Стае уже несколько часов сидел около Настиной кровати и делал вид, что читает книгу. Буквы не поддавались, мысли давили изнутри. Впервые за время работы у Сергеича он не мог спокойно исполнить его приказ. Николай, конечно, и раньше поставлял Сергею девиц – до Насти их было две. Но Стасу всегда удавалось с ними договориться – так, чтобы без нервных срывов, без особых проблем. Поначалу и та, и другая вели себя буйно – плакали, кричали. Стасу приходилось успокаивать, просить. Он ни с одной из них не был груб: терпеливо рассказывал о том, какой Сергей Сергеевич хороший человек, о том, что он не желает им зла, что нужно просто посмотреть на вещи другими глазами. Сам он, конечно, не очень-то верил в тот бред, который нес, но девиц пронимало. Он рассказывал, что раньше ведь и замуж-то на Руси выдавали, не спрашивая согласия невесты. И ничего, жили, и чаще всего «душа в душу». Ведь что нормальной женщине нужно: богатство и любовь. С первым тут – вообще без проблем. Огромный дом, сад, бассейн. Делать ничего не нужно – на все есть прислуга, какие угодно тряпки, какая хочешь еда. И любви – хоть отбавляй: у Сергея Сергеевича такой темперамент, не заскучаешь. Правда, не без заскоков, но до де Сада ему, слава богу, далеко. К тому же Николай заранее был осведомлен о склонностях хозяина и старательно поставлял подготовленных девок. Что-то только эта Настя совсем не похожа ни на одну из них.
Девицы поначалу задумывались, потом обрушивали на Стаса тирады: «Какой гад Николай», потом понимали, что неплохо было бы и им чего-нибудь отхватить. Называли суммы – каждая в меру своей скудной фантазии, – Сергей Сергеевич платил. Дальше все уже было просто и ясно. Девушки вживались в роль избалованных наложниц, забывали обо всех проблемах, которые им приходилось решать в обычной жизни. Здесь, конечно, тоже не все было гладко. Но причуды Сергея Сергеевича вполне можно было перетерпеть. Девицы хоть и высказывали Стасу регулярно по этому поводу претензии, но в целом выглядели вполне довольными. Одна даже положила глаз на Стаса и пыталась в отсутствие Сергея совратить его. Тот устоял. Беда была в другом – любовницы Сергею быстро надоедали. Несмотря на буйство фантазии, на то, что ему ни в чем не было отказа, каждая из них не прожила в доме Сергея и года. Первые несколько месяцев хозяин выглядел счастливым и довольным, затем скучнел, потом начинал раздражаться и практически переставал приезжать. «Все, – говорил он Стасу однажды. – Больше не могу. Она стала шлюхой. Ведет себя, как шлюха, говорит, как шлюха, смотрит, как шлюха. Избавь меня от этой твари, к чертовой матери!»
И Стае избавлял. Приходилось сочинять правдоподобную историю, чтобы отправить впавшую в немилость пассию восвояси: первой хватило информации о том, что хозяин разорился. Вторая оказалась более настырной и успокоилась только тогда, когда ей объяснили, что хозяин тяжело, неизлечимо заболел и навсегда уехал в Израиль. А дом продается. Стае отвозил рыдающих девиц назад, в Москву. Сочувствовал. Советовал оправиться и начать новую жизнь. Об их дальнейшей судьбе он ничего не знал. И знать не хотел. Возможность того, что они встретят Сергея Сергеевича где-нибудь в Москве, была ничтожна. Слишком разная среда обитания. Параллельные миры.
В милицию пойти они бы тоже не рискнули. Во-первых, понятия не имели, где конкретно находился дом, в котором их держали, – за ворота их никто не выпускал. Во-вторых, никоим образом они не могли доказать того, что их привезли туда против воли – свидетелей не было. А о Николае только и знали, что зовут его Николай. Ни адреса, ни фамилии, ни места работы. Одним словом, если и были у них желание и возможность кого-то обвинять в своих бедах, то только себя.
