— Дорого, — сказала старшая.
— Кофеты, — отозвалась младшая.
Они развернулись и запылили к супермаркету. Надо думать — за конфетами.
— Не хотите взрослеть, девочки, — пробормотал егерь им вслед. — Правильно делаете. Взросление обходится дорого. Порой — очень дорого. Дороже конфет. Дороже любви. Дороже жизни. А жизнь, если она однажды возникла… О, черт!
Он рванулся к входу в гостиницу. Швейцар распахнул перед ним двери. Новый швейцар — не Бруно.
— Послушай-ка, любезный, а куда поде…
Скворцов осекся. Перед ним стоял Джойс. Собственной персоной. Забулдыга Джойс. Лентяй Джойс. В ливрее и галунах. На форменной фуражке, перед которой блекла фуражка главнокомандующего Объединенными Вооруженными Силами Земной Федерации, сиял герб сиренианской колонии. Егеря Джойс тоже узнал, но не подал виду. Выпятил шитую золотом грудь, преградил дорогу.
Скворцов смерил его взглядом, буркнул:
— С повышением тебя, Джойс.
— А-а, патрон, — отозвался тот. Сделал вид, будто только что узнал.
— У тебя, как я вижу, теперь новый патрон.
— Да! И посолиднее вас будут, мистер Скворцов, — ответствовал Джойс. — Господин директор гостиницы жалованья не зажиливают.
— Я не зажилил, а удержал за порчу бегемотовой шкуры, на продаже которой я мог бы выручить триста монет!
— Я не виноват, это все Миха с Обамой…
— Врешь. А ну, пусти!
Но Джойс не шелохнулся.
— Не велено пускать вас, мистер.
— Что за чушь, Джойс! Кем не велено?
— Распоряжение господина директора! — отчеканил швейцар. И добавил, воровато озираясь: — По личному указанию мистера Марвелла.
— Понятно, — проговорил Скворцов. — А ты с чего так высоко взлетел, Джойс?
Швейцар заухмылялся:
— Я помог святому отцу Аруху доставить мисс Марвелл в город.
— Вот как? И как же это случилось, Джойс?
И швейцар принялся длинно и путанно рассказывать, как он поехал на лабораторном грузовике в Персефону, как встретил по дороге отца Аруха и мисс Марвелл, как доставил их в Прозерпину, как арестовали швейцара Бруно за сотрудничество с симмонсами, как мистер Марвелл предложил ему занять эту должность…
— Отличная карьера, Джойс, — перебил его похвальбу егерь. — Далеко пойдешь, если…
— Что, если? — насторожился швейцар.
— Если я не скажу господину директору гостиницы, что ты имеешь дурную привычку приворовывать. Берешь все, что плохо лежит. Не так ли, мистер швейцар?
— Не выдавайте меня, патрон! — взмолился Джойс. — Я все для вас сделаю…
— Окажи мне одну любезность, Джойс.
— Все, что попросите!
— Уберись с моего пути. И сделай вид, что в глаза меня не видал.
Джойс распахнул двери. Скворцов оказался в прохладном вестибюле. Подошел к стойке портье.
— Добрый день, Василий! Я хотел бы видеть мисс Марвелл.
Портье мельком глянул на табло.
— Она сейчас в номере, Андрей. Позвонить?
— Позвони, Василий, и скажи, что ее хочет видеть Кемпнер. Капитан Кемпнер.
— Так и сказать?
— Да, это шутка. И она ее оценит.
— Минуточку, капитан.
Пока портье звонил в номер, егерь с рассеянным видом разглядывал стереофреску, изображающую героическое освоение Сирены. На туристов она, вероятно, производила неизгладимое впечатление.
«Сработает или не сработает, — думал он, уставясь на жирные ляжки аллегорической Цивилизации. — Если моя догадка верна, должно сработать. Моя Ремина при одном упоминании имени капитана Кемпнера хлопнулась бы в обморок. Обязательно вообразила бы, как в номер к ней вваливается безумный людоед — ходячая колония криля. Бедная моя девочка…»
— Прости, Андрей! — окликнул его портье. — Тебя ждут в четыреста сорок четвертом номере. Лифт налево.
