Между тем белая роза на руках у бедного сапожника продолжала свой путь в город, и ее горе, вначале такое бурное, мало-помалу перешло в безмолвное отчаянье.
По мере того, как они все дальше продвигались по улицам города, а жара и духота в них становились все сильнее, головка розы склонялась все ниже, а мальчик, заметив это, сказал сестренке:
Ах, посмотри на нашу бедную розу! Какой у нее усталый вид, ей, наверное, слишком жарко.
На что девочка ответила:
— У нее, наверное, сильная жажда. Как только мы придем домой, я дам ей напиться.
Тут дети подложили свои ручонки под головку розы, чтобы поддержать ее, и потом всю дорогу чередовались так, что ее поддерживал то мальчик, то девочка.
Белая роза принимала эти услуги так же равнодушно, как и все, что теперь происходило с ней. Она даже закрыла глаза, не смотрела на детей и не благодарила их.
Наконец, когда уже совсем стемнело, они прибыли туда, где жил бедный сапожник. Тут белая роза открыла глаза и оглянулась. Улица была очень красивая, а дом, куда они вошли, имел даже очень величественный вид, но… войдя в дом и закрыв за собой дверь, дети не стали подниматься по роскошной лестнице, а, открыв с левой стороны стеклянную дверь, стали спускаться по ступенькам вниз. И вдруг бедной розе стало ясно, что отныне ей предстоит жить в подвальном помещении. Так оно и было в самом деле, бедный сапожник исполнял обязанности швейцара в большом доме.
Жить в подвале! Так вот как оправдались ее мечты о будущем. Теперь у нее было только одно желание — умереть, умереть, как можно скорее…
Между тем дети успели уже сбежать по ступеням вниз, и теперь оттуда доносились их голоса.
— Мама, мамочка, посмотри, что мы тебе принесли!
Тут в комнате со старого дивана поднялась бледная слабая женщина. Пока дети прижимались к ней и обнимали ее своими ручонками, бедный сапожник подошел к жене и, не говоря ни слова, высоко поднял в руках белую розу.
При виде розы в больших широко раскрытых глазах бедной женщины заблестели слезы. Молча сложила она руки и глядела попеременно то на розу, то на своего мужа, так что нельзя было сказать, радуется ли она чудному цветку или втихомолку благодарит Бога, пославшего ей такого доброго мужа. Наконец, она сказала слабым голосом:
— Ах, какая прелесть! Она даже слишком хороша для нас, эта чудная роза! А теперь, дети, вы должны позаботиться о том, чтобы ей у нас было хорошо.
Дети и не нуждались в таком напоминании. Они тотчас выбежали из комнаты и скоро вернулись с большим цветочным горшком, наполненным мягкой черной землей, в которую и пересадили белую розу. Затем они поставили цветочный горшок на стол, принесли воды в маленькой лейке и полили землю в горшке.
Позаботившись о цветке, дети сели ужинать. Каждый получил по ломтю хлеба, чуть-чуть намазанного маслом, — вот и все. Скоро их уложили спать, а через некоторое время улеглись и родители. Свеча была погашена, и в комнате стало тихо и темно.
Все спало, одна только белая роза не могла заснуть. Тяжелые горькие мысли не давали ей покоя.
Но вдруг в комнате стало светло; то был свет месяца, взошедшего на небо и глядевшего теперь в окно.
Он послал целый сноп серебристых лучей в комнату к своей милой белой розе, с которой так часто беседовал в саду, и роза чрезвычайно обрадовалась им.
Было ли то влияние волшебного лунного света, пробуждающего в тех, кто слишком жадно поглощает его, странные мысли и фантазии, или тут было нечто другое — но нашей розе показалось, что она видит сон. Ей чудилось, что два ангела скользнули в комнату, два маленьких прехорошеньких ангела, прикрытых только рубашонками, с босыми ножками и длинными белокурыми волосами. Придвинув к столу два стула, они взобрались на них, приблизили свои личики к головке розы и тихо-тихо поцеловали ее лепестки и чудную благоухающую чашечку. И роза вся затрепетала от этого поцелуя и с наслаждением втянула в себя дыхание нежных уст.
