– Ты полагаешь, он мог… убить Ольгу? – ужаснулась Ложникова.
– Почему бы нет?
– Потому, что Сема… о боже… он не способен на убийство. Он…
– А кто собирался отправлять обряд «вызова смерти»?
– Это совсем другое, – возразила Эми, бледнея. Она натянула на себя край покрывала, чтобы унять охватившую ее дрожь.
– Ты за себя боишься? – догадался Лавров. – Артынов тебя тоже писал. Много. Если он опять предложит тебе позировать, согласишься?
– Н-нет! Ни за что!
– Значит, боишься.
– С гибелью Ольги что-то нечисто, – прошептала она. – Мне даже подумать страшно, что за этим кроется. Вдруг тут все-таки замешана черная магия?
Лавров взглянул на часы. Поздновато уже, пора бы и домой. Разговор о магии вызвал у него зевоту.
– Как зовут твоего двоюродного брата? – вдруг спросил он, надеясь подловить ее.
– Какого брата? – возмутилась Ложникова. – Опять ты за свое? У меня из двоюродных только сестры.
– А машину ты хорошо водишь? Скорость не превышаешь?
– К чему ты клонишь?
– Да так… беспокоюсь за тебя. Моя бы воля, я бы женщин за руль не пускал. Небось права тебе муж купил?
Эмилия приподнялась, оперлась на локоть и вприщур уставилась на Романа.
– Почему купил? Я ходила на вождение, сдавала экзамен, как положено. Я не самоубийца.
– Это хорошо, – задумчиво произнес он. – Хорошо. Будь внимательна во время движения. А лучше пока не пользуйся машиной. Поставь ее в гараж, на парковку, куда угодно, и отдохни от поездок.
– Что-о? – насторожилась она. – Предлагаешь мне пересесть на общественный транспорт? С какой радости?
Избежать объяснений Лаврову помог сигнал сотового. В другой раз он бы сбросил звонок, но сейчас разговор с любым человеком, кем бы тот ни был, оказался кстати.
– Алло?
– Это я, Рафик, – затараторил бывший одноклассник. – Где ты пропадаешь? Я тебе еле дозвонился.
– Работаю. По телефону болтать некогда.
Не докладывать же Рафику, что он периодически выключает телефон, а в Черном Логе вовсе нет сотовой связи.
– Извини, – сказал он Эмилии, поднялся и отошел к окну.
Она состроила сердитую мину, демонстративно отвернулась.
– Это ты меня извини за поздний звонок, – отозвался художник. – Дело очень важное.
– Да я не тебе. Говори, что случилось.
– Послушай, что мне удалось узнать… – прозвучало в трубке. И Рафик сообщил ему про встречу с Артыновым, про Паяца, который якобы подарил художнику флакончик с колдовским зельем, про покупателя «Венеры» и про соперничество Ольги и Алины.
– Спасибо, старик, – опешил Лавров, который никак не мог перестроиться с интимного на деловой лад. – Ты сделал за меня мою работу.
– Ты человек занятой, а я все равно болтаюсь без толку.
Пока они с Рафиком говорили, Эми отправилась в ванную. Было слышно, как там льется вода. Звукоизоляция в отеле оставляла желать лучшего.
Лавров со вздохом положил трубку и задумался. Новые данные следовало уложить в голове. Выходит, Артынов сам не отрицает сделки с нечистым. Даже хвастает этим! Может, он шизофреник?
Лавров вспомнил, сколько раз он пытался приписать шизофрению любому человеку, поступки которого были ему непонятны, и устыдился. Люди порой такое отчебучат, что волосы дыбом. И душевная болезнь тут ни при чем.
Взять хоть Михаила Кольцова. Казалось бы – зачем хоккеисту дорогая картина в духе Боттичелли? А вот же, приобрел! В пику жене, у которой давняя вражда с изображенной на полотне натурщицей? Или по неведению?
Интересно, как восприняла это сама Алина? Пришла в неистовство? Не подала виду, что ее это задело? Закатила мужу скандал?
