Они вместе приладили наконечники на толстые древка, туго примотав для верности пеньковой веревкой, Микулка уже начал вязать кисти для другого конца, но в полутьму кузни просунул голову Ратибор.
– Сершхан вернулся, – коротко сообщил он. – Вылезайте, садитесь за стол, как раз вечеря готова, заодно и послушаем что к чему.
Они забрались в дом, слили друг другу из деревянной кадушки, смывая копоть и серую пыль железной окалины, отерлись рушником и уселись за стол – хозяин во главе, а Микулка с друзьями, на краешке лавки.
– А я мимо бабки шел и прихватил остатки наших харчей, – Сершхан передал хозяйке увесистый мешок. – А то такую толпу прокормить – дело не легкое. Особливо Ратибора, тот вообще ест столько, сколько око зрит.
– А на вид вовсе не толстый… – улыбнулась женщина.
– Да ему просто в прок не идет, – свесив с печи ноги, отозвался Волк. – Скока входит, почти стока выходит. И не смотри на меня так! Не хочу я лежать, когда вы трапезничаете! Тоже мне, нашли хворого… Что я по башке в первый раз получил?
– Ладно, садись! – отмахнулся стрелок. – Только зазря не храбрись. Зашиб головы – дело серьезное, никогда не знаешь, каким боком вылезет. И когда. Я вот знавал одного…
– Потом расскажешь! – остановил его Сершхан. – Кушать уж больно хочется, тем более что днем нас нежданно прервали. А перебить добрый обед – не меньшее лихо, чем оборвать хорошую песню. Ничего, Ящер на том свету задаст лиходеям жару, будут воду тягать, пока ноги до ушей не сотрутся.
Он вытащил из-за пазухи ложку и причмокнув губами, принялся наворачивать исходившую паром похлебку, в ней были и куски мяса на плоских ребрышках, и вареные корни, и большие куски сытных грибов, у остальных тоже аж за ушами трещало, а надломленный каравай посреди стола источал запах горячего хлеба.
После такого обеда не до работы, Волк так вообще еле до печи добрел, завалился на полати и мигом заснул сытым здоровым сном.
– Ежели он так ест, – удивленно поднял брови хозяин. – То хворать будет не долго…
– Во-во! – кивнул Ратибор. – Меня точно ни одна хворь не берет!
– Здоров ты врать! – усмехнулся Микулка. – На Перевале чуть дубу с застуды не врезал!
– Так там еды не было вовсе! – пожал плечами стрелок. – Странно, что вообще выжил… Ладно вам скалиться! Сершхан, рассказывай, что вызнал за околицей.
– Добрых вестей мало… – нахмурился витязь. – Только та, что горожане ушли и вертаться не думают. Деревня далеко, ходить сюда незачем, разве что лихо на свои головы кликать. Коваль ведь сам товар в город носит, а больше им тут ничего не потребно. На Руси ведь оно как? До Царьгрда вроде и далеко, но дорожка проторена, хожена-перехожена, все опасности известны наперечет. А соседняя деревня хоть и под носом, а получается не ближе Царьгрда – в лесу лишь звериные тропы протоптаны, болота кругом, чего откель ждать, неизвестно. Опять же – упыри кругом, всякая нежить, твари ночные, оборотни и вурдалаки. Боязно горожанам! Это мы с вами по всей Руси вдоль и поперек хаживали, а им с непривычки? Так вот оно… Увидали как Волк обернулся, ну и замарали портки. Не мудрено… У меня у самого волосы дыбаком стали.
– Ладно, – остановил соратника Ратибор. – А каковы худые вести?
– Худо то, что жертву Змею все же уготовили. Доброту проявили, чтоб их… Не стали семью разлучать, так всех от велика до мала и приковали. Мужик, баба и девочка весен семи.
– Вот заразы… – помрачнел стрелок. – Надо идти выручать, а то ночью застудятся под дождем.