Потом маленькие ангелы соскочили со стульев, отодвинули их в сторону и, тихонько смеясь, исчезли — куда? Да в том направлении, куда ушли дети, когда их отправили спать. И вдруг роза вся вздрогнула: возможно ли это? Неужели эти чудные видения, которые она приняла за ангелов, те двое детей, что привели ее сюда? Эта мысль испортила ей все удовольствие от мнимого сна, потому что она ни за что не хотела простить детям. Однако она не могла отделаться от воспоминаний, не могла забыть сладкого ощущения, испытанного ею а ту минуту, когда прелестные детские губки целовали ее, и, когда настало утро и семья сапожника вошла в комнату, она слегка подняла голову и взглянула на детей. В сущности, это был первый раз, что она взглянула на своих новых хозяев: до сих пор она упорно отворачивала от них глаза.
И тут она заметила, что это действительно были прелестные дети, с белокурыми волосами, с большими глазами и ласковыми милыми личиками. Не могло быть никакого сомнения в том, что это они ночью поднялись со своих кроваток, чтобы потихоньку поцеловать розу.
После завтрака отец сказал детям:
— Сегодня прекрасный день. Мы можем выставить нашу розу в сад.
Тогда дети взяли горшок, в котором находилась роза, вынесли его наверх в маленький палисадник перед домом и поставили его на самом солнце. Теперь роза могла смотреть на улицу, видеть экипажи, проезжавшие мимо, и людей, двигавшихся по разным направлениям. Все это было для нее ново и занимательно.
Как раз позади нее, в уровень с улицей, находилось окно квартиры, где жил сапожник. Окно было распахнуто настежь и за ним сидел сам сапожник на высоком сидении, мастеря какую-то обувь.
Роза глядела на него, заглядывала и в комнату, а так как теперь и солнышко ласково заглядывало туда, то комната совсем не имела такого мрачного вида, как накануне. Она даже казалась очень чистенькой, светлой и уютной.
Потом дети снова вышли из дому с сумками, чтобы отправиться в школу. Проходя мимо решетки, они прижались к ней своими личиками, кивнули розе и сказали: «До свидания!» и хотя роза притворилась равнодушной, но и это, в сущности, ей очень понравилось. Она еще раздумывала о виденном, как вдруг за нею кто-то произнес тонким голосом: «Доброго утра, госпожа роза!» Обернувшись, она заметила маленькую канарейку, прыгавшую в клетке, которая была подвешена под открытым окном.
У канарейки были умные черные глазки и маленький белый клюв, которым она снова прощебетала: «Доброе утро, госпожа роза! Вчера за поздним временем я не имела возможности приветствовать вас. Позвольте представиться: мое имя — Пипочка». Любезность канарейки произвела очень приятное впечатление на розу. Приветливо поклонившись, она вступила с птичкой в разговор, осведомилась об ее возрасте, о том, как давно она живет в семье сапожника. В ответ на это Пипочка вздохнула и заметила, что она уже не первой молодости — три дня назад ей исполнился год, у сапожника она живет три месяца и охотно осталась бы у него на всю жизнь. Когда роза спросила, неужели ей так хорошо живется в этой семье, канарейка принялась расхваливать доброту хозяев, в особенности детей, и при этом растрогалась до такой степени, что должна была поспешно глотнуть воды.
Солнце поднялось выше, и розе уже становилось жарко. Но тут из школы вернулись дети и снова перенесли цветочный горшок в комнату, где теперь было тенисто и прохладно. Так они поступали в следующие дни и вообще делали все, что только, по их мнению, могло быть приятно или полезно розе.
Благодаря такому заботливому уходу, в сердце розы что-то зашевелилось, и розовый куст пустил новые побеги. Но когда первая почка должна была показаться, и вся семья сапожника с нетерпением ждала этого момента, розой овладело прежнее озлобление. Не желая доставить им этой радости, она перестала принимать пищу и всей силою своей воли старалась подавить зарождающуюся жизнь. И она действительно достигла своей цели: зарождавшаяся почка не вышла наружу, зачахнув в самом зародыше.
Семья сапожника была очень опечалена этим. В это время мимо дома проходил владелец его, человек очень богатый. Он заметил, что случилось с розой, и сказал:
— Так я и ожидал. Да и как розе не зачахнуть при такой обстановке! Знаете что, лучше продайте цветок мне, я пересажу его в свой сад.
И он предложил сапожнику денег, гораздо больше тех, что последний сам заплатил садовнику.
Но бедняк нисколько не прельстился таким предложением.
— Ах, барин! — возразил он. — Вы, конечно, правы, но, видите ли, мы все так успели полюбить нашу розу. Когда мы глядим на нее, нам кажется, будто у нас целый сад. Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, но уж лучше я продержу розу у себя еще несколько дней: может быть, на ней покажется еще одна почка. А если и тогда ничего не выйдет, то, делать нечего, я продам ее вам.
После этого хозяин дома ушел, но по всему видно было, ушел раздосадованный.
