Так вот… что касается третьей группы… Тут нельзя было даже конкретно сформулировать претензии. Эта группа была дружной, даже слишком, она была как бы на особенку от всего остального взвода. Обычно во взводе делятся всем — а эти парни никогда ничем не делились. Даже общались они не на английском, а в основном на испанском, который знали все четверо. Вальдес демонстративно подчинялся всем приказам Гэтуика, гонял свою группу на тренировках еще больше, чем требовал сержант — но в то же время сержант видел, что в третьей команде люди подчиняются Вальдесу, а не ему, и ему они будут подчиняться ровно до тех пор, до каких ему подчиняется Вальдес.
Возможно, с Вальдесом стоило бы серьезно поговорить — но сержант не делал этого. Просто… говорить было не о чем, а он чувствовал, что Вальдес на серьезный, откровенный разговор не пойдет, ему это не нужно. Перетасовать команды? А смысл? Эффективность снизится сразу, просто так команды не тасуют, и ему самому придется объясняться перед командованием. Для чего он это сделал. А в самом деле — для чего?!
Так что, Гэтуик оставил группу-три в покое и требовал от них ровно того, что положено требовать по службе, а они это выполняли. Вот и все.
Обстановка в Афганистане внешне стабилизировалась на каком то уровне, пусть очень плохом. Пакистан сваливался в нищету, власть едва держалась. Американцы, разочаровавшись в президенте Зардари, теперь демонстративно имели дела с начальником генерального штаба армии Пакистана генералом армии Ашфаком Каяни, словно подталкивая того к государственному перевороту — видимо, хотели сделать из него второго Мушаррафа. Каяни пожимал руки американцам и принимал от них помощь — но ровным счетом ничего не делал, он понимал всю шаткость ситуации в Пакистане и понимал, что любое резкое движение может сдвинуть с места лавину, которую потом не остановить. Президент Зардари теперь делал отчетливую ставку на Китай, и в пакистанском Генеральном штабе теперь сидела группа китайских советников, численностью около пятидесяти человек. Операции в Кандагаре ничего не дали ни в десятом, ни в одиннадцатом году, город по-прежнему оставался на осадном положении, и наиболее умные люди отчетливо понимали — рано или поздно его придется оставить.
В Америке бушевала предвыборная компания, против Барака Обамы республиканцы выставили Сару Бейли, нового пророка и мессию. Удивительно было то, что в отличие от Обамы Сара Бейли вообще не напрягала себе голову мыслительным процессом, ее интеллектуальный уровень (бывшая королева красоты) у хорошо осведомленных людей вызывал тихий ужас. Она брала другим — неистовой верой в то, что в нее вложили, убежденностью и готовностью на самые радикальные меры. "Зажигать" она умела не хуже Обамы, умела подать себя — но в серьезных дискуссиях мешалась. Она почти ничего не знала про международные отношения, про внешнюю политику — но она знала только одно: Америка должна оставаться единственной сверхдержавой, всех кто этому препятствует — надо уничтожить. В том числе и венным путем.
А что нужно было людям? Простым американцам? Обаму было просто жаль — совершенно правильные предвыборные лозунги он не воплотил в жизнь, элементарно продавшись. Торг шел до самого конца, киты демократической партии выбирали, кого выставлять на выборы, его или Хилари Клинтон. Шансы победить были, что у одного, что у другой ввиду чрезвычайно низкого рейтинга предыдущей президентской администрации, сильно дискредитировавшей Республиканскую партию в целом. На этом фоне Обама продался, забыл о совершенно правильных вещах, которые проскальзывали в его выступлениях — немедленно выводить войска и из Ирака и из Афганистана и начинать расследование по фактам совершенно безумного уровня коррупции предыдущей администрации, за восемь лет разворовавшей страну. Потом, придя к власти и не имея — в силу молодости и отсутствия должного управленческого опыта в исполнительной власти — внутреннего стержня и способности жестко отстаивать свои убеждения — он пошел на поводу у людей, насквозь коррумпированных и зарабатывающих на войне немыслимые деньги. Он не только не вывел войска из Афганистана — но и ввел туда дополнительные силы, а вывод войск из Ирака был задержан. В итоге — из Ирака все-таки вышли, оставив там три дивизии наблюдателей и советников, не считая частных охранных структур — а вот в Афганистане засели крепко. Очень крепко.
