— Макс, ты чего? — изумленно спросил Мелифаро. — Во что ты успел превратиться, чудовище? На тебя невозможно смотреть без слез!
— Если на меня невозможно смотреть без слез, значит, я превратился в лук, — мрачно сказал я. — Логично?
— Логично, — неожиданно рассмеялся Кофа. — Оставь человека в покое, сэр Мелифаро! Пусть себе носится со своим дурным настроением, если ему больше нечем заняться…
— Извините, ребята, — виновато улыбнулся я. — Свинство с моей стороны, конечно, но я ужасно боюсь… Нет, еще хуже: мне кажется, что я должен испугаться, но у меня даже это не получается!
— А тебе очень хочется? — ехидно поинтересовался Мелифаро.
— Да нет, совсем не хочется, — растерянно признался я.
— Ну вот видишь, как все удачно складывается! Ты не хочешь бояться — и не боишься. И с какой стати ты надулся в таком случае?
Мне оставалось только криво ухмыльнуться и заняться изучением траектории полета здоровенного камня, внезапно свалившегося с моего сердца — не знаю уж, почему он свалился, но это было так мило с его стороны!
— Макс, ты не мучайся, а просто иди туда. Чем скорее, тем лучше, — посоветовал Кофа. — Ничего ведь не изменится от того, что ты будешь топтаться в этих кустах еще дюжину дней. Только растеряешь жалкие остатки своего драгоценного могущества…
— Все верно, — кивнул я. — Мелифаро, будь другом, проводи меня до трамвайной остановки! Я же дороги не знаю, между прочим…
— Впервые слышу, чтобы грань между Миром и Темной Стороной называли «трамвайной остановкой»! Вероятно, я видел слишком мало кинофильмов из твоего Мира, чтобы оценить эту шутку… Ладно, давай руку. И закрой глаза — уже слишком светло. Ты же будешь отвлекаться, я тебя знаю!
— Буду, наверное, — согласился я, закрывая глаза. — Кофа, если я все-таки никогда не вернусь с этой Темной Стороны, возьмите к себе мою собаку, ладно? Мне кажется, Друппи вас любит…
— Ты бы еще завещание написал! — фыркнул Кофа. — Тебе же самому стыдно потом будет!
— Не будет! — рассмеялся я. — У меня, к вашему сведению, ни стыда ни совести!
Мелифаро настойчиво потянул меня куда-то вперед. Я сделал несколько неуверенных шагов, а потом понял, что ходить с закрытыми глазами не так уж и сложно — если доверять поводырю, конечно.
— Только не открывай глаза, ладно? — попросил он. — А то придется начинать все сначала, а это довольно утомительно. Особенно с таким прицепом, как ты.
— От прицепа слышу! — огрызнулся я.
Мне уже было так легко и спокойно, словно я только что опустошил не одну, а целую дюжину чудесных дырявых чашек Лонли-Локли. Какая-то веселая сумасшедшая сила переполняла меня — стоило только сделать первый шаг навстречу неизбежному!
Мы шли так долго, что я успел привыкнуть к этим странным блужданиям в добровольной темноте. Я даже успел перестать удивляться тому, что привык — а на это действительно требуется много времени!
— Всё. — Мелифаро осторожно отпустил мою руку. — Можешь оглядеться.
Я послушно открыл глаза, но не ощутил особой разницы: мы стояли в таком абсолютном мраке, что даже мое недавно приобретенное умение ориентироваться в темноте здесь не работало. Я поднес руку к лицу и с удивлением обнаружил, что она начала мерцать тусклым зеленоватым светом. Я тут же уставился на вторую руку, но она оставалась обычной человеческой рукой — никакой иллюминации!
— Это все пустяки. Переменчивые игры этого смешного места, — шепнул Мелифаро. — Я остаюсь здесь, Макс. Ты можешь идти в любую сторону: это не имеет никакого значения… Если захочешь со мной связаться, просто называй меня по имени и говори со мной вслух. Орать не обязательно, я и так услышу. И не слишком переживай за свою шкуру, в случае чего я тебя оттуда вытащу — ты и пискнуть не успеешь.
— Приятно слышать. Чего я не люблю, так это пищать! — усмехнулся я. — Ладно, если так, я пошел… Или нужен еще какой-то дикарский ритуал?
— А как же без ритуала? Без ритуала никак нельзя!
— Просто честно признайся, что обожаешь обниматься, а тут такой повод!
— Ну да, особенно со всякими небритыми типами, от которых за милю разит каким-то потусторонним табаком! — фыркнул Мелифаро.
Все еще смеясь, он опустил мне на плечи тяжелые, теплые руки. Позади уже стоял загадочный двойник Мелифаро, на этот раз я даже ощутил на своей шее его горячее дыхание.
