— Я справилась, правда?
— Блестяще, — он взял ее руку и поцеловал. — Спасибо.
— Мне понравилось. Я редко устраивала вечеринки. Они меня страшно нервируют. Планирование и вся эта подготовка держат меня в постоянном беспокойстве. Потом еще исполнять роль хозяйки, беспокоиться, чтобы все шло гладко. А сейчас было похоже на вечеринку, но без всяких нервов. И …, — она позвенела монетами в кармане, — мне заплатили.
— Сейчас ты можешь посидеть и рассказать мне, как провела день в Дублине, пока я прибираюсь.
— Я расскажу потом, когда помогу тебе.
Он решил не портить ей хорошее настроение, вступив с ней в спор, но намеревался не разрешать ей делать ничего труднее, чем ставить пустую посуду на стойку. Однако она была более быстрой, чем он полагал, и уже закатала рукава кофточки, пока он все еще возился с кассой. С ведром и тряпкой, которые она взяла у Шона, Джуд стала мыть столы. Он слушал ее, слушал, как ее голос понижался и повышался, когда она описывала, что видела и что сделала в этот день. Слова не важны, думал Эйдан. Было умиротворяюще просто слышать ее голос.
Она, казалось, приносила с собой благословенное спокойствие всюду, где появлялась. Он начал мыть полы, работая рядом с ней. Удивительно, размышлял он, как легко она подхватила его ритм. Или он ее? Он не знал. Но, казалась, таким естественным то, как она вошла в его мир, в его жизнь. Он никогда не воображал ее в качестве официантки. Это было не то, для чего она была предназначена, но она делала это хорошо. Для нее это просто забава, предположил он. Она, конечно, не была создана, чтобы вытирать пролитое пиво. Но делала это с такой непринужденностью, что он испытывал сильное желание обнять ее. И он поддался этому желанию, обхватив ее руками и прижав спиной к себе.
— Как хорошо, — пробормотала она.
— Да. Хотя я задержал тебя допоздна и заставил делать грязную работу.
— Мне понравилось. А теперь, когда все разошлись, я могу подумать о том, что сказала мне Кэти Даффи, вспомнить шутку Дугласа О’Брайана, послушать, как поет Шон на кухне. В Чикаго в это время я уже спала бы, закончив перед этим свою работу с бумагами и прочитав главу книги, которая получила хорошую критику.
Она взяла его за руки, расслабляясь.
— Здесь намного лучше.
— А когда ты вернешься туда… — он прижался щекой к ее макушке, — ты пойдешь в паб по-соседству и проведешь там вечерок или два?
Эта мысль напомнила ей о непроницаемой стене, скрывающей ее будущее.
— У меня есть время прежде, чем это станет проблемой. Мне нравится жить просто, вот так день за днем.
— И ночь за ночью.
Он развернул ее лицом к себе и начал вальсировать в такт песни, которую пел Шон.
— И ночь за ночью. Я плохая танцовщица.
— Ничего подобного.
Она была просто не совсем уверена в себе.
— Я видел, как ты танцевала с Шоном и поцеловала его перед Богом и людьми.
— Он сказал, что это заставит тебя ревновать.
— И если бы я не знал об этом, я бы избил его до потери сознания.
Она рассмеялась, с удовольствием наблюдая, как вращается комната, когда он кружил ее в танце.
— Я поцеловала его, потому что он красавчик, и он попросил меня. Ты тоже красавчик. Я тоже могла бы поцеловать тебя, если попросишь.
— Ну, если ты так щедра на поцелуи, дай и мне один.
Подразнивая — не замечательно ли, что она обнаружила себя способной дразнить мужчину — она целомудренно чмокнула его в щеку. Потом еще раз — в другую. И когда он улыбнулся и прижал ее теснее, она, подняв руки, запустила их в его волосы и, приподнявшись на цыпочки, пылко прижалась губами к его рту.
На сей раз вздрогнул он. Она взяла инициативу на себя, застав Эйдана врасплох, углубляя свой поцелуй, вздыхая, так что его рот, его кровь, его мысли наполнились ее вкусом и запахом. Шатаясь, он сжал в кулак блузку на ее спине и отдался ощущениям, не думая ни о чем.
— Кажется, мне пора покинуть вас.
Эйдан поднял голову.
— Закрой двери, когда выйдешь, Шон, — произнес он, не отводя взгляда от лица Джуд.
— Хорошо. Доброй ночи, Джуд.
— Доброй ночи, Шон.
Посвистывая, он щелкнул замком и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, в то время как Эйдан и Джуд остались стоять посредине свежевымытого зала.
— Я страшно хочу тебя.
Он поднес ко рту ее руку, которую все еще держал, и поцеловал ее.
