Боже, опять он про Вику думает. Хватит! Надо уходить из музея, здесь слишком много женщины по имени Гала. С каждого портрета ее глаза смотрят.
Митя вышел на бульвар Клиши, свернул на площадь Бланш с известной на весь мир красной мельницей кабаре «Мулен Руж». И вдруг почувствовал — ноги уже не идут. Устал страшно. Поймал такси, сунул водителю визитку отеля. Таксист сделал вежливо-кислую мину, но все же мотнул головой — поехали…
Прежде чем войти в номер, Митя постучал к Вике с Киркой. Все-таки грызла совесть, что парня отшил. Загладить вину хотелось.
— Ой, это вы!.. — то ли удивилась, то ли обрадовалась Вика. — Заходите. Хотите, я кофе сварю? Как погуляли?
— Хорошо погулял. И кофе хочу. А Кирка где?
— Да я его под душ только что запихнула. А зачем он вам понадобился?
— Хочу его завтра в Диснейленд позвать, вроде как обещал. Он же мечтал, а группа для экскурсии точно не набралась.
— Но я завтра в Лувр собиралась. Как же Париж, и без Лувра? И Кирилла хотела в Лувр вести.
— Да ради бога, идите в свой Лувр, а мы с Киркой в Диснейленд махнем! Подумаешь, проблема!
— А вы… Неужели вы не хотите в Лувр?
— Я там был. И Джоконде в глаза честно смотрел. Думаю, второй раз она меня видеть вряд ли захочет.
— Ой… Вы все время шутите, Дмитрий, а я теряюсь. И все время жалею, ну почему я не могу быть… такой?
— Какой, Вика?
— Ну… легкой, общительной… Я, наверное, ужасно выгляжу в ваших глазах, да? Страшной занудой выгляжу?
Митя глянул на нее удивленно, не зная, что ответить. Хорошо, что в этот момент Кирка вышел из душа, потрясая вихрами, как мокрый пес. Увидел его, застыл.
— Дмитрий приглашает тебя в Диснейленд, Кирка. Завтра, — тихо проговорила Вика, глядя на сына.
— Ура!.. — еще тише ответил ей Кирка, будто боясь спугнуть удачу. — Ура-ура… И что, на весь день, да?
— Конечно, на весь день, — подтвердил Митя деловито. — Пока все не осмотрим, не вернемся. Может, вообще там жить останемся. Ты готов?
— Да ладно, не пугайте ее, — живо развернулся к нему Кирка, выпучив глаза. — Она же шуток не понимает! Она только бояться умеет, много работать и книжки читать.
— Ладно, не наговаривай на мать. Все она умеет, если захочет.
— Так и я о том же — если захочет! Но ведь не хочет!
— Кирка, хватит, я тебя умоляю, — осадила сына Вика, подняв брови домиком. — Дмитрию вовсе не обязательно знать, что я… Что мы… Как мы живем… И вообще, ему не интересны такие подробности. Ой, кофе! Я же обещала кофе сварить! Я сейчас…
Кофе оказался спасителем. Все-таки хлопотное это дело — быть добрым дяденькой, все время норовишь вляпаться в неловкие паузы. Как говорится, хочешь сделать доброе дело, держи себя за руку. Тогда и вляпываться никуда не придется.
А впрочем, не все ли равно?.. Наутро неловкие паузы забудутся, сгинут в небытие.
Утром Кирка разбудил Митю ни свет ни заря. Пришлось подниматься и идти в душ, еще и воды почему-то горячей не было. Он стоял под холодными струями, тихо матерясь на себя и на свой добрый душевный порыв. Но что делать? Обещал — держи слово. Пусть будет день Диснейленда. Может, и ему как-то зачтется Киркино счастье?
До парижского пригорода Марн-ля-Вале, где располагалась Киркина мечта, добрались быстро. Когда вошли на главную улицу Диснейленда, Кирка огляделся и хищно прищурил медовые глаза, в которых прыгали счастливые черти:
— Ну что, куда пойдем?
— Не знаю, Кирка. Куда скажешь, туда и пойдем. Ты ж сюда рвался, ты и командуй.