— Я запомню тебя, — бесстрастно сказали два одинаковых голоса.
— Надеюсь! — отозвался я. — У меня было много знакомых, которые тоже считали, что такое не забывается… Счастливо оставаться, ребята, и не вздумайте рассказывать друг другу страшные сказки!
Я сделал несколько неуверенных шагов в темноту и оглянулся. Разумеется, их было двое: два одинаковых четких профиля тускло мерцали в темноте. Мне даже показалось, что они оба насмешливо улыбаются… Впрочем, вполне может статься, что я просто все еще находился во власти воспоминаний о веселом сэре Мелифаро, которого здесь, кажется, больше не было.
Я пошел дальше, поскольку оставаться было бессмысленно и невозможно: не то это было место, где можно топтаться сколько влезет! Ноги сами несли меня вперед, потом мне захотелось свернуть влево — я так и сделал.
За поворотом все еще было темно, но это была другая темнота: знакомая, понятная и проницаемая темнота обитаемого места.
— Хватит, — решительно сказал я вслух, сам не узнавая собственный голос. — Я, конечно, — редкостный дурак, и сказки у меня дурацкие, а уж моя «сказка о темноте на Темной Стороне» — просто вершина идиотизма, но мне чертовски надоело блуждать в потемках. Давайте включим свет, ребята!
Все оказалось так просто — проще и быть не может. Мир вокруг меня вспыхнул такими изумительными переливами света, что голова кругом шла.
Джуффин все верно говорил: мои слова на Темной Стороне обрели силу могущественных заклинаний. А ведь, казалось бы, всего лишь глупые слова, каковых в моем болтливом рту всегда в переизбытке!..
Я огляделся. Место, где я находился, все еще было лесом — очень странным вариантом леса, неподвижным, сияющим, что-то смутно бормочущим. Был здесь и ветер, но он не шевелил ни пестрые ветви деревьев, ни полы моего дорожного лоохи, внезапно окрасившиеся в изумрудный цвет, столь яркий и насыщенный, что бедняга Мелифаро удавился бы от черной зависти! Здешний ветер легче было увидеть, чем почувствовать: его серебристые потоки медленно надвигались на меня, а потом ускользали куда-то в сторону, так и не прикоснувшись к моему лицу.
— Здесь великолепно! — восхищенно сказал я.
Меня хлебом не корми — дай поболтать вслух. Нелепая, в сущности, привычка. Но сейчас мне показалось, что и ветру, и деревьям было приятно услышать мою похвалу.
Я медленно шел вперед. Не то чтобы я действительно знал, куда теперь следует направить стопы. Не было чудесных озарений и откровений свыше, мистическое знание не потрудилось снизойти на меня, глас небес не осчастливил мой внутренний слух даже жалким прогнозом погоды. Как был я дураком, так им и остался. Зато случилось наконец такое особенное, легкое настроение, что я даже не потрудился задуматься о том, куда мне, собственно говоря, положено идти…
На этот раз я действительно не испытывал страха: какая-то часть меня отлично знала, что здесь, на Темной Стороне, нет ничего, с чем я не смог бы справиться. Скульптор не боится глины, каменщик не шарахается от чана с раствором, живописец не орет дурным голосом при виде грязной палитры. Хвала магистрам, сейчас парадом командовала именно эта, мудрая и безмятежная часть меня, прочие составляющие тихонько сидели где-то в темном углу сознания и смирно ждали своего часа.
И все-таки было в этой дивной прогулке что-то жутковатое. С каждым шагом меня оставалось все меньше… Ну, формально-то я все еще наличествовал: руки, ноги, голова и прочие достопримечательности тела, но меня постепенно покидала уверенность, что я действительно так уж близко знаком с существом, молча бредущим куда-то среди сияющих деревьев и все глубже увязающим в топком лиловом свете собственных следов…
Прямо, прямо, прямо, там большая яма, в яме той сидит Борис, повелитель дохлых крыс… — дурацкий стишок родом из детства назойливо крутился у меня в голове, и я никак не мог от него избавиться. Счастье, что у меня хватило ума не бормотать его вслух: яма и ее отвратительный обитатель наверняка не замедлили бы материализоваться! Прямо, прямо, прямо… — жалкие остатки мыслей в очередной раз забрели в сей незамысловатый тупик, и тут я наконец-то вспомнил, что пришел сюда по делу. Лучше поздно, чем никогда, конечно…
Несколько секунд я размышлял, с чего, собственно, следует начинать. Вероятно, я должен сперва истребить Одинокие Тени и только потом хлопотать о встрече с их создателем и повелителем. Значит, охота на Тени. Очень хорошо! Просто замечательно…
Несколько секунд я размышлял, с чего, собственно, следует начинать. Вероятно, я должен сперва истребить Одинокие Тени и только потом хлопотать о встрече с их создателем и повелителем. Значит, охота на Тени. Очень хорошо! Просто замечательно…
Я, конечно, помнил, что Джуффин совершал какие-то умопомрачительные физкультурные упражнения, чтобы заставить Тени подойти поближе. Но я мог не трудиться повторять его подвиг: и так понятно, что такие чудеса не про меня!
