— А как вы-то, Татьяна, с вами все в порядке?
— В общем, да, — ответила я неуверенно, — если не считать того, что и я, и Любовь Андреевна отравились дымом до тошноты и головной боли, обожглись каждая с десяток раз и испортили на себе одежду.
— Я компенсирую, — пообещал он. — Я обязательно компенсирую. Какая сумма вас устроит?
— Какую вы сами сочтете достаточной. И прошу вас, мою компенсацию передайте тоже Андреевне. Она в бедности живет, я сама видела.
— Я обещаю! — сказал он прочувствованно. — Как только позволят дела, а то и прямо завтра…
Он запнулся на секунду и продолжил с великим изумлением:
— Татьяна Александровна! А ведь я догадываюсь, у кого из моих недоброжелателей может быть «Альфа». Какого цвета машина?
— Темно-зеленая. Я тоже догадываюсь, Семен Геннадьевич. Но давайте не будем делиться догадками, а проверим их.
Эта мысль ему понравилась.
— Хорошо! Но только так, чтобы подозреваемые, — правильно я употребил термин? — ничего не заподозрили.
На прощанье он поинтересовался, как идет предварительное расследование, и я попросила подготовить все необходимые нам бумаги, пообещав подписать их при первой возможности.
Распрощались мы вполне довольные друг другом.
Глава 4
Выехав на шоссе, я заторопилась. Я спешила так, что приходилось сдерживать себя, чтобы не гнать машину на предельной скорости. Вражеская «Альфа» унесла отсюда интересующего меня человека несколько часов назад, дав ему прекрасную фору, и шансов встретить его в квартире Валерия Рогова у меня было мало. Не удивлюсь, если, приехав на место, обнаружу там вереницу пожарных машин, всеобщую суету, черные, закопченные стены и груду мокрых головешек на бетонном полу.
Причина поджога дачи была ясна для меня. Поджигатель искал здесь нечто жизненно важное для него и не нашел. То ли это нечто было надежно упрятано от посторонних глаз, то ли его вообще там не было.
Точно так рассудил и поджигатель и для перестраховки решил спалить строение, чтобы иметь гарантию, что ненайденное им не попадет в чужие руки. Но этим дело ограничиться не могло. По логике, то, что он искал, вполне могло быть упрятано и в городской квартире Валерия, так что имело смысл повторить всю операцию в Тарасове. Это если он начал с дачи, а не с квартиры. Скорее всего так оно и есть, потому что в загородный, одиноко стоящий коттедж, тем более в пустующий, залезть и сжечь его намного проще, чем квартиру в многоэтажном доме.
Радовало меня и то, что место для поджога неприятель выбрал рядом со шкафом с видеокассетами. Стало быть, не нашел он или какую-то из них, или то, что могло поместиться между ними. Вряд ли весь этот тарарам был устроен ради копии какого-нибудь голливудского шедевра. Нет, здесь иное. Не знаю, как там в отношении шедевров, а несколько коробок с пленками из этого шкафа стучались сейчас друг о друга в сумке на заднем сиденье моей машины. Уж не в них ли все дело?
«Танечка, с этой минуты настало время соблюдать осторожность!» — сказала я себе после здравого размышления над тем, что людям, способным сжечь целый дом из-за коробки с видео, не составит проблемы решиться на попытку убить саму Татьяну Иванову, чтобы заполучить свое, кровное.
И все-таки в город я влетела на недопустимо высокой скорости.
Квартиру Рогова я нашла быстро — в единственном на всю округу старом, добротной постройки пятиэтажном доме с лепниной над окнами. «Дворец для народа» — так, кажется, назывался этот стиль в предвоенные времена. За аляповатым, но не лишенным привлекательности фасадом некогда скрывался настоящий людской муравейник — три подъезда коммуналок. Надо полагать, что Валерий Рогов не в коммуналке жил.
Квартира его не поразила меня великолепием. Совсем наоборот, она производила впечатление жилья, хозяева которого существуют, едва сводя концы с концами. Две комнаты, прихожая, коридор, кухня заставлены мебелью далеко не роскошной. Зная приблизительно доходы Валерия, можно сказать, что здешний хозяин жил не по средствам, вернее, не использовал имеющиеся средства. Единственное, на чем задерживался взгляд, — небольшой рояль, стоявший между книжным шкафом и стареньким раскладным диваном. «JAZZ!» — было аккуратно наклеено на его крышке бумажными, разноцветными буквами. Очень может быть, что эта надпись — свидетельство присутствия здесь в прошлом Галины Канифоль.