Он подмигнул и показал большой палец.
— Благодарю, Василий!
Скворцов положил на стойку чаевые. Направился к лифту. Спешить было некуда. Догадка подтвердилась. Новая Реми оказалась менее впечатлительной. Впрочем, насколько далеко зашла модификация — судить пока рано.
Дверь с тремя серебряными четверками была распахнута настежь. И Скворцов не стал стучать. Вошел, утопая туфлями в безукоризненно белом ковре с длинным ворсом. Полумрак. Окна задрапированы плотными портьерами. Свежий ветерок с запахом сирени. Влажно поблескивает полированная мебель из настоящего дерева.
Роскошно живут миллионеры…
Мягкий аккорд отвлек его от созерцания номера. Он оглянулся. В дальнем углу в глубоком кресле, поджав босые ноги, сидела она. Темные волосы свисают на гитарный гриф, пальцы нежно перебирают струны, глаза полны печали.
Скворцова бросило в жар. Оказывается, он вовсе не готов был ее увидеть. Не чудовищное порождение Рифа, а ее — Ремину. Не жалкого заморыша, извивающегося в смертельном экстазе между рогов электрического слизня, а — живую, благоухающую, прекрасную, как никогда.
— Ждала, проглядела очи… — запела Реми, жалобным голоском. — А ты возвращаться не хочешь… Любви продолженье короче, чем путь от меня до тебя…
Скворцов усмехнулся. Его Реми никогда бы не стала петь эту пошлятину. Даже если бы он попросил. Он заметил на столике початую бутылку мартини. Набуровил себе полный стакан, опустился в свободное кресло. Ремина перестала играть, отшвырнула гитару. Несчастный инструмент только жалобно звякнул струнами. Ремина выскользнула из кресла, развинченной походкой подошла к егерю. Худые, но стройные ноги так и мелькали из-под шелкового халатика.
— Что же вы, «капитан Кемпнер», — сказала она. — Сами напросились в гости, а на даму ноль внимания!
— Нет, отчего же, — буркнул Скворцов. — Я с удовольствием послушал вашу песенку. Весьма трогательно. Правда, раньше вы предпочитали песни собственного сочинения.
— Это были забавы юности, — отозвалась она. — Вы же сами хотели, чтобы я повзрослела, мистер Зверобой. Вот я и выполнила ваше желание. Хотите… — она сделала многозначительную паузу и продолжала, добавив в голос сексуальной хрипотцы, — я исполню и другие ваши желания, Эндрю?
Одним движением она сбросила халатик. Приблизилась к егерю вплотную. Скворцов почувствовал, что самообладание покидает его. Сбивчивые, торопливые и словно чужие мыслишки горячо заворочались у него в голове:
…Никто нас не видит. Мы одни. Пусть она другая, но это Реми. Протяни руку. Возьми ее! Напоследок. А потом… убей!
— Ну что же ты, Эндрю, — простонала она. — Я же так истосковалась по тебе, милый…
Он залпом осушил стакан. Брякнул его о столешницу. Вскочил. Ремина вцепилась ему в плечи. Скворцов почувствовал, что волна желания накрывает его с головой.
И вдруг увидел круглый аквариум на старинном комоде между двумя оконными проемами. Аквариум был заботливо подсвечен ночником.
Егерь оттолкнул руки Реми. Подскочил к аквариуму.
— Так вот что ты затеял! — крикнул он, обращаясь к серо-зеленому комку плоти, окруженному ореолом жгутиков.
Скворцов схватил аквариум.
— Не сметь! — рявкнула Ремина. — Оставь моего друга в покое! Он украсит мой дом в Калифорнии.
— Друга? — опешил Скворцов. — Опомнись, Реми. Это же зародышевое образование дендрополипа. С него начинается Риф!
Ремина воспользовалась его замешательством и ловко выхватила у него аквариум.
