– Вроде на кухне. Сейчас принесу, – я встал и двинулся к двери.
На кухне было темно и спокойно. Я на ощупь нашел аппарат, и уже собирался уходить, но тут мое внимание привлекло тихое жужжание, доносившееся со стола. Приглядевшись, я заметил какие-то движущиеся блики слева от бокса Профессора, там, где Борис оставил свои рамочки и инструменты.
– Борис, у тебя тут что-то жужжит! – я на всякий случай отодвинулся в сторонку, пропуская искателя. Борис подошел к столу, чиркнул зажигалкой и в колеблющимся ее свете мы увидели, что одна из его рамочек, этакая мельничка на стальной ножке, бешено вертится, издавая то самое тихое жужжание, которое меня и привлекло.
– А вот это уже совсем плохо! – сказал Борис хриплым голосом: – Нам надо срочно покинуть квартиру. Пойдем, я дорогой все объясню!
– А куда пойдем-то? – я совершенно растерялся. Чувство ирреальности происходящего, появившееся у меня после видения чудесного оживления каменного глаза, зрелище самокрутящейся рамочки превратило в ощущение коллективного сумасшествия, охватившего нас с Борисом. Или одного меня, а Борис уже был… того…
Из прострации меня вывел ответ Бориса на мой вопрос, о котором я уже и забыл:
– Поедем к Паганелю. Он ближе всех живет, да и в артефактах разбирается, как ас! Поехали, тут промедление смерти подобно! Поверь мне, я говорю правду! – в его голосе было что-то, что заставило меня согласиться.
– Боря, я только соберу кое-какие вещи! – ну не мог же я ехать к какому-то Паганелю без ничего, даже смену белья не прихватив!
– Только очень быстро! Я жду в подъезде! – прихватив свою сумку, искатель вышел из квартиры.
Когда дверь за Борисом закрылась, я метнулся в ванну, сгреб зубную щетку, пасту, станок, мыло, полотенце, затем в комнате не глядя сунул в сумку всякие трусы-носки, бросился к двери, на ходу гася свет, вдруг мой взгляд упал на тумбочку в прихожей. Подарок Николеньки! Я так и не сказал ничего Борису об этих деньгах, сам не знаю, почему. «Брать – не брать? В конце концов Николенька оставил пакет мне…»
– Сергей, быстрее! – раздался голос Бориса из-за неплотно прикрытой входной двери. Времени думать не было. Я сунул руку в тумбочку, нашарил в пакете пачку долларов, сунул ее во внутренний карман пальто и выскочил из квартиры…
Мы быстро и молча спускались по лестнице в абсолютной темноте, обычной для наших подъездов, как вдруг что-то еще более темное, чем окружающий мрак, метнулось нам под ноги. Я вскрикнул от неожиданности, вцепившись в поручень, Борис не удержался на щербатых ступеньках и с руганью полетел вниз!
Секунда – и стало тихо. Я отыскал в кармане спички, зажег одну, и увидел искателя лежащим внизу, на бетонной площадке между этажами в позе человека, руки и ноги которого вдруг стали резиновыми.
– Борис!!! – мой крик гулко запрыгал по темным этажам. Спичка догорела, обожгла пальцы и погасла. В наступившей темноте вдруг раздался на удивление спокойный голос Бориса:
– В рот ему коромысло! Шатается у тебя по подъездам всякая дрянь! Самое смешное, что я даже ничего не сломал!
– Ты в порядке?! – я зажег новую спичку. Искатель уже поднялся, потирая ушибленный локоть:
– Все нормально. Что это было? У меня ощущение, что по ноге бревном ударили!
– По моему, это была обыкновенная кошка! – я помог Борису найти его сумку, и мы без приключений спустились вниз и вышли из подъезда.
– Это был «звоночек»! – заявил вдруг глубокомысленно молчавший Борис: – Меня предупредили: «Не лезь!»
