить.
– Захар, пустышку тянем, – продолжал ныть Первак. – Зря сюда пришли. Тут ни дохлых био, ни арматуры.
Насчет последнего оно и понятно. Так близко от Кремля уже самое лучшее наши же, кремлевцы, и собрали. Да и мутанты-людоеды постарались. Им для дубин да копий тоже металлические штыри нужны.
– Надо двигаться дальше, – решил Захар. – По Ильинке пойдем. Там завалов поменьше и заросли не такие густые.
– Погодите. Гляньте, – Кирилл усмотрел что-то в узком каменном ущелье, некогда бывшем Старопанским переулком: – Никак биоробот. Дохлый.
Я присмотрелся. Подтвердил:
– Он, родимый.
– Вот это добыча! – обрадовался Первак, разворачивая своего фенакодуса.
– Обожди, – остановил мастерового Захар. – Не лезь поперек батьки в пекло. Может, этот био не мертвый, а прикидывается.
– Да ты чего, слепой? Видно же – дохляк, – попытался спорить Первак, но Захар осадил:
– Ты в своей оружейке командовать будешь. А тут твое место второе, даром что тебя Перваком кличут. Этого био проверить надо. Кирилл, Богдан, гляньте там, что да как…
Мы дали посыл фенакодусам и осторожно въехали в проулок.
Мой Сивка повел ушами и втянул воздух чуткими ноздрями. Издал звук – то ли всхрапнул, то ли зарычал. Нервничает, коняга. Меня тоже охватило напряжение. Будто чужой взгляд по спине скользнул. Я оглянулся. Никого. И все ж таки неуютно как-то. Маетно.
Переулок узкий – втроем едва разъедешься, к тому же изрядно замусоренный битыми кирпичами и обломками бетона. По обеим сторонам тянутся чудом уцелевшие стены домов высотой примерно в три-четыре этажа. Во время Последней войны люди оборонялись от пехоты захватчиков и их биороботов, превращая дома в крепости, – окна и дверные проемы на нижних этажах закладывали кирпичами и бетонными блоками. Вместо балконов из стен торчали балки и куски перекрытий. Их обильно покрывали гирлянды рыжего мха.
Этот самый мох – штука опасная. Стоит дотронуться до него, и конец. Начинается все с усталости. Кажется, будто тренировался целый день с дядькой Силом. Он, конечно, воин знатный. Никто в Кремле лучше него не владеет искусством боя на ножах да мечах, но на тренировках дружинников не жалеет – гоняет до кровавого пота и звезд из глаз.
К чему это я Сила вспомнил? Ах да, усталость… Навалилась как-то вдруг… Броня враз потяжелела, а в глефе и мече, как минимум, пуд[4] прибавился.
– Кирилл, чуешь? – окликнул я брата.
Он понял, кивнул:
– Слабость. И у тебя, да? Думаешь, рыжий мох влияет?
Я прикинул расстояние:
– Вроде далековато для него. Хотя может, конечно. Вон как разросся… И чего только жрет здесь, гад, интересно?..
Рыжий мох – хищник. Он высасывает из обессилевшей жертвы все соки получше любого дерева-вампира, и глазом не успеешь моргнуть. Но я ни разу не слыхал, чтобы мох внушал чувство усталости на расстоянии. Вроде как его надо сперва коснуться. Неужто тут у нас появилась новая разновидность? Ведь мутации-то все еще продолжаются. И у разумных полулюдей, и у зверей, и у растений…
Мы с Кириллом двинулись дальше, в обход рыжей гирлянды свисающего с покореженных балок мха, вглядываясь в молчаливые мертвые дома.
Мне показалось, что на верхнем этаже ближайшего здания шевельнулась тень. Я замер, всматриваясь, вслушиваясь и даже принюхиваясь.
Нет. Ничего. Наверное, ветер взметнул кирпичное крошево и древнюю пыль.
Мой Сивка продолжал волноваться. Да и фенакодус Кирилла то и дело издавал тихое предупреждающее рычание.
