Разбудил его крик. Глаза открылись. Кто-то пронзал его живую плоть, резал ее, кромсал на куски.
— Господи! — воскликнул он. — Помилуй меня!
Над ним склонились какие-то люди. Один человек, здоровый как медведь, крепко держал его за плечи, другой — за ноги, а какой-то тощий как жердь мясник резал его бок. Джеймс дернулся, попытался вырваться, но нож повернулся, и у него все поплыло перед глазами. Боль казалась адской — ничего подобного он раньше не испытывал. Еще чуть-чуть, и он провалится в благословенное забытье.
— Я почти закончил, — сказал мясник. — Никогда не видел столько гноя. Странно, что инфекция не отправила его на тот свет еще неделю назад.
Джеймс хотел что-то сказать, но его накрыла очередная волна боли.
Мучитель открыл черную банку, и в какой-то момент Джеймсу показалось, что сейчас он извлечет оттуда ненавистных пиявок. Но все оказалось еще хуже. Он достал из сосуда немного странного вещества и нанес на рану, а Джеймсу показалось, что его швырнули в адское пламя.
— Ублюдок! — прорычал Джеймс.
— Спокойно, ваша светлость, худшее уже позади.
Пребывая в полузабытьи, Джеймс понял, что хирург зашивает рану, а потом почувствовал, что его никто больше не держит. Он попробовал шевельнуться, но боль никуда не делась, и конечности его не слушались — не желали двигаться согласованно. Стекавшие по лбу капли пота заливали глаза.
Хирург передал банку Коутсу.
— Это заживляющая мазь, сделанная из смолы и вербейника. Ее необходимо накладывать на рану дважды в день независимо от возражений герцога. Понятно?
— Да! Да!
— При Ватерлоо многим солдатам повезло меньше, чем его светлости, который все же остался в живых после двух недель неправильного лечения. Ваш герцог — сильный человек. Тем не менее нет никакой гарантии, что он все же переживет инфекцию и кровопускание. Следующие несколько дней будут решающими.
Через три дня после приезда доктора Гримсби молитвы Беллы оказались услышанными и жар у Джеймса спал. Слава Богу, он будет жить! Впервые за последнее время она вздохнула с облегчением. Прошла неделя, и к Джеймсу вернулись аппетит, цвет лица, а вслед за ним — надменность, гордыня и дурное настроение из-за слишком долгого пребывания в постели.
Белла открыла дверь его спальни и обнаружила Джеймса отчаянно старающимся сбросить одеяла и встать. Коутс прилагал ничуть не меньше стараний, чтобы помешать ему совершить это безрассудство.
— Я хочу встать! — негодовал Джеймс. — Мне надоела эта чертова постель!
— Но приказ доктора Гримсби, ваша светлость!
— Скажи ему, пусть проваливает к дьяволу! Я чувствую себя лучше и могу встать!
Коутс поднял на нее взгляд, полный отчаяния и мольбы.
— Миссис Синклер, быть может, вам удастся вразумить герцога.
Белла молча кивнула. За время болезни Джеймса они привыкли друг к другу и почувствовали взаимную симпатию. Доктор Гримсби каждый день навещал пациента, но основная тяжесть ухода за больным легла на плечи Беллы и Коутса. Оба очень хотели, чтобы Джеймс поправился, но их мотивы были разными.
Коутс был преданным слугой, он заботился о хозяине и желал ему только хорошего. А Белла чувствовала свою вину и ответственность за страдания герцога. Но сама себе она могла признаться, что привязалась к Джеймсу и, похоже, полюбила его, искренне полюбила.
— Прячешься за женскими юбками, да, Коутс? — проворчал Джеймс.
— Дай мне банку с мазью — сделаю перевязку, — вздохнула Белла.
На озабоченной физиономии Коутса проступило настолько явное облегчение, что Белла едва сдержала смех.
— Вы ангел в человеческом облике, миссис Синклер, — с чувством заявил слуга и устремился вон из комнаты, на ходу вручив ей лекарство.
— Коутс знает, что тебе будет легче легкого убедить меня остаться в постели, — сказал Джеймс с усмешкой.
Белла сильнее сжала банку.
— Я вижу, вам действительно лучше. Позвольте мне заменить вашего слугу и сделать перевязку.
— Рана совершенно зажила.
— Возможно, но в данный момент я боюсь доктора Гримсби больше, чем вас.
Герцог ухмыльнулся:
— Никто не сможет меня упрекнуть в том, что я отказал даме.
Она поставила банку рядом с кроватью и придвинула стул. Обаяние герцога вернулось вместе со здоровьем, и Белла чувствовала, что теперь оно действует на нее куда сильнее. Больной сцепил руки над головой и откинулся на подушки.