– Кто предупредил-то? – уныло спросил я. Мне все больше и больше становилось не по себе – все эти чокнутые археологи-искатели с их верой в рамочки, «звоночки», и разную чертовщину начали казаться мне просто сумасшедшими…
– Кто предупредил? – переспросил прихрамывающий Борис: – Да вот ЭТО…
Он махнул рукой в сторону моей квартиры, и вдруг резко схватил меня за руку:
– Смотри!
Я повернулся и похолодел: в окне покинутой нами кухни горел свет! Но ведь лампочка перегорела при нас!
– Ч-что это?! Как это?… – я чувствовал себя полным идиотом, и еще мне вдруг стало по-настоящему страшно, так страшно, как бывает только в детстве, одному, в темной спальне.
Свет мигнул раз, другой – и погас! Борис закурил, поправил сумку и серьезно сказал:
– Мы правильно сделали, что ушли. Я ничего тебе не могу объяснить сейчас… Впрочем, я и сам ничего не понимаю, как и ты, но очень надеюсь, что объяснение найдется! В любом случае обещаю – мы постараемся оградить тебя, вывести из этой чертовщины. А сейчас – поехали к Паганелю!
И мы поехали…
Глава третья
– Паганель, он такой… Не очень обычный человек. – Борис посмотрел в ревущую огнистую темноту за окном вагона метро и продолжил: – Его многие за чудака держат, кое-кто недолюбливает, а он, в общем, просто думает по другому, что ли? Ну и занимается в основном всякими диковинками, по научному – артефактами. Биоэнергетикой владеет – всем нашим рамочек наделал, обучил пользоваться. Они, рамочки, потоки энергии указывают. Хорошие, плохие, нейтральные. Та «мельничка», что у тебя на кухне крутится, одна из самых важных, если она заработала – хана! Бросай все и беги! Мы один раз городище кривичей на смоленщине копали – так вдруг она сработала, закрутилась в раскопе. Паганель нас пинками выгонял, мы не понимали, злились… А там немецкая бомба оказалась, авиационная, полутонка, со сработавшим взрывателем. Если бы задели – все… Саперы ее потом на месте подрывали, вывезти не было возможности… Жаль, все городище погибло – воронка метров на тридцать!
– Борис! Это все понятно – биоэнергетика всякая, рамочки… Ну, а все таки – какая связь? Николенька погиб от отравленной остроги, возможно, случайно – напали на него ночью какие-нибудь придурки… Профессора завалило землей – тоже может быть случайность, ведь нет же ни какой закономерности! Да, рамочка эта ваша сработала на амулет, но ведь не мог же этот глаз на цепочке ткнуть одного вилами, а другого завалить в этом дурацком кургане…
Борис неожиданно перебил меня:
– И ударить меня по ногам в темном подъезде! Наверное, не мог… Сергей, я тебе еще раз говорю – я ничего сам не понимаю. Но, по-моему, что-то, связанное с этим амулетом, очень не любит, когда его трогают. Что-то – или кто-то…
– Тьфу, чертовщина какая-то! – я огляделся по сторонам: – Ну вот, мы с тобой. Едем в нормальном вагоне нормального московского метро. Вокруг нас нормальные люди, с которыми ничего сверхъестественного не происходило никогда, и никогда не произойдет…
Договорить мне не удалось – раздался скрежет, треск, нас всех бросило вперед, закричали люди. Поезд стремительно останавливался, погас свет, запахло паленым, синтетикой какой-то. Меня швырнуло в самую гущу визжащих, орущих, барахтающихся людей, больно ударило головой, на миг я даже провалился куда-то, но сразу очнулся, и тут на меня полетели другие пассажиры, их вещи, весь этот так нервирующий в часы пик «бутор»: сумки, авоськи, огромные челночные баулы, набитые турецко-китайским барахлом.
Длинный штырь чьего-то зонтика попал мне в рот, больно оцарапал щеку и небо, на зубах заскрипел песок… Я оказался на полу, отполз в сторону, привалился спиной к сиденью.
