Алис зажимает платком рот, чтобы не рассмеяться.
Ты что, плачешь?.. Нет, похоже, смеешься!.. Да, детка, мы то плачем, то смеемся! Что лучше… меня не спрашивай!.. На днях я прочитал в газете о человеке, который семь раз разводился, следовательно, семь раз был женат… и в конце концов в девяносто лет сбежал от последней жены и женился на первой! Вот это любовь!.. Никак не уразумею, серьезная штука жизнь или же насмешка! Шутки часто бывают мучительными, серьезность, вообще-то, намного приятнее и спокойнее… Но стоит только наконец настроиться на серьезный лад, как кто-нибудь обязательно сыграет с тобой шутку! Например, Курт!.. Так будем праздновать серебряную свадьбу?
Алис молчит.
Скажи «да»! Пусть они смеются над нами, ну и что с того! Захочется, мы тоже рассмеемся, не захочется – сохраним серьезность!
Алис. Да будет так!
Капитан (серьезно). Значит, серебряная свадьба!.. (Встает.) Перечеркнуть и идти дальше!.. Значит, пойдем дальше!
Занавес.
Часть II
Действующие лицаЭдгар.
Алис.
Курт.
Аллан, сын Курта.
Юдифь, дочь Эдгара.
Лейтенант.
Белая с золотом овальная гостиная. Стеклянные двери в стене задника распахнуты настежь, открывая вид на садовую террасу, окаймленную балюстрадой с каменными колонками и фаянсовыми горшками с петуниями и красными пеларгониями. Терраса служит местом для променада. На заднем плане видна береговая батарея и стоящий на посту артиллерист; вдалеке – море. В гостиной слева – диван с позолотой, стол и стулья. Справа – рояль, письменный стол и камин.
На переднем плане – американское кресло.
У письменного стола стоит медный торшер с прикрепленной к стойке полочкой. На стенах – старинные, написанные маслом полотна.
За письменным столом сидит, занятый вычислениями, Аллан; в дверях появляется Юдифь в коротком летнем платье, волосы, заплетенные в косу, перекинуты за спину, в одной руке шляпа, в другой – теннисная ракетка. Она останавливается в проеме.
Аллан встает, вид серьезный и почтительный.
Юдифь (серьезно, но дружелюбно). Почему ты не идешь играть в теннис?
Аллан (застенчиво, сдерживая душевное волнение). Я очень занят…
Юдифь. Разве ты не видел, что я поставила велосипед рулем к дубу, а не от дуба?
Аллан. Видел!
Юдифь. Ну, и что это означает?
Аллан. Это означает… ты хочешь, чтобы я пришел играть в теннис… но мои обязанности… мне надо решать задачи… твой отец весьма строгий учитель.
Юдифь. Он тебе нравится?
Аллан. Нравится! Он интересуется своими учениками…
Юдифь. Он интересуется всеми и всем… Тебе хочется пойти?
Аллан. Ты прекрасно знаешь, что хочется, – но нельзя!
Юдифь. Я попрошу у папы увольнительную для тебя!
Аллан. Не надо! Разговоров не оберешься!
Юдифь. Думаешь, у меня над ним власти нет? Да я из него веревки вью!
Аллан. Поэтому-то, наверно, ты такая жестокая! Да-да!
Юдифь. Тебе бы это тоже не помешало!
Аллан. Я не из породы волков!
Юдифь. В таком случае твое место среди овец!
Аллан. Да уж лучше это!
Юдифь. Признайся, почему ты не хочешь пойти на теннис?
Аллан. Сама знаешь!
Юдифь. И все-таки, скажи!.. Лейтенант…
Аллан. Да, тебе на меня наплевать, но и с лейтенантом тебе скучно, ежели меня нет рядом и ты не видишь моих мук!
Юдифь. Неужто я такая бессердечная? А я и не знала!
Аллан. Теперь знаешь!
Юдифь. И постараюсь исправиться, потому что не хочу быть жестокой, не хочу, чтобы… ты плохо думал обо мне.
Аллан. Ты это говоришь, только чтобы удержать меня в своей власти! Я и так уже твой раб, но тебе этого мало, раба полагается подвергнуть пыткам и бросить на съедение хищникам!.. Под твою дудку и без меня есть кому плясать, зачем же я-то тебе, а? Позволь мне идти своей дорогой, а ты иди своей!
Юдифь. Ты показываешь мне на дверь?
Аллан не отвечает.
Тогда я ухожу!.. Встречаться нам иногда придется – мы все-таки родственники, – но я не буду к тебе приставать.