— Реми, умоляю тебя, — проговорил егерь. — Его ни в коем случае нельзя привозить на Землю. Это не игрушка! Это базовый элемент чужой биосферы! Риф выжил в тяжелейших условиях и процветает даже здесь, на Сирене. А на Земле он в считаные десятилетия захватит все экологические ниши. И потом, ты зря стараешься. Биоконтроль в Луна-сити неумолим!
— Они не посмеют проверить багаж Ремины Марвелл!
— Посмеют, Реми. Они проверяют багаж даже королевских особ. А ты, — он позволил себе улыбнуться, — так и не стала королевой Сирены.
— Ах так!
Ремина Марвелл запустила руку в аквариум, вынула шевелящийся зародыш дендрополипа. Пустой аквариум брякнулся на ковер.
— Вот тебе, твой биоконтроль!
Она поднесла зародыш к метке на правой руке.
— Что ты делаешь, Реми?!
Она рассмеялась.
— Обвожу таможню вокруг пальца… Хи-хи-хи…
Зародыш впился жгутиками в след укола, уплощился, стал бледнеть, приобретая светло-розовый оттенок кожи Реми.
— Ремина, прекрати! — выкрикнул Скворцов, выдергивая из подмышечной кобуры револьвер.
— Спасиииииитеееее! — завизжала Реми.
Егерь выстрелил. Пуля прошла над головой девушки. Брызнули осколки бра. Скворцов прицелился снова, но в этот момент одна из портьер рухнула вместе с карнизом и в комнату ворвались двое мужчин. О’Ливи и майор Ковальский заслонили собой Ремину Марвелл. Писатель повалил ее на пол, потому что егерь выстрелил снова. Пуля сорвала погон с плеча Ковальского. Майор бросился на бывшего сержанта, чтобы отнять у безумца оружие, но Пасадель опередил его. Он возник у Скворцова за спиной и хладнокровно всадил в него несколько пуль.
В затылок, в позвоночник.
И в сердце.
Эпилог
Пришел положенный час, и сфинктер задней стенки псевдолаборатории ожил: сначала меленько задрожал, потом настойчиво задергался и, наконец, раскрылся, подобно бутону, выпуская внутрь пещерного зала поток грязной воды.
— Срань господня! — присвистнул рядовой Дефо.
— Разговоры… — буркнул старший сержант Уитакер. Он прикоснулся к шлему, активируя рацию. В наушниках тотчас же захрипели помехи. — Уитакер. Пятый взвод продвигается вперед, — проговорил он и облизнул пересохшие губы. — Следов бандформирований не обнаружено. Но мы нашли еще один зал со стекляшками и… черт! Тут должны быть люди и аборигены. Мы посмотрим, что к чему, а потом двинемся дальше. Как меня слышите?
— Слышим… ти… ред… к точке… ноль-ноль… — пробивались сквозь помехи скудные обрывки. — …оняли, серж?..
— Слышимость плохая, сэр! — пожаловался сержант. — Продолжаем выполнять приказ. Возвращаемся к точке «Альфа ноль-ноль» через двадцать три минуты, как только закончится отведенное нам время. Я планирую осмотреть зал, — он поглядел на карту, которая проецировалась на щиток шлема, — номер сорок один и примыкающую к нему галерею. Отбой!
Там и вправду было на что посмотреть: пещеру занимали огромные стеклянные сосуды с веществом, испускающим зеленоватое свечение. Сосуды между собой соединялись посредством неоновых трубок.
Уитакер перехватил импульсную винтовку. В звездной пехоте его не учили восхищаться сложностью и причудливостью естественных образований. Чего только не увидишь на планетах чужих! У взвода четкий приказ: уничтожить симмонсов, поскольку есть подозрение, что они засели в пещерах. Ну и вывести наружу колонистов, которых, говорят, ночь загнала в лабиринт под Большим барьерным рифом.
Эти пропавшие души оказались — оторви да выбрось! В соседнем «лабораторном» зале удалось поймать четверых. Они были как один безумны; тряслись, словно осиновый лист, и пускали слюни. Их пришлось накачать успокоительным и отправить в сопровождении санитара и двух бойцов к точке «Альфа ноль-ноль».