— Ладно… Ну, в замок Спящей красавицы не пойдем, на железную дорогу тоже, это все для малышни… А пойдемте сразу к карибским пиратам! Это аттракцион такой! А потом на американские горки. А потом в дом привидений. Да здесь много всего классного, вам понравится, вот увидите! Потом за уши не оттащишь!
— Ну да, меня-то, конечно, за уши, как же… Заранее прошу — с моими ушами будь поосторожнее, ладно?
— Да правда понравится! Вы ж не видели, а смеетесь!
— Идем, идем… Я разве против? За тем и приехали…
— А еще в Тарзан-шоу пойдем! Ладно?
— Ладно. Если дойду. Если меня на американских горках кондратий не хватит. Я, Кирка, вчера много вина выпил, так что… Ладно, идем, не будем терять время! Надо все успеть!
Время и впрямь пробежало незаметно — в суматохе впечатлений, людской суеты и эмоций. Куда-то шли, летели, бежали, пугались, кричали, смеялись, дико ржали, хватались друг за друга, сотрясали организмы на виражах и ухабах… Потом, утомленные, обедали в ресторанчике самообслуживания «Акуна Матата». После обеда Митя запросил пощады, и Кирка согласился на спокойное созерцание подводного мира из иллюминатора «Наутилуса» и компьютерные игрища. Далее по пути встретился стилизованный под ковбойскую старину «салун», в котором тоже зависли надолго, съев по две порции отличного барбекю. Вышли — уже стемнело, и фонари зажглись…
— Ну что, Кирка, рванем обратно? Тебя мать, наверное, сто раз уже потеряла.
— Не, не потеряла… Я ж с вами. Если бы потеряла, сто раз бы уже обзвонилась. Ну, давайте еще на картинговую трассу сходим, полчасика позырим и тогда пойдем… Ладно?
— Ладно… Веди меня, Сусанин. Где твои картинги? Далеко?
— Сейчас, гляну на карту… Не, недалеко! Ну идемте же быстрее!
Митя вздохнул и поплелся следом за Киркой, думая, неугомонный какой пацан, моторчик у него в заднице, что ли, скорее бы его матери на руки сдать.
Вернулись в отель поздним вечером. Кирка нетерпеливо постучал в дверь номера, щелкнул с той стороны замок…
Он уже приготовил соответствующую фразу — вот, мол, возвращаю ваше сокровище в целости и сохранности. Даже улыбку отстраненно-вежливую на лицо надел. Да так и застыл с этой улыбкой, когда увидел в дверях Вику.
Боже, она таки подстриглась!
Какой же молодец французский парикмахер! Сотворил на голове монашки именно то, что доктор прописал! Как же Вике идут открытые уши и эта непокорная челка в стиле Деми Мур из «Призрака»… Совсем, совсем другой человек!
— Мам, классно!.. — выдохнул спиной Кирка. — Я тебя даже и не узнал.
— Да, Вика, вам очень идет! — подхватил Митя на лету Киркино одобрение.
— Вам… Вам правда нравится? — прижала Вика ладони к ушам, улыбнувшись с видимым облегчением. — А я сначала так испугалась, знаете… Смотрю на себя в зеркало — не узнаю… И уши с непривычки мерзнут! Я же никогда короткую стрижку не носила.
— Ну, все когда-то бывает в первый раз, — изрек Митя, пожав плечами.
— Ой, что же мы в дверях! Заходите! Я купила бутылку вина — надо же мой новый образ обмыть, правда? И багет свежий… И сыр камамбер… Самый вонючий выбрала, самый французский!
— Не, я вонючий сыр не буду, хоть убейте! — решительно отказался Кирка, входя в номер. — Это издевательство! Я бы лучше колбаски…
— И колбаска есть, сынок! Сейчас, я на стол накрою… А вы садитесь, Дмитрий, пожалуйста! Как он? Не очень вас утомил? Расскажите, что там, в Диснейленде?..
