— Кто ты та…
Новоприбывший повернулся к съежившемуся от страха человечку с документами и со всего размаху врезал ему в челюсть.
— Я? Спаситель бумаг!
Человечек еще не успел упасть навзничь, а с головы его уже сорвали тюрбан.
— Сюда!
Фигура нырнула в дым, показывая дорогу. Ваймс поспешил за своим проводником. Наконец они оказались у снабженной водосточной трубой стены.
— Но как ты…
— Наверх! Быстро!
Ваймс уперся ногой в подставленные чашечкой ладони человека, закинул вторую ногу на скобу и сделал рывок вверх.
— Быстро!
Подергиваясь от вспышек боли в суставах, он полувлез, полуподтянулся на парапет и перекинулся на крышу. Неизвестный и неожиданный помощник вырос за спиной, как будто взбежал по стене.
Нижнюю часть лица неизвестного прикрывал платок. Второй такой же лоскут ткани он сунул Ваймсу.
— Закрой нос и рот! — приказал он. — От дыма!
Крыша размягчилась и пошла пузырями. Из дымохода за спиной Ваймса вырвался язык пламени.
— Но кто…
— Ты — сюда, я — туда. — С этими словами призрак скрылся в дыму.
Даже сквозь подметки Ваймс ощущал жар. Он осторожно двинулся в указанном направлении, когда вдруг услыхал доносящиеся снизу вопли.
Перегнувшись через край крыши, он увидел этажом ниже окно. Кто-то высадил стекло и теперь размахивал руками, пытаясь привлечь внимание.
Во внутреннем дворе царила суматоха. В самом центре давки возвышалась гигантская фигура констебля Дорфла, голема. В данных обстоятельствах тот обладал крайне ценным качеством, а именно — несгораемостью. Но лазанье по лестницам не его специализация. И среди обычных ступенек лишь редкая выдержит вес голема.
Ваймс опять посмотрел на окно, откуда теперь валил густой дым.
Человека, взывавшего к спасению, уже не было видно.
«Ты умеешь летать, господин Ваймс?»
Он посмотрел на дымоход. Тот изрыгал пламя.
Посмотрел на размотавшийся тюрбан.
Большей частью мозг Сима Ваймса отключился, с удручающей эффективностью функционировали лишь те его отделы, которые отвечали за передачу болевых импульсов, посылаемых суставами. Но в самой сердцевине что-то еще думало, и это что-то выдало вдруг некое сумасшедшее озарение:
«…Довольно-таки прочный на вид…»
Расстояние до окна составляло примерно шесть футов.
Ваймс автоматически начал действовать.
В общем, чисто теоретически, если привязать один конец тюрбана к плюющемуся огнем дымоходу вот ТАК, и стравить свободный конец ТАК, и вот ТАК перелезть через парапет, а потом ТАК оттолкнуться от стены, то при возвратном движении можно вот ТАК высадить ногой оставшееся во второй половине рамы стекло и…
По мокрой улице, отчаянно скрипя, передвигалась тележка. Она хаотически вихляла и подпрыгивала на своих четырех разномастных, абсолютно не похожих друг на друга колесиках, и вообще ее давным-давно следовало отправить на какую-нибудь помойку. Как, впрочем, и ее содержимое. И ее хозяина.
Хозяин тележки ростом был примерно с человека, но передвигался он, согнувшись пополам. С ног до головы его покрывали не то лохмы, не то тряпье, а может, что наиболее вероятно, некая смесь того и другого, свалявшаяся и черная от грязи, в отдельных местах буро-зеленая от пустивших корни сорняков. Все вместе, остановившись и присев, очень убедительно сошло бы за древнюю компостную кучу. А еще на ходу оно сопело.
И вдруг на пути у живой компостной кучи и ее тележки возникло препятствие: выставленная нога.
— Вечер добрый, Стули! — поприветствовал Моркоу.
Тележка затормозила. Мусорная куча тоже остановилась. Верхняя ее часть отклонилась чуть назад.
— ‘Тлезь, — пробурчали откуда-то изнутри.
— Спокойно, Стули, давай будем помогать друг другу — так ведь будет лучше? Ты поможешь мне, я помогу тебе.
— 'Тлезь, льгавый.
— Ты рассказываешь мне то, что я хочу знать, а я не стану обыскивать твою тележку, — предложил Моркоу.
— Терпеть не могу гноллов, — Ангва зажала пальцами нос. — Они воняют просто кошмарно.
— Неправильно так о них отзываться. Без них улицы были бы куда грязнее, правда, Стули? — все так же дружелюбно возразил Моркоу. — Поднимешь это, подберешь то, иной раз стукнешь камешком, чтобы не сопротивлялось…
— …Чище едешь, долше буешь, — отозвался гнолл с бульканьем, которое вполне можно было принять за смешок.
