– Ты тоже будешь там, папа? Ты ведь ни за что не сможешь такое пропустить!
Глава 16
У здания театра они встретились с Мишей, его женой Леночкой и Варей, которая прибежала в последний момент, красная и запыхавшаяся. Рита давно не была на спектаклях в отцовском театре. Постоянных визитов сюда требовала работа с его бумажными делами, но почти никогда она не приходила в театр как зритель. Зато Наталья Ильинична не пропускала ни одной постановки, и Синявский мог не сомневаться, что в середине первого ряда неизменно восседает его жена. Не то что бы он ценил ее мнение, а уж тем более – позволял критику в свой адрес, но ее присутствие каким-то образом стимулировало его, заставляя добиваться невероятных результатов.
Отец был одним из немногих в Питере деятелей искусства, владеющих собственным театром, остальные вынуждены были снимать помещения для репетиций и спектаклей или делить их с другими организациями, часто не имеющими отношения к искусству. Рита понятия не имела, как отцу удалось заполучить «Гелиос» в свое полное владение: они никогда не были богаты, хоть и не нуждались, однако она понимала, что такое предприятие требует огромных капиталовложений. Теперь девушка хотя бы знала, что у Григория Сергеевича был постоянный кредитор в лице Горенштейна – видимо, с его помощью ему и удавалось поддерживать свое детище на плаву. Неприметное снаружи, изнутри здание выглядело как настоящий дворец. Итальянский кафель сверкал и переливался в свете многочисленных люстр и бра в виде средневековых факелов, развешанных по стенам, отражаясь в зеркалах, зрительно расширяющих залы. Григорий Сергеевич, прижимистый в собственных и семейных тратах, не поскупился на оформление «дела всей жизни»! Рита подумала, что это вполне окупалось удовольствием, которое получали зрители, попадая сюда: они не могли не чувствовать, что пусть всего на три коротких часа, но все же очутились в настоящей сказке. Но секрет успеха «Гелиоса» крылся не только в роскошной обстановке. В то время когда зрители перестали ходить во многие театры по причине нехватки финансов, засилья телевидения и кино, скудного репертуара и тяги постановщиков к плохим «римейкам» известных пьес, Григорий Синявский организовал дело иначе. Он ставил новые спектакли, которые никогда не игрались в других театрах. Это трудно и дорого, но стоило того. У отца случались и крупные неудачи, но каждый раз он умудрялся, словно кошка, приземляться на все четыре лапы и начинал все сначала. Купить билеты на его спектакли было практически невозможно, за ними выстраивались очереди. Небольшой театр при всем желании не мог вместить такого количества любителей балета, и их не останавливали высокие цены. Зрители знали: идя на постановку Синявского, они вправе ожидать зрелища с большой буквы. Зрелища, которое на долгое время останется в памяти как ощущение праздника с долгим послевкусием, какое бывает от одного-единственного глотка отличного вина.
Синявского часто поругивали – он, дескать, «заменяет высокое искусство балета, которое само по себе представляет художественную ценность и не нуждается в дополнительном антураже, на пошлое подобие бродвейской продукции»! Но Григорий Сергеевич знал, что делает. Он говорил, что искусство ради искусства не может существовать, так как рыночные отношения диктуют иной подход. Он понимал, что нужно привлекать к балету зрительские массы, просто чтобы выжить, а для этого зрелище должно быть красивым с точки зрения не только специалиста, но и простого обывателя. Критики Синявского кричали, что он превратил классический балет в цирк, а своих танцовщиков – в акробатов, но Григорий Сергеевич в интервью отвечал злопыхателям, что в прошлом по горло наелся классическими канонами, почему-то считающимися незыблемыми. И, несмотря на многочисленных недругов, Синявский много лет оставался самым успешным деятелем в своей области.
Разглядывая великолепие интерьера, Рита в очередной раз подумала, что отец любил «Гелиос» больше, чем жену, детей и даже больше, чем самого себя. Каждая вещь здесь была лично подобрана Синявским, отчего все вокруг пропиталось его духом. Девушке пришла в голову странная мысль о переселении душ: если это вообще возможно, то душа ее отца определенно переселилась в эти стены, мистическим образом вдохнув жизнь в неодушевленный объект.
– Не хочешь пожелать Игорю удачи? – спросила мать, уверенная, что Рита ответит согласием. Но дочь отказалась, изрядно удивив Наталью Ильиничну.
– Как хочешь, – пожала та плечами. – А я, пожалуй, схожу к нему!
