— Ты все еще хочешь заняться со мной сексом?
— Что, прости?
— Ты слышал меня, — повторяя свое предложение, она получала мрачное удовольствие. — Так ты хочешь или нет заняться сексом?
Несмотря на то, что его нервы были в полном разладе, он держался. Но свыше его сил было контролировать другую реакцию.
— Прямо сейчас?
— А почему нет, что в этом плохого? — она требовала ответа. — Неужели все необходимо планировать, укладывать в схему, да еще и чертовым бантиком сверху перевязывать?
Она забыла понизить голос в этот раз, и несколько голов повернулось в их сторону.
Эйдан положил свою руку поверх другой, все еще сжимающей его рубашку, и нежно ее погладил.
— Пойдем-ка в тихое место, хорошо, Джуд?
— Куда?
— Идем, сюда, — он снова погладил ее руку и отцепил пальцы от рубашки. Жестом он указал на дверь в конце бара.
— Шон, иди сюда, побудь за меня недолго.
Он поднял откидную крышку барной стойки, чтобы Джуд могла пройти, а потом протолкнул ее в дверь.
Подсобка представляла из себя маленькое помещение без окон. Из мебели стояло только два стула с плетенными из соломы сидениями, еще бабушкины, и стол, сделанный его отцом. Шатающиеся ножки которого вызывали самые нежные чувства. Эйдан включил старую круглую лампу, а на графин виски не обратил никакого внимания. Подсобка была местом для личных разговоров и личных дел. А он не мог думать ни о чем более личном, чем об этой жещине, которая в его мечтах умоляла о сексе.
— Почему мы не…
«Присядь» — собирался сказать он, но рот оказался слишком занят. Его заняли губы Джуд. Она оперлась спиной о дверь, запустила пальцы в его волосы, а ее губы жарко и жадно сомкнулись на его. Эйдан смог издать только сдавленный стон, а потом потерялся в удовольствии от атаки мокрой и полной желания женщины. Она изо всех сил прижималась к нему. Боги, распласталась на нем, и ее тело пылало, словно раскаленная печь. Как ее одежда еще не шипела, испуская пар?
Ее сердце устроило спринтерскую гонку, или это было его сердце? Он чувствовал его бешеные нервные удары и острое напряжение между ними. Она пахла дождем, а на ее губах был вкус виски, его виски. Он хотел Джуд с одержимостью, похожей на болезнь, которая прокралась в него, вцепилась когтями, кружила ему голову и огнем горела в его горле.
— Джуд, постой, — кровь стучала в голове, а он пытался оторваться от нее. — Здесь не место.
— Почему? — она была в отчаянии. Нуждалась хоть в чем-то. В нем. — Ты хочешь меня, я хочу тебя.
Этого было достаточно, чтобы он с легкостью представил, как они поменялись местами, и он оседлал бы ее, как жеребец, покрывающий готовую кобылу. В крови — огонь, и никаких чувств.
— Давай сейчас остановимся, переведем дыхание, — он провел рукой по ее волосам. Рукой, которой было ох, как далеко до того, чтобы остановиться и передохнуть. — Скажи мне, что случилось?
— Ничего не случилось, — голос дрогнул и выдал ее ложь с головой. — Почему обязательно должно что-то случиться? Просто займись со мной любовью, — ее руки дрожали, когда она сражалась с пуговицами рубашки Эйдана. — Просто прикоснись ко мне.
Теперь он все-таки поменялся с Джуд местами, прижал к двери и крепко обхватил руками ее лицо, подняв его вверх. Пусть его тело говорит, что хочет, сердце и разум отдают совсем другие приказы. А он — человек, который предпочитает идти за сердцем.
— Я могу прикоснуться к тебе, но никогда не сделаю этого, если ты не расскажешь, что тебя беспокоит.
— Ничего меня не беспокоит, — прошипела она, а потом расплакалась.
— Милая, ну вот… — успокаивать женщину оказалось не так волнительно, чем сопротивляться ей. Он нежно обнял Джуд, устроив из своих рук колыбель и прижал ее к груди. — Кто обидел тебя, a ghra[31].
— Все в порядке. Просто ерунда. Прости.
— Нет, не все в порядке, и это никакая не ерунда. Скажи мне, что вызвало твою печаль, mavourneen[32].
Дыхание Джуд стало прерывистым, и она в отчаянии уткнулась лицом в его плечо, твердое, как камень, но в тоже время удобное, как подушка:
— Мой муж и его жена уезжают в Вест-Индию[33], и у них вот-вот родится ребенок.
— Что? — вопрос вылетел словно пуля, а руки судорожно сжали спину девушки. — Ты замужем?
— Была, — она шмыгнула — очень захотелось снова спрятать лицо на его плече. — Но не была нужна мужу.
