– Что ему будет-то, он же резина. Да, Резина?
Мудрецкий сел.
– Во-первых, прекратите, во-вторых, повтори-ка, Игорь, что ты там сказал насчет дома комбата.
– Я говорю, у него, поди, дома и то хуже.
Глаза дембеля и лейтенанта встретились. Разница между ними была два года, но в армии взрослеешь быстрее. По сути, они были ровесниками.
– Это больно круто, – Агап поспешил отговорить лейтенанта. – Вони будет.
– У меня приказ, – Юра чуточку повеселел. – Приказы надлежит выполнять и строго в срок, – лейтенант наклонил голову. – Без одной минуты семь. Время идет. Петрушевский!
Петрусь не очень-то прислушивался к разговору. Он так с этим двигателем с «ЗИЛа» наколупался, что ему ничего не надо было, кроме жрачки и отбоя. Женщину никто бы и не предложил. Не то место и не то время. Он расстегнул китель, снял сапоги и лег на одеяло.
– Петрушевский!
– Я, – вяло ответил ефрейтор.
– Чтобы через полчаса «шишига» была у казармы под парами.
– Я сегодня целый день...
Агапов не дал ему договорить:
– Бегом, проститутка.
Как быстро может забывать про усталость человек! Через десять секунд водитель испарился.
– Батраков!
– Я, товарищ лейтенант.
– В двадцать ноль-ноль вы вместе с Резинкиным и Валетовым сидите в «шишиге» на въезде в Чернодырье. Выезжать не через КПП ума хватит?
– А что такое?
– Приказ ясен?! – Лейтенант слишком уж нервно рявкнул, но это подействовало.
– Так точно.
– Мы с Агаповым в поселок. Простаков с нами.
«Гулливер» медленно раздевался, а потому не успел еще прилечь перед ужином. Ему было обидно, что свидание с подушкой откладывается, но он привык покорно сносить повороты по службе и стал снова медленно одеваться.
– Ты! – крикнул Агап. – Быстрее, слонопотам.
– Игорь, переодевайся в гражданку.
– Хорошо.
– На него мы найдем чего-нибудь?
– Забота, мухой во вторую роту, проси Казаряна. – Гриша сорвался на скорости, только лишь пламя из зада не вырвалось.
Трое парней вошли в поселок. Было еще светло. Целью их путешествия был уже практически достроенный новый пятиэтажный, двухподъездный дом для семей офицеров. Сейчас в нем полным ходом шла внутренняя отделка. Хотели успеть к первому сентября.
Мудрецкий зашел к себе в общагу, переоделся, взял деньги. После чего ломанулся в магазин и на свои кровные купил пять бутылок хорошей водки, колбасы, две банки сардин, белого хлеба. В галантерее толстой цепочки из желтого металла не нашлось, пришлось купить кучу тоненьких.
Когда цепи надели на шею Простакова, Агапов отошел на пару шагов.
– Никогда не снимай их, и будешь богат.
– То, что надо, – согласился Мудрецкий, разглядывая мясистую пачку, оформленную бижутерией. – Ну-ка, улыбнись, – попросил Юра.
Простаков показал ровный ряд абсолютно здоровых зубов.
– Красавец, делай так один раз в минуту.
– Пусть еще хрипит, вот так, – Игорь прочистил горло.
– Я понял, – заулыбался Простаков.
Когда старший прапорщик Беляев три года назад ушел на пенсию и уговорил свою жену не переезжать в Самару, все, кто знал Беляевых, подумали, что глава семьи устал кататься по службе с места на место. Жили они в доме, который оставила им в наследство старая, безнадежно больная бабка, за которой они добросовестно ухаживали целый год. Дом был так себе, но к нему шел участок в двадцать пять соток. Надо ли говорить, что сам Беляев с его-то связями никогда его своими руками не перекапывал.