— Я рада.
— Иногда очень трудно быть нежным.
— Тогда не будь.
Возбуждение бурлило в ней горячим ключом. Взволнованная своей смелостью, она отстранилась от него и стала расстегивать блузку.
— Ты можешь быть тем, кем хочешь. Взять все, что хочешь.
Она никогда не раздевалась перед мужчиной для того, чтобы соблазнить его. Но нервное волнение, сжимающее ее живот, вскоре отступило, поглощенное чистым женским наслаждением при виде его потемневших от страсти глаз. Черный кружевной лифчик, составляющий эротичный контраст с ее молочной кожей, был как раз предназначен для такого шоу.
— Иисус, — дыхание его было неровно. — Ты убиваешь меня.
— Только обольщаю, — она сбросила туфли. — Я делаю это впервые.
Больше от неопытности, чем преднамеренно, она стала медленно расстегивать свои брюки.
— Надеюсь, ты извинишь, если я буду неловкой.
Его рот пересох в предчувствие того, что последует.
— Я не вижу никакой неловкости. Мне кажется, ты очень убедительна.
Ее пальцы были неуклюжи, но она справилась, и брюки упали на пол. Еще немного черного кружева, «V»-образный треугольник, оголяющий живот и высоко поднимающийся на ее бедрах. У нее не хватило смелости надеть соответствующую подвязку и прозрачные черные чулки, которые Дарси уговорила ее купить. Но, видя выражение лица Эйдана, она решила, что в следующий раз обязательно их наденет.
— У меня сегодня был день покупок.
Он не был уверен, что сможет произнести хотя бы слово. Она стояла в неярком освещении паба, с откинутыми назад волосами, с мечтательными глазами морской богини, одетая только в черное кружево, которое буквально кричало о сексе. К какой части ее тела мужчина должен прислушиваться?
— Я боюсь к тебе прикоснуться.
Джуд переступила через брюки и сделала шаг к нему.
— Тогда я прикоснусь к тебе.
С бьющимся сердцем она закинула руки ему на шею и потянулась к его рту губами. Это было так возбуждающе прижиматься к нему, когда она была почти обнажена, а он полностью одет. Так волнительно чувствовать мощную дрожь его тела, словно он боролся с терзавшим его сильным желанием.
Она вдруг осознала, что хочет, чтобы он больше не сдерживал свое неистовство.
— Возьми меня, Эйдан, — она прикусила его нижнюю губу. — Возьми все, что хочешь.
Он почувствовал, как его самообладание с грохотом рухнуло. Он знал, что был груб, но ничего не мог с собой поделать, он оставлял синяки на ее теле, его губы впивались в ее рот. Ее потрясенный вздох только добавил масла в огонь, когда он уложил ее на пол. Они катались по полу, дикие от желания теснее прижаться друг к другу. Отчаянно желая большего, он вцепился зубами в ее кружевной лифчик. Джуд выгнулась дугой от наслаждения, смешанного с болью от укуса. Чувство восторга охватило ее при мысли, что она заставила его переступить грань цивилизованности.
Только брать. Только предлагать и отдавать.
Также безумно жаждущая прикосновений, как и он, она стаскивала и рвала его рубашку, пока, наконец, не добралась руками до его тела. Потом губами, потом зубами.
Разгоряченные и обезумевшие, жадными руками они возбуждали друг друга, даря и получая удовольствие. Больше не было терпеливого спокойного мужчины и скромной застенчивой женщины, были два существа, охваченные примитивным желанием. Она упивалась этим чувством, принимая каждое острое ощущение и с такой же страстью возвращая его назад.
Первый взрыв оргазма пронзил ее, словно яростное солнце.
«Еще», — мог только думать он. — «Еще и еще больше!» Ему хотелось съесть, поглотить ее, чтобы ее свежий дикий вкус навсегда остался в нем. Каждый раз, когда тело ее сотрясала дрожь, каждый раз, когда она вскрикивала, он думал: «Еще больше. Еще раз». Снова и снова. Потребность брать ее горела лихорадкой в его крови. Он с силой погружался в нее, его темп становился еще более страстным, когда она выкрикивала его имя. Она взлетала и падала вместе с ним, беря и давая наслаждение. Взор его был затуманен, ее лицо, ее глаза, откинутые назад волосы — все было покрыто легкой дымкой.
А потом и это исчезло, когда животное внутри него освободилось и поглотило их обоих. Она лежала на нем, обессиленная, с болью во всем теле и улыбалась. Он лежал под ней, ошеломленный и безмолвный.
У их противоположных реакций была одна основа.