Настя заворочалась в постели. Стае от неожиданности выронил из рук книгу – так глубоко задумался, что забыл о том, что в комнате не один. Девушка открыла глаза, посмотрела в потолок, обвела комнату непонимающим взглядом и, вспомнив наконец, где находится, поморщилась, как от зубной боли.
– Который сейчас час? – тихо спросила она.
– Сейчас – четыре, – ответил он.
– Почему я так долго спала? – все тем же бесцветным голосом прошептала Настя.
– Наверное, все-таки лекарство подействовало, – смущенно, извиняющимся тоном объяснил ей Стае. – Но это не вредно, не бойся. Зато ты выспалась.
– Голова болит, – пожаловалась она.
– Хочешь, таблетку дам? Только сначала лучше поесть – на пустой желудок анальгетик не пьют.
– Есть не хочу, – Настя села в кровати. – Мне надо в ванную. Вымыться.
– Хорошо. – Стае обрадовался, что она больше ни о чем его не спрашивает, не выпытывает никаких деталей. – Давай я тебе воду налью, а ты пока возьми халат – там, в шкафу.
Стае скрылся в ванной комнате, но дверь за собой не закрыл. Настя встала, завернувшись в одеяло. Подошла к шкафу, взяла с полки белый махровый халат. Надела. Потом подергала ручку на двери в комнату. Дверь была открыта – и то правда, чего ради ее запирать, если бежать все равно некуда. Вокруг дома высоченный забор. За забором – вода и лес.
– Готово, – Стае радостно смотрел на Настю. – А ты молодец, выглядишь гораздо лучше, чем утром. – Настя не ответила. – Иди. Только дверь не закрывай. Подглядывать не буду, – попытался пошутить он.
– А мне все равно, – Настя прошла мимо, намеренно сильно толкнув его плечом.
Полчаса она лежала в ванне. Снова и снова подливала горячую воду. Оттирала кожу мочалкой, уходила с головой на дно. Каждые две минуты Стае спрашивал: «Ты там как?» или «У тебя все в порядке?» Настя бурчала в ответ что-то нечленораздельное вроде «Отстань от меня» или «Оставь меня» и продолжала лежать. Она снова думала было утопиться, но потом поняла, что это бессмысленно. Неугомонный Стае тут же ее вытащит и откачает. В конце концов, Настя вылезла из ванны и, завернувшись в халат, вернулась в спальню.
– И что дальше? – вызывающе спросила она, забравшись обратно в постель.
– Что – дальше? – Стае заметно напрягся.
– Не понимаю, что тут непонятного, – огрызнулась она. – Давай, объясняй мне мои обязанности. Это ведь тоже входит в твою компетенцию, господин управляющий. Ты же должен рассказать, что и когда мне делать. Ведь так?
– Настя, ну не надо, – Стае окончательно сник, – это все не так.
– Как же – не так?! – Губы ее от ярости побелели. – Один продает, другой покупает. Третий организует процесс. Давай! Организуй!
Стае не знал, как себя вести. Она не плакала. Не пыталась сбежать. Не билась в истерике, не кричала. И ему, и ей все было ясно, но она заставляла его называть вещи своими именами, вскрывать их, оголять неприглядную суть. Стае понимал, что не получится нести ей ту же самую чушь, которую он подсовывал тем двум девицам. О богатстве и любви, о положительных сторонах «сложившейся ситуации». То, что здесь произошло, было подлостью, чьей-то жаждой денег, а чьей-то – разврата. Стае хотел бы добавить, что он-то здесь ни при чем, но не мог. Конечно, «при чем». Еще как при чем. Поэтому просто молчал.
– Ты знаешь, – Настя говорила отрывисто и зло, – мне кажется, твой хозяин ошибся. Во мне. Зря он все это затеял. Так ему и скажи.
– Не надо, Настя. – Стае сел перед ней на кровать. – Пойми, я не хочу ненароком сломать тебе жизнь.
– Без тебя сломали, – бросила она.