Рита осталась с родственниками и Варей. Лена чувствовала себя неуютно в вечернем платье, купленном специально для этого торжественного случая. Она была женщиной простой и милой, и подобные мероприятия были ей в новинку. Видя вокруг такое блестящее окружение, Леночка совсем стушевалась.
– Я похожа на огромную куколку бабочки, запутавшуюся в коконе! – прошептала она, склоняясь к уху Риты. Та подумала, что сравнение подходящее: Леночка находилась на седьмом месяце беременности.
– Ничего, – подбодрила она золовку, – когда погасят свет, сможешь скинуть эти жуткие шпильки и расслабиться!
Рита любила и жалела Лену, так как знала, что у красавца брата Миши есть любовница и что он не стыдится с ней показываться на людях. Рита спрашивала себя, в курсе ли этих отношений Леночка? Когда девушка пыталась заговорить с Михаилом об этом, он только отмахивался и заявлял, что он никогда не разведется с женой, потому что она прекрасная хозяйка дома и мать. Риту бесило такое потребительское отношение, но что она могла поделать: Михаил являлся копией Григория Сергеевича, а кровь, как говорится, не водица! Наталья Ильинична, наивная душа, понятия не имела о том, что ее любимый первенец ведет двойную жизнь: для матери он был так же безупречен, как новорожденный Иисус.
Рита посмотрела на Варю и подумала, что никогда не видела женщины, на которой любая одежда сидела бы как вторая кожа. Подруга носила не одежду, а себя в одежде: несмотря на маленький рост, она выделялась в любой толпе, ее просто невозможно было не заметить! Вот и сейчас, в «маленьком черном платье», украшенном роскошным палантином, переливающимся всеми цветами радуги и накинутым на манер индийского сари, с огромными зелеными глазами, блестящими от возбуждения, Варвара выглядела как восточная принцесса. Рита успела заметить, какие восхищенные взгляды мужчины бросали в ее сторону, проходя мимо под руку со своими спутницами. Варя же старательно делала вид, что ничего подобного не замечает, хотя по выражению ее личика и легкой улыбке можно было предположить, что это – всего лишь игра на публику.
Прозвенел последний звонок, и все пошли в зал. Занавес потрясал великолепием. Рита помнила, как отец заказывал его в Китае. Он был темно-синего цвета, как и обивка кресел, и весь расшит золотыми фигурами, изображающими персонажей его балетов. Зрители рассаживались, возбужденно переговариваясь.
– Что произошло у вас с Игорем? – спросила Наталья Ильинична, уже сидевшая на своем месте. – Он зол как черт!
Рита не успела ответить, так как свет начал медленно гаснуть. Прожекторы постепенно перешли на сцену, расцветив занавес тысячей бликов. Оркестр заиграл увертюру. Девушка наизусть знала балет и сейчас в очередной раз отметила, с каким безупречным вкусом подобраны и сплетены воедино произведения, из которых состояло шоу. Огромную работу проделала команда Марка Садовского, которого Синявский пригласил из Москвы специально для работы над «Камелотом». Люди Садовского по кусочкам собирали партитуру из уже существующих музыкальных произведений, словно ткали шелковый персидский ковер, придумывая подходящую аранжировку. Садовскому пришлось кое-что дописать самому, чтобы переходы звучали органично: Григорий Сергеевич признавал только самое лучшее!
Тем временем занавес поднялся, и публике открылся мрачный вид: серые деревья с голыми ветками выплывали из тумана, который постепенно рассеивался. На фоне деревьев стали видны два надгробия, увенчанные фигурами мужчины и женщины в коронах – могилы Гвиневры и Артура, королевы и короля мифического Камелота. Позволив публике проникнуться настроением предстоящего представления, на сцене появилась закутанная в темный плащ фигура. Осторожно ступая, она приближалась к могилам. По замыслу постановщика, фигура эта принадлежала старому Ланселоту, который вернулся из добровольного изгнания, чтобы проститься со своими друзьями. Он откинул капюшон и предстал перед зрителями в образе седовласого старца. Движения его отличались медлительностью и неуверенностью, как у человека, которому с трудом дается каждый жест: годы наложили на блестящего рыцаря неизгладимый отпечаток. Наконец Ланселот сел, прислонившись спиной к надгробию, и затих, надвинув на лицо капюшон. В конце сцены зал взорвался овацией: зрители приветствовали возвращение своего кумира, отсутствовавшего много лет.