Теперь уже Обама, которого бросила значительная часть навязанной администрацией демократической партии команды, вынужден был строить свою предвыборную программу не на внутренних проблемах, а на внешних, следуя повестке дня, навязанной напористыми республиканцами. Он уже не мог говорить о выводе войск, потому что это он уже говорил в прошлый раз и обманул американцев. Но он не мог занимать и позицию Бейли, которая, если выразить ее в трех словах звучала так: "Америка может побеждать!" — потому что в этом случае он следовал бы в фарватере республиканцев, теряя, а не набирая очки. В итоге внешнеполитическая программа действующего президента отличалась сумбурностью и невнятностью, в то время как кандидат от Республиканской партии "глаголом жгла сердца людей". В экономике — кризис удалось купировать действиями опытных профессионалов, и это Обама мог ставить себе в заслугу, коллапса банковской системы не произошло, доллар оставался резервной валютой, фондовый рынок медленно, но верно поднимался, американские казначейские обязательства со скрипом, но распродавались. Но не было самого главного — не было посткризисного роста. Обама так и не смог выйти из смертельной ловушки американской экономики последнего времени — совершенно немыслимых расходов на безопасность. Здесь надо было рубить топором и с плеча, ликвидировать разом всю созданную республиканцами систему обеспечения внутренней безопасности страны: ликвидировать Министерство безопасности Родины, чудовищную раковую опухоль на теле Америки, которое по идее должно было стать единой спецслужбой наподобие советского КГБ, но хотели как лучше — получилось как всегда, образовалась новая спецслужба и остались и даже увеличили численность все старые. Надо было раз и навсегда отменить не только PATRIOT act, принятый Бушем, но и все остальные, ограничивающие права и свободы человека. Скорее всего, нужно было заново создавать военную разведку США, объединив РУМО, АНБ, Командование специальных операций и все разведслужбы родов войск в единую структуру наподобие русского ГРУ с сокращением административного и технического состава всех этих до предела раздутых служб, оставляя только добывающих офицеров, аналитиков, и обязательно реализацию, создавая американский аналог спецназа ГРУ на базе MARSOC и частей спецназа армии, ВВС и ВМФ. Нужно было перетряхивать весь немыслимый аппарат министерства юстиции, скорее всего, упразднять службу по борьбе с наркотиками DEA (которая в последнее время все больше переходила от борьбы с наркотиками к торговле ими) с передачей всех функций ФБР. Нужно было объединять пограничников, таможенников, подразделения DEA, занимающиеся границей, Береговую охрану в единую службу охраны границ США. И везде — буквально везде нужно было проходиться с топором, безжалостно отсекая все административные, юридические, финансовые, PR службы, отделы по обеспечению соблюдения прав человека, отсекая "своих" подрядчиков, за откаты "осваивающих" бюджеты на безопасность. Надо было раз и навсегда пересматривать стратегию в Афганистане — не вводить туда дополнительный контингент — а выводить оттуда войска в соседние, дружественные страны, создавая "зону контролируемого хаоса" — то есть зону, находящуюся под контролем бандформирований, но по которым наносит удары беспилотная авиация и спецназ, уничтожая наиболее активных главарей боевиков, тех, кто пытается пересечь контролируемый периметр или, к примеру, изготовить оружие массового поражения. Нужны были именно новые и экстраординарные меры, а не те которые уже испробованы и дали отрицательный результат. Обама же вместо этого шел на поводу у всех — у генералов, говоривших, что вот еще чуть-чуть, самую малость и…, у финансовых советников, говорящих, что все в порядке и вот-вот начнется новая волна роста. В итоге — Обама к перевыборам подошел с наспех набранной командой, с портфелем сомнительных достижений (даже по ликвидации Бен Ладена возникли серьезные вопросы) и, что самое главное — с полным отсутствием яркой и внятной программы действий. Рубить с плеча, как его соперники он явно был не готов, он ощущал свою ответственность как президент сверхдержавы — но не был к ней готов совершенно.
В то же время шансы у него были, и шансы ему давали сами республиканцы. Президент — женщина — неприемлемо все еще для значительной части американцев, причем в обоих лагерях, как в демократическом, так и в республиканском — это изначально подрывало шансы даже очень яркого кандидата. В то же время — еще не прошли национальные дебаты в прямом эфире — а республиканский кандидат уже допустила ряд совершенно неприемлемых ляпов, причем два из них — в прямом эфире, на виду у телекамер. Оно было понятно — если взять магнитофон, и начитать на ленту несколько часов правильных речей — магнитофон не сможет так же ответить на неправильный, не предусмотренный программой вопрос.
