Кремер закрыл дверь на ключ. В его планы не входило препятствовать проникновению Медникова в номер, но и слишком облегчать задачу он тоже не хотел, чтобы не насторожить противника. Он свернул одеяло в тугой валик на кровати, пристроил с одной стороны подушку, накрыл это сооружение простыней и погасил свет. Трюк старый как мир, но его эффективность еще никем не была оспорена.
С улицы пробивался сквозь занавески тусклый свет одинокого фонаря – слишком тусклый, чтобы разглядеть какие-либо подробности, и достаточно яркий, чтобы обозначить контуры чучела на кровати. Как раз то, что требуется.
Поставив стул в нише у двери, Кремер сел и стал ждать. Несколько раз он вставал и не нарушая тишины разминался, чтобы снять боль в напряженной спине.
Около трех часов ночи послышалось какое-то царапанье. С масляным, почти беззвучным щелчком в замок вошла отмычка или дубликат ключа… Дверь медленно начала раскрываться все шире, но свет из коридора не просачивался – предусмотрительно выключен. Кремер стоял, весь как сжатая пружина.
В комнату проскользнула темная фигура, и сразу раздались один за другим три негромких хлопка. Убийца не тратил времени зря. Кремер был уже мертв.
Медников слегка подался вперед и наклонился, чтобы проверить, действительно ли с Кремером все кончено. В этот момент Кремер шагнул к нему и обрушил на его шею сверхмощный удар, какой мог бы свалить средней величины быка. Иван Медников рухнул на пол с грохотом, как мешок, набитый щебенкой. Кремер захлопнул дверь и включил свет.
Со стороны могло показаться, что Медников спит богатырским сном. Допрос, увы, исключался. Кремер привязал Медникова к стулу (с такой тяжеленной тушей пришлось повозиться!), взял пистолет, отвинтил глушитель и сунул оружие в карман. Глушитель он положил на стол, взял телефонную трубку и набрал тот номер, что был записан у Медникова на блоке «Астора». Если у них есть определитель номера, тем лучше – звонок и должен исходить из этого гостиничного номера.
Несмотря на поздний час, ответили после первого же гудка.
– Слушаю.
Низкий женский голос, с легкой хрипотцой… Приятный голос. Что ж, надо постараться познакомиться с его обладательницей. Но как представиться? «Иван» или «Медников»? А может, у них и какие-то свои пароли или условные имена… Кто знает! Надо на что-то решаться.
– Медников, – сказал Кремер полузадушенным замогильным голосом. Подражать нормальному голосу Медникова он все равно не сумел бы, так пусть получится Медников, которого слегка придушили.
– Ты достал его?
Ага. С вами говорят с того света.
– Нет. Сорвалось.
– Что случилось? Почему у тебя такой голос?
– Он чуть не задушил меня. – Кремер выжал из своей глотки все хрипы и стоны, на какие она была способна. – Он ушел… Нам необходимо встретиться.
– Как… Сейчас?
– Да, немедленно. Прямо здесь, у «Восхода»… Нет, лучше на углу, где магазин. Я выйду навстречу.
Кремер положил трубку прежде, чем собеседник на том конце провода успел что-нибудь ответить. Судя по тону, каким женщина спрашивала, в их отношениях подчиненным был именно Медников, и вряд ли он имел право вызывать ее на ночное рандеву. Тем не менее она приедет. Не может не приехать…
Погасив свет в комнате, Кремер вышел, запер дверь, спустился в холл, пересек улицу и укрылся в подворотне у магазина. Машин на улице почти не было. Чуть поодаль стояли синяя «Лада» и видавший виды «Форд», но они стояли здесь и днем.