Теперь всем предстояло перенестись на годы назад, когда король Артур, Гвиневра и Ланселот были молоды и полны сил. Следующая сцена представляла собой подготовку к свадьбе Артура. Именно в нее Синявский вставил элементы ирландского риверданса и сделал Байрамова центром эпизода. Рита видела, как он репетировал эту сцену бесчисленное количество раз, предварительно пересмотрев кучу записей Майкла Флэтли, самого знаменитого исполнителя «танца ног» в мире. Движения и так отличались сложностью, но Синявский не был бы самим собой, если бы не попытался усложнить задачу танцовщика, добавив несколько еще более трудных для исполнения элементов. Их не было в первоначальном варианте балета, и именно по этому поводу у Байрамова произошла первая стычка с Григорием Сергеевичем. Помощники Синявского и Игорь в один голос утверждали, что никто не станцует то, что напридумывал себе балетмейстер, но последний настаивал на своем варианте.
Игорь был безупречен, и даже сверхтребовательный Синявский не нашел бы в его исполнении ни единого изъяна. Музыка переросла в бешеный ритм, и внимание публики было приковано к середине сцены, где происходило основное действо. Рита поймала себя на том, что боится за артистов – вдруг они оступятся, вдруг упадут? Это ведь не цирк, и никакой страховки попросту не предполагается!
Музыка оборвалась неожиданно, и после этого грянули такие аплодисменты, каких Рита в жизни не слышала! Овация не смолкала минут пять, и они с матерью переглянулись, думая об одном и том же: если дух Синявского витает под сводами театра, то сейчас он более чем удовлетворен. Публика скандировала «Бай-ра-мов!», и Игорь вынужден был несколько раз выйти на поклон, прежде чем все улеглось и спектакль продолжился. Рита не могла не признать, что эта постановка, несомненно, самая потрясающая из всех, что выпустил отец. Точно так же она понимала и другое: если бы не Байрамов, она не стала бы такой.
Когда занавес упал, гром аплодисментов на некоторое время оглушил девушку, но она не возражала, ведь овация – выражение зрительского восторга и благодарности за предоставленное зрелище. Что может быть ценнее для артистов?
– Удивительно! – услышала она голос рядом, когда они с мамой наконец выбрались из партера и размяли ноги.
– Дядя Егор, вы тоже здесь?
– Ты же сама прислала мне контрамарку, помнишь? – улыбнулся Квасницкий. Действительно, как она могла забыть? Вернее, конечно, могла: контрамарками занималась Галя, но Наталья Ильинична сама сказала девушке, кому следует их послать. Было бы странно, если бы человек, который так помог семье в скорбные дни, остался без билета!
– Ты читала первоначальный вариант либретто? – спросил между тем Квасницкий. – Мне показалось, что роль Ланселота раздулась до невероятных размеров!
– Вам не показалось, – согласилась Рита. – Отец и в самом деле переписал роль, когда решил пригласить Игоря.
Увидев окончательный сценарий шоу, девушка удивилась, поняв, что главным действующим лицом «Камелота» внезапно стал Ланселот, а не король Артур, как планировалось в самом начале.
– А ты в курсе, что Ланселота должен был танцевать Дмитрий? – поинтересовался Егор Стефанович.
– Н-нет, – пробормотала Рита. – С чего вы взяли?
– Просто знаю. Отличная была идея пригласить Байрамова: никто другой не справился бы с такой хореографией!
В голосе Квасницкого звучало неподдельное восхищение. Рита оглянулась в поисках своих домашних. Они мирно беседовали в сторонке, делясь впечатлениями.
– Дядя Егор, – обратилась она к Квасницкому, – в общем-то, хорошо, что вы подошли: нам надо поболтать. Это касается «Гелиоса».
Безмятежное выражение слетело с лица мецената.
– Конечно, если ты считаешь, что сейчас подходящий момент…
– Самый что ни на есть подходящий! Пойдемте в папин кабинет? У нас еще минут пятнадцать до второго акта.
Вместе они спустились по «черной» лестнице в боковой коридор, свободный от зрителей, и Рита открыла дверь кабинета.
– Я приняла решение по поводу театра, – заявила она, едва Квасницкий уселся за стол. Сама Рита осталась на ногах – почему-то так ей показалось проще изложить свою точку зрения папиному приятелю.
– Отлично, – кивнул мужчина. – Ты решила, кому его продать?
– Наоборот – я решила, что не стану продавать «Гелиос».
– Ты… намерена сама вести дела? – недоверчиво вскинул бровь Егор Стефанович. – Руководить труппой, заключать контракты?
– Нет, дядя Егор, – усмехнулась Рита. – Я намерена лишь стричь купоны.
– Объяснись.
