– Может быть. Итак, кого мы имеем в подозреваемых, Наталья Евгеньевна?
– Первый в списке подозреваемых – сам Кагоров.
– Да, – согласился Вова Лесовский. – Он один знал, что жена пойдет с ним. После ее смерти ведет себя не очень… Не убивается, одним словом. И девицам всяким сомнительным подмигивает. Кстати, а кто ее пригласил? Что по этому поводу говорит хозяин дома?
– Хозяин дома их не приглашал. Это гости его молоденькой пассии. Она побоялась, что ей станет скучно, и испросила разрешения. Он не отказал… Итак, номер один – Кагоров. Номер два…
– Жена хозяина дома и ее соперница. Кто из них кого решил отравить – вопрос. Но если яд принесла в дом одна из них, значит, произошла чудовищная ошибка, и вместо одной из них погибает Кагорова, – подхватил Вова Лесовский, перебравшись от трупа к столу и рассматривая теперь, как работают эксперты, колдуя над бокалами с недопитым шампанским.
– Номер три – молодая девица, которая, возможно, была подругой Кагорова и которая желала смерти его жене. – Наталья пожала плечами. – И последняя версия, самая невероятная, это самоубийство.
– Да, самая невероятная. – Вова охотно покачал головой. – Такой женщине при таком мужчине и при таких бабках и желать себе смерти?! Тут должны быть серьезные отклонения в психике, Наташ. А по виду не скажешь.
– Разберемся, – пообещала она, в душе тоскуя по Никите и загубленной ночи, которая повторится, нет ли, кто знает. – Продолжим опрос. А тебе, Володя, нужно сейчас произвести осмотр личных вещей всех присутствующих. Пускай, мать их, выворачивают сумки, портмоне, карманы. А кто начнет квохтать о нарушении процессуального порядка, гони ко мне, я им все объясню. Действуй!..
Муся, она же Александра Заболотнева, вошла в собственную гостиную теперь уже не как гостья, а как самая настоящая хозяйка. Окинула скорбным взглядом труп под скатертью. С неудовольствием покосилась на экспертов, не особо церемонящихся с ее дорогой посудой. С ее, заметьте, Витька сам сказал!..
Потом подсела к Наталье на диван, достала свои тошнотворные сигаретки и милостиво позволила:
– Спрашивайте!
Наталья и спросила:
– Как думаете, кто отравил Кагорову Лилию?
– О как! – Заболотнева поперхнулась дымом и конфузливо кашляла несколько минут, забыв, правда, при этом потушить сигарету. – Мало ли что я думаю. Скажу что-нибудь сейчас, а мои слова вы потом к делу подошьете! А я не права буду, и кто-то пострадает.
– Как видите, говорим мы сейчас со всеми без протокола. Просто говорим. И ваши слова и догадки я не собираюсь использовать кому-то во вред, и уж тем более вам.
– Мне?! – темные красивые глаза Заболотневой тревожно забегали по комнате. – А я-то тут при чем? Что мне с ее смерти?! Скажете тоже! Я тут лицо вообще самое незаинтересованное!
– Не скажите, – Наталья противно ухмыльнулась, как могла делать только она в их отделе, за эту ухмылку преступники окрестили ее ехидной. – Я слышала, сегодняшнюю ночь вы должны были провести с Кагоровым, Александра? Будто Виктор Иванович пригласил вас к себе для того, чтобы вы окрутили гостя, который очень даже ему полезен, важен и нужен.
– Вот лысая скотина, а! – Александра звонко хлопнула себя по бедрам. – Решил меня подставить! Сейчас все там вон за закрытыми дверями ворковал: Муся, Муся, а сам уже растрепать успел! Ну и должна была, и что с того? А Митька не один, а с женой притащился. И что мне теперь, травить ее за это прикажете? Я с ним даже знакома не была, чтобы на что-то с его стороны надеяться. Так что устранять конкурентку в лице его жены не стала бы точно. Согласитесь, глупо.
