Видимо, прежде чем дать ответ Жану А., они снова уткнулись в свои книги о подростках, потому что про вечер с танцами никто несколько дней не говорил.
— Если они мне откажут, я объявлю голодовку, — пригрозил Жан А.
Когда мы наконец услышали их ответ, мой старший брат чуть не взорвался от радости.
— В виде исключения мы готовы разрешить тебе этот праздник, — скрепя сердце произнес папа. — Никто не сможет назвать нас единственными отсталыми родителями во всем цивилизованном мире. Но предупреждаю: младшим и средним смотреть на эту… на эти… танцульки мы не позволим. Вечер будет происходить у тебя в комнате, и я оставляю за собой право время от времени заглядывать туда, чтобы следить за порядком на этом… э-э… на этом праздничном мероприятии.
— Спасибо, папа! Спасибо, мама! — завопил Жан А. и принялся их обнимать. — Вы у меня правда самые кул старики из…
— Мы у тебя что?.. — не понял папа.
— Самые чудесные из всех родителей! — спешно исправился Жан А.
— Так-то лучше, — сказал папа. — И поскольку твоя комната — это еще и комната Жана Б., я полагаюсь на то, что он тоже примет участие в твоем празднике. Это ведь само собой разумеется, правильно?
— Если ты думаешь, что я позволю морскому скауту испортить мне вечеринку, ты глубоко ошибаешься! — заявил Жан А., когда мы остались одни.
— Это придумал не я, а папа, — сказал я. — Или, может, ты бы предпочел, чтобы я нарядился в пижаму и лег спать, глядя, как вы с подружками дрыгаетесь вокруг меня под вашу дурацкую музыку?
Он прямо позеленел от злости.
— Это МОЙ день рождения!
— Ага, а еще это и МОЯ комната тоже!
— Ладно! — произнес он, вздохнув. — Можешь прийти, но только в качестве официанта — будешь отвечать за буфет.
— Я тебе что — чурбан? Я тоже приглашу своих друзей, а иначе я не согласен.
— Ладно, ладно, — сдался он. — Но только одного! И чтобы я не видел, как ты или этот твой второй нуллюс танцует с кем-нибудь из моих подружек!
— Можешь не волноваться, — заверил я его. — Я с жердями не танцую.
— Да ты, небось, даже не знаешь, что такое «слоу»![18] — ухмыльнулся Жан А.
— Вот еще, очень даже знаю. Это когда обнимаешься с девчонкой и топчешься на месте, как робот.
— Что за бред! — возмутился он.
— Я видел, как ты потихоньку тренировался со шваброй! — усмехнулся я.
— Я?! Повтори, что ты сказал, и я тебе такое устрою!
Великий день настал очень скоро.
Мы освободили комнату, чтобы расчистить место для танцев, и Жан А. украсил стены плакатами с изображением своих любимых групп. На месте кроватей и письменного стола мы поставили все стулья, которые сумели отыскать в доме. Повсюду понатыкали маленькие лампы, накрытые индийскими платками, и атмосфера получилась что надо.
— Ты уверен, что шторы обязательно нужно задергивать? — спросила мама, с ужасом оглядывая нашу изменившуюся до неузнаваемости комнату. — Неужели вы полдня проведете в темноте, когда на улице такая чудесная погода?
Жан А. закатил глаза.
— Мама, ну это ведь молодежный бум! В наше время никто не танцует при дневном свете!
Мама все-таки настояла на том, чтобы хотя бы буфет Жан А. устроил в саду. Из угощения нас ждал лимонад, фруктовые витаминизированные соки и мисочки со сладостями, празднично расставленные на бумажной скатерти. Но гвоздем программы был огромный именинный торт, который мама испекла накануне: такой здоровенный, что занял целую полку в холодильнике. Сверху на глазури мама написала шоколадным кремом: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ЖАН А.»