За дело я принялась, задавшись вопросом: «Был ли тут кто-нибудь до меня?» А если был, то как давно? И чем интересовался, где и что искал. Это было несложно, потому что никакая Любовь Андреевна не ходила сюда убираться. И вообще, пыль здесь не вытирали с незапамятных времен, и она лежала на всем слоем, вполне достаточным, чтобы сохранить на себе след от малейшего прикосновения.
Следы, конечно же, были. Но тоже давние. Не меньше полутора-двух недель прошло с тех пор, как в квартире последний раз побывали люди. И скорее всего принадлежали они самому хозяину. Нехорошее чувство шевелилось в груди, когда я смотрела на полосы — отпечатки рук на столешнице и крышке, закрывающей рояльную клавиатуру. На ложку, забытую в раковине на кухне. Ванна была до краев наполнена водой, и смятое полотенце валялось рядом с ней на деревянной, окрашенной в розовый цвет скамейке.
Я приступила к поискам и начала их с письменного стола, на поверхности которого пыль была потревожена особенно сильно. В верхнем его ящике, кроме вороха старых газет, ломаных карандашей и старого кинжала в деревянных ножнах, ничего не было. Полки тумбы были пусты, если не считать двух фотографий и мягкой папочки из тонкого прозрачного пластика, в которой было несколько бумажек со штемпелем «Фавора» в верхнем углу каждой и компьютерная дискета. Нет, проштемпелеваны оказались не все листы, но это было неважно. То ли какой-то договор, то ли соглашение с восклицательными знаками, проставленными на полях шариковой ручкой. Хозяина всего этого больше нет.
Я скрутила документ в трубку, завернула в лист чистой бумаги, нашедшейся тут же, и вместе с дискетой уложила все в сумку, уверяя себя, что это не воровство.
На фотографиях оказались сам Валерий, снятый при полном параде, и молодая смеющаяся девушка. Галина? Или Валентина Горелова? Нет, фотографии мне были не нужны.
Я вернула их в ящик, а дверцу тумбы закрыть не успела — услышала звук поворачиваемого в замочной скважине ключа и скрип открывающейся двери. В первый момент даже оторопь взяла — от неожиданности, а потом подумала, что через несколько секунд войдет сюда хозяин и застукает меня на месте преступления.
Тьфу, наваждение! Долгожданные гости пожаловали!
Судя по шагам, это была женщина. Она была одна и не заботилась об осторожности. Уверенно хлопнула дверью и по-хозяйски прошествовала по коридору на кухню.
Я уселась на стул у окна, сообразив, что солнце светит мне в спину и что рассмотреть меня с порога комнаты будет непросто.
На кухне зашумела льющаяся из крана вода и звякнул стакан. Я приготовила сигарету и негромко позвала:
— Валентина!
Стакан грохнулся в раковину, разлетелся вдребезги, и наступила тишина. Можно прикуривать. Я представила, каким громом показался ей щелчок зажигалки. Мелькнула мысль, что она бросится сейчас к входной двери, ускользнет, и я разом лишусь всех своих преимуществ.
— Иди сюда, Валентина, — позвала я еще раз, выпустив дым. — Давай с тобой знакомиться.
Теперь уже не по-хозяйски, а медленно и нехотя двинулась она в сторону комнаты.
— Познакомимся, — согласилась она еще из коридора. — Пора. Хорошо бы по-доброму.
«Вряд ли», — подумала я.
Валя Горелова была невысокого роста, с короткой стрижкой и приятным лицом, самой заметной частью которого были глаза — большие, широко расставленные и невозмутимо-спокойные. Умные. Чуть подкрашенные, в меру пухлые губы и горящие естественным румянцем щеки. Голову она держала слегка запрокинутой, и это придавало ее облику выражение независимости и легкого, необидного вызова. Довольно симпатичная.
Она, прищурившись, вгляделась в меня и, прислонившись плечом к дверному косяку, вздохнула.
— И что Татьяне Ивановой, частному детективу из города Тарасова, здесь понадобилось?
Эх, овца ты неосторожная, процитировала наизусть мою визитку. Теперь вопрос возникает: видела ли ты ее, то есть встречалась ли с Ребром или он тебе ее прочел по телефону? Я бы на твоем месте сыграла недоумение в отношении моей персоны. Так было бы умней.
— Татьяна Иванова предложила познакомиться и предпочитает молчать? Я не понимаю.
Не из застенчивых ты, Валюша.
— Садись. И будем сразу на «ты». Разница в возрасте между нами невелика.
— Ты держишься как хозяйка, — усмехнулась она, прошла и села в кресло, в то, что стояло в углу, возле меня. Чтобы постоянно иметь ее перед глазами, пришлось повернуться на стуле так, что подоконник оказался у меня под локтем.
— Мы обе здесь в гостях у покойного Валерия Сергеевича Рогова, — сказала я со скорбным выражением лица.
