Неожиданно закружилась голова. Он пошатнулся, посмотрел в спину Косматого как на пятно. Пятно уменьшалось, уменьшалось... Косматый уходил куда-то.
- Стой, - прошептал Валентин и хотел поднять руку, но не получилось.
- Лежи, не дергайся! - сказал незнакомый властный голос. - Будешь дергаться, больно будет.
- Да я...
- Молчи! Кому говорю! Сестра, укол ему.
Это он в госпитале. Ну, понятно, колют чем-то. Значит, все-таки дошли. Ну и хорошо.
Что-то мельтешит перед глазами, мотается туда-сюда, а что - не понять. И болит где-то. не то в груди, не то в животе. Все сильнее и сильнее.
- Больно, - сказал Валентин и ощутил свои губы как две коросты. - Пить дайте.
- Все, - сказал голос. - Кранты.
- Кому кранты? - Валентин увидел мутный силуэт в докторской шапочке с повязкой на лице.
- Тебе будут кранты, если не заткнешься. Везите его в палату.
- А как же... - начал женский голос испуганно.
- А никак! - перебил мужской. - Пусть просыпается. Иначе загнется. А мы тут не убийцы. В первую его. Там сейчас никого? Вот туда его.
Валентин ощутил движение, поскрипывание колес. Его везли на каталке. Проявился из мути коридорный потолок с немытыми белыми светильниками, ядовито-зеленые стены. Валентин задрал глаза кверху и увидел сестру в белой шапочке. Красивая, - подумал он отрешенно. - Надо будет Косматому рассказать. Только не очень молодая. Лет тридцать пять, а может и с гаком. Появилась еще одна сестра, гораздо старше, с приятным лицом и полными губами. Валентина вкатили в палату и легко переложили на кровать.
- Отдыхай, касатик, - сказала старшая и улыбнулась.
Она вышла а Валентин поймал за руку младшую.
- Постойте... Я хотел спросить... Что со мной?
Она замялась на мгновение, в ее красивых глазах мелькнуло принуждение.
- Черепно-мозговая травма, - сказала нехотя.
- Пуля?
Она молча кивнула и вырвала руку, чтобы уйти.
- Погодите, а другие как?
- Другие?
- Да, другие. Сержант Рычков, Нодик, Косматый, Боря...
- Я ничего не знаю о других, - хмуро сказала женщина и вышла из палаты.
- Ну да, конечно, - прошептал Валентин вслед. - Значит с ними все в порядке, в госпитале их нет. Ну и хорошо. Главное - дошли. Можно и поваляться на койке денек-другой. Только вот что так болит внутри?
Валентин оглядел палату. Ничего особенного - рядовая палата в рядовом госпитале. На окне белая занавеска, еще три пустые койки, тумбочки между ними, расшатанные, ободранные. Интересно, какой это город? Они были далеко от города, значит, его сюда перевезли на вертолете, не иначе. А другие, что ж - отсиделись на базе и получили новый приказ. Воюют где-то. Валентин не допускал и мысли, что кто-то мог погибнуть.
Погоди, а вдруг это опять сон? Вдруг он опять проснется в пустыне, где никакой базы, только духи, голод и смерть? Его передернуло. Нет, не сон. Не должен быть сон, иначе свихнуться можно. А что? И свихнешься.
Он потрогал голову. Волосы отросли уже, значит давненько он тут валяется. Значит, ранение серьезное было. Погоди, а повязка где? Сестра говорила о ране в голову. Повязки нет, и болит совсем не голова... Вот. Опять загадка. Сколько уж этих загадок было... То тело другого сержанта, то тело Косматого. И то, что база как в воду канула - тоже загадка. И то, что они год не помнили... Да, год-то, год-то какой?!
Валентин приподнялся на локтях, хотел сесть, но голову вдруг сдавило, будто твердыми руками, вспыхнула и погасла искра в глазах, замутило, и он упал на подушку. Нет, видать, точно в голову долбануло. А повязка - что ж, сняли уже. За ненадобностью.
- Эй, ты чего? - послышался голос.
Валентин открыл глаза, недоуменно огляделся. Он лежал на земле, а над ним склонился Косматый
- Вставай-ка, чувак, не время валяться в пыли, - сказал Косматый и протянул руку.
Валентин с трудом поднялся, сплюнул горькую слюну.