Конечно, это было не умно, но кто знает…
К тому же, не переставая ехидно кривить свой рот, Наталья порадовалась втихую, что ей удалось зацепить госпожу Заболотневу. Теперь станет языком мести, не особо заботясь, отразят ее слова на бумаге или нет. Никого не оставит без внимания, это точно.
– А кто мог желать ей смерти, как думаете?
– Я-то откуда знаю! – воскликнула Александра, не задумавшись ни на минуту. – Я же говорю, что не была с ними знакома. Слышала, да, слышала! Про самого Дмитрия Кагорова слышала. Про жену его…
– Можно подробнее?
– Ну что умница, красавица, бизнес у нее модельный. Все круто, на уровне, одним словом. Что мужа, мол, обожает. А он от нее нос воротит, или что-то типа того. Надо было такой блажи взяться: женщину ему ровесницу захотелось в новогоднюю ночь.
– Это про вас?
– Ну да! – фыркнула Александра, закидывая ногу на ногу. – Я как дура весь день по стилистам, массажистам, парикмахерам, а он…
– А он что? – поторопила ее Наталья, потому что Заболотнева внезапно замолчала.
– Да он в мою сторону даже и не взглянул ни разу.
– Ну правильно, он же с женой был, не один.
– Ай, да ну хватит вам! Будто дело в этом!
– А в чем?
– Вот в чем, – Александра собрала пальцы обеих рук в щепоти и потрясла ими возле своей переносицы. – Видите вот это?
– А что там?
– Там, уважаемая, морщины! Это возраст! Вам этого пока не понять, но поверьте, эта дрянь не за горами!
– Которая? – Наталья поежилась под ее проницательным взглядом, женщина словно внутрь ей заглядывала, будто все в душе ее как с листа читала.
– Старость! И не биологическая, что такое сорок? Сорок пять – это же не так много, правда? А физиономическая старость! Когда наша плоть начинает дряхлеть… И вот господин Кагоров из непонятно какой блажи как меня возжелал, так от меня и отказался, стоило ему тут отыскать парочку хорошеньких молоденьких ножек, которые легко можно раздвинуть, извините уж меня за такую прозу жизни! И жена его, упокой, господи, ее ангельскую душу, была тут совершенно ни при чем. Просто, когда он вошел с ней и мой супруг начал нас друг другу представлять, он уже ее заметил.
– Кого?
– Ну, эту молоденькую лихоманку, которая под руку с юным наркоманом тут хихикали. Хороша, сказать нечего! И мало того, что внешне хороша, в ней еще есть что-то такое… Что-то изнутри пышет, чего не понять ни за что, а покоя лишишься. Так ведь?
– Не знаю.
Наталью ее философские рассуждения окончательно расстроили. Неужели через несколько лет она станет так же убиваться по поводу своей подступающей старости, которая накроет ее морщинами и климаксом? Неужели станет завидовать безмятежной юности, когда всяк входящий, обежав тебя взглядом, выберет только ее?
– А я знаю, уважаемая, о чем говорю, – заверила ее Заболотнева, доставая холеными пальцами очередную сигаретку. – Так вот, наш Кагоров, как только вошел, сразу впился глазищами в эту девчонку, и потом возле нее только и вился. А когда его жена начала тут из ревности ли, из блажи какой великосветской фортели вытворять, он с этой девчонкой под лестницу улизнул.
– В смысле?! В каком смысле под лестницу? А что там?
– А там у нас тихое укромное местечко. – Александра утробно хохотнула. – У меня садовника в свое время молодого не было, а то с ним только там и уединяйся. Это же мой дом, я знаю в нем каждую щель, и знаю, что говорю. Там тебя никто врасплох не застанет, сама раньше увидишь. А тебя при этом никто. Вот он эту девчонку туда и увлек. Зачем ему я-то?