– О чем мечтаешь, милый? – проворковала Эми, прижимаясь к нему всем своим теплым, влажным после душа телом. – Обо мне?
– Когда я смогу снова тебя увидеть? – поцеловал ее в щеку Роман. – Уже горю нетерпением.
Собственное притворство было ему противно. Но кто-то внутри заставлял его вести себя именно так, а не иначе. Кто-то навязывал ему роль Дон Жуана – циничного, насквозь лживого и похотливого, как мартовский кот.
Разбросанная по всему люксу одежда, которую они с Эми лихорадочно срывали друг с друга, чтобы слиться в экстазе любви, теперь вызывала чувство неловкости. Скрывая смущение, Лавров рассмеялся и подхватил даму на руки. Она приняла все за чистую монету, обвила его шею руками и замерла, ожидая продолжения. Казалось, все к тому шло. Мужчина отнес ее на кровать, уложил… но затем вдруг выпрямился и заявил, что уезжает.
Он собирал с полу свои вещи, а Эми прикладывала неимоверные усилия, чтобы не расплакаться. Любовник покидает ее сразу же после бурного секса. Он не собирается оставаться с ней на ночь.
– У тебя кто-то есть? – спросила она, подавляя обиду.
– Хочешь, я отвезу тебя домой? – вместо ответа предложил он.
«Теперь ясно, почему он почти не пил, – подумала она. – Заранее знал, что уедет. Черт! Черт!!!»
Поразительно, но гнусное поведение этого красивого брюнета, – не то сыщика, не то журналиста, – только разжигало ее. Он был слишком хорош в постели, чтобы не заслужить прощение.
– Я буду спать, – игриво протянула она. – Пока, милый!..
* * *Лавров ехал по освещенным огнями улицам с мыслью, что полного счастья не бывает. Это химера, которой на самом деле не существует.
«Чего тебе не хватает? – грыз его изнутри второй Лавров. – Хотел женщину? Получил. Плохо тебе с ней было?»
– Нормально, – вслух признал он.
«Дамочка хоть куда, – не унимался оппонент. – Симпатичная, горячая, без комплексов. С полуоборота заводится. Чего тебе еще надо?»
– Если бы я знал! – огрызнулся Роман. – Душа одного требует, тело – другого. Впрочем, вру. И душу, и тело готов положить к ногам Глории. Только она во мне не нуждается. У нее – свой мир, у меня – свой. Наши миры не пересекаются.
Добравшись до дома, он сразу завалился спать. Во сне к нему пришла Венера, которую он видел в картинной галерее. Она покачнулась, отделилась от холста, вздохнула и сделала шаг вперед, из рамы…
Лавров очнулся в холодном поту. Любовные ласки Венеры вымотали его, выжали, как лимон. Он ощущал себя пустым и обессиленным. У Венеры было лицо и голос Глории. Она целовала его до изнеможения и хохотала до упаду.
В окно заглядывала любопытная ночь. Они с Венерой заодно. Первая соблазняет, вторая покрывает.
Роман с трудом поднялся с постели и поплелся в кухню. В холодильнике шаром покати. Спиртное тоже закончилось.
– Тьфу!
Он включил кран и умылся холодной водой. Голова гудела, сердце едва билось.
«Изменник! – раздалось у него в ушах. – Предатель!»
Лавров пил прямо из-под крана, жадно, захлебываясь. Казалось, Венера высосала кровь из его вен и артерий, иссушила. Напившись, он распахнул окно и сделал глубокий вдох. Как ему теперь появиться перед Глорией? Она сразу обо всем догадается. От нее измену не скроешь.
– Она что, жена мне? – произнес Лавров в осеннюю темень. – Пусть со своим Колбиным разбирается. А я – вольный корсар. Куда хочу, туда плыву! С кем хочу, с тем сплю! Ясно?
– Эй, ты че? – донеслось сверху. – Обкурился? Или «белочка» прискакала?