- Что-то глюки у меня, - произнес, еле ворочая языком. - То я здесь, то в госпитале.
- Анаши обкурился, что ль?
- Не курил я, - Валентьин поморщился, пощупал грудь - внутри саднило как после ранения. - С того раза, как двух духов оприходовали, не курил.
- Пошли, надо догонять.
Валентин посмотрел на тропу. Там стояли над очередным телом сержант, Нодик и Борис. Валентин и Косматый подошли, остановились за спинами. Солдат лежал в луже крови, лицо его было традиционно обезображено.
- Кто? - спросил Валентин и осекся. На Нодика похож...
- Вах, - сказал Нодар дрожащим голосом. - Скоро всех найдем, да? И тебя, Валька, и тебя, Боря.
- Лучше могилу копай, - сказал Рычков, вытирая потное лицо.
- А что? Я копай, копай, - отозвался Нодар. - Ты помогай, да.
Выкопали могилу, положили тело, постояли молча.
- Ну, - не выдержал Нодар. - Ты слово скажешь, да?
Сержант встрепенулся, произнес краткую скомканную речь. Пошли дальше. Хоронить самих себя стало обычным делом. Валентин усмехнулся. Самих себя. Пришло же в голову. Как это может быть - самих себя? Никак. Вот же сержант, вот Косматый, вот Нодик. Идут, переговариваются. Значит живы. А то, что ему мнилось, что он в госпитале - ну так от жары еще и не то привидеться может, и косячка никакого не нужно. Вон солнце как жварит, только держись. Небо выцвело, полиняло. Лежит себе стиранное небо на острых камнях, как развешенное для просушки белье... А дышать все труднее - они ведь все выше забираются. Постой, как это - выше? Они ж в долину должны спускаться! База ведь в долине!
- Эй, взводный, - позвал Валентин. - Мы зачем в гору-то лезем?
Рычков остановился, вытер пот кепкой, нахлобучил ее на стриженую голову, посмотрел больными глазами.
- Чего это - в гору? - спросил, словно портупеей скрипнул.
- А как же? - сказал Валентин. - Дышать все труднее, я заметил. А нам ведь в долину надо.
- Ну, - поддакнул Косматый. - Я же говорю, он дороги не знает.
- Вах, опять начали! - Нодик с досадой хлопнул себя по ляжке.
- Не опять, а снова, - хохотнул Борис.
- Перевал там, - стараясь казаться уверенным, произнес взводный и посмотрел туда, где должен быть перевал.
Там громоздились скалы, которые также выцвели, как небо.
- Идти надо, - безнадежно сказал взводный и пошел, не оглядываясь. Остальные потоптались, потоптались, и двинулись следом.
Что же так болит в груди? Валентин пощупал ребра - не сломаны ли? Вот чепуха, если б он упал и сломал ребра, разве б он этого не помнил? А боль все сильнее и сильнее. Вот уже и дышать совсем невозможно, и в глазах темнеет, все поплыло и вылезло откуда-то мужское плохо выбритое рыло, которое смотрело на него участливо. Губы у рыла шевелились, но слова долетели до Валентина не сразу.
- ... там окажешься, тебе кранты. Ты слышишь меня?
- Слышу, - разлепив спекшиеся губы, прошептал Валентин. - Кранты.
- Курс окончен, - продолжало рыло, неприятно шевеля толстыми губами. Валентин заметил, что из ноздрей у рыла торчат черные волоски. - Курс окончен, ты понял? У тебя непереносимость обозначилась. Понял? Концентрация препарата в крови слишком велика, чтобы ты мог жить с ним дальше. Ну, понял?
- Ни хрена я не понял! - неокрепшим голосом попытался крикнуть Валентин. Получилось плохо, как стон. - Может объясните мне, какого черта я то там, то здесь?
- Нельзя тебе туда. Загнешься, а мне отвечать.
Кроме рыла Валентин стал видеть потолок палаты и испуганное лицо медсестры. Той, что помоложе.
- Ни хрена не понял! - повторил Валентин. - Объясните же!
- Марина, объясни ему! - сказал мужчина и вышел, подняв в палате ветер.
