— А уж я какой ревнивый!..
Со всеми яствами, которые были на столе, я так и не смогла справиться — пришлось Саше мне помочь. Мы вместе допили шампанское, а потом заглянули на кухню, чтобы поблагодарить Мишеля. И Мишель, егозливый француз с бородкой клинышком и блестящими глазами, долго тряс мне руку и лопотал что-то на смеси русского и французского. Я, в свою очередь, сообщила ему, что испытала ни с чем не сравнимое удовольствие, когда пробовала пирожные, сотворенные его руками…
Затем мы с Сашей отправились в крошечную гримерку к Биму и Бому, которые к тому моменту закончили свое выступление, и выпили с ними по рюмочке армянского коньяка. Оля без грима оказалась атлетически сложенной блондинкой скандинавского типа, а Коля — нежным черноволосым юношей с печальной улыбкой. Кажется, когда они были в клоунских костюмах, я все-таки ошиблась, пытаясь определить, кто из клоунов Оля.
Потом все, и даже Саша, куда-то убежали («айн момент, уно моменто!»), и я осталась на какое-то время одна. Заглянул Альберт.
— Саша велел посидеть с вами немного, чтобы вы не соскучились, Лиза…
— Конечно, посидите со мной, — обрадовалась я. — А то как-то…
— Что, правда скучно?
— Нет, как-то непривычно. Я не ожидала…
— Вам не понравился наш клуб? — Альберт явно напрашивался на комплимент.
О, что вы! Здесь очень уютно, и кухня превосходная… Я просто не могу прийти в себя после Сашиного выступления. Мне кажется, он настоящий талант!
— Безусловно! — энергично закивал Альберт своей массивной башкой, чем вдруг очень мне напомнил дрессированного медведя в цирке. — Вот, вы смеетесь, Лиза, — значит, вам действительно у нас понравилось… Сколько вы знакомы с Сашей?
— С конца августа.
— М-да, совсем недавно… Я вдруг насторожилась.
— Почему вы спрашиваете об этом, Альберт?
— Потому что… Черт, не привык я ходить вокруг да около… Вот что, Лиза, мы очень любим Сашу…
— Я тоже его люблю.
— Это понятно… Только у меня к вам просьба — не обижайте его. Он хороший парень. Лучше, пожалуй, во всей Москве не найдешь.
— Ас чего вы взяли, что я собираюсь обидеть его? — нахмурилась я. — Посмотрите внимательно, Альберт, разве меня, при моем росте метр пятьдесят семь, можно опасаться?
— Да нет, я не о том… — неожиданно покраснел мой собеседник. — Я о других обидах. Он, наш Саша… Ну, он из тех, кто никогда не предаст. И вы уж, пожалуйста…
Я хотела обидеться на него — черт возьми, никто не имеет права лезть в мою личную жизнь! — но у меня опять не получилось. Я решительно не умела обижаться. Но я хорошо поняла, о чем пытается мне сказать Альберт.
— Ладно, не продолжайте, — сказала я. — Я Сашу на самом деле очень люблю. Видите, даже не стесняюсь говорить об этом.
— Вот и славно… — запыхтел он, пожимая мне Руку своими лапищами. — Господи, а ручки-то и вправду у вас такие маленькие, словно у ребенка…
Я вижу, Лиза, вы хорошая. Я это серьезно говорю, потому что давно научился в людях разбираться. Я, пожалуй, тут лишнего наболтал… Но вы простите меня, потому что Сашу мы все считаем классным парнем и не хотим, чтобы его невеста…
— Кто? — вытаращила я глаза. Неужели Саша представил меня как свою невесту?
— Ах, я, кажется, точно сболтнул лишнего… — почесал Альберт затылок. — Ну, в общем, вы уж сделайте вид, что ничего такого не слышали, а то мне от Сашки достанется.
И в этот момент в дверях появился герой моего романа.
— А вот и я! — воскликнул он, держа в руках большой пакет. — Что, Лиза, развлекал тебя Альберт светской беседой?