Эйдан два раза глубоко вдохнул, но голова все равно гудела так, словно он выхлебал бутылку Джеймсона. Или же его огрели оной по голове.
— Ты была замужем?
— Юридически, — махнула рукой Джуд. — У тебя есть платок?
Все еще ошеломленный, Эйдан порылся в кармане и протянул Джуд платок.
— Думаю, нам лучше вернуться к началу этой истории, но сперва надо раздобыть сухую одежду и горячего чая, прежде чем ты подхватишь простуду.
— Нет, все в порядке. Мне надо…
— Помолчи. Мы поднимемся наверх.
— Я ужасно выгляжу, — она громко шмыгнула, — я не хочу, чтобы люди видели меня.
— Там нет ни одного человека, кто бы хоть раз в жизни не пролил слез, а некоторые из них рыдали прямо в пабе. Мы выйдем через кухню и поднимемся наверх.
Прежде чем она смогла сказать хоть слово против, он взял ее за руку и подтолкнул к двери. И даже потом, когда схлынула первая волна замешательства, он продолжал подталкивать ее в кухню, где на них в удивлении уставилась Дарси
— Джуд, что случилось? — начала она, но замолкла после короткого кивка Эйдана, который легкими толчками заставлял Джуд подниматься по узкой лестнице наверх.
Он открыл дверь и шагнул в свою небольшую гостиную, где царил беспорядок.
— Спальня — прямо. Выбери там, что больше подойдет тебе из одежды, а я пока приготовлю чай.
Джуд начала было благодарить его, извиняться, еще что-то, но Эйдан уже развернулся в сторону низкого дверного проема. В его энергичности было столько напряжения, что ее дух упал еще ниже.
Она вошла в комнату, которая, в отличие от гостиной, была вылизана до блеска и по-спартански обставлена. Если бы у нее было время и право, чтобы освоиться здесь. Но она лишь быстро прошла к небольшому стенному шкафу, разрешив себе увидеть односпальную кровать, застеленную покрывалом цвета морской волны. Рядом — высокий довольно старый комод, ящики которого, вытертые от многолетнего использования, выглядели очень по-домашнему. На потемневшем от времени деревянном полу — вылинявший коврик. В шкафу она нашла рубашку, такого же цвета, как ее настроение — серую. Переодеваясь, Джуд изучала стены. Вот где Эйдан воплотил свою романтическую часть натуры. Повсюду были плакаты далеких краев.
Уличные зарисовки Парижа, Лондона, Нью-Йорка и Флоренции. Штормовые морские пейзажи и острова, покрытые роскошной растительностью. Горы, вздымающиеся ввысь, молчаливые долины, загадочные пустыни. И, конечно же, неистовые утесы и нежные холмы его родного края. Приколотые к стене кнопками, соприкасаясь краями, плакаты выглядели словно сказочные, необычные обои.
Джуд гадала, во всех ли этих местах стен он побывал? Или все-таки еще есть края, куда он хочет попасть. Глубоко вздохнув, не заботясь о том, что такой вздох прозвучит полным жалости к себе, она взяла свой мокрый свитер и вышла в гостиную.
Эйдан нарезал по комнате круги и остановился, как только она вошла. Его рубашка только подчеркивала миниатюрность девушки — она выглядела маленькой, страдающей — и едва ли могла помочь справиться с теми чувствами и эмоциями, что бурлили внутри него. Поэтому он не сказал ни слова — еще не время — а просто взял мокрый свитер и отнес его в ванную, чтобы повесить на душевое крепление и дать ему стечь.
— Присядь, Джуд.
— Ты имеешь полное право сердиться на меня за мое поведение. Я не знаю, с чего начать…
— Единственное, чего я хочу, чтобы ты помолчала минутку, — скороговоркой произнес Эйдан, успокаивая себя тем, что и он не железный, когда Джуд вздрогнула от его слов. А потом ушел на кухню готовить чай.
Она замужем — только это и крутилось у него в голове. Маленькая деталь, которую она не посчитала нужным упомянуть. Он думал, что у нее совсем маленький опыт общения с мужчинами, а она, оказывается, уже побывала замужем, развелась и, судя по всему, все еще убивалась по этому ублюдку. Страдала по какому-то чокнутому из Чикаго, который даже не старался прятать свои интрижки, в то время как он, Эйдан Галахер, страдал по ней. И если этого было недостаточно, чтобы выйти из себя, тогда чего?
Он разлил по кружкам крепко заваренный черный чай, а себе плеснул еще и приличную порцию виски.
Когда Эйдан вошел, Джуд стояла, сцепив руки в замок. Ее чертовы волосы завились сумасшедшими кудряшками, а в глазах стояли слезы:
— Я спущусь вниз и извинюсь перед твоими посетителями.
