— Ки, слезь с меня, черт тебя подери!
Он сел и пополз к своей напарнице, не выпуская из рук пистолет. Он, не отрываясь, смотрел на Робертс. Она не шевелилась.
Я всматривалась в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Эта тварь двигалась быстрее человека. Быстро, как вурдалак. Никакой зомби на это не способен. Неужели я ошибалась? Неужели это что-то другое? Что-то гораздо более страшное? Скольких жизней будет стоить сегодня моя ошибка? Что с Робертс?
— Ки, она жива? — Я обшаривала взглядом темноту, борясь с желанием смотреть только на освещенные участки. Повсюду слышались крики, но это были крики растерянности: «Где оно? Куда оно делось?» Крики все больше отдалялись.
Я завопила:
— Сюда, сюда! — Наступило затишье, потом голоса начали приближаться. Копы производили столько же шума, сколько стадо страдающих артритом слонов.
— Рана тяжелая?
— Да. — Ки убрал пистолет в кобуру и прижал руки к шее Робертс. Что-то черное сочилось у него между пальцами. Боже.
Я опустилась рядом с ним на колени, держа оружие наготове. Казалось, все тянется очень медленно, хотя на самом деле с того момента, как мы перескочили через забор, прошло всего несколько секунд.
Взяв пистолет в одну руку, я пощупала у раненой пульс. Он был слабый, прерывистый, но все-таки сердце еще билось. Убрав руку, я увидела на пальцах кровь и вытерла их о штаны. Эта тварь чуть не отрезала ей голову.
Но куда она делась?
Глаза Ки превратились в сплошные зрачки. Кожа его в свете фонарей казалась бледной, как у прокаженного.
Кто-то шевельнулся, слишком близко к земле, чтобы быть человеком, но приблизительно такого же размера. Виден был только силуэт на фоне стены дома, он быстро исчезал в тени.
У него оказалось куда больше ума, чем у обычного зомби. Я ошиблась. Я ошиблась. Я ни хрена не поняла. И теперь из-за моей ошибки Робертс умрет.
— Оставайся с ней. Не дай ей умереть.
— А ты куда? — спросил Ки.
— Я за ним. — Я перемахнула через забор, держась только одной рукой. Адреналина в крови, должно быть, заметно прибавилось.
Я кинулась во двор, но ничего не увидела. Только смутное пятно промелькнуло перед глазами, как мышь, застигнутая на кухне светом лампы. Пятно скорости, только большое, величиной с человека.
Оно завернуло за угол, и я потеряла его из виду. Проклятие. Я бежала изо всех сил, держась подальше от стены, и в животе у меня все сжималось, когда я представляла себе, как чьи-то пальцы раздирают мне горло. Я обошла дом, держа пистолет наготове. Ничего. Я снова и снова всматривалась в темноту и лужицы света. Ничего.
Сзади послышались крики. Копы подоспели. Боже, пусть Робертс выживет.
И снова движение — через круг света от фонаря перед следующим домом. Кто-то крикнул:
— Анита! — но я уже бежала следом за тенью за угол дома. Я крикнула на бегу:
— Вызовите истребителей! — но не остановилась. Я не смела остановиться. Я единственная, кто его видел. Если я его потеряю, он убежит.
Я бежала сквозь тьму одна за существом, которое могло оказаться вовсе не зомби. Не самый умный из моих поступков, но у меня не было выбора. Не было.
Эта тварь никогда больше никого не убьет. Если только я смогу ее остановить. Сегодня. Сейчас.
Я пересекла освещенный участок, и после него темнота меня ослепила. Я замерла, нетерпеливо ожидая, пока глаза привыкнут.
— Нас-стойчивая женщ-щина, — прошипел чей-то голос справа, и я вся покрылась гусиной кожей.
Я изо всех сил напрягала боковое зрение. Вон он — темная тень поднялась из кустов, обнимающих угол дома. Он встал в полный рост, но не нападал. Стоит ему захотеть, и он убьет меня, прежде чем я успею повернуться и выстрелить. Я видела, как быстро он двигается. Я поняла, что мне конец.