— Дефо, метку!
Рядовой вскинул винтовку. Из баллона, закрепленного под стволом, ударила струя краски. Дефо нарисовал на стене пещеры широкий крест.
— Порядок, сержант!
— Вперед! — приказал Уитакер.
Под подошвами берец зачавкала жирная грязь. Уитакер присмотрелся: черт возьми! Сточные воды залили дно пещеры, в лужах плавала слизь и какие-то кровавые сгустки. Сержант прочистил горло и харкнул себе под ноги.
Стеклянные колбы и реторты светили исправно. Хоть на этом — спасибо. Кому пришло в голову, что симмонсы могут скрываться в эдаком отстойнике? Крейсер просветил Большой барьерный риф рентгеном, оказалось, что под рифом ходов и пещер — тьма-тьмущая. А в самом низу — пустоты, заполненные водородом. В точности адские котлы.
Из-под пузыря, прикрепленного к своду четырьмя стеклянными отростками, блеснули глаза. И в ту же секунду зеленокожее создание рвануло, не разбирая дороги, на четырех лапах прочь.
— Не стрелять! Это абориген. Пусть бежит себе, плевать на него.
— Аксла… — протянул кто-то из рядовых.
— Сержант! — окликнул Уитакера Дефо. — Звук из галереи. Кажется, кто-то всхлипывает.
— Отделение, за мной! Остальным — прочесывать этот гадюшник! — распорядился Уитакер.
Трое рядовых и сержант вышли в галерею, из-за причудливых натеков на стенах больше похожую на полость внутри живого существа, чем на подземный тоннель. На другом конце мерцал бело-голубой свет, а в просвет виднелись очертания светящихся колб и реторт. По соседству с залом «номер сорок один» находилась пещера-близнец.
Снова нагромождение причудливых образований, переплетение неоновых трубок, и кружится перед щитком шлема назойливая мошкара. Или что тут вместо мошкары?.. Ах, дьявол, — криль!
— Жарко здесь, как в сауне, — переговаривались рядовые вполголоса. — И воняет, как на скотобойне.
— Срань господня! — в очередной раз ругнулся Дефо и отступил, подняв винтовку дулом вверх.
Уитакер поправил шлем, плечом отодвинул рядового. Заглянул за исходящий паром стеклянистый вырост.
— Медик! — заорал он после недолгих раздумий. — У нас здесь раненый!
Светловолосый мужчина лежал в нелепой позе. Услышав пехотинцев, он силился поднять голову. Зеленая одежда егеря, тяжелые армейские ботинки, бронзовый загар — колонист! Жаль, что не симмонс! Уитакер собственноручно избавил бы такого от страданий, и дело с концом. А колонист определенно страдал. Из его груди и живота торчали заостренные концы тех самых неоновых трубок, которых в этих пещерах — на каждом шагу. Что прикажешь с ним делать? И жив егерь, как ни странно. Не бросишь, не пристрелишь — в звездной пехоте железные парни служат, но не звери же, в конце концов!
— Love… me… — услышал Уитакер хриплый шепот.
Подоспел медик. Опустился рядом с раненым на корточки, снял с пояса сумку со своим докторским добром.
Уитакер обошел колонну, обросшую по кругу прозрачными цилиндрами. Сержанту показалось, что в двух из них бьется по сердцу и что течет по трубкам внутри колонны черная кровь.
— Love… me…
За колонной лежала девушка. Была она темноволосой и очень худой. Сквозь прорехи на изодранном топике виднелись маленькие груди. Неоновые трубки распирали ткань топика, они росли из тела девушки, точно чудовищные стеклянные вьюны.
— Медик… — позвал Уитакер. — Медик, черт тебя дери! Здесь еще девчонка!
Девушка сглотнула. Слова нехотя просачивались сквозь ссохшуюся глотку. Уитакер наклонился, чтоб лучше расслышать ее.
— Love… me… sweet… — шептала девушка, — never let… me go… You have made… my life… complete… and… I… love… you so…
— Потерпите, мисс, — пробормотал сержант Уитакер. — Самое страшное позади.