Он взял ее на полу паба. Он не мог ничего с собой поделать, он вообще не мог контролировать себя. Нетерпеливо, грубо. Они не занимались любовью, а спаривались в прямом смысле слова. Его собственное поведение потрясло его.
Мысли Джуд двигались в том же направление. Но напротив, и ее и его поведение вызывали в ней восторг. Услышав ее длинный вздох, он моргнул и решил, что должен сделать все, чтобы она почувствовала себя уютно.
— Пойдем наверх, — сказал он.
— Ммм.
Она определенно надеялась, что они повторят все снова.
— Возможно, ты хочешь принять ванну и выпить чашку шоколада, а потом я провожу тебя домой.
— Хмм.
Она снова вздохнула, потом наморщила губы.
— Ты хочешь принять ванну?
Мысль была соблазнительной.
— Я думаю, ты почувствуешь себя лучше.
— Не думаю, что можно чувствовать себя еще лучше в этой жизни.
Он подвинулся, а так как ее тело было мягким и податливым, словно лапша, он без труда повернул ее так, что она оказалась заключенной в кольцо его рук. Когда она, улыбнувшись в очередной раз, положила голову на его плечо, он покачал головой.
— Что с тобой случилось, Джуд Франциска Мюррей? Надеваешь белье, которое сводит меня с ума, позволяешь мне взять тебя прямо на полу.
— У меня есть еще.
— Что еще?
— Еще нижнее белье, — ответила она. — Я накупила целые сумки нижнего белья.
Настала его очередь положить свое голову на ее плечо.
— Иисус благой, я очнусь только через неделю.
— Я начну с черного, Дарси говорит, что это самое надежное средство.
Он только задушено вздохнул в ответ.
Радуясь его реакции, она прижалась ближе к нему.
— Ты был глиной в моих руках. Мне понравилось.
— Ты бесстыдно набросилась на меня.
— Да, и я хочу, чтобы ты унес меня наверх, в свою спальню. Мне нравится это, потому что чувствую себя такой невесомой и женственной.
— Если я должен, то сделаю.
Он оглянулся вокруг, заметив разбросанную по полу одежду. Он вернется за ней немного попозже.
И он вернулся за ней значительно позже. Поднимаясь назад в спальню, лаская пальцами ее кружевное белье, он думал о том, что она была полна неожиданностей, эта Джуд Франциска. Полна неожиданностей даже для самой себя, если он мог правильно судить.
Скромный бутон розы расцвел.
Сейчас она спала, уютно устроившись в его кровати. Она смотрелась здесь на своем месте, решил он, присаживаясь на край кровати. Также как она смотрелась на своем месте в пабе, разнося напитки, работая в своем саду или гуляя с собакой О'Тулов по холмам. Она действительно вошла в его жизнь. И почему бы ей не остаться ее частью, задавался он вопросом? И почему ей нужно возвращаться в Чикаго, когда она так счастлива здесь, а он так счастлив с нею? Пришло время жениться, не так ли? И завести семью. Ни с кем, кроме Джуд, эта перспектива не казалось ему такой наполненной солнечным светом. Он ведь ждал чего-то все эти годы? И потом одним дождливым вечером в паб вошла она. Это не могло быть ничем иным, как судьбой.
Она могла думать иначе, но он сможет убедить ее.
Это не означает, что она должен оставить свою работу. Хотя ему придется поломать голову над тем, как она сможет выполнять ее. Она разумная женщина, в конце концов, и может высказать свои пожелания.
Она испытывает к нему сильные чувства, думал он, играя ее волосами. Также как и он к ней. Корни ее были здесь, в этой земле, также как и его. Любой имеющий глаза мог видеть, что она расцвела, обретя свои корни.
Он был уверен, все эти доводы убедят ее. Может быть, эти мысли и заставляли его живот нервно сжиматься, но это было естественно, когда мужчина решается на такие кардинальные изменения в своей жизни, беря на себя ответственность за жену и детей. И хотя его руки были влажными от волнения, он решил, что беспокоиться не о чем. Он продумает потом все, что должен сказать ей.
Удовлетворенный, он скользнул в постель, тесно прижал ее в себе, туда куда хотел, и позволил сну одолеть себя.
И пока он спал, Джуд видела во сне Кэррика, который на белой крылатой лошади скользил по небу, земле и воде. И всюду, где он пролетал, он собирал драгоценности солнца, слезы луны и сердце моря.
Глава 15
Это был смелый шаг, но за последнее время она решилась на многое. В этом не было ничего плохого. Возможно, глупо и не практично, но не запрещено законом. И все же Джуд бросила виноватый взгляд на столик, вынесенный ею в палисадник. Она уже выбрала место на повороте тропинки, там, где вербена и герань обвивали камни. Столик немного шатался на неровной земле, но девушка могла это поправить.