— Да уж… — неопределенно произнесла я.
— Ладно, идем, пока начальство доброе и отпускает меня.
…Когда мы оказались на улице, я не выдержала и засмеялась.
— Ты о чем? Расскажи — я тоже хочу повеселиться… — сказал он.
— Не могу, Альберт просил меня не разглашать тайны! — ответила я. — А что у тебя в пакете?
— Образцы кулинарного творчества Мишеля. Он чуть ли не силой вручил мне все это. Кажется, ты его перехвалила. А что за тайны у вас с Альбертом? Ты не забывай — я ревнивый…
* * *Несколько дней после посещения клуба «Дель Арт» я была словно не в себе. Две вещи не шли у меня из головы — его голос и то, что он представил меня как свою невесту.
Ну, с голосом все было более-менее понятно — Саша талант, нечего и говорить, а вот с невестой…
Хотя, с другой стороны, если бы я представляла его кому-то, то, вполне возможно, тоже назвала бы женихом. А как еще? Бойфренд, сожитель, любовник, возлюбленный?
Но невеста — звучит так старомодно, церемонно… В этом слове максимальная почтительность к той, которая находится рядом с тобой. Или он действительно собирается сделать мне предложение? Согласиться или нет? Впрочем, о чем я думаю — он хороший, а мне почти тридцать. По западным меркам, конечно, относительная молодость, но по нашим, российским, я уже старая дева. Господи, какая я глупая, какие глупые у меня мысли! Аглая бы сказала… Хотя, какое мне дело до того, что скажет Аглая!
Когда-то, очень давно, я уже была невестой. Целых пять лет я жила с человеком, от которого каждый день ждала слов — «пожалуйста, Лис, будь моей навсегда!». Но он их не сказал, хотя в какой-то момент все было близко к тому. А потом это стало невозможным: появилось отчуждение — сначала незаметное, как трещина в асфальте, а потом оно стало расти. «В тебе нет огня, — в очередной раз с досадой произнес он. — Ты холодная, как рыба. Ну пожалуйста, хоть раз, поругайся со мной. Вот тарелка — разбей ее… Крикни, назови меня нехорошим словом, что ли, забудь о своем литературоведении! Что ты смеешься?» — «А при чем тут литературоведение?» — «Ни при чем, конечно, но только не будь такой безразличной ко мне!» — «Я люблю тебя». — «Ты не любишь, Лис, ты терпишь. Тебе все равно, кто рядом с тобой — пусть хоть сам сатана!..»
И мы расстались, потому что трещина разрослась до размеров пропасти. «Так из-за чего вы разбежались, не понимаю? — спросила Аглая. — Он нашел другую?» — «Нет. Мы просто не сошлись характерами — кажется, это именно так называется в народе». — «Чушь собачья! Ты могла бы и потерпеть — в конце концов нет идеальных мужчин». — «И ты о том же!» — «Лизавета, надо было держать такого мужика руками и ногами — лучше его не найдешь. Он красивый, богатый, он не пьет и по бабам не ходит! Он даже вполне образован — я в его речи особых ошибок не слышала. Ни вульгаризмов, ни жаргонизмов, нормальная, даже, пожалуй, хорошо развитая устная речь!» — «Да уж, тебе виднее, моя грамматикесса…» — «Кто-кто? Только без оскорблений… Я тебе вот что скажу, Лизавета: это, конечно, хорошо, что ты не теряешь оптимизма, но пора бы и задуматься о своем будущем…» И тэ дэ, и тэ пэ.
* * *Нам нравилось кататься по городу.
В начале октября было холодно, под утро даже вода замерзала в лужах, а потом вдруг вновь стало тепло, как будто бабье лето решило вернуться на бис.
В один из таких вечеров мы с Сашей отправились на Воробьевы горы. Это была моя идея — посмотреть на панораму города, но он с радостью принял ее и сказал, что сам хотел чего-то подобного.