Аллан садится за стол и погружается в вычисления.
(Вместо того чтобы уйти, проходит в комнату и мало-помалу приближается к столу, за которым сидит Аллан.) Не бойся, я сейчас уйду… Хочу только посмотреть, как живет начальник карантина… (Осматривается.) Белое с золотом! Бехштейновский рояль[7]! Да-а! А мы после папиной отставки по-прежнему торчим в крепостной башне… там, где мама проторчала двадцать пять лет… да и там торчим из милости! Вы-то богатые…
Аллан (спокойно). Мы вовсе не богаты.
Юдифь. Говори, говори, а сам одеваешься с иголочки… кстати, что бы ты ни надел, тебе все к лицу!.. Слышал, что я сказала? (Подходит еще ближе.)
Аллан (покорно). Слышал.
Юдифь. Как это ты сумел услышать, ведь ты же занят вычислениями или чем там еще?
Аллан. Да уж не глазами!
Юдифь. Эти мне твои глаза!.. Ты их в зеркале видел?..
Аллан. Уходи!
Юдифь. Презираешь меня!..
Аллан. Я вообще о тебе, моя милая, не думаю!
Юдифь (подходит еще ближе). Ну прямо Архимед, сидит себе, считает, а солдат раз – и прикончил его[8]! (Ракеткой ворошит его бумаги.)
Аллан. Не трогай моих бумаг!
Юдифь. Вот и Архимед то же самое сказал!.. Ты сейчас, конечно, вообразил себе бог весть что! Думаешь, будто я жить без тебя не могу…
Аллан. Ну почему ты не оставишь меня в покое?
Юдифь. Будь полюбезнее, и я помогу тебе с экзаменом…
Аллан. Ты?
Юдифь. Да, я знакома с экзаменаторами…
Аллан (строго). И что из того?
Юдифь. Тебе разве не известно, как важно иметь протекцию учителей?
Аллан. Ты имеешь в виду своего отца и лейтенанта?
Юдифь. И полковника!
Аллан. И ты хочешь сказать, что твое заступничество освободит меня от работы?
Юдифь. Плохой ты переводчик…
Аллан. Плохого оригинала…
Юдифь. И не стыдно!
Аллан. Стыдно – за тебя и за себя!.. Стыдно, что слушаю тебя!.. Почему ты не уходишь?
Юдифь. Потому что знаю: ты ценишь мое общество… Да, да, ты всегда выбираешь дорогу так, чтобы пройти под моим окном! И всегда находишь себе дело в городе, чтобы поехать тем же пароходом, что и я. И в море никогда не выходишь, если я не сижу на фок-штоке.
Аллан (смущенно). Юной девушке не пристало говорить такие вещи!
Юдифь. По-твоему, я еще дитя?
Аллан. Временами ты – доброе дитя, иногда – злая женщина! А меня, судя по всему, ты определила себе в овечки.
Юдифь. Ты и есть овечка, и поэтому я должна тебя защищать!
Аллан (встает). Только волка в пастухи и ставить!.. Ты хочешь меня сожрать… вот, пожалуй, и вся тайна! Заложить свои прекрасные глаза в обмен на мою голову.
Юдифь. О, да неужели ты разглядел мои глаза? Вот уж не подозревала в тебе такой храбрости!
Аллан, собрав бумаги, идет направо. Юдифь становится в дверях.
Аллан. Отойди, иначе…
Юдифь. Иначе?
Аллан. Была бы ты парнем – бах! Но ты, увы, девушка!
Юдифь. И что?
Аллан. Имей ты хоть каплю гордости, ты бы ушла сразу, как только поняла, что тебя выставляют за дверь!
Юдифь. Ты об этом пожалеешь!
Аллан. Не сомневаюсь!
Юдифь (в бешенстве идет к дверям задника). Ты об этом пожалеешь! (Выходит.)
* * *Курт (входит из левой двери). Куда ты собрался, Аллан?
Аллан. Это ты?
Курт. Кто это так стремительно выскочил из дома… аж кусты затрещали?
Аллан. Юдифь!
Курт. Немного вспыльчива, а так славная девушка!
Аллан. Злобных, грубых девиц почему-то всегда называют славными!
Курт. Не будь таким строгим, Аллан!.. Тебе не по душе твои новые родственники?
Аллан. Дядя Эдгар мне нравится…
Курт. Да, у него немало хороших черт… А твои другие учителя? Лейтенант, например?
Аллан. Человек настроения! Мне иногда кажется, что он имеет на меня зуб.