Пока Кирка взахлеб выдавал свои впечатления, Митя наблюдал за Викой. Да, она очень изменилась, даже движения стали другими, более уверенными, что ли. И все в ней стало другим! Будто убралась вместе со старой прической, то есть с отсутствием таковой, серая мышиная шкурка. И как хорошо сочеталась новая оправа брусничного цвета с этой милой челочкой Деми Мур! Да, и впрямь забавное сочетание вышло. Тут и интеллект, и прелестная замкнутость, робкое достоинство и немного наивный, доверчивый взгляд…
Митя вдруг поймал себя на мысли: выходит, он с определенным интересом Вику рассматривает? Нет, нет! Просто он признает факт, что девушка изменилась в лучшую сторону. А против факта не попрешь, как известно. Факт есть факт…
Ему такие женщины всегда нравились. Раньше, еще в той жизни. Да, такие вот женщины-интроверты. Женщины-эльфы. Есть, есть в них эта удивительная особенность, которой трудно найти четкое определение. Может, обаяние недосягаемости? Никто ведь не знает, чего в этой недосягаемости наворочено, какие миры. А плюсом к недосягаемости — легкое чувство вины, как довесок. Будто она не глядит на собеседника, а просит: извините, мол, что я сама в себе нахожусь, что я не с вами, просто вы мне ужасно неинтересны… Извините меня за это, дорогие мои неинтересные…
И ведь затягивает это обаяние, ох как затягивает! То есть… Кого-то может затянуть. Того, кто здоров и не обременен тоской по другой женщине. Да, жаль…
Митя снова испугался своих мыслей — чего жаль-то? Наоборот, порадоваться за бывшую мышку надо, а его собственная жалость тут ни при делах. Да, зачем ему это?.. И пусть не взглядывает из‑за своей новой челки с испуганным кокетством, ради бога. Не тот объект потому что. Живой мужик ей нужен, живой, не мертвый! Чтоб чувствующий был, понимающий. Чтобы и Кирке пригодился в качестве достойного отчима. Да, не хватало еще ей надежду давать! И пацану тоже! И ни к чему это вино французское, и багет, и вонючий сыр камамбер.
Митя снова испугался своих мыслей — чего жаль-то? Наоборот, порадоваться за бывшую мышку надо, а его собственная жалость тут ни при делах. Да, зачем ему это?.. И пусть не взглядывает из‑за своей новой челки с испуганным кокетством, ради бога. Не тот объект потому что. Живой мужик ей нужен, живой, не мертвый! Чтоб чувствующий был, понимающий. Чтобы и Кирке пригодился в качестве достойного отчима. Да, не хватало еще ей надежду давать! И пацану тоже! И ни к чему это вино французское, и багет, и вонючий сыр камамбер.
— Простите, Вика, но я пойду, наверное… Устал за день. — Митя поднялся со стула, глядя на Вику грустно и виновато.
— Да? Ну что ж… — развела Вика руки в сожалеющем жесте и спросила вдруг торопливо: — А завтра, Дмитрий? Завтра по программе свободный день… У вас есть какие-то планы на завтра?
— Не знаю. Не думал еще. Ладно, я пойду…
— Спасибо за Диснейленд! — тихо проговорила она ему в спину.
— Да пожалуйста. Спокойной ночи.
— И вам…
Митя открыл дверь своего номера, с ходу завалился на хлипкую кровать и закрыл глаза. На душе было противно и суетно, будто вот-вот что-то плохое произойдет… Или происходит… Но ведь ничего не происходило! «Спать, что ли, лечь? — подумал он. — Хотя бесполезно… Все равно не уснуть…»
Тревога не проходила. Митя сел на постели, взял в руки телефон, кликнул номер мамы. Пока шел вызов, он успел подумать — как странно все-таки, что в телефонной памяти всего два номера, мамин и папин! Как у школьника-первоклашки…
— Да! Слушаю! — разорвал длинные гудки резкий мамин голос.
— Привет… Что-то случилось, да, мам?
— Нет… С чего ты взял?
— Ну, у тебя голос такой.
— Нормальный голос. Просто у меня… Пирог в духовке горит… Я тебе потом перезвоню, ладно? — и отключилась.