– Не выйдет! Чтоб ошибок не повторять, горожане поставили подле столбов пяток самострельщиков. Не подступишься. Им наказано уйти перед самым полднем, когда Змей у виднокрая появится. Спасти прикованных можно только если…
– Победить Змея… – закончил за него Микулка.
Над столом нависла тяжелая тишина.
– Так вот вы какие, витязи… – опустив взгляд произнес Твердояр. – Совесть мне теперь спать не даст. Накричал на вас, возвел напраслину, а вы жену мою спасли от злой участи, и весь город решили избавить. Могли бы сейчас спокойно уйти, ан нет, остаетесь, жизнью рискуете! Хотя от горожан добра не видали.
– Да что там! – отмахнулся стрелок. – За свое ты уже извинился, а мы худого не помним. Тем более правды в твоих словах больше чем кривды – на усобицах ныне многие наживаются.
– Но не вы…
– Тебе-то откель было знать? Брось, говорю! Забыли и все. А вот за помощь спасибо, без нее нам не сковать бы добрые наконечники. Так что в общее дело ты свою толику внес, так ли, други?
– Верно кажешь! – кивнул Микулка. – Вернее и некуда. А горожане просто не ведают что творят, не выучены бороться, приучились искать выход попроще. Сейчас дали жертву, отстал Змей, следующего разу тоже кого-нибудь сыщут, Русь чай не маленькая. Так и живут. И прожили бы, да только не ведают, что каждая жертва Злу, каждый шаг в сторону кривды, по простому пути, ведет к укреплению Зла.
– Не давать они тоже не могут… – пожал плечами кузнец. – Против такой силищи не попрешь. Спалит Змей город и делу конец. Это вам хорошо, вы могучие! Вчетвером два десятка погнали, с одним-то мечом. Да… А они простые, не сдюжить им.
– Неправда, – вступился за паренька Ратибор. – Их числом можно сделать гораздо больше, чем нам, четверым, пусть даже со всем умением. Беда в том, что каждый средь них сам за себя. Мне кажется, что предела человеческим силам нету вовсе, но они не в одном человеке, а в единении многих. Если бы города объединились, да не один-два, а вся Русь, то этого Змея гнилой репой закидали бы до смерти. Думаешь почему мы вчетвером друг за друга держимся? Знаем – поодиночке нам цена в копейку. Такие вот дела…
Хозяин призадумался, а стрелок пошел сменить Волку повязку.
– Ладно, – улыбнулся Микулка. – От одних разговоров дело с места не сдвинется, пойду я веревку плести, а то ведь еще поспать надо будет, завтра Боги пошлют день не из легких.
Серое промозглое утро залило светлой краской тонкую кожу оконца, взъерошенный петух натужно взлетел на соседский плетень, закричал хрипловато, разгоняя ночные страхи и зазевавшуюся нежить. Микулка уже не спал, встал до зари и теперь склонился у остывающего горна, руки старательно плели уже третью тугую косу. Непривычные к тонкой работе пальцы работали медленно, аккуратно укладывая шнуры, как выучила хозяйка – до этого выплетать косы просто не доводилось. Закончив работу, он навязал петли на концах, подхватил витые пеньковые шнуры и вышел во двор, попробовать натянуть лук.
Ратибор склонился над корытом у дровяного сарая, острый нож вышкрябывал заросшее щетиной лицо, капли дождя ерошили воду, не давая глядеть в отражение.
– Утро доброе! – буркнул стрелок, надув одну щеку.
– Кабы так… – невесело качнул головой паренек и морщась вытянул заготовленный шест из навозной кучи.
Дерево покрылось мутью белесых разводов – горькая соль за ночь проникла между волокон, пропитав их упругой крепостью, шест едва не звякнул булатным звоном, когда Микулка для пробы ахнул им оземь.
– Ого! – оглянулся Ратибор. – Сможешь ли натянуть такой лучище?
– Натянуть-то натяну, – довольно усмехнулся молодой витязь. – Выдержит ли тетива? Я три разные сплел, надо попробовать.