Когда он устроился сторожем на начавшуюся стройку, жена покрутила пальцем у виска, но время шло и вскоре у их дома появились кирпичные стены, пристройка из двух просторных комнат и кролики, сдавая которых в самарские рестораны семья жила безбедно.
Беляев доблестно продолжал сторожить, время от времени, но не реже раза в неделю, организовывая песок, цемент, кирпич офицерскому составу, понятно, не за спасибо.
Когда к нему в вагончик, стоящий посреди стройплощадки, около восьми постучали, он не удивился.
На пороге стояли трое парней. Все были выше его. Один был интеллигентного вида в строгом костюме и галстуке, другой, в спортивном костюме с картофелеобразным носом, сошел бы за водителя, третий, весь в цепях, ростом под два метра, стоял позади остальных.
– Привет, – небрежно бросил Мудрецкий. – Ты сторож?
– Я, – продолжая разглядывать гостей, признался бывший прапорщик.
– Дело есть, – Простаков оскалился, а затем похрюкал в первый раз.
– Заходите, – пригласил Беляев. В голове у него стали возникать воздушные замки, один другого великолепнее. Этот в костюме явно с баблом. Вопрос лишь в том, сможет он ему угодить или нет.
Вошли в обшарпанную комнатку, водитель и телохранитель с пакетом, набитым бутылками и жратвой, сели на койку, которую Беляев в спешке заправил, а шеф расположился напротив сторожа за столом. Стеклотара ласково звякнула. Беляев стал теплым и пушистым, как сибирская кошечка.
– Знаю, отделка идет, – начал Мудрецкий.
– Да, уже месяц, – быстро согласился Беляев, вытягивая вперед хитрющую морду и пытаясь унюхать запах денег, который должен был источать Мудрецкий.
– Надо немного цемента, кирпича, песочка.
– Сколько? – выдохнул Беляев. Ему не хотелось услышать фразу «пару тонн». Он просто не сможет отказать. А это очень уж заметно. Бригадир начнет бычиться, даже если с ним поделиться.
– Нужна кафельная плитка.
– Сколько?
– Сколько не жалко.
Беляев задумался.
– Квадратов десять я найду, – в этот момент Простаков хрюкнул. Беляев дернулся, – ну, пятнадцать. А плиты, плиты не нужны? Семиметровые.
– Нет. Возьму пятнадцать. Что стоит плитка?
– Тридцать баксов метр.
– А не круто?
– Пошли на склад, покажу, – прошептал Беляев. Глаза его горели огнем.
Когда выходили из вагончика, лейтенант зашептал на ухо Агапову:
– Через час жду вас здесь с пацанами на «шишиге». И чтобы тихо.
Они прошли к соседнему вагончику, окна которого были заблокированы решеткой. Открыв массивную, обитую железом дверь, прапорщик-сторож первым вошел внутрь.
У Юры сразу же перед глазами встал склад стройматериалов, где он калымил по ночам, отрываясь от научной работы. Взглянув на аккуратную упаковку, он взял из рук Беляева образец.
Плиточка была голубенькая с розовеньким узорчиком по краям.
– Немецкая, – произнес Мудрецкий.
– Вы разбираетесь! – с притворным восхищением воскликнул сторож.
– Нет, понял по упаковке. И затирка есть?
– Есть, конечно.
– Смотрю, и сантехника у вас.
– Это не могу, никак не могу. Спецзаказ. Голову оторвут, если пропадет.
– Хорошо. Я послал быстрого оленя за деньгами. Не думал, что так дорого, он сейчас машину подгонит.
– Какая у вас?
– О-о-о, – Юра положил плитку и манерно потер пальчиками, скатывая грязинки, – увидите. Большая, зеленая, прямо как военная.
– Я вот двадцать пять лет служил.
– Может, пока он ходит... – Мудрецкий небрежно махнул рукой Простакову, тот показал зубы и хрюкнул, подавая пакет. – Кристалловская, подарочная, не откажите.
