Он жутко закашлялся, сипя дырами а пробитой груди, губы окрасились загустевшей кровью, в глазах появилась смертельная поволока.
– А вообще скажу по чести… – неожиданно ясным голосом вымолвил он. – Струсил я, бросил в беде соратников! Хуже пса шелудивого. Как теперь после смерти предстать пред Богами и предками? А у меня дома двое сынов остались… Как им жить, зная, что отец умер трусом? Помогите!!! У меня не хватило сил вступить в битву, но я все разведал, даже ногтем на бересте карту вычертил. Разберете… Если подсобите нашим бежать из полона, то вроде как и моя смерть не напрасна. Не герой, конечно… Но все же не трус.
Он замолк и больше не промолвил ни слова, будто растратил все силы, дыхание замерло на растрескавшихся губах. По телу пробежала вялая судорога, чуть встопорщив чешуи на доспехе и это было последним движением навеки почившего витязя.
Доспех с незнакомца пришлось таки снять. Слишком тяжко в железе до леса тащить, а в степи для погребального костра дров не сыщешь.
– У него и впрямь карта! – уставился на кусок бересты Витим. – Так… Разобрать бы… Ну да, вот кромка леса, а тут начертано про уличей – пятьдесят стрелков. А это что за резы? Тоже, видать, какое-то племя, только этих уже пять сотен. Ничего себе! В лесу они значит, совсем рядом. Это что? Дозоры? Точно… Так вот ты каков, незнакомец! Тяжко тебе пришлось без оружия… Только из-за доспеха выжил, все удары на себя принимал. Вроде и трус, а коль по другому взглянуть – герой. Сунулся бы в сечу, тоже попал бы в полон, а так может какая польза и выйдет. Знать бы имя твое для верной тризны… Значит пять сотен… Не многовато для пахарей?
– Нда… – Ратибор почесал пыльную шею. – Ничего я не понимаю в последнее время… Ромей бросает целехонький корабль – необычно и странно. Мирные уличи берут в полон боевитых тиверцев – просто ни в какие ворота не лезет! У меня такое чувство, будто вокруг нас все с ума посходили. Ведут себя странно, непредсказуемо. Тут надо заранее все продумать, а то попадемся как куропатки в силок.
– И что ты предлагаешь супротив полтысячной рати? – недоверчиво спросил Волк.
– Ну уж никак не в напуск идти и не осаду ставить! Тут надобно хитростью действовать… Перво-наперво подумать, отчего они тиверскую дружину заполонили. То ли решили рассориться, то ли руки для дармовой работы нужны. Ежели первое, то нам опасаться нечего. Зайдем в их весь по нормальному, а там поглядим. Но если они робичей ищут, то с оружием нам туда соваться не след, потому как дарить свой меч я пока никому не намерен. Лучше прикинуться крестьянами, мол лучшей доли ищем, а когда случай подвернется, вдарить по самому слабому месту. В любом случае без разведки соваться нельзя. По этой карте я с точностью даже не могу сказать сколько там воинов, а сколько пленных. Уличей ясно – полсотни. А кто там еще? Кто-нибудь может прочесть эти резы, кого тут полтыщи?
Друзья задумчиво покачали головами, никто не знал племени, означаемого таким сочетанием знаков.
– Вот видите! – развел руками стрелок. – Надо все сначала разведать.
– Может из лесу поглядим? – предложил Сершхан. – Чего сразу к Ящеру в зубы соваться? Оглядимся, а потом вдарим как надо.
– Есть одна беда… Вы не обижайтесь, но из вас, кроме Волка, по лесу незаметно никто не пройдет. Я же, хоть ходок по лесам не особый, смогу спрятаться так, что птицы на мне гнезда вить начнут. Ни одна зараза не разглядит, сами знаете.
– Вот и посмотрел бы, да нам рассказал. – хмуро глянул Витим.
– А если вдруг что… – озабоченно покачал головой Волк. – Он там один останется? Нет уж. Лучше сделать так, как Ратибор говорит, всем пойти к уличам, а его в дозоре оставить.