– Охотно. Признаюсь вам, что еще до начала представления я не была уверена в своем решении, но теперь не сомневаюсь, что оно правильное. Я согласна, что не смогла бы встать во главе труппы – для человека вне балета и искусства вообще это дело абсолютно непосильное. Но есть человек, который органично впишется во все, чего не могу я. Этот человек – Игорь Байрамов!
– Детка, ты полагаешь, у Байрамова хватит денег, чтобы…
– Я же сказала, что речь вовсе не о продаже, – перебила Рита. – Я отдам Игорю «Гелиос». Он заслужил это, вам не кажется?
– От… Да ты понимаешь, что говоришь?! Отдать целый театр – просто так?
– Ну, не просто так, а с выгодой: Игорь будет моим деловым партнером.
– В смысле?
Квасницкий выглядел растерянным, словно Рита сказала что-то крамольное.
– Ну что же тут непонятного, дядя Егор? – Она даже почувствовала легкое раздражение, что обычно ей было несвойственно. Видимо, сказывалось напряжение последних дней. Девушка попыталась взять себя в руки и выдавить улыбку. – Вы же сами сказали, Игорь отлично справился с постановкой, все вышло не хуже, чем у папы…
– Возможно, даже лучше, – пробормотал Квасницкий, потирая подбородок.
– Вот именно! Ребята слушаются его, он легко находит к ним подход… В общем, как я уже сказала, он займет папино место, как хореограф и художественный руководитель труппы. Я юрист, как вам известно, и смогу взять на себя деловую часть – все, что связано с оформлением документов, контрактами и так далее. Кроме того, можно нанять менеджера, который постоянно будет находиться в «Гелиосе». Я подумываю о ком-то с юридическим или экономическим образованием, чтобы нам легче было друг друга понимать. Таким образом, театр останется в том виде, в каком его хотел видеть папа, и станет приносить доход: имя Байрамова должно сыграть свою роль!
– А ты уже говорил об этом с Игорем? – поинтересовался Квасницкий.
– Еще нет. Вы считаете, он может отказаться?
– Даже не знаю, – покачал головой собеседник. – Предложение, конечно, заманчивое, но Байрамов упрям, как и твой отец. Вдруг он не захочет иметь ничего общего с тем, чему Григорий посвятил большую часть своей жизни?
– Но Игорь ничего больше не умеет, дядя Егор! Балет – это именно то поприще, на котором он всегда добивался успеха. Неужели он предпочтет вернуться в стриптиз-клуб?!
– Ну, зная Игоря, я бы не стал исключать такую возможность! – усмехнулся Квасницкий.
– Значит, – твердо сказала Рита, – я должна сделать все, чтобы его убедить.
– Детка, – неуверенно заговорил Егор Стефанович, – есть одна проблема.
– Проблема? – нахмурилась она и взглянула на часы: время еще есть. – Что за проблема, дядя Егор?
– Я не хотел говорить, но дело серьезное. Ты знала, что твой отец играл на бирже?
– Что?
– Иногда ему удавалось выигрывать, но, как ты понимаешь, Григорий не был бизнесменом и плохо разбирался в рынке ценных бумаг. Он пользовался советами, как бы это помягче выразиться, не совсем чистых на руку людей. Советы «доброжелателей» не всегда были ценными, и по большей части твой папа скорее терял, нежели получал прибыль.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, милая, что у твоего папы были очень большие долги. Так как ты – единственная наследница по завещанию, это означает, что разбираться с ними придется тебе!
– Но я ничего об этом не знала! – воскликнула Рита потрясенно.
– Это нормально, ведь Григорий не собирался умирать. Он думал, что со временем решит все проблемы. Он обратился за помощью к людям, к которым не следовало обращаться…
– Вы имеете в виду Горенштейна?
– И его в том числе. Когда я узнал, то очень разозлился на твоего отца: он предпочел иметь дело с бывшими уголовниками, а не прийти со своей бедой ко мне!
– Почему он ничего мне не сказал?
– Видимо, не хотел тебя беспокоить. Ты же знала своего отца!
Да уж, это точно: отец предпочитал, чтобы все считали, что у него вообще нет проблем! Если бы стало известно, что у Великого и Ужасного финансовые затруднения, это повредило бы его имиджу, а такого Григорий Сергеевич позволить не мог. Он и Риту подпустил к делам театра весьма ограниченно: ей следовало заниматься только контрактом, связанным с постановкой «Камелота». Да и то, как она подозревала, отец привлек ее потому, что она в совершенстве владела французским языком – он попросту не хотел тратиться на переводчика и юриста, когда мог заполучить обоих в лице собственной дочери – «два в одном», как говорится!