На нем была свободная белая рубашка и бриджи, и Белла мысленно поблагодарила Коутса за то, что предусмотрительно одел хозяина. Теперь, когда он больше не страдал от лихорадки и быстро шел на поправку, она понимала, что не должна оставаться с ним наедине, тем более в спальне. Мечущийся в жару, стоящий на краю могилы герцог — это одно, а здоровый и красивый Джеймс Девлин — совершенно другое.
Однако почему-то она чувствовала нечто сродни разочарованию, понимая, что больше не будет за ним ухаживать.
Белла подняла его рубашку, и у нее участился пульс. За время болезни он сильно исхудал, и теперь у него можно было пересчитать все ребра. Ей много раз приходилось видеть его обнаженный торс во время болезни, но ни разу она не ощутила ничего, кроме искреннего сострадания. Теперь он поправился, и к ней вернулись другие чувства.
— Белла…
При звуке его голоса она вздрогнула.
— Да?
Она заметила напряжение в глазах герцога, но затем он, очевидно, передумал и перевел взгляд на банку с мазью, стоящую возле кровати.
— Ты лучше поскорее заканчивай с этим, — хрипло сказал он.
— Конечно.
Она осторожно сняла бинты. Рана больше не была воспаленной. Остался лишь немного припухший шрам, после того как доктор Гримсби снял швы.
— Видишь? Все зажило, — проворчал пациент.
— Да. Это замечательно. Доктор Гримсби был совершенно прав, вскрыв рану.
— Я смутно помню, как ты прочитала мне письмо, которым вызвала его в Уиндмур. Но когда пришел в себя и увидел, как он навис надо мной с ножом, а потом всадил мне его в бок, то подумал, что это мясник.
— Оказалось, что мясник — доктор Мадлтон.
На лице герцога отразилась ярость.
— Ты права. До гробовой доски не забуду его мерзких пиявок.
Белла взяла банку и обмакнула в мазь чистую салфетку. Джеймс молча наблюдал, как она обрабатывает рану. Ее руки были бесконечно нежными. Пышные волосы источали слабый запах лаванды. Она работала быстро и ловко — научилась, ухаживая за ним.
Рану обожгло болью, и Джеймс со свистом втянул воздух.
— Мне очень жаль, если вам больно, — прошептала она.
— Я согласен терпеть все, что угодно, кроме лихорадки.
Белла подняла глаза. «Зеленоглазая колдунья!» Джеймс в тысячный раз задал себе вопрос, почему она осталась с ним. Большую часть времени он провел в бреду и не всегда мог различить грань между видениями и реальностью, но в одном был уверен — в постоянном присутствии Беллы. Она ничего ему не должна, меньше всего он мог рассчитывать на ее преданность, и все же она всегда была рядом.
Джеймс хотел ее. И это желание не имело ничего общего с первоначальным планом ее совращения с целью подчинить своей воле. Теперь желание было яростным, всепоглощающим, затрагивающим все его существо. Вероятно, надо оказаться на волосок от смерти, чтобы начать больше ценить жизнь. И эту женщину.
— Теперь я должна наложить повязку, — сказала она.
Для выполнения этой задачи ему необходимо было придвинуться ближе. Белла прикусила губу, стараясь быстро и аккуратно обернуть чистый бинт вокруг его торса. У Джеймса вскипела кровь, и напряглись мышцы. Он весь оказался во власти первобытного неукротимого желания. Он представил себе ее губы, касающиеся его рта, волосы, щекочущие грудь, руки, ласкающие его каменно-твердое мужское естество.
Белла вздрогнула.
— Я делаю вам больно?
«Да, я изнемогаю от желания».
— Нет. Делай то, что надо.
Его голос прозвучал грубо.
Он принялся медленно и глубоко дышать, стараясь усилием воли расслабиться, но преуспел лишь в одном — вдохнул аромат ее волос и едва не потерял голову. Черт, раньше он умел держать себя в узде. Сейчас не время. Поступками мужчины должна управлять голова, а не мужское достоинство. Тем более когда впереди так много нерешенных вопросов.
— Коутс сказал, что преступника так и не нашли, — проговорил Джеймс.
— Конокрада? — переспросила Белла чуть энергичнее, чем следовало.
— Это был кто-то, кого ты знаешь, Белла?
Она опустилась на стул, словно неожиданно лишилась сил.
— Нет. Вы уже задавали мне этот вопрос.
— Ты обвинила меня, что я организовал за тобой слежку. И, насколько я помню, была в этом уверена.
— Я ведь уже говорила, что ошиблась.
Герцог не поверил ей, но не стал настаивать. Он поручил сыщику Папазяну провести расследование, но хитрый армянин пока не давал о себе знать. Впрочем, если он и пытался связаться с Джеймсом во время его болезни, ему все равно никто бы ничего не сказал. Джеймс решил, что необходимо как можно скорее вызвать сыщика и узнать новости.