После этого хозяин дома ушел, но по всему видно было, ушел раздосадованный.
Розу, слышавшую весь разговор, охватило радостное волнение: наконец-то ей представилась возможность выбраться из ненавистного подвала. Стоит ей только захотеть — и в саду богатого человека для нее начнется новая блестящая жизнь. И она решила во что бы то ни стало добиться этого.
Но когда наступила ночь, и все кругом заснуло, в комнату снова что-то бесшумно проскользнуло: то были, как и в первый раз, дети сапожника, прыгнувшие прямо из кроваток с голыми ножками, в одних рубашонках, похожие на двух маленьких ангелов. Однако на этот раз они не смеялись и личики их при свете месяца казались такими бледными и печальными.
Как и в первый раз, дети придвинули к столу стулья, влезли на них и, как тогда, стали целовать розу. При этом глаза их наполнились слезами, которые падали в чашечку розы.
— Теперь у нас ничего не будет, — шептали они, — не будет ни розы, ни сада, теперь у нас ничего не будет.
И с этими жалобами они ушли и вернулись в свои кроватки.
Роза попробовала уснуть, но сон к ней не приходил, потому что в груди у нее что-то горело и жгло: то были слезы детей, попавшие в ее чашечку.
На другое утро — было еще совсем рано, и никто в доме еще не просыпался — кто-то постучался в окно, и в комнату влетел утренний ветерок.
Роза не видела его с тех пор, как ее унесли из сада, и очень обрадовалась неожиданному гостю. А утренний ветер разгуливал по комнате, сдувал пыль с мебели, по-видимому, находился в возбужденном состоянии.
— Я был у твоей сестры, — сказал он, — у желтой розы.
Белая роза, конечно, поспешила узнать, как той живется.
— Ах, — сказал утренний ветер, — это печальная история: бедняжке живется очень плохо. Чайные розы, среди которых она совсем затерялась, так что даже я с трудом могу отличить ее, относятся к ней пренебрежительно и злобно, к тому же на днях всему великолепию из чайных роз придет конец.
— Как так конец? — спросила белая роза.
— Ну, да, — сказал утренний ветер. — Знаешь ли ты, что такое капризы?
— Нет, не знаю, — возразила роза.
— Капризы, — сказал утренний ветер, — это, видишь ли, такие маленькие черненькие жучки, которые обходятся очень дорого и потому водятся лишь у богатых людей.
— А на что они богатым людям? — спросила роза.
— Для забавы, чтобы убить лишнее время, — объяснил утренний ветер. — Богачи позволяют им летать по комнате, а когда придет охота, ловят их и кладут себе на голову.
— Как странно! — заметила роза.
— Да, такая уж у богатых людей мода, — продолжал утренний ветер. — Так вот, жена банкира, чтобы показать, что она во всех отношениях богаче всех, содержит у себя особенно много таких жучков. Она кладет их на голову и ждет до тех пор, пока они не начнут хорошенько щипать ее. Тогда она начинает кричать и плакать, пока не явится муж, который снимает у нее с головы жуков и выбрасывает за окно. Подобной игрой они забавляются каждый день. Но дело в том, что у людей с подобными жучками всегда появляются странные мысли и прихоти. Вот и банкирше пришло, ни с того ни с сего, в голову, что чайные розы ей надоели, поэтому лучше посадить на их место камелии. Так она и сделает. Когда наступит осень, чайные розы будут вырваны из земли.
— Что же с ними будет? — с тревогой перебила его белая роза.
— Да просто выбросят их куда-нибудь, — отвечал утренний ветер. — И нашу бедную желтую розу, твою сестру, постигнет такая же участь. Понимаешь ли ты теперь, почему я так печален?
— Да, да, продолжал он, заметив растерянный вид розы. — Тебе-то повезло гораздо больше. Тебя здесь берегут и лелеют, и здесь нечего опасаться черных жучков.
При этих словах он еще раз вздохнул и, подобрав полы своего прекрасного фрака, вылетел в окно.
Белая роза еще долго не могла опомниться от изумления. И вдруг в сердце у нее что-то заговорило, и когда она заглянула туда, то увидела — это был стыд, — стыд и раскаянье за все, что она делала и чувствовала в последнее время.
Да, роза стыдилась самой себя: когда она заглядывала в свое сердце, внутренний голос шептал ей: «Ты — неблагодарная», а когда в комнату вошла семья сапожника и роза увидала опечаленные лица детей, то в глазах их она читала тот же упрек: «Ты — неблагодарная.»