Роман поднял голову и увидел свет и недовольную рожу соседа с пятого этажа, который любил выпить и устроить дебош. Видимо, тому тоже не спалось.
– Скверно мне, брат, – пожаловался ему Роман. – Душа болит.
– Опохмелиться, что ли, нечем?
– Да пошел ты…
Лавров захлопнул окно и упал на кухонный диванчик. Ноги и руки не слушались, в груди саднило. Скрыть от Глории интрижку с Эми не удастся.
– Чем это мне грозит? – пробурчал он, вздыхая. – Опалой? Да и черт с ним, со всем! Уволюсь, уеду в Сибирь к другу, начну новую жизнь. Зачем мне эта суетная Москва, эти капризные городские фифы? Найду себе обычную тихую бабу, без гонора, без дурацких амбиций. Она мне будет пельмени готовить, пирожки печь. Заживу спокойно. По выходным на охоту стану ходить, на рыбалку…
Он понимал, что никуда не уедет. Ему даже уволиться духу не хватит. Жизнь без Глории потеряет для него всякий смысл. Хотя и так смысла в ней никакого нет.
Роман занимался самоедством до рассвета. Когда небо над крышами порозовело, начал собираться на работу.
По дороге в офис он вспомнил, что еще не успел ни познакомиться, ни поговорить с Алиной Кольцовой. Сейчас, после приобретения ее супругом «Венеры» Артынова, – самое время для обстоятельной беседы.
На светофоре, ожидая зеленого сигнала, Лавров позвонил Рафику.
– Привет, старик. Не разбудил?
– Какой там? – отозвался художник. – Я всю ночь не спал. Голову ломал, что вообще творится. У меня с прошлого Крещения вода святая стоит. Дай, думаю, дверь побрызгаю.
– Какую дверь?
– Артынова. Моя-то мастерская рядышком находится. А ну как бес и ко мне перескочит?
– Успокойся, Рафик. Все под контролем.
– Алина уже начала позировать. Я места себе не нахожу. Хоть бы ты с ней поговорил!
– Кстати, я сегодня собираюсь встретиться с Алиной. Как это устроить?
– Какую дверь?
– Артынова. Моя-то мастерская рядышком находится. А ну как бес и ко мне перескочит?
– Успокойся, Рафик. Все под контролем.
– Алина уже начала позировать. Я места себе не нахожу. Хоть бы ты с ней поговорил!
– Кстати, я сегодня собираюсь встретиться с Алиной. Как это устроить?
– Да элементарно. У нее в три – сеанс у Артынова. Длится часа полтора. Сема пишет с нее Джоконду. Обнаженную…
Начальник охраны удивленно присвистнул.
– Насколько я знаю, Мона Лиза на портрете одета в платье.
– И в тонкую прозрачную накидку на волосах, – добавил Рафик. – Ты абсолютно прав. Между прочим, Артынов не первый, кто решил раздеть Джоконду. Другие художники уже пробовали. Леонардо оставил потомкам не только нетленный образ, но и неиссякаемый источник для подражания и креативных интерпретаций.
– Слушай, я не понимаю, что в этой Джоконде такого? Чем она всех с ума сводит? На вид, прямо скажем, не красавица. Краски блеклые. Размер картины невелик. Ты бы просветил меня, невежду, в чем тут фишка?
Рафик на том конце связи громко дышал в трубку.
– Долго объяснять, – наконец выдал он.
– По-твоему, я тупой?
– Давай не по телефону.
– Даже так? – рассердился Лавров. – Подумаешь, какой секрет! В двух словах не опишешь!
– Просто я картошку чищу на завтрак. Руки грязные…
– …и обстановка не соответствует обсуждению великого произведения искусства! – саркастически заключил Лавров.
– В общем-то, да.
На светофоре загорелся зеленый, и поток машин тронулся. Рафик невнятно оправдывался, чем еще сильнее разозлил товарища.
– Чисть свою картошку! – оборвал его Роман. – Увидимся, поговорим.