12
Шум мотора послышался минут через двадцать. У поворота затормозил белый микроавтобус «Газель». За рулем сидела женщина, кроме нее, Кремер никого не видел в машине в свете фонарей. Она вышла на тротуар – невысокая, хрупкая, темноволосая. Кремер не мог хорошо рассмотреть ее, но сейчас ему этого и не требовалось. Она нервно огляделась, подождала немного, прошлась взад-вперед и направилась к гостинице, а Кремер, скрываясь в тени домов, прокрался к «Газели». И верно, микроавтобус был пуст. Возле машины Кремер оглянулся. Женщина стояла у подъезда, растерянно озираясь, словно в нерешительности, потом вошла в гостиницу.
Кремер быстро открыл дверцу, сел за руль и устроил блиц-обыск. Он нашел только водительские права на имя Ольги Смоленковой. Кажется, на фотографии именно она, хотя и трудно судить при таком освещении. Но по логике вещей это ее права, а вот имя не обязательно настоящее. Ну, будем пока называть ее так. Кремер вышел, открыл дверцу для пассажиров и спрятался в салоне, за спинкой сиденья.
Стук каблуков по асфальту… Запущен двигатель…
Ольга Смоленкова гнала машину так, словно ее целью было непременно закончить поездку прямо в объятиях патрульного инспектора. Встреча с таковым в планы Кремера не входила, но не мог же он крикнуть: «Сбавьте, пожалуйста, скорость, а то тут у вас очень уж трясет».
Тормоза жалобно завизжали. Кремер слышал, как с лязгом открываются какие-то ворота. Потом «Газель» снова двинулась и остановилась. Хлопнула дверца. Ворота закрылись. Кремер подождал, осторожно выглянул в окно, вышел и осмотрелся.
Он находился в саду, вернее – в небольшом парке, освещенном двумя фонарями перед крыльцом двухэтажного дома. Свет горел только в одном окне первого этажа. Стараясь ступать как можно тише, пригнувшись, Кремер подобрался к этому окну и заглянул внутрь.
Ольга Смоленкова сидела на кушетке спиной к окну и разговаривала по телефону. Ее реплики доносились до Кремера через открытую форточку.
– Нет, не знаю… Да, на «Газели»… Он не вышел ко мне, а в номере как будто никого нет… Если только он… В гостиницу? А что было делать? Я не знаю! – Она умолкла и долго прислушивалась к монотонному ворчанию в трубке, из которого Кремер не мог разобрать ни слова. – Да, разумеется. Конечно, одна, кому же здесь быть… Я буду у вас, когда вы скажете. В семь утра? Хорошо, в семь.
Она положила трубку. Кремер отошел от окна. Он решил, что настала пора предстать перед Ольгой Смоленковой.
Она вышла на крыльцо, села в машину и дала звуковой сигнал. Автоматически открылся гараж, там вспыхнул свет. «Газель» вползла в освещенное помещение, где стояла еще «девятка» цвета мокрого асфальта. Теперь Кремеру надлежало действовать быстро.
Он вытащил из кармана линейку, которую использовал в качестве отмычки в гостинице, и сломал ее пополам, наискосок. Она лопнула с сухим щелчком. Острым краем обломка Кремер разодрал левый рукав пиджака и рукав рубашки, потом вонзил обломок в предплечье и дернул вниз, скривившись от боли. Рана получилась неглубокая, но крови должно быть много. Кремер подбежал к крыльцу и лег на ступеньки у двери. Как оказалось, вовремя – женщина возвращалась из гаража.
При свете фонарей она отчетливо увидит лицо Кремера. Если она встречалась с Медниковым днем и он показал ей Кремера… А в том, что они не знали его в лицо раньше, он не сомневался. В холле гостиницы Медников среагировал только на разговор с портье о Чаплыгине. Они ждали не Кремера, то есть не конкретно его. Они ждали того или тех, кто станет интересоваться Михаилом Чаплыгиным. Конечно, после исчезновения Григорьева Чаплыгиным могла интересоваться и милиция… Но как бы они этот вопрос ни решали, вовсе не милицейского сыщика ждал Медников в гостинице. Убивать сыщика нет никакого смысла – ни один, так другие, станет только хуже. Нет, недаром так стремился Медников познакомиться с новым постояльцем номера триста два.