— Знаешь, иногда во мне бродят какие-то мысли, еще не вполне оформленные, а ты вдруг раз — и произносишь их вслух, — сказал он, подруливая к открытой площадке.
— Ты хочешь сказать, что я читаю твои мысли?
— Да! — решительно воскликнул Саша. — А я иногда догадываюсь, о чем думаешь ты.
— Ну, например? — засмеялась я, вылезая из машины.
— Вот, пожалуйста — неделю назад ты ходила скучная, и я потащил тебя к Арутюновым. Помнишь, что ты мне потом сказала?
— О да, я сказала тебе, что мне, наверное, в тот день действительно не хватало цирка!
— Тебе понравилось у них?
— Господи, я до сих пор забыть не могу! Теперь мне кажется, что я выбрала не ту профессию и мне надо было стать акробаткой или в крайнем случае заняться жонглированием…
В самом деле тот вечер, проведенный у Сашиных друзей, до сих пор казался мне каким-то особенно веселым, словно я на миг вернулась в детство.
Коля и Оля угощали нас сладостями, которые им прислали родственники откуда-то с Востока — в жизни не пробовала такого нежнейшего лукума и столь приятной халвы, — а потом принялись показывать всякие трюки. Оказывается, они довольно долго работали в цирке.
— Почему же вы ушли? — спросила тогда я с удивлением. — Наверное, там было очень весело…
— Да уж… — засмеялся Коля чуть смущенно. У него была такая манера — он все делал и говорил с оттенком смущения. — А ты знаешь, что за жизнь у цирковых?
— Нет… А что?
— Вечные гастроли и разъезды, — вздохнула Оля, — ни кола ни двора. Мы все время сидели на чемоданах. И, потом, условия в гостиницах были не самые лучшие. Надоели вечные скитания…
— Мы хотим ребенка, — застенчиво признался Коля. — А тогда это было совершенно невозможно…
Он был гибким, точно в его теле совсем не было костей. Расположившись на ковре, он, как настоящий йог, изгибался в самых невероятных позах, вызывая у нас с Сашей возгласы изумления и страха. Потом поставил на пол две бутылки из-под шампанского, на них передними ножками — стул, а сам, упершись в стул, сделал стойку вверх ногами. Мне такое равновесие казалось фантастикой, а Коля сказал, что это ерунда, и даже у меня так могло получиться.
Он был гибким, точно в его теле совсем не было костей. Расположившись на ковре, он, как настоящий йог, изгибался в самых невероятных позах, вызывая у нас с Сашей возгласы изумления и страха. Потом поставил на пол две бутылки из-под шампанского, на них передними ножками — стул, а сам, упершись в стул, сделал стойку вверх ногами. Мне такое равновесие казалось фантастикой, а Коля сказал, что это ерунда, и даже у меня так могло получиться.
— У тебя вполне подходящая для циркачки комплекция, — краснея, сказал он. — Попробуй хотя бы встать на руки.
Я была в брюках и потому решилась попробовать. Как ни странно, но с помощью Коли и Оли у меня это получилось. Потом они показали мне, как надо правильно принимать позу лотоса.
— Лиза, у тебя талант! — воскликнул тогда Саша, впрочем, не без страха наблюдая за мной. — Нет, ребята, давайте займемся чем-нибудь другим, где не требуется выворачиваться наизнанку…
Оля учила меня жонглировать. В конце концов и это у меня получилось. Словом, вечер прошел замечательно, а закончили его мы тем, что стали вчетвером жонглировать апельсинами.
Хотя час был довольно поздний, на площадке Воробьевых гор было довольно много гуляющих, а чуть в сторонке сбивались в стайку байкеры на своих мотоциклах. Они были серьезные, в кожаных куртках с бахромой и заклепками, мотоциклы под ними — яркие, просто загляденье.
— Сезон закрывают, — сказал Саша, заметив мой любопытный взгляд.
— Какой сезон?
— Байкеры зимой не катаются. Это последние дни.
— Как печально — листья опадают, байкеры слезают со своих мотоциклов…
Мы подошли к мраморному бортику, за которым открывался вид на Москву.