– Приезжай после трех. Алина будет позировать, а мы поболтаем. Перед концом сеанса спустимся во двор, и я вас познакомлю. Убьем двух зайцев.
– Если получится. Я ведь на работе. Не знаю, когда вырвусь. Дай мне адрес Алины на всякий случай.
– Как-то я ее провожал, – промямлил Рафик. – Улицу помню, дом, парадное, а в квартиру она меня не приглашала.
– Обойдусь без квартиры.
Художник продиктовал адрес, и Лавров подумал, что не мешало бы поглядеть, где проживает хоккеист Кольцов с супругой.
В офисе на него сразу навалились неотложные дела. Без конца звонил босс, заваливая начальника охраны поручениями.
Когда Роман перевел дух, он вспомнил о встрече с Алиной и взглянул на часы. Почти два! Он наскоро перекусил и помчался на Нижнюю Масловку. Указанный в адресе дом оказался снабженным видеофонами. Попасть внутрь можно было, только связавшись с хозяином квартиры. Впрочем, Лавров не собирался напрашиваться в гости. Если ему повезет, Алина еще не уехала.
Несколько минут прошли в нетерпеливом ожидании. Потом из парадного вышла блондинка в светлом манто и направилась к припаркованной неподалеку малолитражке марки «пежо».
«Алина! – догадался Лавров. – Сама садится за руль. Тем лучше».
Он поехал следом за «пежо», сохраняя дистанцию. Спустя четверть часа малолитражка притормозила у большого продуктового супермаркета. Алина, похоже, кого-то ждала.
– Сюрприз, – пробормотал Роман, глядя, как к «пежо» подошел высокий молодой человек в джинсах и кожанке.
Это был Павел Майданов…
Глава 14
Черный Лог
Осень всегда наводила на Глорию смутную тоску. Голые деревья, золотой шорох под ногами, отцветающие в саду хризантемы – все тонкое, хрупкое, беззащитное перед суровым дыханием зимы.
– Не печалься, – уловил ее настроение карлик, будто выросший из-под земли. – Несбывшееся – не значит утраченное.
Глория заплакала. Так глупо! Она рано овдовела, и пока что никто всерьез не претендует на ее руку и сердце.
– А Колбин? – усмехнулся Агафон, усаживаясь напротив нее на деревянную скамейку.
– Ты шутишь? – улыбнулась она сквозь слезы. – Он любит не меня, а мою долю в компании.
– А Лавров?
– Он не готов к серьезным отношениям. У него ветер в голове.
– Ты опять хочешь замуж, моя царица?
– При чем тут замужество? Я хочу любви.
Карлик сидел, болтая короткими ножками. Пряжки на его башмаках, усыпанные стразами, сверкали на солнце. Его совершенный профиль Нарцисса приводил Глорию в восхищение, а безобразного туловища она старалась не замечать.
– У тебя появился новый поклонник, – заявил он, поправляя волнистые кудри. – Молодой и красивый.
– Местный алкоголик, который чуть не ворвался ко мне в дом?
– Он больше не алкоголик.
– У нас с ним нет ничего общего.
– Почему же? Парень тоже мечтает о любви. Необычной, яркой, словно комета на ночном небе. Обидно прожить жизнь, не испытав подлинной всепоглощающей страсти.
– Ты нарочно дразнишь меня? – надулась Глория.
– Вовсе нет, моя царица. Я изрекаю прописные истины.
– Знаешь, какой нынче сон мне приснился?
– Разумеется.
– Ты можешь видеть мои сны?
– Сон состоит из того же материала, что и жизнь, – засмеялся Агафон.
– У Лаврова другая женщина, – без осуждения произнесла Глория. – Он переспал с ней, потому что я не отвечаю ему взаимностью. Теперь он будет чувствовать себя виноватым и избегать моего общества.
– Плохо, – нарочито пригорюнился карлик. – Бедняга. Он хотел причинить боль тебе, а пострадает сам.
– Мне не больно.