Женщина вскрикнула и отступила на шаг. Испуг, но… не узнала.
– Не бойтесь. – Кремер старался вложить в свой голос побольше мужественной печали и в то же время задыхался так, словно долго бежал. – Не бойтесь, я не причиню вам зла. За мной гналась какая-то шпана, я ранен… Сюда они не ворвутся, они меня потеряли…
Ольга Смоленкова враждебно смотрела на него.
– А как вы попали сюда? Ворота заперты.
– Пришлось через забор!
– Это частная собственность. Уходите.
Кремер застонал и схватился за раненую руку.
– Прекрасно, – язвительно произнес он. – Интересно, что скажет милиция, когда узнает, что в вашем частном владении отказали в помощи истекающему кровью человеку.
Это была не слишком удачная импровизация, но она сработала. Упоминание о милиции, похоже, испугало женщину еще больше, чем появление незнакомца. Она казалась совершенно растерянной.
– Милиция? Зачем милиция, милиции не надо… Вы можете подняться?
– Постараюсь. – Кремер оперся правой рукой на ступеньку. – Да помогите же! Когда прыгал через забор, вдобавок и ногу подвернул, вот не везет… Если бы я хотел на вас напасть, уже тысячу раз успел бы это сделать!
Аргумент, видимо, убедил ее. Все еще с опаской она помогла Кремеру подняться, открыла дверь и провела его в дом, где он впервые хорошо ее рассмотрел.
Ее нельзя было назвать красивой в классическом смысле слова. Это лицо не было лицом с обложки журнала «Вог», но оно привлекало и волновало. Мимо такой женщины не пройти спокойно. Вовсе не обязательно она понравится, но заденет и заставит думать о ней. Что-то неуловимо восточное было в ее лице. Темные волосы до плеч, смугловатая кожа. Большие карие глаза, чувственные крылья носа, прекрасной формы полногубый рот, белые, немного неровные зубы. Возраст? Трудно определить. Она принадлежала к тому типу женщин, которым после тридцати каждый год исполняется тридцать.
Аргумент, видимо, убедил ее. Все еще с опаской она помогла Кремеру подняться, открыла дверь и провела его в дом, где он впервые хорошо ее рассмотрел.
Ее нельзя было назвать красивой в классическом смысле слова. Это лицо не было лицом с обложки журнала «Вог», но оно привлекало и волновало. Мимо такой женщины не пройти спокойно. Вовсе не обязательно она понравится, но заденет и заставит думать о ней. Что-то неуловимо восточное было в ее лице. Темные волосы до плеч, смугловатая кожа. Большие карие глаза, чувственные крылья носа, прекрасной формы полногубый рот, белые, немного неровные зубы. Возраст? Трудно определить. Она принадлежала к тому типу женщин, которым после тридцати каждый год исполняется тридцать.
Такой увидел Кремер Ольгу Смоленкову – женщину, которая была замешана в попытке его убить.
– О! – воскликнула она, отступая на шаг. – Вы весь в крови.
Кремер посмотрел на разодранный рукав. Да, это выглядело убедительно.
– Идемте, я перевяжу вас…
Это предложение могло означать только одно: незачем вызывать «Скорую помощь» и вмешивать посторонних людей.
Они пересекли (Кремер изрядно прихрамывал) просторный холл, пыльный и заваленный всякого рода хламом, и вошли в маленькую комнату, имевшую более жилой вид. Кремер повалился в первое попавшееся кресло. Ольга Смоленкова принесла аптечку, довольно быстро и профессионально продезинфицировала рану и сделала перевязку.
– Я работала раньше медсестрой, – пояснила она, встретив немного удивленный взгляд Кремера. – В сущности, ваша рана – пустяки.
– Да… Немного задели ножом.
– Теперь ногу посмотрим… Ничего… Может быть, небольшое растяжение.
– Я больше вымотался. Проклятое хулиганье!
– Вообще-то, у нас спокойный район, – с внезапным подозрением сказала женщина.