— Здорово, да? Столько огней!
Изгиб реки, светившиеся голубоватой подсветкой мосты, которые казались издалека хрустальными, сталинские высотки, храмы и стадионы… И дома — тысячи домов… Роскошная столичная ночь.
— Как легко потеряться… — пробормотала я.
— О чем ты?
— Только здесь видно, какой город огромный и как легко в нем потеряться. Что человек? Песчинка среди этих огней. Муравей на фоне пирамид.
— Это правда. Я боюсь тебя потерять.
— Не бойся.
— Нет, я, собственно…
Я взлохматила ему волосы.
— У тебя такая идеальная прическа, что иногда хочется ее разрушить, — сказала я.
— Хорошо, что сейчас ночь и меня никто не видит, — засмеялся он, встряхнув головой. — Ну вот, а я столько времени потратил на то, чтобы выглядеть элегантно рядом с тобой.
— Вот эта прядь… Не знаю почему, но когда она падает тебе на лоб, ты мне кажешься беззащитным и смешным.
— Я некрасивый? — вдруг спросил он. — Понимаю, это не должно волновать мужчину, но… Просто я очень хочу тебе нравиться.
— Ты… — Я задумалась на мгновение. — В общем, ты действительно симпатичный молодой человек, только вот уши…
— Что уши? — Саша встревоженно прижал ладони к ушам.
— Они немного торчат. Нет, тебя никак нельзя назвать лопоухим, но они определенно торчат, особенно если присмотреться… — Я придирчиво разглядывала его.
— Неужели придется делать пластическую операцию? — упавшим голосом сказал он. — Впрочем, если ты будешь настаивать…
— Да, без операции не обойтись, — строго произнесла я.
Он не выдержал, рассмеялся, и вслед за ним засмеялась и я.
— Лиза… — Что?..
— Ты будешь моей женой?
Я ожидала чего-то подобного, но все равно вздрогнула, и сердце у меня забилось быстро и суматошно, точно в приступе стенокардии.
— Нет, я тебя не тороплю, и если тебе надо время, чтобы обдумать… — не дождавшись от меня ответа, забормотал Саша, машинально отбрасывая ладонью непокорную прядь назад, точно она ему мешала.
— Не надо, — перебила я его, справившись со своими чувствами. — Я без тебя не могу. Нет, не так — могу, но только с тобой. Могу жить, работать, смеяться, плакать — только с тобой…
— Значит, ты согласна? — Да, — ответила я. — Да. Да!
Он молча прижал меня к себе. Мы долго стояли так и молча смотрели на светящийся огнями город, который плыл над рекой, словно огромный корабль.
— Может, спустимся вниз? — тихо спросила я, когда смогла наконец говорить.
— Куда?
— К реке. Я хочу постоять возле воды… Там, наверное, тоже красиво.
— Только не пешком…
Мы забрались обратно в машину и поехали какими-то кругами. Наконец мы оказались на набережной. Тускло светили фонари, людей не было, лишь изредка мимо проносились машины.
— Здесь? — спросил Саша.
— Да. Очень хорошо. Так таинственно…
Мы вышли из автомобиля. Здесь был небольшой причал — ступени спускались вниз, а там, за последней ступенью, бесстрастно плескались волны.
— Очень таинственно… — как будто недовольно пробурчал Саша. — Того и гляди, свалимся в воду.
— В тебе мало романтизма! — сварливо произнесла я.
— Какой уж тут романтизм! Только, можно сказать, невесту себе нашел, а она будто топиться собралась.
— Так держи меня!
— А я и держу…
Он притянул меня к себе — здесь, в темноте, под плеск волн, мы были словно одни на целом свете, на маленьком острове, отрезанные от остального мира черной рекой.
— Какое счастье, что я нашел тебя…
— Нет, это я нашла тебя! Помнишь, как мы встретились? Эх, ты, потомок писателя Калугина…
— Мне тогда показалось, что ты мне снишься, — сказал Саша и засмеялся.