— Что?
— За то, что устроила сцену.
Поставив чай, Эйдан, сведя брови, стал изучающе смотреть на Джуд — с возмущением и изумлением одновременно.
— Нашла о чем беспокоиться. Если бы в этом пабе не случалось раз в неделю подобных сцен — это был бы уже повод для беспокойства. Черт возьми, не могла бы ты присесть и прекратить смотреть на меня так, словно я собираюсь выпороть тебя.
Джуд села, что следом за ней сделал и Эйдан, а потом принялась за чай. Джуд глотнула, обжегши язык, и решительно отставила чашку.
— Почему ты не сказала, что замужем?
— Я как-то не думала об этом.
— Не думала? — кружка звякнула от удара об стол. — Это так мало для тебя значит?
— Это много для меня значит, — она развернулась. Движение было полно спокойного благородства и заставило Эйдана сузить глаза. — Но для мужчины, за которым я была замужем, этот факт имел гораздо меньшее значение. Я просто пыталась научиться жить с этим.
Когда Эйдан промолчал в ответ, она снова взяла чай, чтобы хоть чем-то занять руки:
— Мы знали друг друга очень давно. Он — профессор в университете, где я преподаю. На первый взгляд казалось, что у нас очень много общего. Он очень нравился моим родителям. И когда попросил меня выйти за него замуж — я сказала «Да».
— Ты любила его?
— Я думала, что люблю его, что, в принципе, одно и то же.
— Нет, — думал Эйдан, — это совсем не одно и то же. Но не стал обращать на это внимание: — И что произошло?
— Мы, вернее, он — все распланировал. Уильяму очень нравится тщательно все планировать, просчитывать детали и возможные трудности, и варианты их преодолений. Мы купили дом, так как дом больше подходит для приема гостей, а у мужа были карьерные амбиции на факультете. У нас была очень тихая и чинная свадьба, на которой присутствовали только подходящие люди. Включая поваров, флористов, фотографов и гостей.
Джуд глубоко вздохнула, а так как язык она уже обожгла — терять было нечего — снова глотнула чая:
— А семь месяцев спустя он пришел и сказал, что разочаровался. Именно так, разочаровался. «Джуд, я разочаровался в нашем браке», помнится, я ответила: «О, мне очень жаль».
Она закрыла глаза, давая возможность унижению и виски освоиться в желудке:
— А что раздражает, так то, что, зная о моих первых рефлексах бросаться в извинения, он благодарно этим воспользовался, словно ждал, что я скажу именно эти слова. Нет, — исправилась Джуд, еще раз бросив взгляд на Эйдана, — как раз потому, что он ждал.
Эйдан ощущал, как от нее волнами исходит боль:
— Это должно тебе дать понять, что ты слишком много извиняешься.
— Возможно. В любом случае, Уильям объяснил, что уважает меня и хочет быть предельно честным. Он просто обязан сказать мне, что влюбился в другого человека. — В кого-то, кто моложе, — думала сейчас Джуд, веселее и красивее. — Он не хотел втягивать ее в жалкую любовную интрижку и попросил немедленного развода. Мы продали дом, поделили все пополам. Так как потерпевшей стороной была я, то Уильям отдал мне право выбора любых материальных ценностей.
Эйдан задержал взгляд на ее лице. Оно снова было бесстрастным, взгляд — потухшим, руки — спокойными. Слишком бесстрастная, по его разумению. Он подумал, что предпочитает, когда Джуд полна страсти, настоящая:
— И что ты сделала?
— Ничего. Абсолютно ничего. Он получил развод, снова женился, и наши жизни разошлись.
— Он сделал тебе больно.
— Уильям сказал бы, что это болезненный, но обязательный побочный эффект подобной ситуации.
— Тогда Уильям — просто ослиная задница!
Джуд слегка улыбнулась:
— Может быть. Но в его действиях больше смысла, чем в борьбе за брак, который приносит тебе несчастье.
— Ты была несчастлива?
— Нет, но не думаю, что была в то же время и счастлива, — голова болела, Джуд чувствовала, что устала и мечтала только об одном — свернуться калачиком и уснуть, — Мне кажется, что я не способна на проявление глубоких эмоций.
Эйдан был словно выжатый до последней капли лимон. Перед ним сидела та же женщина, что бросилась, полная желания, в его объятия, в которых за несколько мгновений до того горестно рыдала:
— Нет, ты просто очень спокойная Джуд Франциска, очень.
— Да, — прошептала она, — разумная Джуд.
— Что же тогда расстроило тебя сегодня?
— Все как-то по-идиотски.
— Почему по-идиотски, если для тебя случившееся что-то да значит?