– Верю.
– Он догадывается, что я знаю. Я видела во сне, как они ласкали друг друга. Черная стриженая барышня и спортивный сексуальный брюнет. Я даже помню, о чем они говорили.
Глория развеселилась, ее слезы высохли.
– Лавров что-то скрывает от меня. Наивный! Странная у него тайна. Дело касается Венеры и Джоконды. Это картины. Одна из натурщиц уже мертва.
Вторая – на пороге смерти. Ее не спасти, понимаешь? – повернулась она к Агафону.
Но тот исчез. Скамейка, на которой он сидел, была пуста. Глория огорченно всплеснула руками.
– Ну вот! Не с кем поделиться мыслями…
Москва
Кофе, которым угощал ее Артынов перед сеансом, был горьким и без сахара. Алина пила, чтобы не обидеть мастера. Он варил кофе в джезве на маленькой электроплитке и угощал натурщицу.
Алина никак не могла избавиться от смущения. Она сняла бежевый свитер, кружевной бюстгальтер и осталась в юбке до колен, темных прозрачных чулках и коротких сапожках на каблуке. Расчесала волосы на прямой пробор, придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Из тяжелой квадратной рамы на нее уставилась чужое лицо, смятенное и напуганное.
Артынов попросил ее выбрить брови и часть волос надо лбом, как диктовала мода начала шестнадцатого века. Алина послушалась. Мужу пришлось сказать, что брови ей сожгли при покраске, а волосы она подбрила по совету своего визажиста, чтобы отрастала густая челка. Кольцов, кажется, не поверил. Но не подал виду. После последней ссоры из-за «Венеры» он старался не обострять отношения.
Алина отошла от зеркала и устроилась в кресле в позе Моны Лизы, которую показал ей художник. Все это время Артынов стоял к ней спиной и что-то подправлял на холсте. Он работал очень быстро, в отличие от Леонардо да Винчи, потратившего на свою картину около четырех лет{По свидетельству Джорджо Вазари (1511–1574), автора биографий итальянских художников, Леонардо потратил на портрет Моны Лизы четыре года и все же оставил его неоконченным.}.
– Ты готова? – не оборачиваясь, осведомился он.
– Да… – робко выдавила Алина и внутренне сжалась.
Это был уже второй сеанс, а она не привыкла раздеваться перед Артыновым, сидеть полуголой и ощущать каждой клеточкой прикосновение его взгляда. Она физически чувствовала, как он проводит пальцами по ее коже, как скользит рукой по шее, опускается к груди и ниже, проникает под коричневую атласную юбку. При этом художник не приближался к ней ни на шаг – только смотрел.
Она ежилась от холода. Белая, не тронутая загаром кожа покрылась мурашками. Алина не могла посещать ни пляж, ни солярий: она страдала аллергией на ультрафиолет и ужасно стеснялась своей молочной белизны. Но именно эта ее нежная белизна и привлекла Артынова.
Сбрасывать всю одежду художник от нее не требовал. В этом не было нужды. Ведь Мона Лиза изображена на портрете по пояс. Но Алина все равно сидела как на иголках.
– Ты слишком скованна, – ворчал Артынов. – В тебе нет тайны, которую скрывает Джоконда. Улыбнись же, расправь плечи.
Он подошел к ней с кистью в руке, обдал запахом масляных красок и поправил пряди ее волос, будто невзначай касаясь обнаженных плеч натурщицы. Алина дернулась, как от удара током.
Артынов усмехнулся и провел кончиком кисти по ее груди, оставив на коже золотистый след.
– Представь, что ты величайшая искусительница… – прошептал он. – Демоница в прелестном обличье. Вакханка, опьяняющая своей улыбкой каждого, кто на тебя смотрит. Ты источаешь жажду страсти, прикрывая ее смирением. Ну же, давай…
Казалось, еще миг – и он приникнет к губам Алины, сожмет ее в объятиях и вместо сеанса живописи преподаст ей совсем другой урок.