Одета она была не по сезону легко — кроссовки, спортивные штаны с широкими ядовито-желтыми лампасами и желтая же тонкая футболка с большими черными буквами «NO» на груди. По улице в таком виде она идти не могла.
Окно, возле которого я сидела, выходило во двор, и, глянув в него, я увидела с высоты третьего этажа темно-зеленую «Альфу», стоящую под старым раскидистым вязом.
Ну что ж, все оказалось так, как я и ожидала.
— Да, мы у него в гостях, — нарушила молчание Валентина. — Непрошеными гостьями. Что будем делать? Займемся приоритетами?
— То есть выяснением, кто из нас главнее на данный момент? — Я даже рассмеялась от неуместности такого предложения. — Нет. Пусть это определится само собой, в процессе общения.
— А ты уверена, что мне хочется с тобой общаться?
«Вчера хотелось, — подумала я, вспомнив о ее просьбе позвонить, переданной мне Ребровым, — что изменилось?»
— Представь себе, я тоже не горю желанием. Но куда деваться, если наши пути пересеклись таким странным образом. Думаю, что заинтересую тебя, когда отвечу на твой вопрос. Я здесь для того, чтобы то, что ты ищешь, не попало в твои руки.
Я обрадовалась ее удивлению. Такого она не ожидала.
— Ты можешь попытаться уверить меня, что не ищешь ничего и что сюда привела тебя ностальгия по прошлому, тоска по безвременно ушедшему Валерию, но я тебе не поверю.
— Почему? — подняла она брови. — Это так естественно.
— Потому что ты ездишь на темно-зеленой «Альфа-Ромео».
Валя помолчала, подумала и сочла уместным возмутиться:
— Не понимаю, при чем здесь машина?
Я решила запутать ее еще больше.
— Ты человек состоятельный и наверняка разбираешься во французской парфюмерии. Скажи, сделай милость, какими духами я пользуюсь?
Наконец-то она начинает нервничать!
— Не люблю, когда говорят загадками! — проговорила она раздраженно. — Нельзя ли попроще? Для средних умов, а?
— От меня пахнет дымом. Я приехала сюда прямо с пожара на даче Семена Геннадьевича Рогова. Я торопилась, потому что эта квартира тоже могла внезапно загореться, и тогда искать здесь что-то было бы бессмысленно. Ты все еще не понимаешь? Я могу продолжить. Пожар на даче начался сразу после отъезда оттуда темно-зеленой красавицы.
— На свете много «Альф», и темно-зеленых тоже хватает, — не сдавалась Валентина.
— Совпадение? Согласна. Пусть будет так. Но это уже тройное совпадение. «Альфа» такого цвета в первый раз отошла от дачи буквально за несколько минут до того, как там нашли мертвого Валерия. Во второй раз — сегодня, при уже горящей комнате с хозяйской видеотекой. И… вот она, под окнами квартиры покойного. Я тебя ни в чем не обвиняю, упаси бог, но согласись, что тройное совпадение невольно наводит на мысли…
— О моей причастности к происшествиям на даче, где жил Валера? — перебила она меня, и ничего не осталось, как согласиться.
— Это не я, это ты сказала, — подчеркнула я в образцово-дипломатичной форме, приберегая раздражение для окончания разговора.
— К большому моему сожалению, я ничем не могу доказать свою непричастность к этим происшествиям, — проговорила она задумчиво. — Впрочем, как и ты — мое участие в них.
— А мне и не надо ничего доказывать. Я частный, обрати внимание, частный детектив, и наказание виновных редко входит в мои планы.
— Какие же цели ты преследуешь в этом случае?
— О! Это уже информация! — возмутилась я. — И она имеет свою цену. Ты знаешь, что такое допрос? Это грабеж информации. Получение ее даром. Тебе не кажется, что ты пытаешься меня допрашивать? Я могу ответить тебе, но только в обмен на равноценную информацию.
— На какую же? — спросила она осторожно.
Я нагнулась к письменному столу и достала из него фотографии Валеры и его подруги, протянула ей. У Валентины сдвинулись брови и сжались губы. Фотографии она не взяла, и я получила возможность рассмотреть их еще раз.
— Ты не находишь, что для полноты картины неплохо было бы иметь здесь и фото Евгения Реброва?
Она молчала, прикрыв губы ладонью, а когда я повернула к ней голову, быстрым движением отвела руку от лица.
— Как дорого для тебя то, что ты ищешь, Валя? И дорого ли это для Екатерины Дмитриевны Гореловой?
— Я вижу, ты начинаешь издеваться? — спросила она грозно.
Ее вопрос был пустой, и я оставила его без ответа. Вернулась к фотографиям и, показывая на них, продолжила свою тему:
— Я думаю, что Реброва это тоже могло бы как-то заинтересовать. Странно, но он до сих пор сохранил теплое чувство к Галине Канифоль.