- Ну вот! - недовольно сказала Марина, присаживаясь на край койки. Валентин хотел подвинуться, но боль в груди не позволила. - Чуть что, сразу я. А сам-то что? Убежал. Он убежал, а я отдувайся. Ну да, понятно, солдат ему бы морду набил, а меня пожалеет, стало быть. Понятен ваш принцип, товарищ подполковник.
- Марина! - взмолился Валентин. - Ну хватит уже! Расскажите мне, что вам подполковник велел объяснить.
Женщина вздохнула, посмотрела с жалостью.
Валентин бродил в больничном парке, шуршал опавшей листвой, кутался в халат от ветра, и смотрел по привычке по сторонам. Глаза рыскали туда-сюда сами, помимо воли. Вон ворота, за которые его не выпускают. Там пропускной пункт со шлагбаумом и безжалостной охраной. Позади больничный корпус, трехэтажный, кирпичный, с колоннами, оштукатуренный и побеленный желтой известкой. Вокруг - решетчатый забор с кирпичными столбами и колючей проволокой поверху. Интересно - зачем колючка? Чтобы пациенты не убегали, или, наоборот, к пациентам кто-нибудь не пролез? Скорее второе, потому что большинство пациентов лежит бревнами на койках и видят сны. Как и Валентин совсем недавно.
Тихо. Только листва падает с легким шуршанием. По утрам появляются мятые, будто с бодуна, солдаты, сгребают листву в большие кучи и жгут, и тогда пахнет дымом и еще чем-то давно забытым, из детства. Солдаты молчаливы. Попытки заговорить с ними ни к чему не привели. Они дебилы какие-то, решил Валентин и оставил их в покое.
Скоро его выпишут.
- Не хрен тебе тут пролежни належивать! - заявил Валентину подполковник. - Через два дня собирай манатки и дуй отсюда. Что делать на гражданке? А я откуда знаю? Что? Оставить при госпитале? А что ты тут делать станешь? У нас ведь рабсила вся дармовая, мы ей не платим, вон, бойцы приходят, работают. За жратву разве? Ладно, я подумаю.
Скоро его выпишут.
- Не хрен тебе тут пролежни належивать! - заявил Валентину подполковник. - Через два дня собирай манатки и дуй отсюда. Что делать на гражданке? А я откуда знаю? Что? Оставить при госпитале? А что ты тут делать станешь? У нас ведь рабсила вся дармовая, мы ей не платим, вон, бойцы приходят, работают. За жратву разве? Ладно, я подумаю.
Что делать на гражданке, Валентин не знал. Он не знал вообще, что такое гражданка. Невдалеке отсюда город... Ну, что такое город, Валентин знал. Это глинобитные дома, в которых живут духи, восточный базар с криками как на поп-концерте (что такое поп-концерт, Валентин представлял смутно, он подхватил это выражение у Бориса, который уж наверняка был на поп-концерте и не на одном), скудным ассортиментом и ненавистью, которая сопровождает русского солдата повсюду, куда бы он ни пошел. Других городов Валентин не помнил, хотя и родился в одном из них. Совершенно не помнил, хоть тресни.
На гражданку идти страшно. Лучше уж здесь, при госпитале. В армию не пускают, потому как он не годится. Признан негодным подчистую и комиссован.
Он не поверил ни единому слову Марины. Ну не может такого быть, что ни Рычкова, ни Косматого, ни Бориса с Нодиком не существует. Неправда это. Наверное, они погибли, а его, значит, от этой скорбной вести оберегают, чтобы, значит, он не переживал сильно, потому что при ранениях в голову это опасно. Как же их может не существовать, когда он с ними из одного котелка ел, рядом спал, страховал и выручал. И они его страховали и выручали. Пуд соли сожрали вместе! Нет уж, скорее эта самая гражданка с городом не существует, он охотно в это поверит.
Ему нельзя туда, к боевым товарищам. Подполковник сказал, что еще одной инъекции он может не выдержать, сердчишко у него забарахлило почему-то. Никогда не барахлило, а теперь вдруг вот. А хочется. Хотя подполковник пытался отговорить. Чего, мол, тебе там делать? Скитаться по горам, по пустыням, без еды, без мытья, без надежды. Ведь не зря же, говорил подполковник, они никакой базы не могли найти. Потому что никакой базы и не было там. Как же не было? - думал Валентин. Ведь кто-то же послал их скитаться, духов стрелять. Не могли же они сами взять и пойти на задание! А этот кто-то, кто послал, он же не может без базы, чтобы домик какой-никакой для него, и казарма для солдат... Столовая там, баня... И аэродром. Нет, врут они, и Марина, и подполковник этот. Рожа его Валентину дюже не нравится. Не из тех рож, которые вызывают доверие, не из тех.