— Ты не такая, как вс-се. — Голос был свистящим: видимо, рот настолько прогнил, что каждое слово давалось этому зомби с трудом. Голос джентльмена, хорошо отдохнувшего в могиле.
Я медленно, очень медленно начала поворачиваться в его сторону.
— Положи меня.
Теперь я уже могла его рассмотреть. В темноте я довольно неплохо вижу. И мне помогали уличные фонари.
Кожа была бледной, изжелта-белой. Она облепляла кости черепа, словно полурастаявший воск. Но глаза — их не тронуло тление. Они горели таким огнем, что казались вообще нечеловеческими.
— Куда тебя положить? — спросила я.
— В мою могилу, — сказал он. Его губы двигались как-то неправильно: от них почти ничего не осталось.
В лицо мне ударил свет. Зомби завопил, закрывая лицо. Я не видела ни черта. Он промчался мимо меня. Я вслепую нажала курок. Мне показалось, что я услышала, как пуля ударила в стену. Я снова выстрелила, теперь уже через плечо, и бросилась на землю, чтобы защитить горло, если он прыгнет.
Когда зрение вернулось ко мне, я была одна. Целая и невредимая. Почему? Положи меня, сказал он. В мою могилу. Как он узнал, кто я такая? Люди редко способны это почувствовать. Только ведьмы и другие аниматоры. Другие аниматоры. Вот черт.
Внезапно рядом со мной оказался Дольф. Он рывком поставил меня на ноги.
— Господи, Блейк, ты ранена?
Я отрицательно покачала головой.
— Что это было, черт возьми?
— Галогенный прожектор.
— Проклятие, вы меня едва не ослепили!
— Мы не видели, куда стрелять, — пояснил Дольф.
Мимо пробежали копы. Раздался крик: «Вон он!» Мы с Дольфом и яркий, как день, прожектор остались позади, а погоня весело понеслась куда-то в темноту.
— Он со мной говорил, Дольф, — сказала я.
— Что значит «говорил»?
— Он попросил, чтобы я положила его обратно в могилу. — Говоря это, я смотрела на Дольфа. Вероятно, сейчас я была похожа на Ки — такая же бледная кожа и черные вытаращенные глаза. Интересно, почему я не чувствую страха? — Он старый, ему по меньшей мере уже сто лет. При жизни он был как-то связан с вуду. Вот чего они не учли. Именно поэтому Питер Бурк не смог им управлять.
— Откуда ты все это знаешь? Он тебе сказал?
Я покачала головой.
— Его возраст я определила по тому, как он выглядит. И он узнал во мне человека, который может отправить его обратно. Только колдун или другой аниматор мог почувствовать, кто я такая. Я ставлю на аниматора.
— Это как-нибудь меняет наш план? — спросил Дольф.
Я снова уставилась на него.
— Сколько людей он убил? — Я не стала дожидаться ответа. — Мы его уничтожим. И точка.
— Ты рассуждаешь, как полицейский, Анита. — Величайший комплимент в устах Дольфа. И я именно так это восприняла.
Не имело значения, кем зомби был при жизни — пусть даже аниматором или вудуистом. Что с того? Сейчас это машина для убийства. Он меня не убил. Не ранил. Но я не могу позволить себе оказать ему такую же услугу.
Вдали послышались выстрелы, отдаваясь эхом от стен домов. Мы с Дольфом переглянулись.
Браунинг все еще был у меня в руке.
— Надо с этим кончать.
Он кивнул.
Мы побежали, но он тут же меня обогнал. Ноги его были длиннее моих. Я не могла за ним угнаться. Я могла бы опрокинуть его на землю, но обогнать — никогда.
Он заметил, что я отстала, и приостановился.
— Давай беги, — сказала я.