– Без оружия? – Витим постучал пальцем по лбу. – Это ты гоже придумал, ратую. Сам и пойдешь, у меня с головой все в порядке. Не хватало еще на каких-то уличей спины гнуть до скончания веку.
– Я разве сказал без оружия? – хитро прищурился стрелок. – Я сказал, что ВЫ пойдете туда без оружия. С меня без лука все равно толку мало, а вот с луком я вам пригожусь, заодно и за мечами присмотрю, пока вы там все разузнаете. Лес густой, для меня затеряться – раз плюнуть. А вы смотрите в оба, увидите знак от меня. Какой точно я сейчас не скажу, дело по всякому повернуться может, но вы его поймете, не сомневайтесь! Как случай для напуска представится, мои стрелы вам станут подмогой и оружие будет рядом. Верное дело!
– Верное… – кивнул воевода. – Это если хочешь дармового меда на нашей тризне нажраться. Да тока не выйдет. Может пройдем хоть раз стороной? У нас дело есть поважней племенных усобиц – вражий меч отыскать, от него гораздо больше жизней зависит! Если тиверцам вообще есть угроза. Поссорятся, помирятся… Нам что за дело?
– Нас попросили… – уверенно молвил Волк.
– Что за люди… – не на шутку осерчал воевода. – Лишь бы подраться! Я же говорю, важное дело есть, а вам бы только кулаки почесать.
– Можешь идти искать свою железяку! – вспылил Волк. – Нас герой попросил о помощи, я мимо не пройду! Ратибор неплохое дело задумал, верное! Со мной кто-нить пойдет?
– Не горячись. – Сершхан грустно поглядел на рукоять сабли. – Без оружия, так без оружия. В первый раз, что ли? Я согласен.
– Тьфу на вас! – Витим сорвал со спины меч и швырнул Ратибору под ноги. – Только пахать я там не намерен, так и знайте!
Высоченные вихри пламени гудели в темнеющих небесах, искры погребального костра метались между деревьев, путаясь среди редких сумеречных звезд. Лес безмолвствовал, глядя на трех путников, склонивших головы в глубоком почтении к павшему, но их чуткие уши, привычные вычленять голос опасности из любой тишины, говорили о близком присутствии чужаков. И хотя глаза отражали только быстро темнеющий лес и мечущиеся языки огня, друзья напряглись, готовые к любой неожиданности.
– Не велик ли костер для ужина? – раздался из-за кустов насмешливый голос.
Друзья медленно огляделись, заметив несколько замазанных сажей лиц поверх наконечников длинных уличских стрел.
– Кто там прячется? – стараясь выглядеть испуганным вскрикнул Сершхан.
Халат он оставил с Ратибором, оставшись в одной исподней рубахе поверх широких портков. Поэтому вид имел совершенно не грозный.
Волк и вовсе мелькал голым пузом, но кожаные штаны на себе оставил, не срамом же ворога стращать. Витим одежку менять не стал, просто сгорбился и втянул голову в плечи.
Из-за кустов раздался дружный хохот.
– Они еще вопрошают! Сами-то кто такие?
– Мы из под Киева… – начал воевода, честно играя роль старшего. – Крестьяне, значится. Ищем лучшую долю, тоись… Где поменьше работать, да побольше пожрать. Пока не сыскали. Зато мертвяка нашли, схоронили как полагается.
– Лучшую долю! – лучники посмеиваясь вышли в отсвет костра, поняв что прятаться смысла нету. – Считайте, что нашли. Правда Боги никогда не дают все в точности. Так и тут… Работы хоть завались, а со жратвой туговато. Но с голоду еще никто не помер. Пока.
– Не… – обиженно протянул Волк. – Мы как-нить пойдем потихоньку… Работы и дома было навалом, нам бы чего получше…
– Да кто вас, скотов, спрашивает? – вмиг посерьезнев гаркнул старший из лесных стрелков. – А ну быстро вперед! Попробуйте только рыпнитесь! Будете тогда искать лучшую долю со стрелами в заднице. Ну!
