МАДРИД. ИСПАНИЯ. 19 ИЮНЯ 2006 ГОДА
Специальный агент ЦРУ Джеймс Крейг прилетел в Мадрид утренним рейсом из Вашингтона. Полет проходил беспокойно над океаном была сильная турбулентность и самолет все время трясло. Крейгу не удалось уснуть, и он вышел из лайнера уставшим и невыспавшимся, в результате чего был мрачным и немногословным.
Его встречали. Представитель американского посольства Джордж Астон был молодым и суетливым человеком, которому было около тридцати лет. Он радовался прилетевшему Крейгу так, словно тот был его близким родственником. Крейг молча позволил Астону забрать его чемодан и погрузить в багажник автомобиля. Они отъехали от аэропорта, направляясь в сторону города. Крейг, никогда прежде не бывавший в Мадриде, даже не смотрел по сторонам. У него болела голова, и он не собирался любоваться достопримечательностями испанской столицы. И поэтому он сидел закрыв глаза, всем своим видом показывая, что не собирается вообще разговаривать. От аэропорта Барахас до центра города можно было доехать минут за пятнадцать-двадцать, главные воздушные ворота столицы страны находились в шестнадцати километрах от города.
— Куда вас отвезти? — осторожно спросил Астон. — В отель, чтобы вы отдохнули, или сразу в посольство?
— В посольство, — открыл глаза Крейг, — вы разве не назначили мне встречу с испанскими представителями?
— Безусловно, мистер Крейг, — кивнул Астон, — но они приедут к четырем. Сразу после сиесты.
— Как это к четырем? — повернулся к своему собеседнику Крейг. — Вы же знали, что я прилетаю утром.
— В половине одиннадцатого, мистер Крейг, — кивнул Астон, — мы знали, что ваш самолет прибывает именно в это время. Но пока мы доедем до посольства, будет около часа дня. А потом начинается сиеста, это обед и послеобеденный отдых. На это время в Испании нельзя назначать встречи, особенно в летние месяцы.
— Только этого нам не хватало, — у Крейга окончательно испортилось настроение, — тогда давайте поедем в отель и я приму душ, чтобы немного прийти в себя. Нас всю ночь трясло над Атлантикой. В некоторые моменты я думал, что наш самолет просто перевернется.
— Говорят, что там был сильный ураган. Мы боялись, что вы не прилетите, — сказал Астон и, поняв, что именно произнес, добавил: — Я имел в виду ваш самолет, мистер Крейг. Мы полагали, что рейс могут даже отменить.
— Не отменили, — зло произнес Крейг. — Вы хотя бы предупредили всех, о ком мы просили?
— Разумеется мистер Крейг. Будут представители Национального центра разведки и Генерального комиссариата информации Министерства внутренних дел. Оба представителя приедут в наше посольство к четырем часам дня.
— У них разведка подчиняется Министерству обороны?
— Верно, — кивнул Астон, — они полагают, что назначенный гражданским правительством министр будет контролировать работу этих органов. Министерству обороны подчиняется не только Национальный центр разведки — ЦНИ (Centro Nacional de Inteleigencia), но и другие спецслужбы — Разведывательный центр Вооруженных сил, Второе управление штаба ВВС и Второе управление штаба ВМФ.
— И все подчиняются министру обороны, — усмехнулся Крейг.
— Формально да. Это наследие послефранковского режима. Хотя ЦНИ был создан только в октябре две тысячи первого года, сразу после сентябрьских событий в Америке. Руководителем ЦНИ был назначен бывший посол Испании в Марокко Хорхе Дескальяр. На нашу встречу в посольстве приедет его заместитель — Мария Долорес Виланова Алонсо. Ее досье будет ждать вас в посольстве. Она очень интересный и энергичный человек. А министру внутренних дел подчиняется еще большее количество специальных служб, включая Секретариат государственной безопасности, Корпус национальной полиции, Гражданскую гвардию и Генеральный комиссариат информации, в составе которого есть особая бригада внешней разведки.
— Понятно, — с недовольным видом отвернулся Крейг, — как всегда полно различных органов, которые не могут нормально наладить координацию своих действий. И в результате террористы устраивают такие взрывы на их вокзалах.
— Испанцы считали, что во всем было виновато прежнее правительство Аснара, которое слишком долго и упрямо следовало в фарватере нашей политики мистер Крейг. Они обвиняли и нас в случившихся террористических актах на вокзале Аточа. Поэтому новое социалистическое правительство сразу вывело испанские войска из Ирака.