Он накинул петлю на один конец толстого шеста, уперев его в дровяную колоду, ухватился за другой и с силой налег, истошно скрипнув изогнутым в дугу деревом. Тут же вторая петля обвила назначенное ей место и Микулка осторожно отпустил лук. Тетива толщиной в полтора пальца сухо крякнула, принимая на себя непомерную силищу, напряглась, растопорщилась сотней изорванных нитей и со страшным треском лопнула, растерзав воздух лихим свистом распрямившегося шеста. Ратибор чуть нож с перепугу не выронил, даже присел от неожиданности.
– Ничего себе… – ошарашено шепнул он. – Ты из этого стрелять собрался? Не знаю как Змей, а я бы точно портки замарал, коль в меня с такого бы стрельнули.
Дверь во двор распахнулась, показав четыре заспанных лика, даже Волк с печи подскочил, поглядеть что там грохнуло.
– Ты гляди… – серьезно вымолвил Твердояр. – Не разнеси мне избу по бревнышку. Что, тетива не держит?
– Первая не сдюжила. Но у меня еще две, одна другой толще.
– Надо было жилы туда вплесть, только вот взять их негде.
– То-то и оно! – вздохнул Микулка и принялся прилаживать новый шнур.
Все четверо мигом скрылись из виду, даже Ратибор, от лиха подальше, заскочил в дом оставив недобритым половину лица.
Паренек усмехнулся и снова налег на лук, на этот раз тетива напряглась пуще прежнего, жесткий пеньковый пух разлохматил ее с тихим треском, но коса все же сдюжила, только шест отчетливо поскрипывал от неодолимого желания распрямиться.
– Ха! – радостно выкрикнул молодой витязь. – Держит, родимая! Эх!
Друзья выскочили во двор опасливо поглядывая на невиданное оружие, женщина стала в сторонке, любопытно вытягивая шею, а Твердояр загрохотал ногами по полу, помчался стрелы принесть.
Друзья выскочили во двор опасливо поглядывая на невиданное оружие, женщина стала в сторонке, любопытно вытягивая шею, а Твердояр загрохотал ногами по полу, помчался стрелы принесть.
– И правда держит, зараза… – зябко передернул плечами Ратибор. – Но если в руках сорвется, то хоронить будет нечего.
Хозяин вытянул из кузни стрелу толщиной с руку, наконечником хоть городскую стену вали, а сзади подвязана лохматая пеньковая кисть вместо перьев, отдал Микулке и тот весело закинул тяжелую жердь на плечо.
– Надо бы стрельнуть… Вот только куда?
– Тока не в мой дом, Богами прошу! – воскликнул Твердояр то ли в шутку, то ли всерьез. – Заброшенных ведь полно, один вон всего в трех шагах. Сразу испытаете и силу, и меткость!
– Вон тот, что ли? – спросил Сершхан, бросив взгляд через весь двор.
– Нет, там семья рыбаря живет, а этот заброшен. – хозяин ткнул коротким пальцем в невзрачную избенку, приткнувшуюся к его двору со стороны города. – Попадешь отсюда?
– С сотни шагов? – удивился паренек. – Даже стрелять не стану – соромно! Я из обычного лука с такого расстояния кленовый лист на стрелу нанижу, а уж этот надо испытывать с пяти сотен шагов, никак не менее, только цель должна быть не с лист, конечно, хотя в змеево крыло промахнуться сложно.
Он двинулся к прорубленной в частоколе дыре, поманив друзей взмахом руки, наконечник огромной стрелы тускло поблескивал недавно точеными гранями.