Но даже и этого могло оказаться недостаточно, потому что помимо несчастной кучки своих приятелей Жан А. пригласил на вечеринку ВСЕХ девчонок из латинской группы.
Казалось, мама раньше никогда в жизни не видела девчонок. Правда, надо признать, что эти были и в самом деле как будто немного не в себе — они так радовались предстоящим танцам, что вообще плохо соображали. Мама и папа стояли на пороге — встречали гостей, но, поскольку к двери был приделан плакат с надписью: «Вам — туда!», большинство девчонок неслись прямиком в нашу комнату, только еле слышно бросив нашим родителям: «Здрасьте».
— Ничего страшного, — заметил папа, флегматично посасывая трубку. — Не станем раздражаться из-за таких пустяков. Мы ведь современные родители, не правда ли, дорогая?
— Мне казалось, Жан А. говорил, что пригласил на праздник девочек? — спросила мама, удивленно хлопая ресницами.
— Ну да, конечно. А что тебя смущает?
— Но ведь это никакие не девочки — это девушки! Некоторые даже в туфлях на каблуках!
— Ничего страшного, — снова сказал папа. — Видимо, мы с тобой просто не заметили, как наш Жан А. вырос, вот и все.
Младшим и средним было велено сидеть в своих комнатах и строго-настрого запрещено оттуда высовываться — под угрозой немедленной отправки в интернат для детей военнослужащих. Они прилипли к окнам и, вытаращив глаза, смотрели на прибывающих гостей так, как будто под окнами вдруг проложили кусок трассы «Тур де Франс».
А у нас в комнате атмосфера праздника уже зашкаливала. Жан А. попросил гостей принести с собой пластинки, и теперь все спорили, чью поставить на проигрыватель, который нам одолжил папа.
— Осторожно! — твердил Жан А. — Тонарм[19] ужасно хрупкий!
Впрочем, возня с пластинками ни к чему не привела — все равно никто не танцевал. Девчонки собрались кучкой в углу и хихикали там между собой, а ребята тем временем швырялись друг в друга конвертами от пластинок и хохотали как сумасшедшие.
— Ты что, правда слушаешь группу «Колд эппл пай»? Ну, теперь понятно, почему у тебя все лицо в прыщах, мой дорогой старичок!
— Ничего себе! Кто принес последний альбом «Микеланджело энд зе Манкис»? Под них ведь уже примерно три века никто не танцует!
В загадочном полумраке нашей праздничной комнаты друзья Жана А. казались какими-то странноватыми. Один был совсем маленького роста, второй, наоборот, ужасно длинный и худой, со стрижкой ежиком, а третий — очкарик похлеще нашего Жана А.
— Мы с ними не друзья, — признался он мне позже. — Правило номер один, когда устраиваешь у себя вечеринку: приглашай самых уродливых парней из школы, тогда все девчонки будут танцевать только с тобой.
Это он здорово придумал. Надо будет не забыть об этом, когда у меня тоже будет день рождения.
— Ну и как они тебе? — спросил он у меня.
Мне пришлось попросить его повторить вопрос, потому что кто-то включил проигрыватель на полную громкость.
— Девчонки из моего класса! — проорал он мне прямо в ухо. — Правда, неплохо для латинисток?
Было совсем темно и почти ничего не видно, к тому же начался первый «слоу» и все девчонки вдруг нашли себе какие-то жутко важные занятия, чтобы их не пригласил на танец кто-нибудь из страшных подставных друзей Жана А.
— А ты что же не танцуешь? — проорал я в ответ.
— Ты за кого меня принимаешь!
— Разве бум устраивают не для того, чтобы потанцевать?
Жан А. был одет в замшевые штаны с бахромой и фиолетовую рубашку, такую тесную, как будто это был гидрокостюм для подводного плавания. Он вздохнул.
— Да, к сожалению, без этого не обойтись, если пригласил на день рождения девчонок. Но сейчас ты увидишь: после моего недавнего поп-концерта они все передерутся за право со мной потанцевать.