Поезд остановился. В вагоне, в кромешной темноте, люди давили друг друга, нелепо метались из конца в конец, страшные в своем паническом безумии. Вдруг что-то вспыхнуло, затрещало, всё осветилось – оскаленные рты, вытаращенные глаза, кровь на чьем-то лице, дым, поваливший откуда-то белыми клубами. Сразу стало нечем дышать, люди закричали еще страшнее, где-то что-то разбилось, зашипело – и тут я увидел Бориса: он лез по проходу, держа в одной руке исходящий пеной огнетушитель, другой тащил за собой какого-то ребенка. За ним ползло сплошное облако белого удушливого дыма.
Борис заметил меня и прокричал, перекрывая вой обезумевших людей:
– Живой? В порядке? Давай за мной!
Я кивнул, столкнул с колен чей-то дипломат и попытался встать. Мне это удалось, хотя и с трудом – здорово болела ушибленная нога, в голове звенело. Я полез сквозь толчею за Борисом, старясь удержаться на ногах и не потерять искателя из виду.
Мы пробрались на переднюю площадку. Поезд по-прежнему стоял неподвижно. Паника мало-помалу затихала. Дым рассеялся, в полумраке люди искали свои вещи, заплаканная женщина в дорогом кожаном пальто прижимала к груди девочку лет пяти, ту самую, которую вытащил из давки Борис. В соседних вагонах было еще спокойнее, чем в нашем – там ничего не загорелось.
Из головы состава сквозь поезд, открывая торцовые двери вагонов, прошли машинист и милиционер. Машинист, бледный и злой, громко объявил, что все в порядке, возгорания потушены силами пассажиров, поезд обесточен, скоро его вытянут на ближайшую станцию.
– Второй «звоночек!», – невесело усмехнулся Борис, отряхиваясь. Я прислонился к стенке вагона, пытаясь избавиться от звона в голове.
Из головы состава сквозь поезд, открывая торцовые двери вагонов, прошли машинист и милиционер. Машинист, бледный и злой, громко объявил, что все в порядке, возгорания потушены силами пассажиров, поезд обесточен, скоро его вытянут на ближайшую станцию.
– Второй «звоночек!», – невесело усмехнулся Борис, отряхиваясь. Я прислонился к стенке вагона, пытаясь избавиться от звона в голове.
– Старайся не вдыхать глубоко! – искатель ощупал мою голову, послушал пульс:
– Вроде все в порядке. Давай-ка, присядь!
Я сел, где стоял, прямо на грязный вагонный пол. Пассажиры успокоились, переговаривались, кто-то нервно засмеялся. Не верилось, что еще пять минут назад эти самые люди были обезумевшей толпой, готовой топтать друг друга, чтобы спасти свою жизнь.
Состав содрогнулся, где-то громыхнуло, и мы наконец медленно поехали. В вагонах было по-прежнему темно, мимо плыли стены тоннели, змеящиеся кабели, какие-то отнорки, уводящие в густой мрак, кое-где горели тусклые аварийные лампочки.
Дальнейший путь мы проделали без всяких приключений, если не считать косых взглядов милиционеров в переходе на «Киевской» – мы с Борисом здорово вывозились и походили на бомжей.
Громадный сталинский дом на Бережсковской набережной, в котором жил Паганель, казался океанским лайнером со светящимися окнами, плывущим сквозь морось холодного осеннего дождя. Мне безумно захотелось оказаться в тепле, почувствовать себя под защитой надежных стен пусть даже и чужого жилища. И еще очень хотелось почистить зубы – неприятный привкус во рту вызывал тошнотные позывы.