— Нет, это я думала, что сплю… Иначе бы ни за что не позволила себе оказаться у тебя на коленях…
— Господи, только не вздумай жалеть! Это самое лучшее воспоминание в моей жизни.
— Нет, я не жалею… я думаю, все уже было заранее предопределено.
Тихо плескались волны.
— Мы поженимся и поедем в свадебное путешествие. Завтра пойдем в ЗАГС и подадим заявление. Сколько потом ждать — месяца два, три?
— А куда мы поедем? Ведь будет зима…
— Это не проблема. В мире есть места, где нет зимы. Где всегда море и солнце…
— Да, море… — мечтательно сказала я. — Вот, закрой глаза и слушай, как рядом шумят волны… Похоже на прибой?
— Почти… Ты будешь в красивом платье.
— Когда, на свадьбе? Да, я обязательно буду в каком-нибудь особенном платье…
— Банкет можно устроить в нашем клубе.
— Да, гости и подарки…
* * *— …Уже подали заявление? — ахнула Аглая. — И когда?
— В конце января.
Она на мгновение задумалась.
— Это хорошо, что в конце января — как раз к тому времени сессия у наших студентов закончится, и ты будешь свободна.
— Честно говоря, о свободе я не думала — мне же надо заканчивать мою работу. Ангелы в русской литературе Серебряного века…
— Да забудь ты хоть на время про своих ангелов! Такое событие намечается, а ты все о работе… — Аглая была очень взволнована. — Думаю, Викентий не будет особо к тебе придираться.
— Я надеюсь. Кстати, Аглаша, про ангелов — я их сейчас представляю исключительно в виде розовых купидонов со стрелами… — засмеялась я. — Я тебя приглашаю на свадьбу. Тебя и, разумеется, Леонида Ивановича.
— Ой, Лиза… — вдруг спохватилась она. — А твой бывший, он не в курсе?
— Вспомнила! — пожала я плечами. — Я его сто лет не видела. Он, наверное, давным-давно женился. И вообще… не хочу о нем говорить.
— И правильно! — энергично поддержала меня Аглая. — Он мне никогда не нравился. Пять лет девушке голову морочил — можно сказать, ее лучшие годы…
Я засмеялась, но не стала напоминать ей о том, что раньше она была иного мнения о моем бывшем кавалере.
— А платье будет? — спросила она с любопытством.
— Ты спрашиваешь о том, будет ли у меня свадебное платье? Да, конечно… Хм, далось всем это свадебное платье! Я, кстати, собираюсь его сама сшить.
— А ты сумеешь?
— Сумею. Понимаешь, я не хочу никаких покупных кринолинов. Придумаю что-нибудь такое, чего никогда и ни у кого не было… — мечтательно произнесла я. — И надену я его только один раз — в день свадьбы. Потом оно будет висеть в шкафу, как музейный экспонат.
— Да… — завороженно произнесла Аглая, и очки у нее опять сползли на кончик носа. Удивительно, как женщины любят обсуждать подобные вещи — несмотря на возраст, образование, социальный статус, они прежде всего интересуются тем, какое будет на невесте платье и в курсе ли «бывший». — А я вот слышала историю… Одна известная актриса, которой до того очень не везло в личной жизни, к очередной свадьбе собственноручно связала себе платье, а потом — распустила его до последней ниточки… Здорово, да? — Она вдруг вспомнила что-то и нахмурилась. — А я у своего, помню, отрезала рукава и перекрасила его в желтый цвет — получился неплохой летний сарафанчик. Леонид Иванович считал, что в наше время нельзя быть столь расточительной и тратить деньги на вещь, которая пригодится только один раз в жизни. Глупо, конечно…
Я просила Аглаю пока не разглашать мою тайну, но она все-таки проболталась — через некоторое время весь институт знал о том, что я выхожу замуж. Коллеги-преподаватели проходили мимо со значительным видом и заводили туманные разговоры — дескать, в наше время женщине очень важно устроить личную жизнь.