– Дурацкий случай… Пожалуй, даже в милицию сообщать не буду… Просто счастье, что я наткнулся на вас. Вы не беспокойтесь, я отдохну немного и пойду.
Она явно обрадовалась этим словам. Возиться с Кремером ей совсем не улыбалось.
– Как же вы дойдете?
– Мне недалеко, дойду…
– Выпьете чего-нибудь для подкрепления сил?
– Благодарю, с удовольствием.
– Водка, коньяк?
– Коньяк.
Она вышла из комнаты. Ее не было минуту, две. Пять минут. Восемь. Кремер прошел в холл, там было пусто и тихо. Прикинув, где может находиться кухня, он миновал короткий коридорчик и замер у приоткрытой двери. До его слуха донеслись какие-то странные звуки. Постепенно он различил всхлипы, сдавленные рыдания. Ольга Смоленкова плакала, горько и безутешно.
Кремер бесшумно вернулся в комнату, достал пластмассовый флакончик и выкатил на ладонь прозрачную капсулу. Флакончик он спрятал обратно в карман, а капсулу раздавил пальцами так, что из нее вытекла большая часть содержимого. Ему не требовалось надолго выключать Ольгу Смоленкову. Достаточно будет, если она спокойно поспит часа два, пока Кремер будет обыскивать дом.
Она вернулась с бутылкой коньяка, тут же погасила верхний свет и зажгла настольную лампу. Смысл маневра был ясен, но Кремер и без того не собирался фиксировать внимание на ее покрасневших глазах и припухших веках.
– Я думал, вы там уснули, – сказал он с улыбкой.
– Бутылка куда-то задевалась. Перерыла всю кухню. – Она достала из шкафчика две рюмки, очень изящные, наверняка весьма дорогие, и разлила коньяк. – За знакомство…
– Простите, я не представился. Меня зовут Артур.
– Ирина.
Ну что ж, один-один.
Они выпили. Ольга поморщилась – скорее всего, просто не привыкла к алкоголю. Она никак не могла различить в коньяке привкус этого дьявольского психокиллера, ведь не было у него привкуса.
– Чем вы занимаетесь, Артур? Не подумайте, что я слишком любопытна, но надо же о чем-то говорить.
– О, никакого секрета. То тем, то этим. Немножко торговал, потом стал спортивным менеджером, а теперь… Да вы не слушаете меня.
– Простите, Артур, что-то… – Она попыталась приподняться, растерянно улыбнулась и повалилась на стол лицом вниз, успев, правда, подставить руку. Кремер осторожно перенес женщину на кровать. Эта штука подействовала значительно быстрее, чем он ожидал, хотя ему что-то говорили про индивидуальные особенности организма.
13
Очень трудно в одиночку обыскивать большой дом, особенно если совершенно не представляешь, что ты, собственно, рассчитываешь найти. В комнате Кремер не обнаружил ничего интересного и перебрался в холл, потом в другие помещения первого этажа. Все они производили впечатление запущенности и заброшенности, словно здесь никто не жил, точнее, жили только от случая к случаю.
Кремер обшаривал ящики шкафов, столов, секретеров и находил только пыль, хлам да сердитых торопливых пауков. Нигде не было ни записных книжек, ни каких-либо документов. По скрипучей лестнице Кремер поднялся на второй этаж, который представлял собой просторную мансарду с огромной кроватью в центре и ковром на полу. Очевидно, это была супружеская спальня, но к кровати никто не прикасался по меньшей мере месяц, судя по слою пыли на покрывале. На стене висела застекленная фотография в рамке: Ольга Смоленкова в обнимку с высоким черноусым мужчиной, похожим на актера Берта Рейнольдса, оба веселые, счастливые, сверкающие белозубыми улыбками. Что-то в этой фотографии привлекло внимание Кремера. Он всмотрелся и понял: под разными углами ее пересекали едва заметные неровные линии. Когда-то фотография была разорвана на несколько частей, а потом тщательно и аккуратно склеена.