— По моим сведениям, ты можешь знать, где сейчас обретается Снежный Склонс, — продолжил Моркоу.
— Ничво н'наю.
— Отлично.
Вытащив трезубые садовые вилы, Моркоу приблизился к сочащейся разными жидкостями тележке.
— Ничво н'наю ПРА… — поспешил добавить гнолл.
— Да? — Моркоу многозначительно качнул вилами.
— Ничво н'наю пра кандит'рскую лавку в М'ш'ничском пириулке.
— Это на которой еще надпись «Комнаты в наем»?
— Ыгы.
— Отлично. Благодарю за гражданскую сознательность, — похвалил Моркоу. — Кстати, по пути сюда мы видели дохлую чайку. На Пивоварной. Уверен, если поторопишься, будешь там первым.
— Пакедова, — с сопением попрощался гнолл.
Тележка задергалась прочь. Моркоу смотрел ей вслед, пока она, скрежеща по булыжной мостовой и подскакивая, не скрылась за углом.
— В душе они хорошие, — задумчиво произнес он. — Вот оно, наглядное свидетельство присущего нашему городу духа терпимости. Даже гноллы могут назвать его своим домом.
— А меня от них выворачивает, — поморщилась Ангва, когда они возобновили путь. — Кроме того, ты видел, на нем что-то росло?!
— Командор говорит, мы обязаны о них позаботиться.
— Этот человек сама доброта.
— Лично он голосует за огнемет.
— Не выйдет. Слишком много влаги. Кстати, неужели никто так и не выяснил, чем они на самом деле питаются?
— Лучше думать о них как… как о дворниках. Ты же не станешь спорить, что на улицах стало гораздо меньше мусора и мертвых животных, чем раньше.
— Да, но ты когда-нибудь видел гнолла с веником и совком?
— Так уж, видно, устроено общество, — вздохнул Моркоу. — Каждый норовит вывалить свой мусор на тех, кто ниже, — и так до самого последнего уровня, пока не найдется кто-то, готовый это вываленное есть. Именно так господин Ваймс и говорит.
— Да уж, — произнесла Ангва. Некоторое время они шагали молча, а потом она добавила: — Для тебя много значит, что говорит господин Ваймс?..
— Он отличный стражник и пример для всех нас.
— И… ты никогда не задумывался о том, чтобы поискать работу в Щеботане или где-нибудь еще? Анк-морпоркские стражники сейчас в большом почете, в других городах спят и видят, как бы заманить к себе на службу одного из них.
— Что? Оставить Анк-Морпорк? — тон, которым был задан этот вопрос, не оставлял сомнений в ответе.
— Нет… наверное, нет, — с печалью в голосе отозвалась Ангва.
— К тому же я представить себе не могу, что господин Ваймс будет без меня делать.
— Тоже точка зрения, — согласилась Ангва.
До Мошеннического переулка оставалось рукой подать. Переулок (название которого, кстати, совсем не соответствовало истине) располагался в самом центре гетто для, как назвал бы их лорд Ржав, «квалифицированных ремесленников» — то есть для людей, стоящих на социальной лестнице слишком низко, чтобы что-то решать, но в то же время достаточно высоко, чтобы за них можно было все решить. По большей части тут жили маляры и полировщики. Люди, обладающие не слишком многим, но гордые даже этим. Свидетельства данной гордости встречались повсюду. Для начала — начищенные до блеска таблички с номерами домов. Сами дома после долгих столетий стройки и перестройки располагались настолько близко друг к другу, что превратились, по сути, в одно длинное здание, но линии раздела между собственностью одного хозяина и собственностью следующего представляли собой своего рода произведения искусства — с такой точностью их провели, ни на волосок не зайдя на чужую территорию. Как не уставал повторять Моркоу, все это свидетельствовало лишь о том, что здесь жили люди, инстинктивно осознающие: основой цивилизации служит разделяемое всеми уважение к частной собственности. Ангва же считала местных обитателей прижимистыми сволочами, которые без денег не скажут вам даже, который час.
Моркоу бесшумно скользнул мимо витрины кондитерской лавки. На второй этаж вели грубые деревянные ступени. Он молча указал на мусорную кучу. Кучу по большей части составляли бутылки.
— Сильно пьющий? — одними губами вымолвила Ангва.
Моркоу отрицательно покачал головой.
Опустившись на корточки, она стала рассматривать этикетки, но ее нос уже сообщил своей хозяйке все, что нужно было знать. «Гомопата-логический Шампунь Достабля». «Травяной От-паласкиватпелъ Жаломыша — С Настоящей Травой!» «Тоник От Кожы Головы „Воши Вон!“ — Куча Травы!» И прочее в том же духе.