Дольф прибавил газу и исчез в темноте. Он даже не оглянулся. Если Дольфу сказать, что тебя не смущает остаться одной в темноте, когда где-то рядом прячется зомби-убийца, он поверит. По крайней мере мне он поверил.
Это тоже был комплимент, но в результате я уже второй раз за ночь бегаю в темноте одна. Крики теперь доносились с двух противоположных сторон. Они его потеряли. Проклятие.
Я замедлила шаг. У меня не было никакого желания наткнуться на эту тварь. Она на меня не напала, но я всадила в нее по крайней мере одну пулю. Даже зомби не любит таких вещей.
Я стояла в прохладной тени дерева. Я находилась на окраине района, возле забора из колючей проволоки, который ограждал засаженное бобами поле. Зомби пришлось бы лежать плашмя, чтобы спрятаться на такой ровной местности. Я уловила отблески прожектора, свет которого обшаривал окрестности, но они были приблизительно в пятидесяти ярдах от меня.
Они искали на земле, потому что я им сказала, что зомби не любят лазить. Но это был необычный зомби. Над головой у меня зашуршали ветки. Волосы на макушке зашевелились. Я завертелась, подняв вверх пистолет и вглядываясь в листву.
Он зарычал и прыгнул.
Я успела выстрелить дважды, прежде чем он повалил меня и всем весом прижал к земле. Две пули попали ему в грудь, не причинив никакого вреда. Я выстрелила еще раз, но с тем же успехом я могла бы стрелять в стену.
Он зарычал у самого моего лица. На меня пахнуло открытой могилой. Я завизжала и снова потянула крючок. Пуля ударила его в горло. Он чуть замешкался и сделал глотательное движение. Глотает пулю?
Горящие глаза уставились мне в лицо. В этом взгляде теплился разум, в нем ощущалось что-то похожее на одушевленных зомби Доминги. Словно кто-то выглядывал оттуда. Мы застыли; это длилось мгновение, но казалось, что миновала вечность. Его руки легли на мое горло, но пальцы не сжались — пока. Ствол моего пистолета уперся ему в подбородок. Ни один из трех предыдущих выстрелов не причинил ему никакого вреда — и на этот тоже надежда слабая.
Горящие глаза уставились мне в лицо. В этом взгляде теплился разум, в нем ощущалось что-то похожее на одушевленных зомби Доминги. Словно кто-то выглядывал оттуда. Мы застыли; это длилось мгновение, но казалось, что миновала вечность. Его руки легли на мое горло, но пальцы не сжались — пока. Ствол моего пистолета уперся ему в подбородок. Ни один из трех предыдущих выстрелов не причинил ему никакого вреда — и на этот тоже надежда слабая.
— Не хотел убивать, — тихо сказал зомби. — С-сначала не понимал. Не помнил, кем был.
Нас окружила полиция. Я слышала голос Дольфа:
— Уберите огнеметы! Уберите их, к чертовой матери!
— Мне нужно было мяс-со, чтобы вс-спомнить, кем я был. С-старалс-ся не убивать. С-старалс-ся проходить мимо домов, но не мог. С-слиш-шком много домов, — шептал зомби. Его пальцы с кривыми ногтями начали сжиматься. Я выстрелила. Его тело дернулось назад, но руки по-прежнему сжимали мне шею.
Сильнее, сильнее. Я задыхалась. В глазах у меня заплясали искры. Ночь из черной превратилась в серую. Приставив пистолет к его переносице, я снова и снова отчаянно нажимала курок.
В глазах у меня потемнело, но я еще чувствовала свои руки и палец, нажимающий на курок. Тьма затопила мои глаза и поглотила мир. Я перестала чувствовать руки.
Я очнулась от криков — ужасающих воплей. Запах горелого мяса ударил мне в нос.
Задыхаясь, я хотела вдохнуть поглубже, и мне стало больно. Я закашлялась и попыталась сесть. Дольф, оказавшийся рядом, поддержал меня за плечи. В руке у него был мой пистолет. Я кашляла, и кашель рвал мне горло. А может быть, зомби мне его уже разорвал.