Он грубо пихнул Сершхана в спину, тот не удержался и шагнув пару раз, грохнулся на колени. Витим подал ему руку и тут же получил со всего маху луком под колени, вскрикнул и повалился спиною назад.
– Ишь… Резвые! – наступив воеводе на горло, усмехнулся предводитель уличей. – Нам как раз такие нужны, лес валить. А то тиверцы дохнут как осенние мухи, видать тяжелее ложки и круглее миски в своей жизни ни хрена не видали. Ну, вперед, скоты немытые! Разлеглись…
Друзья кряхтя поднялись и гуськом заковыляли в указанном направлении, тычки, пинки, удары сыпались на них со всех сторон, туманя взор не притворными слезами. Витим очень старался не сжать кулаки, хотя ладони так и дергались от каждого резкого окрика, он еще ниже склонил голову и силился представить какое-нибудь другое место, но ничего не вышло – болючие пинки по коленям цепко держали в реальности.
Их вывели на широкую лесную тропу, трава под ногами торчала редкая, чахлая, вытоптанная частой ходьбой. Волк старательно принюхивался запоминая дорогу, но только попробовал оглянуться, в миг схлопотал тяжким кулачищем в затылок. В глазах поплыли кровавые круги.
– Я те поозираюсь, скотина… – рыкнули сзади. – Надолго запомнишь! Сам озираться забудешь, еще и детей выучишь, чтоб не озирались… Правда своих тебе боле не видать, мы тут девок не держим, да и не до них тебе станет после работы. Ну! Вперед!
В голую спину с удовольствием пнули, да так, что чуть хребет не сломился, Волк растянулся во весь рост, подавившись надрывистым кашлем. Вставать уже не хотелось, прелая листва и старая хвоя под щекой пахли успокаивающе, а ласковый вечер накинул на волосы покрывало спокойствия и прохлады. В глазах плыло, сердце колотилось тяжким молотом, но витязь нашел в себе силы подняться и шатаясь двинуться вслед за друзьями.
– Я те поозираюсь, скотина… – рыкнули сзади. – Надолго запомнишь! Сам озираться забудешь, еще и детей выучишь, чтоб не озирались… Правда своих тебе боле не видать, мы тут девок не держим, да и не до них тебе станет после работы. Ну! Вперед!
В голую спину с удовольствием пнули, да так, что чуть хребет не сломился, Волк растянулся во весь рост, подавившись надрывистым кашлем. Вставать уже не хотелось, прелая листва и старая хвоя под щекой пахли успокаивающе, а ласковый вечер накинул на волосы покрывало спокойствия и прохлады. В глазах плыло, сердце колотилось тяжким молотом, но витязь нашел в себе силы подняться и шатаясь двинуться вслед за друзьями.
– Смотри, Шамыга, не зашиби пленников! – хохотнули на предводителя. – А то Кряж с тебя все кишки повытянет… Работы невпроворот, нужно еще частокол в два ряда городить, рыть ловчие ямы, на тропах засеки ставить. Так что робичи у нас нынче в цене, особливо после того, как люд о наших переменах проведал, стал стороной обходить. Эдак скоро придется ходить до фактории, ромеев в полон брать.
Лучники дружно заржали, представляя выгоды с такого похода – ромеи совсем разжирели, драться не мастера, а добра у них хоть отбавляй. Вот и надо отбавить.
Тропа наконец вывела к огромной, вырубленной в лесу поляне: частые костры отбрасывали неверные отсветы, повсюду виднелись ямы, кучи рыжей земли, под ногами хрустела стружка, щепки, пахло сырой древесиной, немытым телом и безысходностью. Несмотря на вечерний час стучали топоры, потрескивали от натуги веревки, лохматые волкодавы с остервенелым лаем кусали воздух, а тугие хлысты жадно рвали вспотевшую плоть. Все скрипело, грохотало и двигалось.