Вышли далеко за околицу, к самому Днепру. Так и получилось – чуть больше пяти сотен шагов до прицеленной избы. Дождь все ронял и ронял капли в промокшую землю, но густое покрывало туч стало как будто тоньше, словно небо постепенно теряло силы, как раненный зверь теряет их с каждой каплей стекающей крови. Цель была еле видна – серая промокшая стена сливалась с серым промокшим небом, но Микулка примерился и спокойно наложил стрелу. Дремавшая в нем сила налила мышцы упругой дрожью, тетива с легким потрескиванием подалась назад, стрела шершаво терлась о надсадно скрипевший лук. Друзья глядели как зачарованные, постепенно пятясь при каждом резком звуке, невольно опасались назревающей в страшном оружии мощи. Микулка дотянул витой пеньковый шнур почти до уха, заставив лук не просто скрипеть, а выть, тоскливо и страшно, как воет голодный хищник упустивший добычу, побелевшие пальцы разжались и огромный кол разорвал воздух прилаженным на конце булатом.
Через миг жуткий грохот перекатился через околицу, возвестив об удачном попадании, друзья сорвались с места и оскальзываясь на мокром, бросились поглядеть, что же там сталось с целью, но вой лука, превратившийся после выстрела в жуткий надсадный скрежет, заставил их замереть и медленно обернуться. Рога лука дрожали и медленно разъезжались, стянутые гудящим как шмель шнуром тетивы. С отчаянным треском она разлохматилась еще больше, став похожей на туго натянутый кошачий хвост, и вдруг лопнула, отшвырнув Микулку на землю.
– Чернобогово отродье! – поднимаясь пробурчал паренек. – Сорвалась с одного выстрела… Ладно, у меня еще одна осталась, самая крепкая.
– А ведь ты попал! – удивленно вытянул шею Твердояр. – С пяти сотен шагов! Да с таким луком любого ворога остановить можно! Если тетиву подобрать…
– Ну да, – усмехнулся Ратибор. – И стрелка с такой силищей. Эдак дружина у тебя получится не больно большой.
– Это точно! – вздохнул кузнец. – Такого витязя сыщешь едва ли… Зато вашего я до конца дней не забуду!
Они поднялись по размокшему склону холма и глянули на избу.
– Нда… – присвистнув молвил Сершхан. – Слабовата оказалась избенка…
Отточенный булат наконечника прошиб бревна первой стены насквозь, только зияла дыра с бычью голову, а дальняя вывалилась вовсе, обрушив потолочные балки заодно с крышей. Дом еще вздрагивал, никак не мог прийти в себя от страшного удара, косо сползло сорванное со стены бревно и звучно шлепнулось в рыжую грязь, та разлетелась тяжелыми брызгами, густо стекая по перекошенным стенам.
– Ну… – довольно почесал затылок Ратибор. – Думаю, такой стрелой змеево крыло прошибить можно. Только ты, Микула, последнюю тетиву сбереги, от нее наш успех ныне зависит.
Волк присел, оглядывая глубоко ушедший в бревно наконечник.
– Жаль только, что стрелу загубили, – вставая вымолвил он. – Не рубить же теперь колоду!
– У нас еще три осталось, – успокоил его Микулка. – Больше все равно не понадобится.
Он закинул лук на плечо, переступив через обрывки разлохмаченной тетивы и бодро направился к Твердоярову дому. Друзья двинулись следом, прикинув время по размытому тучами солнцу, их лица не светились Микулкиной радостью, в глазах отражалось скорее задумчивое беспокойство, да и говорить не хотелось – каждый уже жил ожиданием полдня.
Завтрак тоже в глотку не лез, хотя все понимали, что обеда не будет, да и ужин вилами на воде писан. Даже Ратибор без всякого удовольствия сжевал только пару цыплят, миску каши и полголовы сыра, а пиво лишь пригубил, ну может парой глотков промочил горло.
– Времени мало, – промакнув рушником губы, тихо вымолвил он. – Так что надо все хорошенько продумать, чтоб потом не наломать дров в горячке. Лук-то Микула сделал, но этого мало, потребно еще с умом его применить. Не в чистое же поле выходить супротив такого Змеища! Что мыслите?