Розе в этот момент показалось, что в ней совершилась какая-то перемена; точно она все время спала и только теперь очнулась и поняла, что с ней. Когда дети вынесли ее в палисадник, она с наслаждением стала пить чистую прохладную воду и извлекать пищу из мягкой черной садовой земли, а Пипочка из своей клетки весело крикнула ей: «Хорошего аппетита, госпожа роза, кушайте на здоровье.»
Розе казалось, будто только теперь она и начала жить. Внутри у нее беспрерывно поднимались все новые соки; не прошло и двух дней, как она опять стала расти, и на ней показалась новая почка. Вслед за первой почкой показалась вторая, затем и третья — теперь роза казалась неистощимой в своем стремлении доставить другим удовольствие.
И когда однажды утром бедный сапожник со своей женой и детьми переступили порог комнаты, то все четверо остановились, пораженные чудесным зрелищем: прелестная головка их любимой белой розы с материнской нежностью склонилась к двум маленьким белоснежным розочкам, которые за ночь распустились на кусте.
А роза все склонялась и кланялась, от ее лепестков исходило сладкое благоухание, превращавшее жилище бедных людей в маленький рай. Если бы они знали язык цветов, то поняли бы, что роза благодарит их за доброту и любовь.
Когда розы были выставлены в палисадник, то прохожие на улице останавливались перед ними. Это было настоящим триумфом для белой розы.
Все были рады, один только хозяин дома злился. Он никак не мог примириться с мыслью, что бедный сапожник осмелился не исполнить его желание. Поскольку злоба — опасная сорная трава, которая быстро разрастается, если сразу не вырвать ее из сердца, то хозяин с каждым днем становился все суровее и раздражительнее в обращении с бедным человеком. А в один из ненастных осенних дней вся семья сапожника сидела с озабоченными лицами и заплаканными глазами: хозяин отказал сапожнику от места, и они должны были оставить дом.
Роза при виде их горя снова почувствовала боль и раскаянье за прежнюю вину.
Снова наступила ночь, и снова розе приснился сон, но не такой, как в первый раз, а мрачный, зловещий. Не двое прелестных детей, а страшный хрипящий старик, волоча ноги, вошел в жилище сапожника и прокрадывался туда, где спали дети. Страшное мертвенно-желтое сияние окружало фигуру старика. При этом свете роза увидала, как ужасный призрак наклонился над детьми и протянул свою костлявую руку к их головкам, сразу от прикосновения румянец сбежал с их цветущих щечек, и личики их осунулись и приняли болезненный вид. Тогда розу охватило безграничное отчаянье; она подняла голову к небу и уста-лепестки ее прошептали: «Спаси их, Боже, спаси моих бедных маленьких невинных любимцев!» В этот момент из ее трепещущих уст аромат, словно облако, пронесся в комнату детей. Тогда страшный старик выпрямился, вышел из детской и сказал розе: «Не благоухай так сильно, ты не имеешь права оставаться тут. Теперь повелителем здесь я — я, Голод, Голод, Голод!»
Но роза еще раз и еще горячее взмолилась: «Господи, позволь мне отблагодарить этих бедных людей за их любовь и за все то добро, что они мне сделали. Дай мне отплатить им за это в лице тех, кто дороже всех их сердцу — в лице их детей!»
И все сильнее, все упоительнее становился ее аромат, все яростнее были взгляды, которые бросал на нее призрак. Но последний ничего не мог поделать; он не мог сопротивляться этому аромату, не мог вернуться в комнату детей, потому что сладкий аромат, словно покрывало, закрывал от него дверь в детскую комнату. И вдруг он повернулся и, шатаясь, как пьяный, вышел из жилища сапожника.
Несколько дней спустя бедный сапожник, постоянно бегавший по городу в поисках работы, вернулся домой с радостным видом: ему удалось получить новое место.
Дом, куда он поступил швейцаром, находился, судя по его рассказом, в самом богатом предместье города и принадлежал банкиру, считавшемуся первым богачом в городе.
При этом известии роза вся встрепенулась — слова сапожника смутно наполнили ей что-то, но она никак не могла припомнить, что именно.
То был великолепный дом, в котором теперь поселилась семья сапожника, и владельцы его были очень, очень богаты.
— Можешь себе представить, сказал однажды отец, входя в общую комнату, — до чего богаты наши господа. Барыня вдруг велела вырвать все свои прекрасные розовые кусты, стоившие не одну тысячу, чтоб будущей весной посадить на их место одни камелии. Вот садовник и подарил мне одну из ее чайных роз: он говорит, что она больна и продать ее нельзя.