Перечисляя названия служб, генерал смотрел на руководителей, и Громов, и начальник УБОП, и Виноградов поочередно кивали. Громов — хмуро и глядя в стол, убоповец — коротко и по-деловому, а Виноградов — сверкая очками и с легкой иезуитской улыбкой.
Генерал вздохнул и нацелил карандаш в потолок:
— Я хочу понять, в чем глобальный вопрос? В чем?
— Разрешите? — Шилов поднялся. — Проблема в том, что УБОП пытается посадить Дробышева за действия, благодаря которым сидит группа Чибисова. Туда же хотят привлечь и меня.
— Минуточку. Группа Чибиса уже арестована, и если мы на этом эпизоде закроем еще и Дробышева, это будет идеальный расклад. Что вам здесь не нравится?
— Мне не нравится этическая сторона вопроса. Если бы Дробышев не отдал нам этих людей, то на нас бы висел десяток глухарей, а у него бы никаких проблем не было.
— Послушайте, да бросьте вы это! Мы еще об этике отношений с бандитами переживать будем. Я уже действительно начинаю думать, что Управление собственной безопасности не ошибается в отношении вас. — Генерал выдержал паузу, потом рассмеялся: — Шутка!
Смех генерала поддержал только Федоров. Остальные даже не улыбнулись. Оборвав смех, Федоров прокашлялся и поправил галстук.
— Ну, все вопросы исчерпаны? Тогда свободны! — Генерал бросил карандаш.
Все вышли из кабинета, только Громов остался.
— А у тебя что?
— Вы фактически приняли их сторону, — сказал Громов. — Хотя сами требовали все раскрыть.
— Значит, так: только желваками играть не надо. Много ты понимаешь! Ты же общей картины не видишь, — начальник главка говорил почти те же слова, которые сутки назад сам Громов говорил Шилову. — Виноградов в Москву докладывает напрямую, а ты сам знаешь, там чистка рядов. Так что если твой парень выкарабкается — честь ему и хвала. Нет — хрен с ним.
13
Голиков открыл дверь камеры, встал на пороге, поигрывая связкой ключей:
— Краснов! С вещами на выход.
Миша лежал на шконке и читал журнал. Услышав команду, встал, начал собираться. Предчувствия были плохими. Его переводят? Куда, почему?
Поигрывая четками, к Голикову подошел Айдар:
— Куда это его?
Благодаря значительной разнице в росте, Голиков смотрел на Айдара сверху вниз. Но со стороны казалось, что это ему приходится тянуться и вставать на цыпочки, чтобы быть вровень с зэком.
— В другую хату.
— В сто пятую?
К разговаривающим приблизился голый по пояс зэк в толстых очках, с внешностью интеллигентного штангиста-тяжеловеса. Он делал разминочные упражнения: боковые наклоны, взмахи руками, повороты туловища, и вроде бы был поглощен своим делом и не прислушивался, о чем они говорят, но его подход можно было воспринять как легкий намек: начальник, ты не прав; а если надумаешь решить вопрос силой, то поимеешь такой геморрой, что неизвестно еще, кому будет хуже.
Голиков посмотрел на «штангиста» и спросил у Айдара:
— Тебе-то что?
— А Егоров где?
— Уволен.
Сжимая под мышкой тощий пакет с вещами, подошел Краснов.
— Подожди, — распорядился Айдар, — сядь на место.
— Ты чего? — высокий Голиков навис над Айдаром. — Да ты оборзел, Шамангалиев! Я тебя…
— Я тут про сто пятую один оч-чень интересный звон слышал, — приобняв Голикова за плечо, Айдар вывел его из камеры, и что-то принялся говорить, перебирая четки пальцами правой руки. Айдар говорил тихо, и Голиков наклонял голову, чтобы расслышать. До оставшихся в камере долетело только несколько слов — «беспредел», «пресс», «барыга», «развели», «опустили»…
Голиков слушал и Айдара не перебивал.
— Вот такие дела, — закончил Айдар и, перестав обнимать Голикова, зашел в хату.
Голиков поправил фуражку и несколько секунд смотрел на Айдара, потом задиристо, но без внутренней уверенности, спросил:
— Ну и что?
— Да ничего, — с улыбкой пожал плечами Айдар.
— Один хрен, не я здесь все решаю. — Голиков захлопнул дверь; лязгнули наружные запоры.
Айдар, перестав улыбаться, прошел к своей шконке и достал из-под матраса сотовый телефон. Набирая номер, задумчиво посмотрел на Краснова:
— Плохо дело, парень. — Потом сказал в трубку: — Чингиз, салям! Найди мне телефон Шилова из убойного.
Все ребята ждали возвращения Шилова с совещания в одном кабинете.
— Ну что?
— Подчистить все, — Шилов оглядел свою команду. — Столы, сейфы и дома.