— Нельзя было так пасовать перед террористами, — сквозь зубы заметил Крейг, — нас всегда подводят эти мягкотелые европейцы. У нас слишком много обязательств перед этими либералами.
— Возможно, вы правы, мистер Крейг, — улыбнулся Астон, — но у них есть свои традиции и свои правила.
— В каком отеле я буду жить?
— «Алькала», мистер Крейг. Очень хороший отель, находится прямо в центре, неподалеку от парка Ретиро. И там очень неплохой ресторан с баскской кухней.
— Я не знаю такую, — недовольно заметил Крейг, — и хотя я не поклонник наших гамбургеров, но европейские гурманы меня раздражают.
Астон ничего не ответил. Он понял, что будет лучше, если он не станет комментировать подобные высказывания гостя.
— Значит, испанские представители приедут только к четырем, — недовольно продолжал Крейг. — И мы должны быть в посольстве именно в это время?
— Немного раньше. Сегодня понедельник, и могут быть некоторые задержки. Я заеду за вами в половине четвертого.
— Нет, — возразил Крейг, — подождете меня прямо у отеля. Я управлюсь за десять-пятнадцать минут и сразу выйду. Мне еще нужно будет позвонить в Вашингтон и сделать несколько других звонков.
Астон удивленно взглянул на него.
— Сейчас только одиннадцать тридцать, — негромко напомнил он.
— Я переведу свои часы, — кивнул Крейг.
— Вы меня не поняли, — возразил Астон, — дело в том, что сейчас в Вашингтоне раннее утро. Вы забыли о разнице во времени мистер Крейг. В Вашингтоне сейчас половина шестого утра, и в Лэнгли не будет никого, кроме дежурных.
Крейг промолчал. Ошибка была очевидной. Он действительно забыл о разнице во времени.
— Хорошо, — разрешил он, — приедете за мной в два часа дня. Чтобы я хотя бы успел подготовиться к этой встрече в посольстве. Надеюсь, горячая вода будет в этом мадридском отеле?
— Конечно, — уже не удивляясь, сказал Астон. Он видел, в каком состоянии находится этот желчный господин из ЦРУ, — я же вам сказал, что это очень хороший отель. Я заеду за вами в два часа дня. У вас есть еще какие-нибудь пожелания?
— Больше никаких. Мне нужна будет оперативная связь с Лэнгли. Вы должны обеспечить меня двумя мобильными телефонами, один из которых должен быть зарегистрирован в Америке. Вас уже предупреждали об этом.
— Мы все приготовили, мистер Крейг. Оба телефона готовы и ждут вас в посольстве.
Крейг кивнул. Эта поездка не нравилась ему с самого начала. Но он знал, что его командировку в Мадрид санкционировал не только директор ЦРУ Майкл Хайден. Его отправили в Испанию по личному распоряжению руководителя всех спецслужб Соединенных Штатов, человека, которого называли Царем разведки или Министром национальной разведки, координатором всех спецслужб США Джоном Негропонте. И поэтому Крейг вынужден был лететь в Испанию над бушующим океаном и терпеть турбулентность самолета, чтобы встретиться со своими испанскими коллегами.
МОСКВА. РОССИЯ. 19 ИЮНЯ 2006 ГОДА
Вечером Тимур Караев приехал в здание Государственной комиссии, где должен был ознакомиться с досье Йозаса Минкявичуса. Бывший майор Первого Главного Управления КГБ СССР родился шестого июня тысяча девятьсот пятидесятого года в Вильнюсе. Отец Йозаса был секретарем районного комитета партии, но длительное пребывание сначала в литовских тюрьмах, а затем в фашистских концлагерях сказалось на его здоровье. Йозасу было только шесть лет, а его брату четыре, когда отец умер. Мать, работавшая в отделе общественного питания бухгалтером, осталась с двумя мальчиками, которых она была вынуждена поднимать в одиночку.
Она познакомилась со своим будущим мужем после войны, и он казался ей смелым и мужественным человеком с уже сложившейся биографией. К тому же ему было уже за сорок, а ей только двадцать два. Они поженились в сорок девятом году, а в пятидесятом у них родился сын. Через два года родился второй мальчик. И хотя муж часто пропадал на работе, женщина была почти счастлива. У нее был любимый супруг и двое мальчиков. В пятьдесят пятом они получили двухкомнатную квартиру в центре города. Но в конце пятьдесят шестого ее супруг умер, не дожив до пятидесяти лет, и она осталась с двумя детьми. Время было сложное, ее небольшой зарплаты не хватало. Она была женщиной истеричной и неуравновешенной. Пока был жив супруг, эти качества не особенно проявлялись. Но когда его не стало, она начала срываться. Устраивала истерики по любому пустяку, срывалась, кричала, плакала. На работе ее не любили и не ценили. Она была невнимательным человеком, часто ошибалась, что почти недопустимо в работе бухгалтера.