Квартира Паганеля занимала весь верхний этаж башенки, возвышающейся над одним из крыльев дома. Мы поднялись наверх на лязгающем и грохочущем лифте, напоминающем «пипилакс» из данелевской «Кин-дза-дзы», причем Борис настаивал на пешем подъеме, но я бы просто не выдержал. После всех наших злоключений искатель заметно нервничал, тревожно озираясь, словно за каждым углом нас подстерегало что-то ужасное. Я прекрасно понимал его состояние – третий «звоночек» мог оказаться роковым.
И еще меня не отпускало чувство, что где-то наверху, за низкими сентябрьскими тучами, ворочается что-то огромное, и временами оттуда до меня долетает тонкий, будь-то хрустальный, звон…
Дверь Паганелевой квартиры, сплошной стальной лист, не имела не глазка, не звонка, не ручки, ни даже замочной скважины.
– Он ее магнитом открывает, – пояснил Борис, попросил у меня спичку, вставил ее в какую-то неприметную дырочку над косяком и несколько раз ритмично нажал.
– Скрытый звонок. Очень удобно – Паганель сразу знает – свои! – добравшись до двери, Борис явно приободрился.
Дверь открылась неожиданно мягко для своей внушительной массивности. На пороге стоял высоченный – под два метра! – седой человек в меховой безрукавке, усы и старомодная бородка клинышком придавала ему сходство скорее с Дон Кихотом, чем с жюльверновским чудаком-профессором, только на носу рыцаря печального образа сидели вполне современные прямоугольные очечки, а в зубах дымилась изогнутая резная трубка.
– Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?
Борис кивнул.
– Надя улетела к нему в больницу. Входите, входите. – Паганель посторонился, пропуская нас в просторную прихожую.
На свету наша грязная одежда напоминала половые тряпки. Хозяин квартиры на секунду удивленно замер, затем тихо, не без иронии спросил:
– Пробивались с боем?
Борис усмехнулся:
– Примерно так. Знакомьтесь: Сергей… м-м Степанович, друг Николеньки.
Паганель приосанился и церемонно поклонился:
– Очень приятно. Логинов. Максим Кузьмич. По профессии – Паганель.
Он повернулся и крикнул куда-то в глубину квартиры:
– Зоя! Голубушка! У нас ЧП!
Борис остановил хозяина квартиры:
– Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор и плохие новости. Николенька погиб!
Паганель замер, медленно повернулся к Борису:
– Да вы что… Не может быть! Как же это! Николенька… Коля! Горе-то какое…
Паганель выглядел растерянным, даже каким-то жалким. Он помолчал, потом спросил:
– Как это произошло?
Я скупо, в двух словах, рассказал.
Хозяин некоторое время постоял молча, наконец глухо проговорил:
– Надо же… Вот так вот, глупо и нелепо…
Мы стояли в просторной прихожей, и каждый вспоминал Николеньку, мне даже на секунду показалось, что сейчас из-за угла коридора выйдет вдруг он сам, и скажет, улыбаясь: «В-вы ч-чего это? Ч-чего т-такие м-мрачные?».
Но вместо Николеньки к нам выбежал совсем другой человек. Послышались легкие шаги и в прихожую впорхнула, иначе и не скажешь, худенькая коротко стриженная светловолосая девушка в джинсах и свитере. Задорно вздернутый носик придавал ее лицу какое-то детское выражение. Серые, чуть раскосые глаза девушки удивленно расширились:
– Борис! Что с вами?
Паганель махнул рукой:
– Моя дочь, Зоя. Зоинька, это Сергей, друг Николеньки. Ты знаешь… Николая больше нет!
Зоя всплеснула руками:
– Как же так! Он же…
Отец прервал ее:
– Такое несчастье! Да еще мальчики попали в передрягу…
Девушка засуетилась:
– Что же я стою-то! Быстро раздевайтесь, вещи складывайте вот сюда.
Мы с Борисом дружно запротестовали, но Зоя, смешно сдвинув брови, командирским голосом сказала:
– Ни каких возражений не принимается! Быстро раздеваетесь – и ванную! Да, брюки тоже снимайте, я дам вам папины экспедиционные штаны.