Курт. Ошибаешься!.. Тебе слишком много «кажется». Не обременяй себя мыслями об окружающих, занимайся своими делами, будь вежлив, а остальных предоставь самим себе.
Аллан. Дядя Эдгар мне нравится…
Курт. Да, у него немало хороших черт… А твои другие учителя? Лейтенант, например?
Аллан. Человек настроения! Мне иногда кажется, что он имеет на меня зуб.
Курт. Ошибаешься!.. Тебе слишком много «кажется». Не обременяй себя мыслями об окружающих, занимайся своими делами, будь вежлив, а остальных предоставь самим себе.
Аллан. Я так и делаю, но… они никак не хотят оставить меня в покое! Втягивают в свои дела… совсем как каракатицы у пирса… не кусаются, только воду баламутят, и тебя засасывает в водоворот…
Курт. Ты, как я погляжу, склонен к меланхолии! Тебе неуютно здесь со мной? Чего-нибудь не хватает?
Аллан. Мне никогда не было так хорошо, но… что-то здесь меня душит!
Курт. Здесь, у моря? Ты не любишь моря?
Аллан. Я люблю открытое море! А у берега водоросли, каракатицы, медузы, морская крапива – или как она там еще называется!
Курт. Ты стал настоящим затворником! Пойди поиграй в теннис!
Аллан. Не хочется!
Курт. Понимаю, злишься на Юдифь!
Аллан. На Юдифь?
Курт. Нельзя так придираться к людям, а то останешься один!
Аллан. И вовсе я не придираюсь, но… У меня такое чувство, будто я лежу в самом низу поленницы дров… дожидаясь своей очереди попасть в огонь… и на меня давит, давит все, что навалено сверху…
Курт. Дождись своей очереди! Поленница уменьшается…
Аллан. Да, но так медленно, слишком медленно!.. О! А я тем временем сгнию!
Курт. Нелегко быть молодым! И все же вам завидуют!
Аллан. Неужели? Давай поменяемся!
Курт. Нет, спасибо!
Аллан. Знаешь, что самое ужасное? Сидеть и молчать, когда старики болтают ерунду… Я не сомневаюсь, что лучше их разбираюсь в предмете… и тем не менее вынужден молчать! Прости, тебя я к старикам не отношу!
Курт. Это почему же?
Аллан. Может быть, потому, что мы, собственно, только сейчас и узнали друг друга…
Курт. И потому, что… у тебя уже успело сложиться другое мнение обо мне!
Аллан. Да!
Курт. Я предполагаю, что, пока мы были разлучены, ты питал ко мне не самые теплые чувства?
Аллан. Не самые!
Курт. Ты видел хоть какую-нибудь мою фотографию?
Аллан. Одну-единственную, и весьма непривлекательную!
Курт. Давнишнюю, конечно?
Аллан. Да!
Курт. Десять лет назад я поседел за одну ночь… Потом седина сошла сама по себе… Давай переменим тему… Смотри, твоя тетя идет! Моя кузина! Она тебе нравится?
Аллан. Я не желаю об этом говорить!
Курт. В таком случае не стану больше спрашивать!
* * *Алис (входит в комнату, на ней светлый летний наряд, в руках зонтик). Доброе утро, Курт! (Взглядом велит ему отослать Аллана.)
Курт (Аллану). Оставь нас!
Аллан уходит направо. Алис садится на диван слева. Курт садится на стул рядом.
* * *Алис (сконфуженно). Он идет следом, так что не волнуйся!
Курт. А с чего бы мне волноваться?
Алис. С твоим строгим отношением…
Курт. Только к самому себе!
Алис. Ну ладно!.. Я один раз забылась, увидев в тебе избавителя, но ты сохранил присутствие духа… и потому мы имеем право забыть… то, чего никогда не было!
Курт. Что ж, забудь!
Алис. Впрочем… не думаю, чтобы он забыл…
Курт. Ты имеешь в виду ту ночь, когда с ним случился сердечный приступ, а ты чересчур рано возликовала, полагая, что он умер?
Алис. Да!.. Потом он оправился, но, перестав пить, научился молчать и теперь стал невыносим. Он что-то замыслил, а я никак не пойму что…
Курт. Алис, твой муж – безобидный пентюх, неизменно выказывающий мне свое расположение…
Алис. Берегись его расположения! Я эти его штучки знаю!
Курт. Ну-ну!
Алис. Значит, он и тебе глаза замазал!.. Неужели ты не чуешь опасности, не замечаешь расставленных силков?
Курт. Нет!
Алис. В таком случае ты обречен!
Курт. О, Боже избави!