«Трава, ну точно, — подумала она. — Брось в горшок пучок водорослей — вот тебе и трава…»
Моркоу уже двинулся вверх по лестнице, когда Ангва коснулась рукой его плеча. Присутствовал еще один запах. Он, как копье, пронзал все прочие уличные ароматы. Запах из тех, к которым нос вервольфа особенно чувствителен.
Кивком показав, что ее знак замечен, Моркоу осторожно приблизился к двери. Потом ткнул пальцем вниз. Из щели под дверью натекла лужица чего-то темного и вязкого на вид.
Выхватив меч, Моркоу пинком вышиб дверь. Шпротвиль Склонс относился к своему заболеванию очень серьезно.
Большую часть свободных поверхностей его жилища занимали бутыли всех форм и размеров — наглядное свидетельство мастерства алхимиков и человеческого оптимизма.
Остатки последнего эксперимента Шпротвиля все еще пузырились в миске на столе, а вокруг шеи у валяющегося на полу было обернуто полотенце. Некоторое время стражники рассматривали покойника. Снежный отбыл в мир иной чисто вымытым и свежепокрашенным.
— Пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что жизнь его окончательно и бесповоротно угасла, — наконец сказал Моркоу.
— Угу, — отозвалась Ангва.
Поднеся к носу открытый флакон с шампунем, она всей грудью втянула воздух. Тошнотворный запах маринованых трав сверлом ввинтился в носовые пазухи — но это было куда лучше, чем резкий, заслоняющий собой все остальное запах крови.
— Интересно, где его голова? — нарочито небрежно, словно говоря о вещи совершенно обычной, спросил Моркоу. — А, вон она куда закатилась… Кстати, что это так воняет?
— Вот! — Ангва демонстративно встряхнула флакон. — На этикетке сказано: четыре доллара бутылка. За такую гадость!
Она еще раз глубоко затянулась из бутыли с травяной жижей, подавляя зов сидящего внутри волка.
— На первый взгляд ничего не украдено, — заметил Моркоу. — Если только мы не имеем дело со случаем ну очень чистой работы… Что такое?
— Не спрашивай!
Распахнув окно, Ангва высунулась на улицу, жадно глотая относительно свежий воздух Анк-Морпорка. Моркоу тем временем обследовал карманы убитого.
— Э-э… а ты случайно гвоздики здесь не чуешь? — спросил он.
— Моркоу! Прошу тебя! Здесь повсюду кровь! И ты еще… Прости!
Она бросилась вниз по лестнице. Переулок встретил ее характерным запахом переулков всей вселенной — этакой тонкой, но едкой ноткой в назальной симфонии большого города. Но, по крайней мере, от этого запаха не начинают расти волосы по всему телу и зубы не удлиняются. Прислонившись к стене, Ангва попыталась совладать с собой. Шампуни? Одним точным укусом она помогла бы Снежному сэкономить кучу денег. Тогда бы он узнал все о том, насколько волосатыми бывают дни…
Моркоу спустился пару минут спустя, предварительно заперев за собой дверь.
— Тебе лучше?
— Чуть-чуть…
— Я обнаружил еще кое-что. — Вид у Моркоу был задумчивый. — Похоже, он оставил предсмертную записку. Только довольно странную. — Он помахал в воздухе предметом, похожим на дешевый блокнот. — Это требует тщательного изучения. — Он покачал головой. — Бедняга Склонс…
— Он же был убийцей!
— Все равно, подобного конца никому не пожелаешь.
— Через обезглавливание? И судя по виду, очень острым мечом? Я знаю способы и похуже.
— Да, но меня не покидает мысль: будь у него волосы получше или попадись ему в юном возрасте хороший шампунь — и вся его жизнь могла бы сложиться совсем иначе…
— Ну, во всяком случае проблемы перхоти его больше не волнуют.
— Гм, это слегка несмешная шутка.
— Прости, сам знаешь, кровь выводит меня из равновесия.
— А вот у тебя волосы всегда выглядят великолепно, — быстренько сменил тему Моркоу с нехарактерным для него тактом (Ангва даже усмехнулась про себя). — Не знаю, чем ты пользуешься, но жаль, он не знал этого средства.
— Просто он ходил не в те магазины, — откликнулась Ангва. — На флаконах, которые, как правило, покупаю я, написано: «Для блестящей и ухоженной шерсти»… В чем дело?
— Чувствуешь запах дыма? — насторожился Моркоу.
— Моркоу, должно пройти пять минут, прежде чем я смогу почувствовать что-либо, кроме…
Но его взгляд был устремлен мимо нее… на красное светящееся пятно в небе.
Ваймс закашлялся. И кашлял очень долго. Пока наконец не разлепил слезящиеся глаза в полной уверенности, что сейчас увидит собственные легкие.