Слюна едва не вывалилась изо рта Беляева.
– Если только по чуть-чуть. И... – в предвкушении водочки сторож стал потихоньку дрыгать ногою, словно приплясывая. – Мне надо здесь все закрыть.
– Конечно-конечно.
Ровно в половине девятого Агапов с бригадой вывалились из «шишиги». Их никто не встречал, но у сторожа в вагончике горел свет.
Игорь подошел к двери. Она легко поддалась, и он вошел в крепко прокуренное помещение.
Увидев Агапова, Мудрецкий поднял от рюмки голову.
– Игорек, – промычал Простаков, – садись с нами.
– Заткнись, пацан, – оборвал его лейтенант, заботливо оглядывая лежащего на коечке укушавшегося сторожа. – Он теперь будет баиньки долго-долго, – лейтенант хихикнул и перешел на шепот: – В о-о-щем, так, дембель, вот ключи, – связка полетела через стол и упала в углу комнатки. Точно бросить Юра был не в состоянии. – Абсолютно все из соседнего вагончика в машину, с цементом и песком сами разберетесь. Лучше больше, чем меньше.
– Зачем из вагончика-то все? – недоумевал Агапов.
– Версаль делать будем, и помните, товарищ солдат второго года службы, это приказ.
Агапов исчез, и, как только это случилось, лейтенант отключился и полетел вниз со стула.
Простаков дернулся, но подхватить не успел, зато стол с остатками выпивки и еды был опрокинут.
– Эх, слабы вы на выпивку, товарищ лейтенант, – бурчал «гулливер», вытаскивая командира на улицу и закидывая его на плечо. – Ну, посидели чуток, поговорили. И дурная же у вас эта идея была, будто сторож этот меня перепьет. Он уже после первой бутылочки хороший был. Почто же человека-то так мучить, издеваться над его слабым организмом, водружая на него непосильную программу?
Мудрецкого сразу после отбоя растолкал Батраков.
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант. Надо бы с мотострелками разрулить, чтоб туалетом не пользовались.
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант. Надо бы с мотострелками разрулить, чтоб туалетом не пользовались.
– Щас, – шатаясь, Мудрецкий выплыл из кубрика и вошел в дверь, что была напротив.
В каптерке третьей роты Кобзев с Паркиным азартно резались в карты.
– Привет, мужики. В общем, так. На этаже до завтрашнего вечера не гадить. Сортир закрыт на ремонт.
* * *Стойлохряков вошел в старенькую, замызганную прихожую большого одноэтажного дома, что временно подыскали его семье. Вера часто вспоминала, как им хорошо жилось в Германии. Но любая сказка рано или поздно кончается.
– Привет, как там дела с обедом? – обыденно бросил он выбежавшей на скрип ключа в двери супруге.
– Привет, – не молодая, но симпатичная и фигуристая брюнетка, подходя к мужу вплотную, неровно задышала.
Супруги чмокнулись.
– Комиссия не приехала?
– Пока нет, – он пристально посмотрел на жену. – Что-то не так? – По ее лицу бродили грозовые тучи.
Он нахмурился.
– Пошли на кухню, Петя.
Он не возражал. Хотелось есть.
– Что случилось?
Вера села напротив него за стол.
– Утром приходил бригадир со стройки.
– Ну, – долгое строительство и так вытрепало комбату все нервы.
– Ты только не волнуйся.
– А я и не волнуюсь, – подполковник схватил стальную ложку и стал ее сгибать и разгибать без видимых усилий.
– Нашу сантехнику украли.
Рукоятка оказалась в одной руке, а сама плошка в другой.
– Мне только этого не хватало. Ничего, здесь не город, здесь поселок. Все найдется. Кто дежурил, Беляев?
– Да.
– Вот урод, скотина. Надо было расстаться с ним, еще когда полгода сидели под Брестом.