В то же время шансы у него были, и шансы ему давали сами республиканцы. Президент — женщина — неприемлемо все еще для значительной части американцев, причем в обоих лагерях, как в демократическом, так и в республиканском — это изначально подрывало шансы даже очень яркого кандидата. В то же время — еще не прошли национальные дебаты в прямом эфире — а республиканский кандидат уже допустила ряд совершенно неприемлемых ляпов, причем два из них — в прямом эфире, на виду у телекамер. Оно было понятно — если взять магнитофон, и начитать на ленту несколько часов правильных речей — магнитофон не сможет так же ответить на неправильный, не предусмотренный программой вопрос.
Но основная схватка за Белый дом была еще впереди. И состояться она должна была не в Вашингтоне — а здесь, в государстве Афганистан.
В две тысячи десятом году мулла Мухаммед Омар по каналам в Объединенных арабских эмиратах вышел на ЦРУ США с некими предложениями, суть которых заключалась в том, что он, мулла Омар публично предлагает всем талибам прекратить сопротивление в случае, если ряд стран западного мира выполнят ряд условий, в числе которых называлась безопасность его лично и некоторых других полевых командиров, а так же допуск Талибана к политической жизни в Пакистане и Афганистане в качестве легальной политической силы. Одновременно, такое же предложение получила британская МИ-6. Эти предложения произвели что на Темзе, что на Потомаке эффект разорвавшейся бомбы, на просчет их последствий посадили лучших аналитиков по обе стороны океана. Заключение аналитиков было одинаковым: это не приведет к немедленному окончанию войны, поскольку Талибан не является регулярной армией в том смысле, какой в это слово вкладывают на Западе, он не может капитулировать по приказу свыше, а над значительной частью группировок мулла Омар сохранял лишь номинальный контроль. Однако же, если переговоры с муллой Омаром увенчаются успехом — у жителей что Афганистана, что Пакистана появится легальная альтернатива в жизни, а само движение сопротивления удастся расколоть точно так же, как в свое время раскололи на несколько группировок ИРА — Ирландскую республиканскую армию. ИРА, если обратиться к истории, постепенно раскололась на легальную партию Шин Фейн и несколько группировок боевиков — ИРА, временная ИРА, постоянная ИРА. Все они люто ненавидели друг друга и больше уделяли времени борьбе друг с другом, нежели чем с англичанами, что последних весьма устраивало. Точно так же могло получиться и здесь — пусть не сразу.
Начался тайный переговорный процесс. Среди военных его поддержал, прежде всего, генерал Дэвид Петреус, специалист по переговорам, в свое время именно переговорами и тонким применением военной силы условно замиривший Ирак[38]. В Абу-даби, шейх которого предоставил нейтральную площадку для переговоров — выехала специальная группа сотрудников ЦРУ и Госдепартамента США для переговоров с представителями муллы. Если бы переговоры увенчались успехом — это было бы основным козырем администрации Обамы, козырем, который мог бы перебить истеричные речи претендентки на переполненных стадионах. Именно потому, что шли переговоры — Петреус как мог, сдерживал применение авиации по кишлакам и в Кандагаре и в других населенных пунктах.
Увы, в администрации Обамы, наспех собранной, не было никого, кто бы мог подсказать президенту, что повторяется ситуация с другим президентом — демократом Джимми Картером. Ситуация повторялась почти один в один — президент-демократ, идущий на переизбрание, горластый претендент от республиканцев, в одном случае бывший актер, в другом — бывшая королева красоты штата. Униженная, с разорванным на части, погрязшая во взаимных обвинениях, чувствующая свою слабость и не способная с этим примириться страна, жаждущая снова почувствовать себя страной, градом на холме, светочем цивилизованного мира. Точно так же — опасные люди с радикальными, фанатичными взглядами вокруг республиканского кандидата — и в том и в другом случае это были христианские религиозные фанатики. И последний козырь администрации — в семьдесят девятом это были переговоры о судьбе американских заложников в Иране, переговоры длительные и сложные, с неудачной силовой попыткой освобождения, с публичным унижением сверхдержавы.