Я почувствовал себя безнадежно примитивным существом, когда истошно завопил:
— Приказываю всем Одиноким Теням немедленно оказаться в радиусе действия моих Смертных шаров!
Потом заткнулся и пригорюнился: а что делать, если Тени действительно припрутся на мой зов? Ну, спущу я свой грозный Смертный шар на этих непостижимых бедняг, а дальше? Как, интересно, я буду выкручиваться, если в финале мой Смертный шар решит пообедать мной самим, как это давеча хотел сделать его коллега?
«Но зачем тебе вообще какой-то Смертный шар, дорогуша? — спросил я себя. — Для начала рявкни на них, прикажи им исчезнуть — а вдруг подействует? Ты же здесь большой начальник, кажется…»
Я приятно удивился собственной сообразительности: с чего бы это я вдруг стал такой умный? Прислонился спиной к толстенному стволу дерева и принялся ждать. Вполне могло случиться, что этим Одиноким Теням мои грозные приказы вообще до лампочки…
Но они пришли. Почти дюжина огромных, темных антропоморфных силуэтов — жуткое зрелище! Хвала магистрам, эти существа не решались приблизиться ко мне — хотя, казалось бы, что могло быть проще, чем одним прикосновением покончить с маленьким нахальным червячком, сдуру рискнувшим связаться с чудесами, которые абсолютно не укладывались в его легкомысленной голове!
Но они даже не попытались напасть. Одинокие Тени вяло топтались на почтительном расстоянии, вели себя как простуженные посетители поликлиники, смирно ожидающие приема. Я был не лучше: тупо их разглядывал, мучительно пытаясь сообразить, что же теперь следует сделать. Но бедная моя башка отказывалась работать. Действительность ускользала от меня, растворялась в густом тумане, и я тщетно старался обнаружить в этих белобрысых потемках жалкие остатки вертлявых мыслей, собрать их вместе, построить, рассчитать на «первый-второй». Дело, очевидно, пахло керосином.
— В Мире они все еще опасны, но не здесь. И уж никак не для тебя.
Тихий, удивительно глубокий мужской голос раздался откуда-то сзади. Мне показалось, что его обладатель дышит мне в затылок. А ведь за спиной у меня должен был находиться только древесный ствол, избранный мною в качестве тыла, — и ничего больше.
— Ты убей их, как собирался. Я хочу посмотреть, — попросил голос.
— Кто вы? — хрипло спросил я.
— Я — тот, кто стоит сзади. Ну, давай же, убей их! Чего ты тянешь?
Пришлось признать, что голос, кому бы он ни принадлежал, дело говорит: мне действительно следовало сначала закончить свой сомнительный эксперимент с умерщвлением Одиноких Теней, а уже потом приступать к следующему пункту программы — каким бы он ни был, этот самый пункт.
— Я хочу, чтобы вас не стало, — громко сказал я.
Темные силуэты послушно исчезли, словно местный дежурный специалист по спецэффектам засобирался домой и выключил изображение.
— В следующий раз употребляй более конкретные формулировки, мой тебе совет, — флегматично заметил все тот же голос. — Небрежность в твоем случае непростительна.
— Кто вы? — снова спросил я и чуть не упал: толстый ствол дерева, к которому я только что прислонялся, куда-то исчез.
Я сжался в комок и молниеносно развернулся, готовый ко всему: сражаться, умирать, убивать или просто в очередной раз удивляться — что, в общем-то, устроило бы меня несколько больше…
Ничего в таком роде делать не понадобилось: сзади было все то же дерево. Просто теперь оно стояло в метре от меня. Никаких иных перемен вроде бы не произошло.
— Ты не так смотришь, — спокойно сказал все тот же голос. — Я только кажусь деревом. Выгляжу как дерево. На самом деле я им не являюсь: деревья не разговаривают вслух, даже на Темной Стороне.
Я во все глаза пялился на дерево, совершенно не понимая, что это значит: «не так смотрю»?! И что, интересно, требуется проделать, чтобы смотреть «так»?.. На всякий случай я поморгал. Разумеется, это не сработало. Оставалось только одно: снова открыть рот и потребовать, чтобы все стало, как я хочу!
— Перестань казаться деревом, — попросил я. — Я хочу увидеть тебя настоящим.