Неожиданно в дверь стали непрерывно звонить. Комбат метнулся открывать. На пороге стоял запыхавшийся рядовой Бабочкин.
– Комиссия, товарищ подполковник! Две «Волги» и еще аж «Мерседес»!
Комбат помрачнел.
– Выезжаю, можешь идти.
– Товарищ майор Холодец сказал, что они приедут завтра утром, ему звонили по телефону из Самары.
Сердце екнуло.
– Иди, рядовой.
Он захлопнул дверь и посмотрел на жену.
– Ну, Вера, завтра. Или вверх, или вниз.
– Что, или повысят, или понизят?
– Нет, ты не поняла. Или в рот, или в жопу. Главное, чтоб не очень больно.
Мудрецкий узнал о приезде чинов из округа ровно в два. К этому моменту работа в умывальнике и в туалете шла полным ходом. Юра был сам весь перемазан в цементе и затирке, не гнушаясь грязной работы. Теперь подполковник зайдет к ним этим вечером в обязательном порядке.
Туалет был готов ровно к восемнадцати ноль-ноль.
Когда все было закончено, лейтенант отправил людей спать и завалился сам на свободной койке вместе с солдатами. На шухере был оставлен бодрый Рыбкин, который прибыл из санчасти после очередных хитрых болей в желудке. Казарма погрузилась в тревожное ожидание.
...Когда в десятом часу вечера опять кто-то стал беспрерывно жать на звонок, подполковник распахнул дверь с открытым ртом.
– Ты бы себе домой так звонил!
Генерал-майор Веретенко вытаращил глаза. Одетый в трусы и маечку подполковник осекся.
– Извините, я думал... Проходите. Я командир батальона Стойлохряков.
– Спасибо, – генерал был небольшого роста. Басил он просто страшно. Подтянутый, одетый строго по форме, он вошел в дом, за ним следом, откуда они взялись только, проследовало человек десять военных. – Моя фамилия Веретенко. Десантные войска. Как говорится, нас ждали с воздуха, а мы пришли с моря.
Вера вышла посмотреть, кто это там пришел. Ей не надо было ничего объяснять. Та самая комиссия.
– Набились, как свиньи в загон, – пробурчала она под нос, а потом заулыбалась и приветливо заворковала: – Здравствуйте, проходите, проходите, мы привыкли к гостям.
Застегиваясь на ходу, из комнаты вышел муж.
– Вера, это не гости.
– Да, – согласился генерал. – Мы намного хуже. Ждем вас в машине, подполковник. Поедем смотреть казармы. Будем искать грязь. Свинья ее везде найдет, – генерал пристально посмотрел из-под тяжелых надбровных дуг на Веру, и та поняла, что ее присказка была расслышана. Да ну и хрен с ними, лишь бы не делали Петеньке больно.
Начальник и свита удалились.
– Я сейчас, – бубнил Стойлохряков. Закрыв дверь, он добавил: – Ну, Холодец, информатор хренов. Прямо ко мне домой... И никто, ни одна живая туша не колыхнулась.
Комбат бросил гневный взгляд на полевой телефон, будто аппарат должен был сам по себе предупредить его.
Генерал прибыл на «Мерседесе». Мягкое заднее сиденье не могло ублажить начинавшую раскачиваться нервную систему подполковника. Он знал, что на первом этаже у него самый сраный нужник, он знал, что генерал не сможет туда не заглянуть.
– Вы найдете, где нам переночевать?
Генерал хотел было озадачить подполковника, но тот как-то спокойно пробурчал:
– Да-да, конечно.
– Ну что ж, тогда в казармы.
Генерал шел по лестнице первым, за ним подполковник.
– Первая рота у нас на третьем этаже, вторая на втором, а третья и отдельный химвзвод на первом.
– Ну что ж, логично, – пробасил генерал. – Предлагаете начать, я так понимаю, с третьего этажа, то есть с первой роты.