У Валентины сама собой опустилась голова. Она закрыла лицо рукой и с силой надавила пальцами на глаза. Я ждала, давая ей возможность справиться с эмоциями, а когда вновь увидела ее лицо, оно потеряло большую часть своей привлекательности.
— А ведь я, Валя, на даче, как и здесь, успела побывать раньше тебя и покопалась в шкафу с видеокассетами. Так что сжечь дом ты пыталась напрасно. И квартиру не жги, не надо. Нет здесь того, что ты ищешь. Уже нет. Не забудь сообщить об этом Екатерине Дмитриевне, выслушай ее и последуй ее совету. А то ты действуешь, как дрова рубишь. Так нельзя.
Вот этим я ее достала основательно. Совсем другими эмоциями загорелись глаза. И губы раздвинулись не в улыбке. И заговорила она, не разжимая зубов:
— Нельзя? Нет, иногда можно. Даже нужно! Как сейчас, например. Простое рассуждение, Татьяна, простое до безобразия. Бумаги у тебя с собой. В сумке? Может, и кассета с фильмом там? Там. Вот видишь! Если там, то все у меня сейчас под рукой. А если так, то зачем же мне с мамой советоваться, время терять и усложнять себе жизнь? То, что под рукой, нужно брать и не сомневаться!
Ой как интересно! Интересно, как она собирается это сделать? Неужели отнять?
День сегодня такой, что все мои догадки соответствуют действительности. Валентина оказалась настолько наглой, что протянула руку к сумке, лежащей рядом со мной на подоконнике. Она схватила ее! И даже, пока я хлопала глазами, пораженная такой бесцеремонностью, успела открыть. Привстав, я толкнула ее в плечо и ткнула ладонью в лоб, морщась от отвращения. Ее ангельская головка мотнулась назад, сумка упала на пол и проехалась по нему до стола. Валя вскочила и резко послала вперед колено. Движение оказалось настолько умелым, что я едва успела отклониться, и удар, направленный в лицо, пришелся по плечу, сбросив меня со стула. Я сгруппировалась и оказалась на полу уже с согнутой в колене и поджатой к груди ногой. В следующее мгновение мой каблук врезался в ее коленную чашечку. Она, охнув, рухнула на диван, а я оказалась на ногах, держа сумку обеими руками. Сделав шаг назад, я приготовилась нанести удар в голову, но этого не потребовалось. Она молча раскачивалась на диване, нагнув голову и обхватив ногу обеими руками.
— Потерпи. Скоро пройдет. Хромоножкой я тебя не сделала, — успокоила я ее.
Она подняла ко мне перекошенное от боли и ненависти лицо.
— Спасибо! — прошипела она.
— Драка, Валь, как это отвратительно! — проговорила я уже от двери. — Надеюсь, что в следующую нашу встречу мы пообщаемся более цивилизованно.
— Иди ты! — простонала она.
Ну, можно считать, попрощались.
Я вышла в прихожую и уже открыла дверь, когда Валя окликнула меня, и голос ее прозвучал настолько смиренно, что не вернуться было невозможно.
Она массировала ушибленное колено и смотрела на меня такими глазами, что, казалось, еще немного — и из них польются слезы. В ее возрасте от боли не плачут.
— Таня! — повторила она. — Я поступила глупо. Прости, если сможешь.
Меня обижали и сильнее.
— Я на тебя не в претензии.
— Таня, мне действительно нужны эти бумаги!
Ну вот и набухли слезами ее глазки. Перед кем ты, подружка, пытаешься ломать комедию?
Я ответила ей ласково. Так, как она того не заслужила:
— Ах ты душенька! Эти бумаги дорогого стоят. Знаешь, сколько?
Она закивала с готовностью.
— А я — нет. Не до конца я представляю их цену. Значит, могу продешевить. Попридержу-ка я их у себя, пока не определю стоимость. Тогда и поторгуемся.
Я повернулась, но она опять меня остановила. Что еще?
— Я тебя очень прошу, не отказывайся от разговора с моей мамой.
— Нет, конечно. Только с ней я и буду разговаривать. Но — позже, позже.
«Конечно, позже. Потому что и сама пока не знаю, что оказалось в моих руках», — сказала я себе, обходя «Альфу» Гореловой и направляясь к своей «девятке», стоявшей неподалеку.
«Будь осторожна, Танечка! — вспомнила свое же предостережение. — Ради этих бумажек были готовы сжечь дом. И очень может быть, что они как-то связаны со смертью Валерия».
Разве могла я, держа в руках такое сокровище, удержаться от того, чтобы не взглянуть на него хотя бы мельком?