Она познакомилась со своим будущим мужем после войны, и он казался ей смелым и мужественным человеком с уже сложившейся биографией. К тому же ему было уже за сорок, а ей только двадцать два. Они поженились в сорок девятом году, а в пятидесятом у них родился сын. Через два года родился второй мальчик. И хотя муж часто пропадал на работе, женщина была почти счастлива. У нее был любимый супруг и двое мальчиков. В пятьдесят пятом они получили двухкомнатную квартиру в центре города. Но в конце пятьдесят шестого ее супруг умер, не дожив до пятидесяти лет, и она осталась с двумя детьми. Время было сложное, ее небольшой зарплаты не хватало. Она была женщиной истеричной и неуравновешенной. Пока был жив супруг, эти качества не особенно проявлялись. Но когда его не стало, она начала срываться. Устраивала истерики по любому пустяку, срывалась, кричала, плакала. На работе ее не любили и не ценили. Она была невнимательным человеком, часто ошибалась, что почти недопустимо в работе бухгалтера.
Уже позже Йозас понял, почему мать вела себя столь неровно, постоянно срываясь на истерики. Она так никогда больше и не вышла замуж, оставшись вдовой в столь молодом возрасте, и полностью посвятила себя двум своим мальчикам, которых она мучила и любила одновременно, срывая на них всю неудовлетворенность своей жизнью. Ей было только двадцать девять, когда она потеряла мужа. Йозас рос под аккомпанемент материанских слез и скандалов. Она начала тихо ненавидеть своего мужа, который посмел умереть в таком возрасте, оставив ее одну с двумя маленькими детьми.
Постепенно эту ненависть она перенесла и на страну, в которой ей пришлось жить, и на тот социальный строй, в который так верил ее рано умерший супруг. Йозас рос в этой непонятной атмосфере лжи, страха, истерик и ненависти. Он с трудом окончил школу и, конечно, провалил экзамены в институт. Он собирался стать инженером, но судьба распорядилась иначе. Его призвали в армию, и он честно отслужил двухлетний срок в далекой Киргизии, на границе. Пограничные войска входили в состав войск КГБ СССР. Йозас Минкявичус вернулся из армии старшим сержантом. И снова подал документы на тот самый факультет. На этот раз он мог позволить себе получить одни тройки — отслужившие в армии абитуриенты или имевшие двухлетний рабочий стаж получали преимущество перед остальными.
Йозас окончил институт в семьдесят пятом и попал по распределению на один из закрытых «почтовых ящиков» в Белоруссии. Так называли военные заводы, которые имели свою особую нумерацию. Минкявичусу отчасти повезло. Генеральным директором звода был бывший знакомый его отца, который отсидел с ним в фашистском концлагере почти два года. Минкявичус имел прекрасную биографию, сын секретаря райкома партии, героя Сопротивления, отслуживший в пограничных войсках и получивший там звание старшего сержанта. С завода его отправили в другой институт, где готовили специалистов уже совсем другого профиля. К восьмидесятому году он был уже старшим лейтенантом. Еще через два года он получил звание капитана и назначение в Германскую Демократическую Республику. На следующий год на Дальнем Востоке был сбит корейский самолет. Отношения между Советским Союзом и Соединенным Штатами, казалось, испортились на многие десятилетия. Именно в этом году Минкявичус получает новое назначение на работу уже в Западном Берлине. Он попадает в число избранных счастливчиков, которым разрешено работать сразу по обе стороны Берлинской стены. И почти сразу он получает предложение о сотрудничестве от одного из своих знакомых немцев, который работает на западногерманскую БНД. Возможно, что и на другой стороне умели просчитывать варианты, решая, когда и на кого стоит выходить с подобными предложениями.
В начале восемьдесят четвертого Минкявичус получает звание майора и работает одновременно на две разведки. В конце года, когда угроза разоблачения становится очевидной, он просто остается в Западном Берлине, откуда его самолетом вывозят в Пуллах, находившийся под Мюнхеном, где была расположена штаб-квартира западногерманской разведки.