– Да, – подполковник надеялся, что, может, на первый заглядывать не будут. Ну некогда ему было притянуть этого Мудрецкого, да что от него толку... Его только призвали.
Генерал ходил по этажам и только хмыкал. Каждое его хмыканье отражал в блокнотике напидоренный капитан. Массивная дорогая ручка бегала взад-вперед по бумажечке. Стойлохряков с превеликим удовольствием вставил бы эту ручку ему в одно место колпачком вперед и повращал бы там.
– Здесь третья рота, – комиссия спустилась на первый этаж. – И химики, – напомнил подполковник, – подразделение так себе, ничего выдающегося.
Почуяв неладное, генерал довольно заурчал:
– Идем, идем, подполковник, – и сам дернул дверь, приглашая комбата войти первым.
Простаков после соревнований по литрболу против сторожа на стройке проспал почти сутки. Здоровяка никто не трогал, чем он очень был доволен, когда проснулся.
Двинувшись прогулочным шагом в сторону туалета, Леха пытался вспомнить, сколько же он вчера усосал. Внимание его было рассеяно. Примерно на полпути на него неожиданно начала падать земля, но Простаков вовремя поставил ногу впереди себя, благодаря чему и не упал. С чего бы это его повело в сторону стоящего на тумбочке дневального из первого взвода мотострелков, он объяснить не мог.
Входная дверь начала открываться, Алексей обернулся и, засмотревшись на входящего генерала, снес плечом солдата, успевшего все же рассмотреть входящее начальство и крикнуть: «Смирно!»
В результате перестановки на посту оказался не дневальный со штык-ножом на поясе, а «гулливер» в пьянючем виде, в майке, шлепанцах и штанах, подхваченных поясным ремнем.
Боец, которого небрежно удалили с поста, бросился поправлять свою форму, но на его манипуляции никто не обращал внимания.
Офицеры заполнили коридор и полукругом расположились перед вытянувшимся в струнку и задравшим подбородок, так чтобы не видно было пьяных глаз, Простаковым. Леша засек наконец и подполковника, и генерала. Тумбочка была пуста, надо было спасать положение. Ну и что, что не по форме, главное – человек на посту.
– Что это! – заорал Стойлохряков. – Уйди с поста, боец!
– Не надо, – генерал подошел к Алексею. – Вот по кому десантные войска плачут.
Веретенко большим пальцем стал давить на подбородок Простакова, пока его глаза не стали смотреть вниз, аккурат на главу комиссии. Генерал заулыбался.
– Пьяная рожа. Хорошо живете, подполковник.
Огорченный тем, что его разоблачили, Леша сошел с небольшого возвышения, обозначающего пост, и истинный дневальный тут же занял свое место.
– Ты чего здесь шляешься?! – снова набросился комбат, улавливая за спиной частые хмыканья и похохатывание.
– В туалет шел, – промычал Простаков.
– Ну так пошли, – генерал направился первым, заложив руки за спину. Следом за ним Простаков и лишь потом подполковник и остальные.
Яркий свет ударил по глазам, когда Веретенко отворил обычную обшарпанную дверь, каких в армии тысячи.
Прищурившись, он некоторое время стоял на входе, затем осмелился сделать шаг вперед.
Стойлохряков оттеснил рядового в сторону и вошел вторым.
«Ну, хоть здесь-то все в порядке», – первое, что подумал подполковник. И только затем стал ошарашенно оценивать представшую картину.
Склонившись над раковинами, трое солдат спокойно умывались и переговаривались друг с другом. Увидев в зеркало неожиданных гостей, они благоразумно закончили и, так как выйти не было никакой возможности – не распихивать же стоящих в проходе, – не знали, что им делать.
– Продолжайте, – разрешил генерал.
Резинкин снова повернулся к раковине, дернул за цепочку, включающую светильник, и отвернул хромированный кран.