Витим украдкой оглянулся, сосчитав в мерцающем полумраке чуть меньше полусотни работников, по большей части тиверцев, грязных, усталых, с тупым безразличием таскавших тяжкие бревна и как во сне махавших зазубренными топорами. Лучники врали – девки тут были тоже, воевода приметил троих, тягавших хворост к огню, одна, самая старшая, постоянно озиралась на возившегося в куче стружки мальчонку. Но никакого желания они и впрямь вызвать не могли, чумазые, худющие как раздвоенная снизу веревка, волосы спутались в неопрятную паклю.
Из свежесрубленной избы вышел, почесывая спутанную гриву черных волос, здоровенный мужик в потертой коричневой куртке, черные портки мелькали заплатами, но шикарно расшитый матерчатый пояс и ладные сапоги выдавали в нем предводителя всей этой шайки. Он в полглаза глянул на работавших, почухал задницу волосатой ручищей и с интересом повернулся к бредущей через стройку процессии.
– Эй, Шамыга! Растудыть тебя… – пропитым голосом взревел он. – Кого это ты приволок?
– Да так, Кряж, попались крестьяне подкиевские… – отмахнулся предводитель лучников. – Лучшей доли искали. Погляди какие крепкие, из одних жил свитые! Ладные будут робичи!
– Крестьяне, гришь?
Кряж недоверчиво взглянул на здоровенного Витима, но гораздо дольше рассматривал быстроглазого Волка и хмуро озиравшегося Сершхана.
– Эти-то крестьяне? – усмехнулся атаман, подходя вплотную. – Двое за сохой на второй день сдохли бы, а этот бугаина сохой хрен прокормится. Дурачье! Кого привели, спрашиваю?!
Он ухватил Витима за плечо, сорвал повязку и, шевеля пористым носом, оглядел рану. Снова усмехнулся и не оборачиваясь шарахнул Шамыгу в челюсть. Волосатый кулак грохнул неожиданно и зло, лук отлетел шагов на пять в сторону а незадачливый стрелок, крутнувшись в воздухе, растянулся во весь рост в куче сырой земли.
– В следующий раз подумаешь, дурень, кого сюда тягать нужно, а кого не след! Неужто сам не отличишь воина от пахаря? Ладно, подымайся! Разлегся…
Шамыга с трудом поднялся, вся рожа в приставших комьях глины, но стоял ровно, преданно заглядывая в рот предводителю. Кряж довольно оглядел его с головы до ног и обратился к Витиму:
– Кто такие, откуда пришли, за каким лешим я вам понадобился?
– Мы и впрямь бывшие ратники, да только новый князь вышиб нас из города как пособников Ярополка. Татьбой жить страшно, да и соромно, вот и стали пахать.
– А откель свежая рана?
– Тати на нас напали! Мы в драке троих потеряли, еле ноги унесли…
– Хреновые значит бойцы, не зря вас из дружины поперли! – довольно улыбнулся атаман. – Ладно, эту ночь проведут в яме, а по утру поглядим какую работу им дать, чтоб проку было побольше.
Шамыга ухватил Витима за ворот и с удовольствием шибанул коленом промеж ног, воевода согнулся, выпучив глаза, ноги не удержали, косо уронив тело на землю. Кряж пристально смотрел, как сотоварищи полоненного здоровяка безучастно взирают на корчащегося в пыли друга. В глазах мелькнула тень удивления, сменившаяся огнем торжества.
– Тащите в яму! – гаркнул он лучникам. – Кормить пока не стоит, а дальше видно будет. Утро вечера мудренее.
Витима потянули за ворот рубахи, он даже не пытался подняться, только прикрыл лицо от попадавшихся камней и поленьев. Друзья двинулись следом, глядя под ноги понурыми взглядами, пинки то и дело заставляли их спотыкаться. То ли в целой веси не было лестницы, то ли лучники поленились за ней сходить, но пленников просто скинули с края ямы, не забыв помочиться на распростертые внизу тела.
Сверху яму закрывало только звездное небо, но глубина в четыре роста и сыпучие стены не позволяли даже помышлять о побеге. Кроме того тихое бегство никак не устраивало утомленных за день витязей, они пришли освобождать тиверцев и отказываться от задуманного не собирались.