— Стакан воды, господин Ваймс?
Сквозь пелену слез Ваймс разглядел неясные очертания Фреда Колона.
— Спасибо, Фред. А что это так воняет гарью?
— Вы, сэр.
Ваймс сидел на обломке стены неподалеку от развалин посольства. Веял прохладный ветерок. Ваймс чувствовал себя недожаренным шницелем. Он буквально источал жар.
— Вы изрядненько повалялись в обмороке, сэр, — с готовностью разъяснил ситуацию сержант Колон. — И все видели, как вы влетели в то окно, сэр! И как выбросили из окна женщину, прямиком в руки Детриту! Ручаюсь, вас наградят еще одним пером на шлем! И бьюсь об заклад, за вашу отвагу эти воню… клатчцы вручат вам какой-нибудь Орден Почетного Верблюда или чем там еще они награждают!
Гордый тем, что приобщился к геройству, Колон весь сиял.
— Еще одно перо… — пробормотал Ваймс.
Расстегнув шлем, он с усталым восторгом отметил про себя, что все до единого перья плюмажа обгорели и превратились в обугленные огрызки.
Он медленно и осторожно поморгал.
— А что с этим человеком, Фред? Он выбрался?
— С каким человеком?
— Там был…
Ваймс опять поморгал. Различные части его тела, возмущенные отсутствием внимания в последние часы, обрывали с жалобами телефоны.
Там был… какой-то человек? Ваймс приземлился на постель, женщина прижалась к нему, тогда он разбил то, что оставалось от окна, увидел внизу большие, широкие и, самое главное, сильные лапищи Детрита и швырнул женщину со всей вежливостью, какую допускали обстоятельства. А потом из дыма вынырнул все тот же таинственный незнакомец с крыши — на плече он тащил кого-то, — прокричал что-то неразборчивое, подал знак следовать за ним, а затем…
…А затем пол куда-то ушел из-под ног…
— Там были, — Ваймс вновь закашлялся, — еще два человека.
— Тогда они ушли не через парадную дверь, — заключил Колон.
— А я как вышел? — поинтересовался Ваймс.
— Дорфл затаптывал пламя внизу, сэр. Глиняный констебль, очень кстати. Вы приземлились прямехонько на него, так что он, само собой, сразу бросил все свои дела и вынес вас из горящего посольства. Сегодня утром, сэр, вас ждут сплошь рукопожатия и поздравления!
Но пока ничего такого не происходит, отметил про себя Ваймс. Кругом по-прежнему суетились: кто тащил коробки и мешки, кто гасил оставшиеся очажки пламени, одни спорили с другими… но там, где должны были пребывать поздравления герою дня, зияла огромная дыра.
— О, после подобных событий люди всегда немного заняты, — произнес, как будто отвечая на его мысли, Колон.
— Хорошая холодная ванна, пожалуй, не помешала бы, — обратился Ваймс к миру в целом. — А потом поспать. У Сибиллы есть замечательная мазь от ожогов… А, привет, и вы оба тоже тут!
— Мы увидели пожар, — сообщил, подбегая, Моркоу. — Уже все закончилось?
— Господин Ваймс всех спас! — восторженно сообщил сержант Колон. — Проник внутрь и спас всех — в лучших традициях Стражи!
— Фред? — утомленно прервал Ваймс.
— Да, сэр?
— Лучшие традиции Стражи — это устроить перекур где-нибудь, где ветер не дует, и часика этак в три утра. Так что не будем увлекаться, а?
Колон опешил.
— Ну… — начал было он.
Покачнувшись, Ваймс встал на ноги и похлопал сержанта по плечу.
— Ладно, ладно, традиция так традиция, — уступил он. — Можешь переходить к следующему пункту, Фред. А теперь, — он постарался принять положение поустойчивее, — я отправляюсь в штаб-квартиру писать рапорт.
— Вы же весь в саже и едва на ногах держитесь, — возразил Моркоу. — Я бы на вашем месте направился прямо домой.
— Не получится, — ответил Ваймс. — Надо заняться бумажной работой. Кто-нибудь знает, который сейчас час?
— Динь-дзынь-динь-подзынь!!! — пискнул голосок из кармана Ваймса.
— Чтоб тебя! — чертыхнулся Ваймс, но слишком поздно.
— Сейчас… — пропищал голосок с писклявым дружелюбием, нарывающимся на злостное и немедленное удушение. — Сейчас около… девятоватого.
— Девятоватого?
— Точно. Девятоватого. Девятоватого ноль-ноль.
Ваймс закатил глаза.
— Девятоватого НОЛЬ-НОЛЬ!
Выхватив из кармана маленькую коробочку, он открыл крышку. Бесенок внутри сердито уставился на него.