Спрашивал Валентин, какого черта он тут оказался, и кто те больные, которые лежмя лежат на койках. Ну, тут глаза у подполковника забегали, он их прятать начал, что-то замямлил про то, что иначе нельзя было, иначе они адаптироваться к действительности не могут. В общем, понес околесицу. А это доверия к нему не прибавило.
Скучно тут. Поговорить не с кем. Больные лежат и не просыпаются, медсестры все время заняты, хотя непонятно чем, если все вокруг даже есть-пить не просят. А вот Валентин есть-пить просит, ходит в столовую для медперсонала, где его поставили на довольствие.
Валентин бродил по больничному парку, опустив голову, глядя, как ноги загребают опавшую листву. Быстро темнело и парк погружался в сумрак будто в кисель. Скоро ужинать. Скорей бы, а то жрать уж хочется...
Жрать да спать, жрать да спать... Нет, это не жизнь. Вот там, в горах, там была жизнь. Духи, опасность, смерть, которая если не тебя в этот раз - уже счастье...
Захотелось завыть от тоски и безысходности. Очень понимаю собак и волков, - подумал Валентин. - Только им-то легче. Им хочется выть - они воют, а тебя за дурака могут принять, какой-нибудь гадостью заколют. Вон, кололи же, чтоб спал и горы во сне видал. Да ну! Враки это все! Самое главное - непонятно зачем. Что значит - адаптироваться не смог бы? Это что же - все пацаны, которые здесь - никто не смог бы? Вранье ведь! Взять и разбудить их всех...
- Эй, Валька! - послышался такой знакомый голос.
Валентин резко обернулся. За забором стояли они - боевые товарищи. Рычков, Косматый, Нодик, Борис. В полной боевой выкладке.
- Ребята! - закричал Валентин и бросился к забору.
- Ты тише, тише, - поднял руку сержант. - А то сбегутся доктора.
- Ребята, - бормотал Валентин и глотал радостные слезы. - Братцы, как же я рад вас видеть! А мне с вами нельзя, подполковник сказал, что я не годен. Комиссовали, понимаешь...
- Что они там понимают! - проговорил Косматый и сплюнул. - Доктора, блин.
- Там целый госпиталь, парни лежат и спят, - продолжал Валентин, пожимая руки друзьям. - Прикиньте, спят и видят сны. И я спал. А потом у меня сердчишко забарахлило, и меня колоть перестали, и я теперь не сплю. Только я ведь подполковнику не поверил, не поверил! Он, зараза, мне сказал, что все вы мне снились. Вот гад, а!
- Точно, - поддакнул Косматый и снова сплюнул.
- Ты вот что, - сказал сержант. - Давай-ка перелезай через колючку и пойдем. У нас задание новое.
- Погодите, а как же я в этом, - Валентин растерянно указал на теплый больничный халат.
- Не беда! - хохотнул Борис. - С миру по нитке - голому рубашка. Насобираем тебе шмоток, не парься!
- Погодите, а как же... Как же этот госпиталь? Тут ведь парни парятся, не живут, а спят...
- Да ты замолчал бы лучше! - с досадой проговорил Рычков.
- Малчи, чудо, да, - улыбнулся Нодик.
- Ты ж не знаешь, что у нас за задание! - сержант потер небритый подбородок ладонью. Глаза у него были какие-то растерянные. - Нам велено этот госпиталь захватить и парней всех разбудить.
- Ура! - шепотом закричал Валентин. - Только тут колючка...
- Ха! - сказал Косматый.
У него в руках оказались кусачки с длинными ручками, он мигом перекусил проволоку. Боевые товарищи перебрались через забор в два счета, быстро переодели Валентина. Косматый вручил ему "Калаш".
- Мой, родной, - Валентин сглотнул, погладил оружие, даже щекой приложился. - Спасибо, что сберег.
- Ну дык...
- Отряд! - скомандовал Рычков. - К бою готовьсь!
Они рассредоточились и короткими перебежками стали приближаться к больничному корпусу.