— Конокрада? — переспросила Белла чуть энергичнее, чем следовало.
— Это был кто-то, кого ты знаешь, Белла?
Она опустилась на стул, словно неожиданно лишилась сил.
— Нет. Вы уже задавали мне этот вопрос.
— Ты обвинила меня, что я организовал за тобой слежку. И, насколько я помню, была в этом уверена.
— Я ведь уже говорила, что ошиблась.
Герцог не поверил ей, но не стал настаивать. Он поручил сыщику Папазяну провести расследование, но хитрый армянин пока не давал о себе знать. Впрочем, если он и пытался связаться с Джеймсом во время его болезни, ему все равно никто бы ничего не сказал. Джеймс решил, что необходимо как можно скорее вызвать сыщика и узнать новости.
— Ты поможешь мне встать?
— Это было бы глупо.
— Тогда я попробую сам.
— Хорошо, только ненадолго. Вы можете посидеть в кресле.
— Упрямая и властная женщина.
Белла слегка покраснела.
— Возможно, так и есть, — улыбнулась она, — но вам, как выяснилось, нужна твердая рука.
Она обняла герцога за плечи и помогла подняться. Ее теплое дыхание щекотало шею. Джеймс почувствовал прикосновение ее грудей, и ему стало трудно дышать. На лбу выступил пот. Он спустил ноги с кровати, потом с помощью Беллы встал. Ноги предательски дрожали, но колени не подломились. Зато сильно закружилась голова.
— Хотите лечь?
— Дай мне стул, пожалуйста.
Белла подвинула кресло, и герцог опустился в него.
— Черт бы побрал все на свете! Что за ерунда! Если бы Брент, Энтони и Джек могли видеть меня сейчас!
— Вы просили меня не писать им, помните?
— Помню. Я не хотел, чтобы они навещали меня на смертном одре.
Белла сильно побледнела, и Джеймс сразу пожалел о сказанном. Его оправдывало лишь то, что он вовсе не желал расстраивать ее неосторожными словами. Разговоры о смерти никому не приносят радости, тем более что еще пару дней назад она стояла на пороге.
Проблемой была его гордость, ее он имел в избытке и ненавидел любые проявления слабости. Он поддавался эмоциям в детстве, когда часами рыдал одинокими вечерами, — все друзья разъезжались на каникулы, а он оставался в школе. Студенты, всегда с нетерпением ожидавшие возвращения домой, радостно предвкушали встречу с родителями. Все это было Джеймсу недоступно. Зато он слишком хорошо знал, как выглядят пустые школьные классы, залы и коридоры, по которым гуляло эхо.
Но все это осталось в далеком прошлом, и теперь Джеймс категорически не желал поддаваться слабости, особенно перед этой сильной и смелой женщиной, которая пережила издевательства мужа и не сломалась. Джеймс никогда не забывал, как им пренебрегали в детстве его родственники, и был всей душой предан друзьям, когда сам стал мужчиной. Его коллеги знали это и понимали.
А Белле это еще предстояло узнать.
Какие бы соображения ни заставили ее столь преданно за ним ухаживать, он вознаградит ее за доброту. И подарить ей Уиндмур-Мэнор — это еще далеко не все. Сам он не стремился создать семью, но Белла явно была человеком, который ставит во главу угла именно семейные ценности. И хотя ее первый брак оказался несчастливым, в его власти позаботиться о том, чтобы второй брак стал более удачным. Он герцог, а значит, может сделать так, чтобы она вышла замуж за богатого человека. Старого добродушного богача, не имеющего наследников, который оставит ей все свое состояние.
Ах если бы он не желал ее так страстно! Если бы только мысль о том, что она может принадлежать другому, не приводила его в бешеную ярость!
Белла подвинула деревянный стул и села рядом. Ему нравилось, когда она рядом. Он чувствовал себя спокойно, комфортно.
— Я перед тобой в долгу за уход и нежную заботу, — сказал он и взял ее за руку.
— Вы мне абсолютно ничего не должны.
В ее глазах что-то мелькнуло. Сожаление? Боль? Он не хотел, чтобы она испытывала неприятные эмоции. Ему нравилось, когда она улыбалась. Поэтому он хитро подмигнул и сказал:
— Я с лихвой отплачу тебе. Для начала поцелуем.
Ее чувственные губы удивленно приоткрылись. В глазах герцога она прочла неприкрытое желание.
— Я не должна здесь быть. Это неприлично. Теперь, когда вы поправляетесь, за вами должен ухаживать только Коутс.
— Ты этого хочешь?
— Нет, — ответила она очень тихо, а потом повторила громче и увереннее: — Нет.