«Странный какой-то разговор вышел, — подумал Миля. — Будто он не вовремя со своим тревожным звонком сунулся. А может, и в самом деле не вовремя?»
* * *Ничего у Анны в духовке не горело, конечно же. Но не объяснишь же Мите, что позвонил он не вовремя! Очень, очень не вовремя! И не расскажешь, как двадцать минут назад она открыла дверь на звонок… И кто бы мог подумать! На пороге Вика стоит, сморит злобно и настороженно. Отступила на шаг, задрала вверх подбородок и спросила резко, будто плюнула:
— Где он, Анна Константиновна? Где ваш сын?
— А здороваться со мной не обязательно, да, Вика? — спросила Анна иронично-спокойно, чтобы выиграть время.
— Да, добрый вечер. Извините, конечно. И все-таки, где он? У вас?
— Митя уехал.
— Уехал?! Куда уехал?
— Туда, куда надо. И надолго. И не один… — добавила Анна зачем-то, сама от себя не ожидая. Не смогла отказать себе в маленьком вранье-удовольствии.
— Да ладно!.. — коротко и злобно хохотнула Вика, подняв бровь. — Не сочиняйте ерунды, Анна Константиновна. Вам нельзя, вы же учительница.
— Я ничего не сочиняю, Вика. Митя уехал.
— Да?
Вика поднялась на цыпочки, вытянула шею, глянула поверх ее головы в глубь прихожей. Потом тихо попросила:
— А можно, я пройду, Анна Константиновна? Или не пустите?
— Да отчего же? Проходи. Или ты думаешь, я сына в шкафу прячу?
Вика хмыкнула, быстро ступила в прихожую и резким движением сняла плащ, будто сбросила с себя мягкую змеиную шкурку. Прошла в гостиную, села в кресло, картинно положив ногу на ногу. И продолжила с усмешкой:
— Значит, уехал, говорите. И не один?.. Это, конечно, очень все интересно, Анна Константиновна, только я вам не верю, уж извините. Не умеете вы врать. И на сына зря наговариваете. Смешно даже слушать. Ага, не один…
— Не будь так самоуверенна, Вика.
— Ой, да ладно, не завидуйте. Завидовать надо молча. Не примите за хамство, конечно, если сможете.
— Ладно, промолчу относительно хамства. А вот относительно зависти — очень даже интересно. Почему ты решила, что я тебе завидую?
— Ну у вас так пафосно сейчас прозвучало: не будь самоуверенна… Да, я самоуверенна, и что? У меня есть для этого все основания! Я молода, красива и страстно любима! И ничего с этим не поделаешь — вашим сыном любима! Он по мне с ума сходит, разве вы этого не знаете?
— А в твоем понимании одного без другого не бывает, да? Если любовь, значит, и сумасшествие должно в обязательном порядке присутствовать?
— Ну, вам этого не понять, Анна Константиновна. Возраст уже не тот.
— Действительно, мне не понять, я же лицо заинтересованное. Я ведь тоже в некотором роде с ума схожу… От беспокойства за сына.
— И потому вы его где-то прячете, да?
— Он что, вещь, чтобы его прятать? Объясняю же тебе — уехал.
— Да ладно, пусть уехал… Мне-то что? Все равно рано или поздно вернется. Сам позвонит, сам прибежит. Кстати, вы не знаете, что у него с телефоном? Потерял, что ли?
— Нет, не знаю.
— Так уж и не знаете?
— Не знаю.
Конечно же, в мире существует закон нечаянной подлости. Потому что как еще определить то обстоятельство, что именно в эту минуту зазвонил телефон, мирно лежащий на журнальном столике? И на экране высветилось — «Митя»? Хорошо еще, что Вика не смогла углядеть, далеко сидела… Пришлось цапнуть трубку, проговорить резко:
— Да! Слушаю!
И встать пришлось быстро, и ретироваться в коридор, оттуда на кухню. И придумать первое, что пришло с перепугу в голову — пирог в духовке горит. Быстро завершила разговор, передохнула, вернулась в гостиную. Лицо у Вики было напряженно-насмешливым:
— Это ваш сын звонил, да? Ну же, признайтесь, Анна Константиновна!