Хозяйка убирала посуду и почти нетронутый завтрак, Твердояр сидел молча, хмурые брови нависали над очами, как крутой берег над темным омутом. Микулка призадумался и спокойно ответил:
– Мне думается, на Змея надо напасть из Днепра. До срока схорониться в воде, а как поганая гадина над столбами зависнет, бить ее влет. В чистом поле у меня случая не будет, Змей просто шарахнет огнем как узрит, вот и весь сказ. И костей от меня не останется… Река же и от огня сбережет, и от зоркого глазу.
– Хорошая думка, – согласился стрелок. – А чем мы подсобим?
– И не думайте! Коль у меня что-то не сладится, погибну один, а если и вы влезете, то вообще никого не останется. Тем более Волк от удара еще не оправился.
– Это я-то? – усмехнулся Волк. – Хорошо ж ты замыслил – без нас со Змеем сражаться… Думаешь нам меньше твоего охота? Нет, я уже в полном порядке, даже в ушах не свистит!
– Ладно тебе, не кипятись! – отозвался Сершхан. – Давайте без ума в пекло лезть не будем, других дел тоже сверх всякой меры и это чай не последнее. Наши потуги для Змея, все равно как для вола воробьиный плевок, а вот Микула со своим луком может и сдюжить. Нам же надо просто держать уши востро, сейчас все равно всего усмотреть не удастся, а по мере надобности нужные мысли сами придут. Чем меньше наперед все рассчитываешь, тем глаже потом дело деется. Али не так?
– Ну что ж… – согласно склонил голову Ратибор. – Тогда остается лишь ждать.
14.
Дождь вяло сочился из светлеющих туч, мелкие капли накинули на речную гладь тонкую паутину разбегающихся кругов, а воздух насквозь пропитался сырой серой моросью. Днепр медленно тек сквозь густую сонную тишину, только вода тихо журчала в прибрежных камнях и корягах.
Их было не счесть вдоль пологого берега: притопленные бревна поблескивали влажными, будто живыми, боками, слегка колышась на спокойных волнах, черные корни деревьев, подгнившие от вековой сырости, тянулись в небо корявыми узловатыми пальцами, шевелились, словно в призывных магических знаках. Торчащие из дна коряги, забитые тонким речным песком, лохматые травянистые островки и мелкие кочки топорщили воду, пытаясь приостановить течение могучей реки, но она не сдавалась, оббегала их медленными водоворотиками, хитро проскальзывая в узких местах и с силой пробиваясь в широких рукавах между отмелями. Мелкая гнусная мошкара роилась над ними, что-то выискивая по своим мелким надобностям, иногда крупная рыбина, выпрыгнув из воды, выхватывала из густого роя легкую добычу.
Микулка сморщился от поднятой рыбой брызг и тихонько ступил по илистому дну. Вода доходила до подбородка, щекоча кожу прохладными пальцами волн, а большой клок травы и темного ила на голове, словно шапка-невидимка, скрывал его от взора трех самострельщиков, мывших у берега ложки после сытного обеда. Только глаза чуть поблескивали в переплетении стеблей, зато мокрый ил так замазал лицо, что и с пяти шагов не признать человека – кочка и все.
Стрелки то и дело поглядывали на туманный диск солнца, боясь прозевать полдень, так что движущаяся поперек течения кочка ничуть не смущала их рассеянных взглядов.
– Может пойдем прямо щас? – встревожено почесал рыжую макушку один. – От лиха подальше…
– Ну да, – сплюнул в воду другой. – По мне что на Змея, нарваться, что на удар Рубаря… Не понравится ему, что ушли раньше срока, не выполнили его наказ! Ты ж его знаешь!
– Верно… – пригладил всклоченную бороду третий. – Тока по мне уж лучше на Змея нарваться. Тот хоть сожрет без мучений. А у Рубаря на сей счет голова добре работает… Как кого изловить, да какой пытке подвергнуть. Чернобогов сын он, вот что я вам скажу.