Воздух вокруг них был словно наэлектризован. Джеймс медленно привлек свою сиделку к себе и поцеловал. Он хотел лишь на мгновение коснуться губами ее губ. Да, именно так. Он слишком плохо себя чувствовал. Но в мгновение, когда их губы встретились, все разумные мысли покинули его. Слабость, черт бы ее побрал. Кровь быстрее потекла по жилам, бриджи стали тесными. Ее губы раздвинулись, давая возможность его языку проникнуть в сладостные глубины рта. Джеймс ощутил вкус клубники и страстной женщины. Белла застонала и подалась к мужчине, ее полные груди прижались к его груди.
Герцог понял, что хочет эту женщину сильнее, чем любую другую, коих было немало в его жизни. Он не понимал этого страстного желания и только чувствовал, что она разбудила в нем эмоции, о существовании которых он даже не подозревал.
Застонав, Белла отстранилась.
— Ваша рана. Я боюсь сделать вам больно.
Джеймс всмотрелся в ее милое лицо, заглянул в глаза. Несмотря на тусклый свет, с трудом пробивавшийся сквозь задернутые шторы, он был зачарован этими глубокими зелеными озерами, затуманенными страстью. Ее чуть раскрытые губы, чувственные и влажные, искушали его, заставляли требовать и обладать. Женщина, таявшая в его объятиях, была соблазнительна как сирена.
Она непроизвольно облизнула губы, и желание, закипавшее в крови Джеймса, вспыхнуло адским пламенем. Одним сильным движением он посадил Беллу себе на колени и впился губами в ее рот. Теперь Джеймс был охвачен страстью, желанием и еще чувствами, которые раньше не вызывала в нем ни одна женщина.
Он целовал ее, и она, к его удивлению, отвечала на поцелуи. Очень скоро Джеймсу этого показалось мало. Ему захотелось большего, и он стал ласкать ее руки и спину, шею, грудь, бедра. Его руки были везде, прикосновения казались нежными и требовательными, ласковыми и собственническими. Белла застонала и инстинктивно подалась ближе. Он накрыл рукой ее грудь, потом его рука скользнула под лиф платья, и ладонь ощутила восхитительно теплую и мягкую женскую плоть.
Белла тихо ахнула и стала страстно целовать его. При этом она, сидя у него на коленях, шевелилась, и ее ягодицы терлись о восставшее мужское естество. Джеймс даже мимолетно удивился. В его жизни было много женщин, но он никогда не предполагал, что возбуждение может быть таким сильным.
Сердце гулко стучало в груди, желание стало нестерпимым. Он должен ее получить. Теперь стоял вопрос не «если», а «когда». Его рука потянулась к подолу платья…
Дверь распахнулась, и на пороге появился Коутс с подносом в руках. Белла отпрянула, высвободилась из любовных объятий и вскочила.
Коутс замер, разинув рот и округлив от удивления глаза, потом пробормотал извинение и попятился обратно.
— Нет! — воскликнула Белла. — Войди и поставь поднос. Я как раз собиралась уходить.
И, сопровождаемая громким шуршанием юбок, она выбежала из комнаты.
Джеймс не обратил внимания на потрясенное выражение лица камердинера. Его взгляд оставался прикованным к дверному проему, в котором только что скрылась Белла. Неожиданно в памяти возникло воспоминание об одном деле в «Линкольнз инн».
У него был один клиент — хладнокровный убийца, который однажды сам оказался на волосок от смерти. И эта близость к смерти неузнаваемо изменила его. Вендетты были позабыты, старые долги оплачены. Человек открыл для себе религию. Жизнь слитком коротка, сказал тогда ему клиент, чтобы тратить ее, сражаясь с другими.
Тогда Джеймс его до конца так и не понял.
Он приехал в Хартфордшир, чтобы получить участок земли и дом. Но теперь его мотивы изменились, равно как и миссия. Если Белла в опасности, он поможет ей. А если нет, он позаботится, чтобы ей больше никогда не пришлось волноваться.
Глава 19
Прошло еще несколько дней. Джеймс быстро поправлялся. Доктор Гримсби уехал в Лондон, прописав пациенту активные физические упражнения — пешие и верховые прогулки, плавание в озере.
У Беллы больше не было причин оставаться рядом с герцогом, и она возобновила поиски конторской книги.
Она встретилась с Харриет в комнате, где хранились сундуки, привезенные из Плимута, и женщины принялись просматривать содержимое каждого. Белла оставила напоследок сундучок своей матери и теперь с любовью перебирала его содержимое — миниатюрные портреты родителей, гребни матери, ее книги и записи, конверт с документами. Вздохнув, она отложила дорогие ее сердцу вещицы и внимательно осмотрела сам сундучок — его внутреннюю поверхность, крышку. Там не обнаружилось никаких тайников. Иными словами, нужной книги нигде не было.