Дерево тут же исчезло. Вернее, не то чтобы исчезло: я внезапно понял — или даже вспомнил! — что никакого дерева здесь никогда не было, только густая красноватая трава, на которой, наверное, так приятно лежать… Я с трудом поборол искушение улечься на эту изумительную траву, закрыть глаза и наплевать на собственную жизнь, смерть и прочие пикантные подробности.
— Ты сказал, что хочешь меня увидеть…
Голос настойчиво напоминал о себе. Кажется, ему здорово хотелось пообщаться.
— Ну да. Дерева больше нет, но и вас тоже не видно… Или вы — трава? — удивился я.
— Нет, я не трава. Просто я снова стою у тебя за спиной. Ты не станешь возражать, если я еще некоторое время не буду тебе показываться? Мне очень желательно заручиться твоим согласием: ты вертишься, и мне довольно трудно все время перемещаться так, чтобы находиться у тебя за спиной… Глупо тратить силу на такие пустяки, но мне пока не хочется, чтобы ты на меня смотрел.
— Ладно, — великодушно согласился я. — У каждого свои причуды… Но все-таки было бы неплохо узнать, с кем я разговариваю. Кто вы, сэр?
Я устало опустился на траву. Сонная одурь, хвала магистрам, прошла, а вот ноги гудели, как после интенсивных занятий на беговой дорожке.
— Я назовусь немного позже, ладно? Ты ведь меня не боишься?
— Вроде бы нет.
— Это хорошо.
— Конечно, хорошо, — усмехнулся я. — Если я испугаюсь, я начну делать глупости. А Темная Сторона — не совсем подходящее место, чтобы делать глупости, я правильно понимаю?
— Правильно.
— А что вы, собственно, от меня хотите? — с любопытством спросил я. — Или вы просто соскучились по человеческому обществу?
— Да нет, не соскучился. Мне действительно кое-что от тебя нужно, не без того… Но я хочу, чтобы сначала ты вспомнил одну историю — так, сущие пустяки, — в качестве эпиграфа к моей просьбе…
— Что я должен вспомнить?
— Толстую книгу в темно-синем, почти черном переплете. Вернее, две книги, совершенно одинаковые с виду, хотя внутри написаны разные вещи… Они стояли рядом на книжной полке в доме твоих родителей, слишком высоко, чтобы ты мог до них дотянуться, но ты залез на стул и все-таки добрался до них, когда тебе было лет девять или даже чуть меньше — помнишь?
— Двухтомник Герберта Уэллса! — я рассмеялся от неожиданности. — Конечно, помню! А почему вы спрашиваете? Вы что, его призрак?
— Еще чего не хватало!
— Ладно, уже легче… Но зачем я должен вспоминать эти книжки? Что за страшная тайна с ними связана?
— Не страшная. Хорошая тайна, — поправил меня незнакомец. — Там был один странный рассказ, который, собственно, и послужил причиной того, что ты сейчас находишься здесь. Он изменил твою жизнь — полностью, кардинально. История про зеленую дверь в белой стене. Ты помнишь?
— Помню, — согласился я. — Еще бы я не помнил…
— И я тоже помню. Хочешь, расскажу тебе, о чем там говорилось? Это была история одинокого мечтателя, маленького мальчика, твоего ровесника, который гулял по городу, забрел на незнакомую улицу, увидел там белую стену, а в стене — зеленую дверь и вошел туда… Далее следовала пара страниц бессмысленной прекраснодушной ерунды: предполагалось, что мальчик попал в райский сад, а когда требуется описать подобное место, люди обычно начинают пороть чушь, поскольку никто никогда там не был… В общем, я до сих пор не слишком доволен этим отрывком, но это не имеет значения. Главное, что ты понял: мальчику было очень хорошо в этом чудесном саду. Вполне достаточно. Потом герой совершил глупость, нарушил некий запрет и снова оказался дома… Вернее, не дома, но в своем родном городе, на какой-то незнакомой, грязной улице. Он стоял там и горько плакал, поскольку ему казалось, что теперь все бессмысленно. Ужасный эпизод!
— Но самое ужасное началось потом, — подхватил я. — Этот счастливчик еще несколько раз натыкался на свою чудесную зеленую дверь, в самых неожиданных местах — совершенно фантастическое везение! — и всякий раз проходил мимо. Один раз потому, что опаздывал в школу, потом у него был экзамен в университете, потом еще что-то… Я был готов дать ему по морде, этому кретину, честное слово!
— Но однажды он все-таки открыл эту дверь, — мягко закончил мой невидимый собеседник. — Его нашли мертвым в какой-то канаве со строительным мусором, и друг, которому он накануне рассказал свою странную историю, никак не мог понять: нашел ли бедняга эту самую зеленую дверь, или она просто ему примерещилась… Но ты решил, что это хороший конец — в любом случае!