Легкое пошатывание было ничем, по сравнению с видом, воздухом и запахами. Она сходила за выбранным стулом и установила его во главе стола. Когда никто не явился, чтобы поинтересоваться, какого черта, по ее мнению, она вытворяет, девушка бросилась обратно к своему лэптопу.
Джуд собиралась поработать на улице, и голова кружилась от предвкушения удовольствия. Стоя у рабочего места, она могла разглядеть холмы так же хорошо, как изгороди, оплетенные пышно цветущей фуксией. Солнечный свет мягко проникал сквозь облака и нежно опутывал все золотым и серебряным сиянием. Легчайший бриз колыхал цветы и доносил до нее их аромат. Она сделала чай, налив его в одну из прелестнейших чашек Мод. Полнейшим попустительством были маленькие шоколадные бисквиты, разложенные на тарелке. Все было настолько идеально, что казалось ненастоящим.
Джуд пообещала себе работать вдвое усерднее.
Но присела на секундочку, потягивая чай и мысленно отправляясь далеко за холмы. Вот он, ее маленький кусочек рая, думала девушка. Пели птицы, и она уловила вскрик парочки сорок, во всяком случае, ей так показалось. Первая — к печали, вспомнилось ей, вторая — к радости. И если бы она увидела третью, то эта сорока к… Девушка никак не могла вспомнить, и решила остановиться на радости.
Джуд рассмеялась. Да, застряла на радости. Будет сложно стать счастливее, чем сейчас. И что может быть лучше такого благополучия? Сказка? Вдохновившись, она вернулась к работе.
Птичьи трели звенели вокруг, бабочки порхали над цветами на своих волшебных крыльях, сонно жужжали пчелы, а девушка погружалась в мир ведьм и воинов, эльфов и прекрасных дев. Джуд удивилась, поняв, сколько она уже успела собрать. Больше двух дюжин сказок, легенд и историй. Медленно и мало похоже на работу. Изучение материала было далеко от завершения, и она должна серьезно взяться за дело. Проблема была в том, что подобранные ею слова казались слишком сухими и скучными, по сравнению с музыкой и магией легенд.
Возможно, ей нужно попытаться добавить что-то из этого… Скорее всего, ритм… В свою работу. Почему исследование должно быть таким высокопарным, таким научным? Хуже не станет, если дать джазу и вложить свои собственные мысли и чувства, часть ее опыта и впечатлений. Описать тех, кто поведал эти истории, как их рассказали и где. Дымный паб, наполненный музыкой, оживленная кухня О'Тулов, холмы, по которым она гуляла с Эйданом. Все это сделает ее работу более личной, более подлинной.
Настоящим произведением.
Она сложила руки, крепко сжав ладони. Позволить себе писать так, как ей всегда хотелось. Раздумывая, она дала себе ощутить всю прелесть этого, и смогла почувствовать, будто замок внутри нее плавно открылся. Если ничего не получится, какое это будет иметь значение? Во всяком случае, она уже была ординарным учителем. Если она окажется не более чем средненьким писателем, то, конце концов, она станет тем, кем отчаянно хотела быть.
Волнение билось внутри. Джуд положила руки на клавиатуру, а затем быстро отдернула их. Неуверенность в себе, ее старый спутник, опустилась в кресло рядом с ней. Да ладно, Джуд, у тебя нет никакого таланта для самовыражения, сказала она себе. Держись того, что умеешь. Все равно никто не станет публиковать твою рукопись. Ты уже недопустимо распустила себя. Держись первоначального плана.
Конечно, никто не станет это публиковать, признала она со вздохом. Слишком много для исследования, статьи или научного труда. Две дюжины историй — это слишком много. Логично было бы отобрать лучшие шесть, проанализировать, как планировалось, а затем надеяться на публикацию, если академия заинтересуется.
Это благоразумно.
Бабочка присела на угол стола, взмахнув кобальтовыми крыльями. На секунду показалось, будто насекомое изучает ее с таким же любопытством, с каким девушка смотрела на нее. И тут она услышала переливы музыки, свирели и флейты, надрывный плач струн арфы, пролившейся по холмам прямо на нее, заставляя поднять глаза на эту мерцающую зелень.
Почему в таком месте она должна быть Благоразумной Джуд? Магия уже коснулась ее. Она должна быть готова, чтобы открыться ей еще больше. Она не станет писать это проклятое исследование. Хочет, о боже, как она хочет написать книгу. Не будет опираться на то, что знает или что все от нее ожидают. В конце концов, тянуться к тому, что жаждет узнать, к тому, что никак не смела ожидать от себя. Провалится или преуспеет, но у нее будет свобода переживаний.