– Подожди, – Стае тяжело вздохнул. – Я не совсем о том говорю. Если ты не станешь делать того, что от тебя здесь ждут, мне прикажут давать тебе таблетки. Твое здоровье будет искалечено.
– Тоже мне, напугал! – Кажется, Настя даже обрадовалась. – Давай сюда свои таблетки! Я сама их съем – все сразу, – и дело с концом.
– Настя… – Стае сделал паузу, – а ты действительно любила или до сих пор любишь Николая?
– Не имеет значения, – она отвернулась.
– Знаешь, после того как ты вчера успокоилась и уснула, – Стасу не хотелось этого говорить, но если уж можно выбирать между психотропными препаратами и запугиванием он предпочел остановиться на последнем, – мы с Сергеем Сергеевичем еще долго сидели в саду и разговаривали. Ты ему очень нравишься. И тебя он без твоего согласия не тронет. Но если ты будешь сопротивляться…
– Тогда что? – Настя посмотрела на него вызывающе, прищурив глаза.
– Тогда ему придется сделать так, чтобы Николай погиб. Потому что вся ответственность лежит на нем. Николай взял за тебя большие деньги. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
Стае отвернулся и зажмурил глаза – он ненавидел сейчас себя так, что все внутри дрожало. Настя в ответ молчала. В глазах ее стояли слезы, вызванные злобой и отчаянием.
– Если Сергей Сергеевич заплатил эту сумму зря, – с трудом продолжил Стае заготовленный Сергеичем монолог, – Николай ответит. Его задача не только подобрать и обучить девушку, но и не создавать хозяину проблем. А он, судя по всему, создаст. Он виноват, что ты его полюбила, понимаешь?
Настя закрыла лицо руками и разрыдалась в голос. Она долго не могла остановиться, и Стае, в полном отчаянии, смотрел, как вздрагивают ее плечи, как она захлебывается собственным плачем. Постепенно рыдания стихли.
Настя закрыла лицо руками и разрыдалась в голос. Она долго не могла остановиться, и Стае, в полном отчаянии, смотрел, как вздрагивают ее плечи, как она захлебывается собственным плачем. Постепенно рыдания стихли.
– Что мне надеть? – Она подняла голову и посмотрела красными от слез глазами Стасу прямо в лицо.
– Умница! Солнышко мое! – Он моментально вскочил со стула и извлек из шкафа скромное, но очень элегантное синее платье. – Я за дверью буду, хорошо?
И, не дожидаясь ответа, выскользнул в коридор.
Ужин был накрыт в столовой. Изящная обстановка, изысканная посуда, свечи, хрусталь. Настя ела молча. Сергей Сергеевич вполголоса обсуждал со Стасом домашние дела: что сделать в саду, где построить беседку, кого вызвать, чтобы почистить бассейн. На ласковые вопросы хозяина: «Настя, вам положить еще салат?», «Попробуете мидий?», «Выпьете вина?», Настя отвечала молча – либо утвердительным, либо отрицательным кивком головы. В какой-то момент она поняла, что есть достаточно, и отодвинула тарелку. Она не ощущала насыщения, как до этого не чувствовала и голода. Просто вроде бы хватит.