– То есть вы хотите сказать, что господин Кагоров пренебрег знакомством с вами?…
– Нет, почему же, он познакомился, поулыбался вежливо, а потом слинял, – перебила ее Заболотнева. – Сначала все пристойно было, а потом, как выпили раз, другой, третий, и понеслось. Кто под лестницу, кто куда.
– А вы где были в это время?
– Я? – она повернулась к окну, где пустовало теперь кресло, и потыкала в его сторону сигаретой. – Я там вон сидела. И с сарказмом умилялась вакханалии, которая здесь разворачивалась.
– А можно подробнее?
– Мне не жалко, – пожала оголенными плечами, несколько тяжеловатыми для такого фасона платья, госпожа Заболотнева. – Когда мы только за стол усаживались, все просто мармеладные были. Друг с другом воркуют, пылинки с лацканов и ушей сдувают. Я-то была на тот момент одна, сами понимаете, внимание никем не занято, сиди и наблюдай. Я и наблюдала. Семейная парочка напротив меня сидела: он – Сергей, солидный, с хорошими корнями, образованием и будущим великолепным. Она – Надька, без роду и племени, без гроша за душой, выскочка, не знаю, откуда, но такая вся из себя гордая. Такая… Одним словом, молодость, что тут поделаешь! Так вот, они напротив. От умиления сопли пустишь, честное слово! Сюси, пуси, через слово милый, милая, дорогой, любимая. Думаю, беременная она. Он ей пару раз ладонь на живот клал и затаивался, как если бы слушал. А она лыбилась при этом так, как могут улыбаться только беременные бабы!
– А у вас с Виктором Ивановичем дети есть? – не удержалась от вопроса Наталья.
– При чем тут мы-то?! Нет у меня детей, да теперь уже и не будет. Годы… Ладно, о чем я? Ах да, думаю, этот Серега любит свою Надежду, очень любит. И ревнует ее, как черт!
– Она дала повод?
– Она дала повод?
– Да не то чтобы повод, но… Был медленный танец. И эта молоденькая нахалка, которой я обязана тем, что Кагоров от меня уплыл, пригласила на танец свою подружку, с ней Витька мой теперь спит. Ох они и покривлялись. Им орут, аплодируют. Витька мой тоже улыбался, но вижу, не по себе ему. Не очень он, знаете, лесбиянок жалует. А тут еще его пассия взялась такое вытворять… Короче, не по себе ему было. Так и надо, между прочим… О чем это я? Ах да! А когда Серегина Надежда начала с женщиной танцевать, то вообще… Я думала, он кинется на нее с кулаками.
– На кого, на жену?
– Да нет, на нее! – и Заболотнева неучтиво стряхнула пепел в сторону трупа, накрытого скатертью. – Надька-то смущалась, конечно. А покойница разошлась не на шутку! Ее-то муженек к этому моменту уже под лестницу молодую девчонку потащил, а она наверняка видела. Вот и выделывала тут! Шоу было еще то, поверьте! До поцелуев дело дошло. Бедный Серж еле сдержался, а когда танец закончился, ушел наверх. Даже с женой разговаривать не стал, хотя она и порывалась.
– А что потом? Что было потом?
– Потом?…
Александра задумчиво постучала себя костяшкой пальца по оголившейся коленке, выражение лица у нее при этом сделалось какое-то странное. Было непонятно, то ли она в самом деле пытается вспомнить, что было потом, то ли пытается мысленно отсортировать все то ненужное, о чем следователю знать совершенно не надобно. Наталья поняла ее задумчивость именно так. Но торопить с ответом не стала, терпеливо ожидая.
– Потом все как-то разом собрались здесь. И она предложила всем выпить шампанского.
– Кто она?
– Она! – палец снова указал на труп Кагоровой.
– То есть когда все вернулись… Кстати, а откуда вернулась госпожа Кагорова?