— Да потому что не должно значить. Должно ничего не значить.
Джуд вскинула голову и блеск, который появился в ее глазах, по крайней мере, не разочаровал Эйдана.
— Мы же разведены! Мы уже два года в разводе. Почему мне должно быть дело до того, что он едет в Вест Индию?
— И почему же тебе тогда есть дело?
— Потому что это я хотела поехать туда! — воскликнула Джуд. — Я хотела поехать в какое-нибудь экзотическое и волшебное место за границу в наш медовый месяц. Я купила рекламные буклеты: Париж, Флоренция, Бимини. На любой вкус. Мы могли поехать в любое место, и я все трепетала в ожидании. Но все о чем он мог только говорить — были… были….
Она покрутила рукой, как если бы вдруг позабыла все слова:
— …языковой барьер, культурный шок, всякие вирусы… Боже мой…
Снова разозлившись, она вскочила со стула:
— И мы поехали в Вашингтон и целые часы, дни, вечность ходили на экскурсии в Смитсоновский институт[34].
Эйдан уже был шокирован всем, что рассказала Джуд, но услышанное оказалось последней каплей:
— Ты ходила на лекции в свой медовый месяц?
— Культурные связи, — выплюнула она, — вот как он это называл. — Вскинув руки, Джуд ходила кругами по комнате. — Согласно Уильяму, большинство супружеских пар неоправданно ждут слишком многого от медового месяца.
— А почему бы и нет, — пробормотал Эйдан.
— Вот именно! — Джуд резко развернулась, ее лицо пылало праведным гневом. — Неужели лучше удовлетворять желание, основываясь на общности взглядов? Лучше оставаться в привычном окружении? Да пусть идет все прахом. Мы должны были бы предаться сумасшедшему сексу на каком-нибудь жарком пляже.
Часть Эйдана была рада тому, что этого все-таки не произошло:
— Как по мне, милая, ты поступила правильно, освободившись от него.
— Не в этом дело, — Джуд хотела вырвать себе волосы, ей это почти удалось. Ирландская часть ее души проснулась: бурлила, кипела, да так, что ее бабушка могла бы гордиться внучкой. — Дело в том, что он бросил меня, и это меня раздавило. Может, не сердце, но гордость и эго, но какая разница? Ведь они тоже часть меня.
— Нет абсолютно никакой разницы, — тихо произнес Эйдан. — Ты права. Никакой разницы.
Тот факт, что он согласился, ни секунды не колеблясь, только подлил масла в огонь ее темперамента.
— А теперь, этот ублюдок собирается туда, куда хотела поехать я. И они ждут ребенка, а Уильям переживает! Когда я говорила о детях, он тут же вспоминал нашу с ним карьеру, стиль жизни, демографию, стоимость обучения в колледже, ради Бога. Он даже диаграмму составил.
— Что?
— Диаграмму. Чертовым компьютером сгенерированную. В которой отражались наше финансовое состояние, здоровье, должности и планирование рабочего времени на ближайшие пять-семь лет. После чего он сказал мне, что если мы достигнем намеченных целей, то можем обсудить — всего лишь обсудить — зачатие единственного ребенка. Но в следующие несколько лет он должен пристальное внимание уделить карьере, запланированному продвижению по службе, и его идиотской диаграмме.
Ярость превратилась в живое существо, злобно вцепившееся когтями в грудь Джуд.
— Он решил, когда и при каких условиях у нас будет ребенок. Запланировал, что, когда это возможное событие случится, то ребенок будет только один. Если бы Уильям мог, то запланировал бы и пол предполагаемого ребенка. Я хотела семью, а он дал мне круговую диаграмму.
Дыхание Джуд стало прерывистым, а глаза снова наполнились слезами. Но когда Эйдан встал, чтобы подойти, она отчаянно замотала головой:
— Я думала, что ему не нравятся дети и заграничные путешествия. Думала, хорошо, он просто налаживает нашу жизнь в соответствии со своими представления, что он такой практичный, экономный, амбициозный. Но ничего этого не было. Он не был таким. Он не хотел ехать в Вест-Индию со мной. Он не хотел строить семью со мной. Что со мной не так?
— С тобой все в порядке. Все.
— Нет, конечно же, что-то не так, — голос Джуд поднялся вверх, упал и оборвался, — она вытащила платок Эйдана. — Иначе я бы никогда не позволила ему уйти. Я скучная. Ему было скучно со мной почти с того самого момента, как мы поженились. Людям скучно со мной: студентам, коллегам. Даже мои родители скучают в моем обществе.
— Глупо так говорить, — Эйдан на этот раз подошел к ней, взял за руки, чтобы она встряхнулась. — В тебе нет ничего скучного.