— Думаешь, будут обыски? — Спросил Соловьев.
— Не исключено.
— Надо было нам все-таки этим уэсбэшникам рыло начистить, — вздохнул Джексон.
— Не думаю, что это решило бы вопрос, — Шилов достал из кармана звонящий мобильник. — Да! Айдар? Рад, что ты звонишь на этот громкий телефон. Понял… Спасибо. Я помню твой вопрос.
— Кто это? — Спросил Скрябин.
— Да так, еще одна моя коррупционная связь. Проблемы продолжаются, надо ехать к Юрке в прокуратуру.
* * *Юра Голицын зашел к Кожуриной отдать шило, которое он одалживал, чтобы сшить уголовное дело, готовое к передаче в суд.
Кожурина сидела за столом и красила ногти. Сегодня на ней была не форма, а клетчатый пиджак и нарядная блузка.
— Спасибо. С меня причитается.
— Можно натурой, — глядя на Голицына сквозь раздвинутые, чтобы не смазать подсыхающий лак, пальцами, ответила Кожурина.
— Танюша, я вообще-то женат, но в принципе…
— Размечтался! Сшей мне тоже, вон, дело лежит… А то рука болит.
— И ногти жалко.
— И ногти, и себя. Что я здесь делаю в расцвете лет, за что пропадаю?
— За любовь к искусству.
— Это я давно отлюбила, мне бы что-нибудь посвежее.
Голицын взял папку с делом, взял специальный станок, в котором закреплялись бумаги, чтобы в них можно было проколоть шилом ровные дырки, а потом продеть в дырки нитку. Сел за небольшой столик, на котором стояли электрический чайник, сахарница и чашки, расчистил место для работы. Прочитав на обложке дела фамилию обвиняемого, удивился:
— Это ты по Васюкину уже закончила? Быстро!
— Он тоже ничего понять не успел. Думал, что я целыми днями глазками хлопаю и ногти крашу, а я его ко всем трем трупам железно привязала. Адвокат только крякнул.
— Французы называют это «Железный кулак в бархатной перчатке», — заметил Голицын, с трудом прокалывая первые пятьдесят страниц из трехсот, составляющих уголовное дело.
— А что делать? Мужчины меня недостаточно любят, вот и приходится их ставить на место.
— Какое счастье, что я в числе твоих друзей, — Голицын закрепил в станке следующую партию документов.
— Р-р-р-р! — Кожурина растопырила пальцы, изображая лапы готового атаковать тигра.
— Ой! Нет, не убивай меня…
— Ладно, живи. А вот приятеля твоего Шилова приласкать придется.
— Ты о чем?
— О том, что арестовывать его надо.
— Ты что, серьезно? — недоуменно смотря на Кожурину, Голицын заложил в станок очередную партию документов.
— Меньше будет тусоваться с авторитетами.
— Так это ж часть его работы.
— Под бандитскую дудку плясать?
— Тань, ты чего? — Голицын отложил шило. — Ты же не первый день в следствии, и оперативную работу знаешь.
— Юра, похищение людей — это преступление…
— О чем ты говоришь?!
— Я говорю о законе, который нельзя нарушать никому, в том числе и твоему распрекрасному Шилову. Превышение служебных полномочий — это минимум. А если по максимуму…
— Тань, ты бы не спешила, а? Я в теме, там море нюансов.
— Ну вот разберемся.
— А Шилов здесь при чем? Тех парней повязал Гера Моцарт, его и закрывайте.
— Его тоже, само собой. Им в камере на пару веселее будет.
Голицын встал, подошел к столу Кожуриной.
Она продолжала разглядывать пальцы, подправляя кроваво-красный маникюр.
— Тань… Ведь это Арнаутов тебя подбил? У него на Шилова давно зуб. Ты не допускаешь, что это его подстава?..
Кожурина воткнула кисточку в пузырек с лаком. С прищуром посмотрела Юрке в глаза. Она уже чувствовала, что он сейчас скажет. Ничего особенного, об этом давно шептались в прокуратуре.
И как только он это сказал, мгновенно отреагировала.
— …или ты замуж любой ценой хочешь?
— А не пошел бы ты на все буквы? Пока лицо целое!
Голицын хмыкнул и, качая головой, вышел из кабинета.
А уже через пятнадцать минут он разговаривал с Шиловым.
Они прогуливались по скверу неподалеку от здания прокуратуры.
— Значит, говоришь, банда Шилова — Дробышева? — усмехнулся Роман.
— Угу.
— Красиво звучит!
— Я поговорю с прокурором…
— Подставишься, и тебя тоже в оборотни запишут.
— Попытка — не пытка.
— Спасибо. Но, вообще-то у меня к тебе другая просьба. Мне надо Мишу Краснова выпустить на подписку. В тюрьме его заставят изменить показания, как Селиванова, или убьют.