За особые заслуги он получает западногерманское гражданство. На родине его объявляют предателем. Двух офицеров, с которыми он работал, отзывают домой в СССР и строго наказывают. Его младший брат, коммунист и главный инженер завода, вынужден уйти с работы. Его мать после подобных потрясений попадает в больницу. Йозаса Минкявичуса в восемьдесят шестом заочно приговаривают к смертной казни. И кажется, что он обречен, ничто не может его спасти. Но начинается перестройка.
Минкявичуса прячут на Западе, но в самой Литве начинаются революционные изменения. Республика на пороге перемен, в ней все чаще звучат голоса о независимости. Созданное в конце восьмидесятых общество «Саюдис» официально именуется «Литовским движение за перестройку». Подобное название через несколько лет будет звучать как издевательство над здравым смыслом и его никто не будет вспоминать. «Саюдис» сделает все, чтобы разрушить не только перестройку, но и само государство, в рамках которого существовала Литовская республика.
С восемьдесят восьмого года в Литве начинаются революционные перемены, когда «Саюдис» целенаправленно и уверенно идет к власти. Большая часть Коммунистической партии Литвы во главе с Бразаускасом их поддерживает. Уже в феврале-марте девяностого года в Литве избран новый Верховный Совет, председателем которого становиться лидер «Саюдиса» Ландсбергис. Одиннадцатого марта новый Верховный Совет принимает законы о переименовании Литовской Советской Социалистической Республики в Литовскую Республику. Отменяется действие конституции СССР и Конституции Литвы семьдесят восьмого года.
Караев листал страницы досье Минкявичуса, словно погружаясь в те бурные годы, вспоминая события конца восьмидесятых и начала девяностых. Уже с начала девяностого стало ясно, что Литва уходит и ее почти невозможно удержать в составе единой страны мирными средствами. После августа девяносто первого Литва получает статус свободного государства.
Именно тогда Йозас Минкявичус впервые дает интервью уже в стране, которая формально называется единой Германией. Но он еще выжидает. Все может повернуть в другую сторону. Ему приходится ждать еще долгих три года, пока наконец новая Россия выведет свои войска из Германии. Теперь уже гражданину Германии Минкявичусу ничто не грозит. И он прилетает в Вильнюс, чтобы навестить свою мать, почти ослепшую от горя и долгих ожиданий. Увидеть своего брата, который работает лесником, так и не смирившись ни с новыми властями, ни с новыми порядками. От брата Йозас уехал опустошенным. Он возвращается в южную Германию, где пытается заняться бизнесом. Но особых успехов ему добиться не удается. В девяносто шестом он знакомится с Линдой Каррерой. Ему уже сорок шесть, ей сорок девять. Сначала они просто партнеры в бизнесе, через два года он переезжает к ней во Флоренцию. Они живут вместе и владеют небольшим антикварным магазином. К этому времени ему уже пятьдесят шесть, а ей пятьдесят девять лет.
Караев захлопнул досье. Этому типу столько же лет, сколько и ему. Две разные жизни. Они почти одновременно пришли на работу в органы Комитета Государственной Безопасности. И этот тип стал предателем. Это потом, спустя много лет, Минкявичус будет давать интервью и утверждать, что всегда боролся с советским режимом за свободу своего народа. Это он спустя много лет будет рассуждать о патриотизме и мужестве героев, противостоящих советскому режиму. И никто не узнает, что бывший майор советской разведки просто перешел на чужую сторону в поисках лучшей жизни. Что сказались детские воспоминания о тяжелой жизни с матерью-вдовой и младшим братом. Что в Западном Берлине было столько соблазнов для относительно молодого человека. Что им двигали не патриотические, а сугубо шкурные, материальные интересы. Что он готов был ради «сладкой жизни» на Западе отказаться не только от своей прежней жизни и прежних идеалов, предавая друзей, коллег, свою службу и свою страну. Он отказывался от памяти своего отца, отказывался от своей матери, от своего брата, о благе которых он не думал. В тот момент, в восемьдесят четвертом году, когда Советский Союз казался незыблемым, а система социализма построенной на века, Минкявичус уходил на Запад навсегда, без малейшей надежды когда-либо вернуться обратно и увидеть свою мать, брата, любимый Вильнюс.
Караев продолжал читать досье. У него испортилось настроение. Каждый раз, когда он сталкивался с подобными проявлениями человеческой низости и подлости, у него портилось настроение, словно это случалось в первый раз. Если в этом досье все указано правильно, то Минкявичус уже давно отошел от всякой секретной деятельности и ведет образ жизни обычного торговца. Почему итальянцы должны его охранять? Кому нужен торговец антиквариатом, который живет в сказочной Флоренции на содержании у своей супруги, старше его на три года.