– Ну вот и устроились. – довольно молвил Волк. – Не княжья светлица, но бывало и хуже.
– Это точно! – с трудом усмехнулся Витим. – Тут хоть дерьма не по колено, как в яме у аримаспов.
– И солнце не шпарит как в сарацинской пустыне. – устроился у самой стенки Сершхан. – Красота!
Волк прислушался, потянул воздух носом, но не почуяв чужого присутствия в опасной близости, тихонько кивнул:
– Рядом никого нет, все заняты надзором за пленными. Собаки бегают повсюду, но нам они пока не помеха. Говорить можно спокойно.
– Ну что ж… – воевода сел, упершись спиной в теплую земляную стену. – Все тут ясно. Уличи укрепляют весь против напуска, робичей стерегут исправно, одних псов не меньше десятка. Надзиратели вооружены луками, так что особо не побегаешь, стоят хорошо, а трое устроились на крышах достроенных изб. Запросто не достанешь.
– Добро, что Ратибор где-то в лесу… – улыбнулся Волк. – Этому лучники до одного места.
– Знает ли он про собак? – с сомнением качнул головой Сершхан. – Эти волкодавы чужака учуют издалека, как бы беды не вышло. Хотя уши у него вроде на месте, зазря соваться не станет.
– То-то и плохо! – погрустнел Витим. – Мы не знаем точно где наш стрелок, видит ли нас и что там с его тетивой… На него надеяться надо, но самим расслабляться не след. В напуск пойдем завтра, потому как больше дня я тут надрываться не стану. Перво-наперво нужно договориться о сигналах меж собой, не говорить же как есть при вороге, а во вторую голову предупредить пленных, может подсобят чем-нибудь. Тиверцев поручим Волку, а об остальном перемолвимся прямо сейчас.
Он призадумался и начал объяснять, пальцем вычерчивая что-то на пыльном полу. Снаружи ночь быстро вступала в свои права, шум работы помаленьку стихал, только крики надсмотрщиков и лай собак разрывали сгустившуюся темноту. Тиверцев загоняли в две длинные избы, назначенные под амбары, щелкали хлысты, псы рычали и лаяли, брызгаясь пеной.
Но вокруг вырубленной людскими руками поляны лес жил привычной вечерней жизнью, вылезали из логовищ звери, просыпались ночные птицы, и нетопыри вылетали из теплых укрытий в дуплах. Серый мотылек сорвался с ветки, метнулся из густой листвы, трепещущие крылья понесли на свет догоравших костров, оставляя в воздухе незримый шлейф из пыльцы. Он уже почти бросился в пламя, когда чуткие усики уловили поток запаха, манившего сильнее чем свет. Это был запах самки, мощный, оглушающий, начисто подавляющий волю. Он тянулся длинными струями через всю поляну, взмывая к небу от жара костров, вел в лес, все дальше от губительного огня. Мотылек рванулся к желанной цели по нитям неощутимого человеческим нюхом запаха, усики цепляли пыль с тихо распускавшихся звезд.
Самка сложила крылышки на широком дубовом листе, и удачливый сородич, описав в ночном воздухе крутую петлю, пристроился рядом. Его сетчатые глаза еще отражали едва видимый свет далекого костра, усики не сбросили последние частички дыма, но что-то новое потревожило его, настолько слабое, что запах самки пересилил возникшую было тревогу. Успокоившись он приблизился к ней, не замечая в двух вершках от себя пару пристальных серых глаз на измазанном влажным черноземом лице. К подсыхающей грязной корке прилипли листья, хвоя и мелкие сучья, даже комары пролетали мимо, не чуя людского тепла под этим слившимся с лесом покровом. Ратибор незаметным движением отвел от лица ветку, все же спугнув двух бабочек, и принялся внимательно оглядывать поляну в угасающем свете костров. В память впечатывалась каждая мелочь: где разлита вода, сколько шагов между избами, где отрыты глубокие ямы и в каких местах ворог может схорониться от пущенных стрел.