Голицын что-то прикинул, вздохнул:
— Да-а, дела! Это надо с шефом решать.
— Попробуешь что-нибудь сделать?
— Попробую. Когда надо?
— Сейчас уже надо. Потом будет поздно.
— Как всегда. Ладно, давай!
Пожав Шилову руку, Юра ушел.
В эфире неслись короткие переговоры групп наружного наблюдения:
— «Первый» — «Шестому»: что у вас?
— Объект сел на скамейку, курит. Связь уходит. Ведем ее?
— Установите, кто такой, и догоняйте нас.
— Понял, первый. Работаю.
Шилов приехал домой, но заходить в квартиру не стал. Постоял на лестничной клетке, наблюдая в окно. Когда во двор въехала и скромно заняла место в ряду других машин неприметная «шестерка» темного цвета, он тихо выругался.
Выругался в свой адрес. Дебил! Ты что, первый год в розыске? Раз они взялись прослушивать телефон, то и «ноги», конечно, приставили. Как долго они за ним ходят? Еще вчера померещилось «что-то такое». Он проверился, и решил — действительно, померещилось.
Так, что они могли видеть сегодня? С утра поехал на работу, пробыл там несколько часов, потом встретился с Юркой Голицыным. Но сам факт такой встречи ничего компрометирующего в себе не содержит, а их разговора «ноги» услыхать не могли. Юрка отправился в прокуратуру — наверняка его проводили, чтобы установить личность, — он же приехал сюда, купив по дороге газету.
А что было вчера и позавчера? Ладно, потом будет время вспомнить и проанализировать свои перемещения и контакты. Но, если навскидку, ничего особенно ценного для УСБ слежка пока принести не могла.
Шилов позвонил в соседнюю квартиру. Открыла пожилая хорошо одетая женщина.
— Лариса Павловна, здравствуйте!
— Да, дорогой.
— Можно от вас сделать звоночек, а то у меня телефон барахлит.
— Господи, да конечно. Проходите на кухню, Ромочка… А я стираю.
— Спасибо. — Шилов устроился у телефона, а женщина скрылась в ванной, где шумела вода и работала стиральная машина.
— Как родители?
— Да ничего, позванивают, — Шилов нашел в газете объявления о сдаче квартир и взялся за телефон.
Большинство квартир оказалось уже сдано. Повезло с одним из самых последних: и место удобное, и условия ничего.
— Хорошо. Нет, смотреть не буду, въеду прямо сегодня. Хорошо… Хорошо… Договорились!
После этого Шилов перезвонил Соловьеву:
— Серега! Бери нашу гражданскую «девятку» и подъезжай к Гостинке, на Перинной линии. Где-то через тридцать минут. Понял? Все.
Поблагодарив Ларису Павловну, Шилов ушел.
На кухонном столе осталась лежать открытая на разделе «Сдача жилья» газета с рукописными пометками Шилова.
Виноградов раскладывал на компьютере электронный пасьянс «Солитёр».
Он делал это три-четыре раза в течение рабочего дня, чтобы, как он сам говорил, освежить голову. Пасьянс, чашка чая с лимоном — и можно снова работать.
Раздался стук в дверь.
Виноградов свернул игру, придал лицу нужное выражение и развернулся от компьютера к основному письменному столу:
— Войдите!
Вошел Федоров. По его виду было понятно, что есть какие-то новости.
— Ну, что у тебя? — поторопил Виноградов.
— Шилов конспиративно встречался со следователем, у которого дело Чибиса. Сейчас сидит дома.
— Дома? В три часа дня? Хор-роший работничек! О чем они говорили?
Федоров виновато пожал плечами.
Виноградов хотел распорядиться, чтобы «наружка» немного походила за следователем, но вовремя вспомнил что работать за прокурорскими они по закону не имеют права. Вот если бы следак был своим, милицейским…
— Ладно, спасибо. Иди.
Когда Федоров вышел, Виноградов снял трубку телефона:
— Соедините меня с Арнаутовым…
Шилов поставил «Альфа-ромео» у Гостиного Двора на Садовой, прошел по галерее до ближайшей двери и нырнул в магазин.
— Он будет отрываться, — напряженно доложил «Шестой» — «Первому». — Наши действия?
— Висеть на плечах плотно.
— Я и так ему на пятки наступаю.
— «Первый» — «Третьему», «Первый» — «Второму»: объект — в коробочку, ведем плотно, не теряем.
— «Второй» понял.
— «Третий» понял.
Шилов перешел с шага на бег. Расталкивая толпу, добежал до входа в служебные помещения. Открыл кодовый замок, заскочил внутрь. Хорошо ориентируясь в подсобках и коридорах, быстрым шагом двинулся к выходу во внутренний двор Гостинки.