Что-то размером с человека каталось по иссушенной зноем траве. Оно пылало. Пылало чистым оранжевым пламенем, и отблески плясали на листьях, как солнечные пятна на воде.
Два истребителя в защитных костюмах стояли рядом, поливая тварь огнем, словно сражались с вурдалаком. Тварь издавала пронзительные крики, и от каждого крика я вздрагивала.
— Господи Иисусе, почему оно не умирает? — это спросил Зебровски. Он стоял рядом, и лицо его было оранжевым в свете огня.
Я ничего не сказала. Я не хотела говорить это вслух. Зомби не умирал, потому что при жизни был аниматором. Я знала, что таких зомби очень трудно убить. Но я не знала, что, выходя из могилы, они жаждут человеческой плоти. Что они вспоминают, кем они были, только когда едят человечину.
Этого я не знала. И не хотела знать.
В круге света возник Джон Бурк. Одну руку он прижимал к груди. На его одежде я увидела пятна крови. Интересно, зомби сказал что-нибудь Джону? Знает ли он, почему зомби не умирает?
Зомби кружился и корчился в пламени. Его тело было подобно фитилю свечи. Шатаясь, он шагнул к нам. Его пылающая рука потянулась ко мне. Ко мне.
Потом он медленно повалился в траву. Так падает срубленное дерево, еще борющееся за жизнь. Если можно так выразиться. Истребители продолжали держать наготове огнеметы, чтобы не дать твари ни малейшего шанса. Мне не в чем было их упрекнуть.
Когда-то это был некромант. Эта туша, которую медленно пожирал огонь, была при жизни тем же, что и я. Стану ли я чудовищем, если меня кто-нибудь оживит? Лучше не выяснять. В завещании я просила кремировать труп, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь оживил меня и надавал оплеух. Теперь у меня появилась другая причина настаивать на этом в своем завещании. Проклятие. Одной было вполне достаточно.
Я смотрела, как чернеет и съеживается плоть, как трескается и начинает слезать кожа, как кости рассыпаются мириадами искр и исчезают в огне.
И, глядя, как умирает зомби, я дала себе клятву. Доминга Сальвадор должна гореть в аду за содеянное. Есть во вселенной огонь, который не угасает. И в этом пламени струя огнемета покажется ей маленьким неудобством. Она будет гореть вечно, но даже этот срок казался мне слишком коротким.
33
Я лежала на спине в комнате охраны. Белая занавеска скрывала меня от любопытных глаз. Голоса с другой стороны занавески были громкими и враждебными. Мне нравилась моя занавеска. Подушка была плоской, стол для допросов — жестким. Я чувствовала себя замечательно. Было больно глотать. Было больно сделать даже маленький вдох. Но дыхание необходимо. Я была счастлива, что способна хоть как-то дышать.
Я лежала очень спокойно. Делала то, что мне было велено. Лежала и слушала свое дыхание, биение своего сердца. После того как чудом избежишь смерти, начинаешь испытывать повышенный интерес к собственному телу. Замечаешь то, на что обычно не обращаешь внимания. Я чувствовала, как бежит кровь по венам, и могла попробовать на вкус свой размеренный, четкий Я пульс. Он перекатывался у меня во рту, как леденец. Я была жива. Зомби был мертв. Доминга Сальвадор — в тюрьме. Жизнь была прекрасна.
Дольф откинул занавеску и вновь задернул ее за собой, как закрывают за собой дверь, входя в комнату. Мы притворялись, что нам доступно уединение, даже при том, что могли видеть ноги тех, кто проходил мимо занавески.
Я улыбнулась Дольфу. Он улыбнулся в ответ:
— Рад видеть тебя в добром здравии.
— Не знаю насчет «доброго», — сказала я. Мой голос был хриплым. Я откашлялась, чтобы придать ему мелодичности, но это не помогло.
— Что говорят врачи насчет твоего голоса? — спросил Дольф.