Борис в отчаянии обратился к хозяину квартиры:
– Ну Максим Кузьмич… Неудобно…
Паганель лукаво улыбаясь, подыграл дочери:
– Неудобно спать… м-м-м…на потолке! Одеяло, знаете ли, падает! Без разговоров! Начальство приказало – извольте выполнять!
Борис страдальчески сморщился:
– Уступаем силе… Но, Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор!
– Все разговоры – потом! Борис, ваш товарищ еле на ногах держится! Я сразу понял, что вы не просто завернули старика проведать, в одиннадцатом-то часу ночи, да еще в таком виде. Но сперва – переодеваться, в ванную, и за стол!
Пришлось подчиниться. Ледяные когти страха, сжимавшие мое сердце, потихоньку словно бы таяли. Горячий душ просто возродил мое тело, даже звон в голове отступил, а когда Борис сунул мне в дверь чистые отутюженные армейские брюки Паганеля, я почти развеселился, заворачивая штанины примерно на половину их длинны – явно не мой размерчик!
Выйдя из ванной, пятерней приглаживая мокрые волосы, я столкнулся с Борисом. Он, держа в руках такие же, как у меня, штаны, подмигнул и нырнул в душистую влажную атмосферу ванной комнаты. Пока я мылся, искатель успел вкратце рассказать Паганелю нашу историю, ту ее часть, в которой он сам принимал участие.
Теперь роль рассказчика досталась мне. Мы с хозяином прошли по длинному коридору на большую, необычайно уютную кухню, отделанную светлым деревом. На плите пыхтели кастрюли, сковородки, что-то аппетитно скворчало в духовке. Пучки трав, висевшие под потолком, источали забытые ароматы детства, деревни, свежескошенного сена…
Паганель внимательно выслушал меня, вздохнул, раскурил трубку и сказал:
– Николенька, хотя и без диплома, был, пожалуй самым одаренным из нас искателем. Даже Профессор, Денис Иванович, не обладал такой интуицией и чувством… м-м-м…историчности, что ли, как ваш друг, Сергей. А уж Денис Иванович еще в конце семидесятых считался крупнейшим археологом в стране. Н-да, какая нелепая смерть! Милиция, конечно же, убийцу не найдет – слишком мало улик. Дело закроют, и оно уйдет в архив…
Клубы ароматного дыма от трубки, причудливо извиваясь, поднимались к потолку и исчезали, втянутые встроенным в стену вентилятором.
Мы молчали. Каждый думал о своем. Вошла Зоя, деловито помешала в кастрюльках, проверила что-то в духовке, понимающе кивнула, когда я встретил встревоженный взгляд ее выразительных глаз, и начала ловко накрывать на стол. Я вызвался помочь, но слишком резко встал, и в глазах опять потемнело. Должно быть, я покачнулся, и это не укрылось от внимательных глаз Паганеля:
– Э, голубчик! У вас же травма, Боря мне рассказал про ваши злоключения в метро. Старый я склеротик, как я мог забыть! Сейчас я вас полечу.
Я попытался отшутится – не очень-то я верю во всякие экстрасенсные дела – но Зоя взяла меня за руку и доверительно сказала:
– Папа имеет диплом мануального терапевта, подписанный самой Джуной! Не упрямьтесь – вам сразу станет легче!
Я покорно сел, закрыл глаза и только по изменению светлых и темных пятен понял, что Паганель водит руками над моей головой. Потом мне стало спокойно, я неожиданно вспомнил наш городок, липы и клены возле школы, маму, встречавшую меня – первоклассника после первого в моей жизни урока, торт «Наполеон» на седьмое ноября, велосипед, подаренный мне на Новый год и не поместившийся под елкой. Папа вытащил его на балкон и замаскировал снегом. Помню, я здорово изумился – откуда Дед Мороз знает, что я хотел именно велосипед? Мне тогда было восемь…