Сергей Сергеевич встал. Стае тоже. Настя долго возилась, раскладывая на столе льняную салфетку, потом нехотя поднялась. Сергей Сергеевич осторожно взял ее за руку и почувствовал, что весь трепещет. «Как мальчишка, черт возьми!» – подумал он про себя. Эта мысль доставила ему даже большее наслаждение, чем сам факт дрожи от вожделения. Он демонстративно увел Настю за руку в свою спальню, и дверь за ними закрылась. Стае плюхнулся на стул, с которого встал минуту назад, обхватил голову обеими руками, словно силясь ее раздавить, и стал раскачиваться влево-вправо, влево-вправо. Как маятник…
Сергей Сергеевич стал приезжать теперь каждую пятницу и оставаться на все выходные. Иногда вырывался с работы и посреди недели – чтобы провести ночь с Настей и ни свет ни заря, перебравшись на заднее сиденье своего «Мерседеса», спать по дороге в Москву. Стае не мог припомнить, чтобы хозяин когда-нибудь, за всю историю существования этого чертова коттеджа, так часто здесь бывал. Он постоянно являлся с цветами, книгами, украшениями и еще какими-то подарками для Насти. Она складывала все это под кровать, а Стае извлекал и заботливо расставлял по местам: цветы – в вазу, книги – на полку, украшения – на туалетный столик. С появлением хозяина Настя немела и превращалась в передвигающуюся по дому статую. После его отъезда она целый день сидела, уставившись в одну точку. И только на вторые сутки начинала оживать. Стае, всегда такой преданный хозяину, благодарный ему, молил теперь только об одном – чтобы тот как можно дольше не появлялся. Как-то Сергея Сергеевича не было пять дней кряду, и Настя успела за это время снова превратиться в живого человека: разговаривала, читала, гуляла, даже изредка смеялась. Но стоило Сергеичу вернуться, и она застывала, как изваяние. А он ничего не замечал. Разговаривал с ней, безответной, таскал ее за собой, показывал новые картины, заставлял танцевать с ним и уводил в свою спальню. Судя по довольному и загадочному лицу хозяина, в спальне Настя неизменно оказывалась на высоте.
Однажды Сергеич приехал совсем уж поздно – был первый час ночи. Настя давно закрылась у себя, а Стае, листая альбом с репродукциями Лотрека, сидел в гостиной. В последнее время он вообще не мог заснуть раньше четырех утра, а в семь уже вскакивал как ошпаренный. Тяжелые мысли не давали ему покоя: Настя с каждым днем выглядела все хуже, все глубже замыкалась в себе. Он-то, наивный, думал, что и в этот раз все будет как всегда – девушка постепенно привыкнет к хозяину и начнет получать удовольствие от богатой и легкой жизни. Но с Настей все было не так. Да еще эта болезненная привязанность к Николаю – угораздило ее по-настоящему влюбиться в такого подонка. Да он же мизинца ее не стоит! А она до сих пор время от времени: «Николай говорил», «Мы с Николаем были». Правда, тут же осекается и долго молчит, но и идиоту понятно, что не выходит он у нее из головы. Даже после всего, что с ней, бедняжкой, сделал. Ну, вот пойми ты этих женщин!
Стае нехотя поднялся с кресла, заслышав шум заезжающей во двор машины, и, тяжело вздохнув, пошел встречать хозяина. Так надеялся, что того сегодня нелегкая не принесет. Поди ж ты, приперся!
Сергеич дождался, пока Стае откроет ему дверцу, и вылез из автомобиля.
– Где Настя? – спросил он вместо приветствия.
– У себя. Спит, – Стаса удивило озабоченное выражение его лица.
– Точно?
– Ну конечно. Час назад проверял.
– Ладно, – Сергей пошел сначала к дому. Потом, видимо, передумал и, обойдя коттедж, направился в беседку. Стае поплелся за ним.
– Ты знаешь, – Сергей сделал паузу, садясь на скамью, дождался, пока усядется Стае, – мне сегодня сообщили, что Николай покончил с собой.
Стае почувствовал, что воздух вокруг стал горячим и едким, как дым от костра. Нет. Ну только не Николай. На него это было совершенно не похоже: он производил впечатление жизнелюба, искателя чувственных удовольствий, циника до мозга костей. Не мог же он вот так просто взять и от всего отказаться! Хотя кто его знает на самом деле. Чужая душа потемки.
– Я ни при чем, разумеется! – выплюнул Сергей Сергеевич в ответ на вопрос в глазах Стаса, который появился там сам собой. – Меня он куда больше радовал живым. Да и пользы от его смерти никакой. Кому было надо?!
– А как? – Стае не смог больше произнести ни слова.
– Да так, – Сергеич тяжело вздохнул. – Пришел домой, взял револьвер, который Женька ему от переизбытка чувств тогда подарил, идиот, и выстрелил себе в висок. По крайней мере, в ментовском отчете все так и значится. Ладно хоть не подставил никого – записных книжек не нашли. Мобильный тоже пропал. Оставил только завещание у нотариуса.