Правда была разница. В восьмидесятом — заложников освободили, через четыреста сорок четыре дня, ровно в тот день, когда Рональд Рейган принес присягу в качестве президента Соединенных штатов Америки. Здесь специальная группа переговорщиков каждый день докладывала президенту о том, что переговоры вот-вот будут завершены и можно будет триумфально выступить по телевидению и объявить американскому народу о завершении афганской миссии — победном завершении, что немаловажно. Ну… если и не завершении, то о существенном прорыве, дающем прямой путь к политическому урегулированию конфликта. Кто же знал что затишье это — перед бурей и моджахеды просто готовят нечто вроде афганского аналога "наступления Тет". Пятнадцатого октября двенадцатого года Афганистан взорвался вспышкой самого оголтелого насилия, какое только видели на евроазиатском континенте в этом веке.
Этот день запомнился сержанту по одной причине — они сидели на базе в районе аэропорта Джей-Бад, сидели в полном составе, и к нему подошел человек из контрразведки морской пехоты. Это был парень из Техаса, как и сержант, он носил очки, чего в морской пехоте до сих пор было не принято, и больше времени уделял терминалу разведки и связи, чем чему бы то ни было на свете. Сержант сидел и ел свою порцию мясного блюда, которое они купили во время последнего патрулирования у проверенного дукандора, а разведчик просто подошел и сел рядом. Так они какое-то время и сидели, а потом разведчик спросил: Эй, сержант. Ты всех своих людей хорошо знаешь? Гэтуик прожевал кусок мяса и сказал — достаточно хорошо, чтобы не стучать на них кому попало. Но разведчик не обиделся и ответил — тогда я, если ты не возражаешь, стукану кое на кого. Твой парень, лидер третьей огневой группы — разведчик помедлил, словно взвешивая то, что он должен был сказать — так вот, люди, которым можно верить говорили мне, что видели его с какими-то парнями на базаре. Сержант ответил — так что в этом такого? Что, моим людям нельзя зайти на базар? А разведчик ответил — в принципе можно, только парни, с которыми он говорил, причем без переводчика, известны как крупные толкачи дури. Зелья. Золотого сна. А здесь, у нас, на базе — нам совсем не нужны проблемы с наркотиками, так что обрати на свой личный состав особое внимание.
После чего — разведчик встал и ушел.
Вечером сержант спросил у Вальдеса — эй, парень, говорят, что ты знаешь местные языки? Если это так — то тебе полагается доплата за знание языков. Но Вальдес белозубо улыбнулся и сказал — откуда, сэр? Кто вам сказал эту чушь? Я не знаю местное бормотание, я всего лишь бедный мексиканский парень, с трудом окончивший колледж и решивший попытать счастья в корпусе морской пехоты США.
Гэтуик не оставил бы это просто так — вот только ночью рвануло…
вануло так, что содрогнулась земля, Гэтуик, который спал в модуле, усиленном листами толстой стали, вскочил мгновенно.
— Подъем! К бою! Нападение!
Ударил колокол громкого боя — извечный сигнал тревоги для морских пехотинцев, но его голос заглушили новые взрывы, менее сильные, но совсем рядом.
— Миномет! Осторожно, миномет!
Одеваясь, хватая оружие, морские пехотинцы выбегали из укрепленных казарм. На горизонте, там, где был аэропорт, висело зловещее, темно-красное адское зарево. То тут, то там невидимые в темноте — рвались мины.
— Рассредоточиться! Занять оборонительные позиции!
Хорошо, что и здесь они окопались, обложились мешками с землей, своими и трофейными, на FOB было не меньше сорока единиц различной боевой техники, на периметре пулеметы и автоматические гранатометы в перекрытых блиндажах, несколько рядов колючей проволоки. Мин не было, они были запрещены — но было море растяжек.
За подразделением Гэтуика был закреплен северный сектор обороны, он лично пробежал по укрепленной траншее, проверяя занимающих позиции бойцов, ввалился в ДОТ, который они выстроили сами, своим горбом — в нем был пулемет М2, автоматический гранатомет и четверо морпехов.
— Что?
Один из морпехов оторвался из пулемета
— Пока все чисто, сэр. Где-то западнее нас очень сильно рвануло.
— Держи сектор, нельзя допустить прорыва. Муджики пойдут с гор.
— Есть, сэр.
По лагерю уже лупили, лупили из минометов, не ракетами, а именно из минометов. Оседала поднятая разрывами пыль, визжали, чиркая по броне осколки.
— Второе отделение, в укрытие! По одному наблюдателю, сменять каждые десять минут! Занимать огневые позиции только при начале штурма!