– Крысособак чует, – предположил Кирилл, успокаивающим жестом похлопывая коня-мутанта по бурой, словно спекшаяся кровь, жесткой шкуре. – Проголодался небось. Жрать хочет.
Фенакодусы, как и большинство животных-мутантов нового мира, питались мясом. Лучше свежим и с кровью. Мой Сивка, к примеру, больше всего на свете любил ящериц, а конь Кирилла, похоже, предпочитал крысособак.
Но если здесь в развалинах и есть крысособаки, они нам сейчас не опасны. Эти хищники не станут нападать на большой отряд, предпочитая добычу послабее.
А вот и био. Лежит почти точно посреди длинного и узкого переулка. Похож на раздавленного паука. Не самая мощная разновидность биороботов. Есть среди них твари и поопаснее. Тот же Чинук, к примеру. Хотя все они используют в качестве пищи, или правильнее говорить топлива, органические останки, например трупы животных или людей…
По виду «паук» и вправду мертв. Так не притворишься. Да и мозгов у этой модели на подобную хитрость не хватит.
– Ну что? Вроде чисто? – Кирилл постучал мечом по покалеченной, вывернутой из сустава «паучьей» лапе био. – Зовем наших?
Я помедлил. Чем-то не нравился мне этот переулок. И пустые молчаливые дома. И мертвый био. И волнение фенакодусов. И усталость эта непонятная…
«Надо бы пройтись по крышам, сверху поглядеть, – промелькнула мысль, но она тут же сменилась другой: – На крышу здесь не вылезти, заколочено все. Разве что с противоположной стороны переулка… Да смысла не имеет. Тут безопасно. Совершенно безопасно».
На меня вдруг снизошло спокойствие – полное, абсолютное. Словно у себя в келье в Кремле сидишь. «Бояться нечего. Опасности нет», – стучала в мозгу мысль. Повинуясь ей, я отбросил сомнения и колебания:
– Давай, Кирюха, зовем сюда наших. Только надо предупредить их насчет мха.
Вскоре мастеровые уже трудились, разбирая «паука». Трофеи складывали на телегу, запряженную тягловым туром.
Захар расставил посты. Мефодий и Федул остались в самом начале Старопанского присматривать за выходом на Биржевую площадь. Нас с Кириллом десятник решил поставить на другом конце переулка, там, где он пересекается с Большим Черкасским.
Мы только и успели развернуть коней, как за спиной загрохотало. В воздух взметнулись тучи каменного крошева и битого кирпича. Раздались крики. Я так и не понял, кто кричал. Наверное, Федул. Или Мефодий. Как раз им на головы и пришелся основной удар от рухнувших стен.
Сквозь облако медленно оседающей пыли я разглядел под обломками кирпичей и кусков бетона лапу фенакодуса. Федула лошадка, не иначе. Лапа слабо дернулась в конвульсии и замерла. Отмучилась, сердешная. О том, что там, под завалом, кроме фенакодусов погребены и Федул с Мефодием, думать не хотелось. Да и некогда было.
Завал перегородил нам путь назад. А в проломах зданий, на верхних этажах прямо над нами, появились огромные, ростом в добрую сажень[5], кряжистые обезьяноподобные фигуры. В древних книгах так изображали первобытных людей. Мы, кремлевцы, прозвали их «нео», сокращенно от неандертальцев, хотя сами себя они самонадеянно величают Новыми Людьми. На самом деле никакие они не люди. Мутанты. Враги. Сильные, злобные и агрессивные твари. Человечиной питаются. Нас, кремлевцев, ненавидят лютой ненавистью. Потому и осаждали не так давно нашу крепость. Думали, падет Кремль, да зубы обломали. Отогнали мы их от красных стен. А они, твари недобитые, затаились в окрестных руинах и поджидали нас. Знали ведь, хитрожопые, что рано или поздно мы за металлом пойдем. И приготовили ловушку.