– На Настю? – не подумав, выпалил Стае.
– Вот дурак! – обругал его Сергеич. – Только этого нам не хватало. На родственника своего какого-то, я не вникал.
– А когда это… произошло? – Стае вдруг задрожал.
– Самое смешное – давно, – Сергей Сергеевич вздохнул. – Да уймись ты! – брезгливо бросил он, заметив, как колотит Стаса. – Где-то через месяц после приезда сюда. Он мне звонил незадолго до этого, хотел знать, как Настя. Я его послал.
– Не может быть, – бессмысленно пробормотал Стае. – Значит, из-за нее.
– Хрен его знает! – Сергеич в сердцах сплюнул на подстриженный газон. – Нам-то какое дело? Да и вообще, вряд ли кто о его смерти узнал бы – не бог весть какая фигура, если б не Женькин подарок. Пистолет-то Женька на свое имя покупал, отморозок. Николай, конечно, на себя перерегистрировал, но Женьку все равно вызывали для дачи показаний.
– И что?
– Сказал, что тот продал ему по дружбе картину одного интересного художника. Вот и захотелось отблагодарить. А у Николаши и вправду все стены в коридоре какой-то мазней французской увешаны. Менты и отстали. Решили, что он в самом деле живописью занимался. Не хватало только, чтобы всплыло, чем он на самом деле промышлял. Так что имей в виду – ты его вообще не знал. Я – тем более. Понял?
– Да, Сергей Сергеевич, – Стае отвел взгляд.
– И вот еще, – Сергеич приподнял его лицо за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. От жестких пальцев по коже разбегались холодные, склизкие, словно черви, мурашки. Стае едва сдержался, чтобы не отшатнуться.
– Что? – только и выдавил он.
– Насте – ни слова, – Сергеич больно сжал его подбородок. – Ты меня слышишь? Для нее он – живой. Потом узнает. Когда-нибудь. Сейчас она нужна мне, а живой Николай – гарантия ее послушания. Понял?
Сергей Сергеевич плотоядно ухмыльнулся, зевнул – изо рта пахнуло вонью разложения так, что Стае невольно закрыл обеими ладонями лицо.
– Не ссы, – жест Стаса Сергеич расценил как проявление страха, вызванного смертью Николая, – ниче с тобой не будет. Иди спать, поздно уже.
Глава 5
В ту ночь Стае так и не заснул. Он ворочался с боку на бок в своей горячей постели и думал о Насте. О том, каким смертельно усталым стал ее взгляд за последние три месяца, о том, как она морщится, когда по приказу Сергеича звонит родителям по громкой связи и в очередной раз врет, будто у нее все хорошо. А мать кричит в трубку, чтобы дочь немедленно возвращалась в Москву – учебный год уже начался! И отец из глубины комнаты добавляет подобно грому, что у него больше дочери нет, что и честь, и совесть променяла она на постель с каким-то проходимцем Колей. Не для того они с матерью кормили ее, растили, чтобы получить на старости лет такую оплеуху. Заканчивался этот монолог словом «неблагодарная», после которого каскадом сыпались короткие гудки. Настя после звонков домой долго плакала, горько и безутешно, а Стае молча страдал и ненавидел себя за то, что не в силах все изменить.
Еще он думал о тонких красных ссадинах на ее спине, о синяках на худеньких запястьях, о том, что, если нет специальных указаний хозяина, она всегда надевает теперь только наглухо закрытые платья. День за днем из нее осязаемой струйкой утекала жизнь. День за днем ручей этот наполнял хозяина похотливым восторгом. Стае представлял себе, как Сергеич хватает Настю жесткими пальцами (он твердо запомнил мерзкое ощущение от их прикосновений на своем лице), как дышит смрадным дыханием прямо в лицо, а она не смеет даже пикнуть, даже поморщиться, стойко охраняя жизнь другого человека. Человека, который предал ее, который умер.