– Она вернулась с Надеждой вместе. У той глаза были на мокром месте. А Кагорова радовалась чему-то. Ну уж не тому, что ее муженек вернулся с девкой в комнату и у той помада по физиономии размазана – это точно! Может, ей позвонил кто? Может, с Надьки долг какой давний стребовала, наконец, кто же знает, что там было у них? А может, радовалась тому, что Сергей наверх ушел, а Надежда расплакалась. Все не у нее одной плохо. Сами знаете нас, женщин. Всем же важно, чтобы не у нее одной дела говенными были.
– А они ушли вдвоем?
– Да, это точно. Ушли вдвоем после танца, уже после того, как Серж наверх поднялся. И так же вдвоем вернулись. И Лилия Кагорова держала Надьку за локоть, ну или чуть ниже, но за руку держала.
– Хорошо, так что было дальше? Кагорова предложила выпить шампанского и?…
– Все как-то загалдели разом, засуетились, начали к столу подходить.
– А кто разливал?
– Витька мой разливал. Это совершенно точно. Он и бутылку открывал. Одной не хватило, он вторую открыл.
– А бокалы стояли на столе в тот момент, когда он их наполнял?
– Нет. Ему их покойная подносила, а потом собственноручно из рук в руки отдавала гостям.
– Стало быть, бокал с ядом она сама себе преподнесла? Чушь какая-то! – не удержалась и выпалила вслух Наталья. – Получается, это самоубийство? Шампанское все пили?
– Да. До конца, не до конца, не скажу, но пригубили все.
– Значит, в бутылках яда не было. Он был в бокале. Так? Помогайте, Александра, помогайте! Нужно вспомнить все до мельчайших подробностей, а то у всех полный провал в памяти. На вас вся надежда!
Да! И польстить иногда не мешало допрашиваемому. И дать ему понять, что без его помощи ну никак! Может, следователь Заболотнева и не добра, и цинична, и жизнью поколочена, но в наблюдательности ей не откажешь.
– Получается, что она сама себя отравила? Яд самой себе всыпала? – Александра замотала головой. – Нет, этого быть не может. Тем более что она готовилась тост какой-то сказать или сообщение какое-то сделать. Значит, жить собиралась, точно! Не могла она взять и уйти из жизни при такой-то молодости, красоте и таланте! А главное – при таких деньгах!!
– Значит, кто-то ее отравил! Кто был с ней рядом? Кто держал ее бокал в своих руках прежде, чем она взяла его? Кто-то же мог его держать в руках, она могла кого-то попросить подержать, так?!
– Ну… Д-да… Кажется, так… Там какая-то суматоха произошла… – Александра снова примолкла, будто боялась сболтнуть лишнего. – Я не видела из-за спин, что произошло, но рядом с ней были…
– Кто?!
– Надька, мой Виктор и… сам Кагоров был! И знаете, я могу, конечно, что-то путать, все-таки тоже выпивала, ночь не спала, но… Последним, с кем чокнулась Лилия, был ее муж! А потом она умерла…Глава 7
– Итак, подведем итоги, Наталья Евгеньевна! – Вова Лесовский с воодушевлением и радостью теребил завязки на папке с только что открытым делом.
– А не рано ли? – Наталья поежилась.
Вернулась домой почти в десять утра. Никиты не было. Постель аккуратно заправлена. Кажется, он ее и не разбирал. Значит, ушел, как только она за дверь вышла? Может быть и так. Спрашивать она уж точно не станет. Тем более что Никита ни записки не оставил, не позвонил ей на мобильный. А ведь мог бы! Разве трудно?
Не позвонил. Не написал. Просто ушел, хлопнув дверью. Значит, не судьба?