Алис. Подумать только, я, видя подкрадывающуюся к тебе, словно кошка, беду… предупреждаю тебя, а у тебя точно шоры на глазах!
Курт. У Аллана никаких шор нет, а он тоже ничего не видит! Впрочем, он видит одну только Юдифь, а это всегда залог хороших отношений.
Алис. Ты раскусил Юдифь?
Курт. Кокетливая девчушка с косой на спине и в чуточку коротковатых юбках…
Алис. Вот именно! Но я видела ее на днях в длинной юбке… и передо мной предстала юная дама… с уложенными волосами, кстати, и не такая уж юная!
Курт. Да, развилась она, надо сказать, рановато!
Алис. И она играет с Алланом!
Курт. Пока это игра, ничего страшного.
Алис. Вот как, ничего страшного!.. Сейчас придет Эдгар и усядется в кресло – он его так обожает, что прямо украсть готов.
Курт. Пусть берет!
Алис. Предоставь ему сидеть там, а мы останемся здесь. И когда он начнет болтать – по утрам он бывает словоохотлив, – когда он понесет всякую чепуху, я буду тебе переводить ее!..
Курт. Ах, милая Алис, ты чересчур умна, чересчур! Чего мне бояться, пока я справляюсь с карантином без нареканий, да и в остальном веду себя как положено?
Алис. Ты веришь в справедливость, честь и все такое прочее.
Курт. Верю, и этому научил меня мой опыт. Когда-то я был убежден в обратном… Это мне дорого обошлось!
Алис. Он идет!..
Курт. Раньше ты ничего не боялась!
Алис. Опасности не сознавала, вот и была храброй!
Курт. Опасности?.. Ты меня скоро совсем запугаешь!
Алис. Ах, если бы… Он!
* * *Капитан появляется в дверях задника, в цивильном платье – черный, застегнутый наглухо редингот[9], форменная фуражка, в руках – трость с серебряной ручкой. Здоровается кивком головы и направляется к креслу.
Алис (Курту). Пусть начнет первый!
Капитан. Отменное у тебя кресло, дорогой Курт! Просто превосходное!
Курт. Я тебе его дарю, если ты согласишься принять от меня такой подарок!
Капитан. Но я вовсе не хотел…
Курт. А я хочу, от всего сердца! Ты-то меня чем только не одаривал!
Капитан. Э, вздор!.. Отсюда виден весь остров – променады, люди на верандах, корабли в море, корабли причаливающие и отчаливающие… Тебе и впрямь удалось заполучить лучшее местечко на этом острове, правда, отнюдь не блаженных. Верно, Алис?.. Да, остров называют «маленьким адом», а Курт здесь создал рай, без Евы, разумеется, ибо, когда она появилась, раю пришел конец! Ясно? А знаешь, что тут был королевский охотничий замок?
Курт. Слыхал!
Капитан. Да, по-королевски ты живешь, но хочешь не хочешь, а благодарить за это меня надо!
Алис (Курту). Так-так, он собирается тебя обокрасть!
Курт. Я за многое тебе благодарен!
Капитан. Э, вздор!.. Послушай-ка, ящики с вином получил?
Курт. Получил!
Капитан. Доволен?
Курт. Очень, передай это своему поставщику!
Капитан. Он всегда поставляет первосортный товар…
Алис (Курту). По ценам второго сорта, а ты оплачиваешь разницу…
Капитан. Ты что-то сказала, Алис?
Алис. Я? Ничего!
Капитан. Да, когда здесь решили открыть карантинный пост, я совсем было собрался просить это место… и с этой целью начал изучать карантинное дело.
Алис (Курту). Врет!
Капитан (хвастливо). Я не разделял устаревших представлений о дезинфекции, всячески превозносившихся правлением! Видишь ли, я стоял на стороне нептунистов[10] – мы их так называли, поскольку они придерживались водного метода…
Курт. Извини! Я прекрасно помню, что в тот раз именно я отстаивал воду, а ты огонь.
Капитан. Я – огонь? Вздор!
Алис (громко). Да, я тоже помню!
Капитан. Ты?..
Курт. Я запомнил это еще и потому…
Капитан (обрывает). Может быть, но это не важно! (Возвышает голос.) Впрочем… сейчас мы пришли к тому… (Курту, который хочет его перебить) помолчи!.. что положение вещей изменилось… и карантинное дело скоро шагнет далеко вперед.
Курт. Кстати! Ты знаешь, кто написал эти дурацкие журнальные статьи?
Капитан (покраснев). Не знаю, но почему это ты называешь их дурацкими?