В нижнем отделении шкафа, возле окна, Кремер обнаружил нечто весьма примечательное. Сначала он подумал, что это просто старая тряпка, но когда достал и развернул находку, увидел изодранное, измочаленное на спине платье, покрытое высохшими бурыми пятнами. «Черт возьми, – подумал он, – все это начинает напоминать дом с привидениями…» Он запихнул платье на прежнее место и вернулся к спящей Ольге Смоленковой. Перевернул ее, расстегнул «молнию» и обнажил плечи и верх спины. Отчетливо виднелись давно зажившие, затянувшиеся и все же ясно различимые рубцы, какие бывают от ударов плетью. Жестоких, страшных ударов.
Он осторожно застегнул «молнию», перевернул женщину на спину и укрыл ее пледом. В конце концов, драмы этого дома могли не иметь никакого отношения к проблемам Кремера, но как знать? Почему она плакала на кухне? Плакала навзрыд, забыв о постороннем человеке, который мог войти в любую минуту?
Последним объектом поисков был гараж – с тем же, то есть нулевым, результатом. Кремер потратил на свои изыскания два с половиной часа и не нашел, в сущности, ничего. Такой разочаровывающий итог не стоил затраченных усилий, но дело было даже не в этом, а в смутном, но явственном ощущении, что он упустил нечто важное. Нечто такое, чего никак не должен был упустить.
Он еще раз обошел весь дом сверху донизу. Внезапного появления на сцене новых персонажей спектакля он не слишком опасался. Тот, кому звонила Ольга Смоленкова, ждал ее в семь часов утра и, следовательно, сюда не торопился. Конечно, мало ли что… Кремер оставался настороже.
Повторный осмотр дал ровно столько же, сколько и первый. Усталый и разочарованный, Кремер сел на стул в холле и закурил. Что-то не сходилось… Внезапно он понял. Такой дом вряд ли мог не иметь никакого подсобного помещения. Чердак исключался из-за мансарды. Значит, здесь должен быть подвал.
Он снова обошел все комнаты первого этажа, скатывал все ковры, передвигал мебель, простукивал и прощупывал пол, но нигде не нашел ни малейшего намека на вход в подвал.
Ну а гараж? Любопытно, почему она сразу поставила машину в гараж, хотя «район спокойный», ворота заперты, а к семи ей уже выезжать… Правда, выехать она могла и на «девятке», а то и пойти пешком, если близко… Но все-таки… Может быть, это и просто привычка, а может быть, есть причина. Пусть даже подсознательная. Скрыть, загородить машиной что-то, возможно, от своей памяти, от самой себя…
Кремер вернулся в гараж, вывел «Газель» во двор (ключ зажигания торчал в замке). Пол гаража состоял из плотно пригнанных бетонных плит. В стыки между ними набились мелкий мусор и грязь. Нет, ни одна плита здесь не поднималась с тех пор, как их уложили строители… Ни одна?
По краям боковой плиты тоже была грязь – но какая-то слишком уж декоративная, словно ее специально вмазывали в стыки мастерком. Кремер нажал на один край плиты, потом на другой… А что это за два круглых, симметричных пятна грязи на соседней плите? Своим универсальным обломком линейки он принялся выковыривать грязь из углублений. Обнажились граненые шляпки больших, наклонно установленных болтов, поблескивающие сравнительно свежими царапинами. Кремер взял с верстака разводной ключ, открутил и выдернул сначала один болт, потом другой. Монтировочным ломиком он поднял плиту. Металлическая лестница под ней уходила в темный колодец. Кремер огляделся по сторонам, отыскивая фонарь, не нашел его, обмотал какую-то палку тряпкой, смочил в бензине и поджег. С этим факелом он стал спускаться по лестнице. Метра через три он уперся в стальную дверь, закрытую на замок с цифровым кодом, наподобие тех, что ставят в подъездах. Кремер присмотрелся. Различить чуть стертые от прикосновений нужные цифры большого труда не составило.