Она расстроилась, конечно, но не так остро и болезненно, случись это не после бессонной ночи. А сейчас же просто сил не осталось на душевные мытарства. Еле доплелась до ванны. Быстро вымылась, надела халат в ядовито-зеленую больничную полоску. В нем и рухнула на кровать, не разобрав ее. Надо было хотя бы немного поспать. К трем собирались в прокуратуре. Назавтра опрос свидетелей назначен, и уже под протокол. Теперь уж никаких доверительных бесед и никакой снисходительности, тем более что подозреваемый задержан. Правильнее, не подозреваемый, а подозреваемая. И задержана с поличным, что просто наградой явилось за испытания в такую-то ночь! Новый год все же, да…
А Никита ушел, и не позвонил, и не написал ничего. Обиделся? А на что? Разве не знает, какая у них работа? Что праздники с выходными не для них в календаре помечены. Что на личную жизнь ни часа, ни минутки. А он ушел!..
– Наталья, ну почему рано-то?! – Вова сердито засопел, рассматривая в маленьком зеркале, прикрепленном к стене за его спиной, морщины под глазами. – Не выспишься как, ну просто дед дедом. Как ты ухитряешься так выглядеть? Поделись секретом, Наташ? В молоке купаешься, да?
– Это ты к чему? – она рассеянно слушала его, без конца поглядывая на мобильник, лежащий на столе перед ней.
– К тому, что вместе с тобой ночь не спали, а ты свежа и прекрасна, а у меня под глазами что? А мы ведь с тобой почти ровесники! Я даже чуть моложе, между прочим.
– Спасибо, – фыркнула она, решив просмотреть сообщения.
Может, Никита что и присылал, а она просмотрела. Телефон старинный, доставка сообщений высвечивается минут десять, а потом с экрана пропадает. Может, что и есть, а?
– Да нет, ты не обижайся. Я, наоборот, тебе комплимент делаю… – Вова отвернулся наконец от зеркала и слегка пододвинул папку к краю стола. – Так что тебя смущает в нашей подозреваемой, Наталья Евгеньевна?
– Она же не признает своей вины. От всего отказывается. Рыдает, как ненормальная, в грудь себя кулаком бьет.
– А нам надо было, чтобы она на первых минутах признательное нам подписала, так, что ли? – его рот расплылся в широченной улыбке. – Ну ты даешь! Она же прямо мне в руки попалась, когда от пузырька из-под яда собиралась отделаться. Я в холл следом за ней, когда всем было приказано личные вещи предъявить к осмотру, а она по карманам порылась и на цыпочках к выходу. Я ее окликнул, она поворачивается, а в руках-то… Конечно, она сразу его на пол швырнула, головкой замотала. Я, мол, не я и вещица не моя. Но, Наталь, все же ясно! Сама же говорила!
– Что я говорила?
Наталья нахмурилась. Сообщений никаких в телефоне не было. Кроме Светкиного позавчерашнего, насчет торта и мандаринов. Не удосужился, стало быть, наш Добрыня Никитич, как за глаза звали его дамы в их ведомстве, не счел нужным. Ну и пускай!
– Соберитесь, Наталья Евгеньевна, – шутя прикрикнул на нее Лесовский. – Вы сами говорили мне, что подозреваемая и наш вдовец подмигивали друг другу, так?
– Допустим, – она согласно наклонила голову.
– Хозяйка дома утверждает, что видела, как эти двое уединялись под лестницей, так?
– Ну!
– Если хозяйка дома это видела, это мог видеть еще кто угодно. Покойная могла это заметить, к примеру? Могла. Могла девице предъявить? Запросто! А девица ее взяла и…
– Но никто, кроме Кагорова, не знал, что его жена будет на праздновании Нового года, – задумчиво обронила Наталья.
– Если знал Кагоров, могла знать и его любовница. Даже наверняка знала!
– А она его любовница? Я к тому, что она его постоянная любовница? Хозяйка дома утверждает, что Кагоров изначально был уготован для нее. А когда вошел, то…
– Ах, да ладно вам, Наталья Евгеньевна!
Когда Вова Лесовский раздражался и у него что-то не стыковалось, или начальство не желало с ним соглашаться, он всегда начинал ей «выкать» и обращаться по имени-отчеству. Она давно привыкла и не обижалась. Истина, как известно, всегда рождается в таких вот спорах.