С опозданием в десять секунд к железной двери подскочили «Второй» и «Третий» — молодые парень и девушка. «Второй» попытался подобрать комбинацию кодового замка, после нескольких торопливых попыток со злостью стукнул кулаком по двери.
Девушка доложила «Первому»:
— Объект оторвался. Или у него встреча внутри, или будет выбираться через выходы с другой линии.
— Понял. «Четвертый», «Пятый»: выдвигайтесь на Невский и на Перинную.
«Пятый» слегка опоздал: когда он прибыл на Перинную линию, синяя «девятка», за рулем которой сидел Соловьев, а на заднем сиденье невидимый снаружи лежал Шилов, только что свернула за угол.
* * *Голицын и Краснов вышли на улицу из проходной СИ-4.
Яркое солнце било в глаза, заставляя их щуриться. Миша с наслаждением вдыхал загаженный городской воздух, от которого он уже отвык и который теперь казался ему удивительно чистым.
Голицын указал на синюю «девятку»:
— Нам туда.
Шилов и Соловьев сидели на передних местах. Шилов протянул Краснову руку:
— Здорово, Мишань! Ничего, что выдернули?
— Жизнь покажет. Непонятки сплошные.
— Это точно. — Шилов обернулся к Голицыну. — Ну что, были какие проблемы?
— С твоим басмачом сложнее, чем с прокурором. Ни в какую не хотел парня из камеры выпускать.
— Айдар-то? Он может!
— Джентльмены, я бы отъехал, чтобы здесь не торчать, — предложил Соловьев, включая двигатель.
— Меня до метро подбросьте, — попросил Голицын. — Куда парнишку денете?
— Да присмотрел я тут одно местечко…
Квартира была однокомнатной, на последнем этаже старого дома. В принципе, все необходимое для проживания в ней имелось, вот только с потолка в специально подставленный тазик непрерывно капала вода.
Хозяином был шустрый усатый дедок в плаще и кожаной шляпе. Еще на лестнице получив от Шилова деньги, он дважды основательно пересчитал их, прежде чем спрятать в потайной карман пиджака.
— Это крыша, что ли, так протекает? — спросил Соловьев.
— Да нет, — успокаивающим голосом сообщил дед, — там труба на чердаке прохудилась. Уж пятый год не могут починить.
— Тогда, отец, давай цену сбрасывать, — весело предложил Шилов: не потерявшийся в условиях рыночной жизни дед ему чем-то нравился.
— Да нет! И так почти задарма пускаю.
— Ой, дед, ты меня без штанов оставляешь.
— Зато крыша есть.
— Дырявая.
— На улице-то хужее будет.
— Тоже верно. Телефон работает?
— Все культурно. Только межгород я отключил. Холодильник есть, газ, вода есть. Телевизор почти новый, сын подарил.
— Ух ты, вещь какая, — одобрил Шилов, но вместо телевизора посмотрел на потрепанную гитару, с понтом висящую на стене над кроватью.
— Денежки — первого числа каждый месяц, как договаривались, — продолжал дед. — Новоселье будем справлять?
— Это насчет выпить, что ли?
— Да, — хитро улыбаясь, подтвердил дед.
Неся два пакета с продуктами, пришел Скрябин.
— Я вам что, скалолаз? — Он поставил звякнувшие стеклом пакеты на стол. — Куда лифт дели?
— Пропили! — Шилов выудил из пакета прямоугольную бутылку горилки, протянул деду: — Отец, ты причастись без нас. А то сейчас супруга придет. Она, если увидит, такой кипеш устроит!
— Это точно, это они могут, — дед спрятал бутылку под плащ и, пожелав всем быть здоровыми, покинул квартиру.
— А перцовку я для нас покупал, — сказал Скрябин.
— Да ладно, нам сейчас нужна трезвая голова. — Шилов прошелся по комнате, поглядывая то на затертый паркет под ногами, то на протекший потолок над головой, то на Краснова, напряженно сидящего на кровати… — Чего пригорюнился, Мишаня?
— Жизнь быстро меняется, не успеваю привыкнуть.
— Ну, это ты себе сам такой слалом устроил.
— И как долго мне тут?…
— Пока проблемы не решим. Что, в камере лучше было?
— Да я ничего такого не говорил…
Шилов повернулся к Соловьеву:
— Серега, проверь, что там на чердаке с этой трубой. Ну и заодно пути отхода.
— Пути отхода? — недоуменно повторил Краснов.
— Ты еще не понял, Мишань? Тебя убивать будут. Если не люди Чибиса, то гнилые менты. Они уже сейчас землю носом роют, чтоб тебя найти. А мне тебя сберечь хочется. Тебя Айдар в камере охранял? Теперь мы прикрывать будем.
Шилов взял стул, сел верхом, облокотился на спинку, в упор глядя на Мишу.