— Я временно стала тенором. — Я взглянула на него и добавила: — Но это пройдет.
— Хорошо.
— Как Бурк? — спросила я.
— Царапины, ничего серьезного.
Я так и подумала, увидев его вчера ночью, но всегда неплохо удостовериться.
— А Робертс?
— Она будет жить.
— Но она не останется инвалидом? — Говорить было больно.
— Не останется. Ки тоже был ранен в руку. Ты не знала?
Я хотела покачать головой, но сразу же передумала. Это тоже было больно.
— Я не заметила.
— Просто пара царапин. Он быстро поправится. — Дольф погрузил руки в карманы штанов. — Мы потеряли трех офицеров. Еще один ранен тяжелее, чем Робертс, но выкарабкается.
Я посмотрела на него.
— Это моя вина.
Дольф нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Я должна была догадаться. — Я снова закашлялась. — Это был не обычный зомби.
— Это был зомби, Анита. Ты оказалась права. И именно ты сообразила, что он прячется в одном из этих чертовых мусорных баков. — Он усмехнулся. — И ты едва не погибла, пока не убила его. Я думаю, ты сделала свою часть работы.
— Я его не убила. Это сделали истребители. — Произносить длинные слова было куда больнее, чем короткие.
— Ты помнишь, что было после того, как ты начала задыхаться?
— Нет.
— Ты выпустила ему в рожу всю обойму. Вышибла из его проклятой башки все остатки мозгов. А потом потеряла сознание. Я думал, что ты уже на том свете. О Боже. — Он покачал головой. — Никогда больше так со мной не шути.
Я улыбнулась:
— Постараюсь.
— Когда его мозги вылетели наружу, он поднялся. Благодаря тебе он уже не мог сопротивляться.
Вошел Зебровски. Он не дал себе труда задвинуть за собой занавеску, и я увидела мальчика с окровавленной рукой, который плакал, уткнувшись в плечо какой-то женщины. Дольф закрыл занавеску. Держу пари, Зебровски из тех людей, которые никогда не задвигают до конца ящики стола.
— Они все еще извлекают пули из трупа. И каждая пуля — твоя, Блейк.
Я просто молча на него смотрела.
— Ты настоящий Стреляный Калач, Блейк.
— Кто-то из вас должен им быть, Зебров… — Я не смогла до конца произнести его имя. Слишком больно.
— Тебе больно? — спросил Дольф.
Я осторожно кивнула.
— Врачи уже вкололи мне болеутоляющее. И сделали укол от столбняка.
— На твоей бледной шейке расцветает ожерелье маленьких синячков, — сказал Зебровски.
— Поэтично, — похвалила я.
Он пожал плечами.
— Я пойду посмотрю, как там другие раненые, а потом прикажу кому-нибудь отвезти тебя домой, — сказал Дольф.
— Спасибо.
— Вряд ли ты сейчас способна передвигаться самостоятельно.
Наверное, он был прав. Я смахивала на кучку дерьма — но это была очень счастливая кучка. Мы сделали это. Мы разгадали преступление, и виновник отправлен в тюрьму. Гип-гип ура.
Вернулся врач с болеутоляющими таблетками. Он поглядел на двух полицейских.
— Ну-с. — Он вручил мне флакончик с тремя пилюлями. — В первые два дня вам это пригодится. На вашем месте я бы посидел дома. — Он посмотрел на Дольфа. — Вы слышали это, босс?
Дольф нахмурился.
— Я не ее босс.
— Но вы же тут главный? — спросил врач. Дольф кивнул. — Тогда…
— Я у них временно, — перебила я.
— Временно?
— Можно сказать, что мы позаимствовали ее из другого отдела, — вставил Зебровски.
Доктор кивнул.
— В таком случае скажите ее начальнику, чтобы завтра предоставил ей выходной. Физически она пострадала меньше других, но ей пришлось пережить сильнейшее потрясение. Ей чрезвычайно повезло, что она не получила тяжелых ранений.