— А почему ты по этому поводу так разволновалась, Вика? Боишься, что добыча из рук уйдет?
— Добыча?! Ну что вы, зачем же так. Нет, он не добыча. Тем более я ничего не боюсь, я в себе абсолютно уверена. Это пусть он меня боится, когда… Когда сам прибежит.
— А если не прибежит?
— Значит, не скажете, где он, да?
— Он уехал, Вика. Его нет в городе. Я говорю тебе чистую правду.
— А почему на мои звонки не отвечает?
— Я думаю, потому, что просто не хочет.
— Нет, тут что-то не так… И вообще, зря вы не хотите сказать мне правды, Анна Константиновна. Наоборот, нам с вами дружить надо, а вы…
— А зачем нам дружить, не понимаю?
— А затем, что все равно придется общаться, хотите вы этого или нет. Я ведь замуж за вашего сына собираюсь. Должна же девушка когда-то выйти замуж, правда? И почему бы не за Митю? Я думаю, он будет замечательным супругом.
— Даже так?
— Да, так. Он меня любит, я его люблю. Да, мы часто ссоримся, со стороны все это странно выглядит, я понимаю. И тем не менее мы всегда будем вместе. Да, нас будет крутить и вертеть, но что поделать, такая судьба. Митя всегда будет моим, и только моим. И вам рано или поздно придется это принять. Он мой, Анна Константиновна! Мой!
— Вика, Вика… Позволь мне повториться: не будь так самоуверенна.
— Ладно, поглядим. Жаль, что вы меня не услышали, жаль…
Вика быстро поднялась, быстро пошла в прихожую. Накинув плащ, повозилась с замком, шагнула за дверь, не сказав больше ни слова. Было слышно, как дробно стучат ее каблуки по лестнице.
Анна закрыла за ней дверь, устало потерла руками лицо. Фурия… Настоящая фурия. Сирена. И ведь есть в ней злая притягательная сила, есть! Вон и руки дрожать начали, и сердце затарахтело болезненной дробью. Господи, пронеси…
Надо пойти, Мите перезвонить. Услышать родной голос. Успокоиться.
Хотя нет — лучше не надо. А вдруг он догадается по голосу, что Вика приходила? Нет, лучше потом… Господи, пронеси!
* * *Митя удрал из отеля ни свет ни заря. Решил один по городу побродить, привести мысли в порядок. Хотя — какие такие мысли?.. Не было у него никаких мыслей — одна досадная маета.
Просто надо было самому себе признаться, что он от Кирки удрал. И от матери его тоже. И ничего в этом ужасного не было по большому счету. Просто захотелось, и все. Так проще. Иначе бы Кирке объяснять что-то пришлось. Та еще морока — пробиваться через его непосредственность.
В уличном кафе на Елисейских Полях Митя выпил кофе, съел свежий круассан. С умным видом полистал газету, представив себя парижанином. Смешно… Да, но хоть смехом вывести из себя потеряшку.
Он расплатился с официантом и побрел дальше. Елисейские Поля длинные, тянутся от Триумфальной арки до площади Согласия. И туристов об эту пору еще немного, гуляй не хочу, проветривай голову, освобождайся от того, от чего позарез надо освободиться. И задай себе, наконец, главный вопрос. Вернее, представь, что появилась возможность позвонить Вике… Или увидеть ее… Ведь у тебя скоро появится такая возможность, правильно?
И что же?
Вдруг Митя остановился, будто сам за себя испугался. А может, увидел себя со стороны?.. Не нынешнего, а того себя, который все время ждал Викиного звонка.
Да ты ли это, Митя Никитин? Да брось. Нет, это не ты. Это другой кто-то. И чемодан собираешь не ты, и уходишь от нее, оскорбленный, тоже не ты. И возвращаешься через три дня — не ты. И снова уходишь. Туда-сюда, туда-сюда. Это что? И впрямь со мной такое было?!