— Подожди, тебе ведь вроде не нравится танцевать?
— Мне не танцевать не нравится, а приглашать девчонок на танец, — это разные вещи! Подрастешь — поймешь.
— Ну как у вас дела, молодежь? — спросил папа, просунув голову в дверь. — Ног пока никто никому не отдавил? От удушья никто не умер?
Но музыка играла так громко, что никто его не услышал.
— Кто это был? — спросила у меня какая-то девочка.
— Мой папа, — ответил я.
— Такой симпатичный, — вздохнула она. — Повезло тебе. А мой — сердитый, как латинский словарь.
Интересно, это была Вероника? Или Мари-Пьер? А может, Изабель? В общем, одна из так называемых «бывших» Жана А.?
В комнате было уже градусов сорок — не меньше, со всех градом катился пот. Когда девчонки начали отплясывать какой-то безумный танец под «Микеланджело энд зе Манкис», я понял, что страшно сглупил, пригласив на день рождения Жана А. Элен.
Месье Гла-гла
Со времен нашей дружбы с Франсуа Аршанпо у меня больше не было лучшего друга. Ну, конечно, если не считать Дылду, бывшего лучшего друга Жана А. Но он вряд ли пришел бы плясать на вечеринке у типа, который изрешетил ногу его сестры из картофельной винтовки.
Мне это как-то само собой пришло в голову, потому что бум Жана А. был назначен на субботу, и я вынужден был пропустить занятие в парусной школе.
— В следующую субботу? — уточнила Элен. — К тебе домой?
— У моего старшего брата день рождения, — объяснил я самым непринужденным тоном, как будто для нашей семьи это была абсолютно естественная вещь — приглашать в гости девочек.
— Он учится в смешанном лицее, — добавил я. — Так что будет полно народу и громкая музыка.
Было видно, что она сомневается.
— Я постараюсь прийти, — сказала она. — Но не обещаю.
Элен живет на другом конце Тулона, на полуострове, в доме с большим садом, который выходит окнами на море. Однажды я ее провожал и потом ехал до дома на велосипеде целый час, бешено крутя педали, чтобы успеть к ужину.
В день рождения Жана А. я долго околачивался у ворот, надеясь, что она все-таки придет. Потом я присоединился к остальным и то и дело поглядывал на часы и подпрыгивал на месте каждый раз, когда открывалась дверь. Но это всякий раз оказывался папа, который заглянул посмотреть, как там наши «танцульки», или средние, которые время от времени тайком убегали из своей комнаты и пытались прорваться к нам, но попадались на глаза Жану А. и вынуждены были спасаться бегством.
День близился к вечеру, и я понял, что больше не стоит тешить себя иллюзиями: видимо, Элен с самого начала не собиралась приходить. А может, никто не смог ее к нам привезти. Конечно, я был разочарован, но, с другой стороны, я сильно сомневался, что Элен было бы комфортно в компании латинских подружек Жана А.
— Смотрите-ка, одному удалось спастись, — воскликнул папа, когда я вышел из комнаты, подслеповато моргая в ярком солнечном свете. — Ты как раз вовремя, Жан Б., твоя гостья только что пришла.
Кажется, в этот момент у меня остановилось сердце.
Элен сидела в садовом кресле со стаканом лимонада в руке и что-то увлеченно обсуждала с мамой.
Интересно, давно она пришла? Увидев меня, она тут же вскочила.
— Твоя очаровательная подруга рассказывала нам о ваших морских подвигах, — сказал папа. — Я и не знал, что у вас смешанный отряд.
— Дорогой, Элен там единственная девочка, — напомнила мама.
— В мое время, — начал было папа, но мама его перебила:
— Может быть, ты их отпустишь? Праздник в самом разгаре. Элен слишком хорошо воспитана, не стоит этим пользоваться.
Я, наверное, был красный как рак. Я никому не говорил, кого пригласил, — рассчитывал, что Элен сойдет за одну из подружек Жана А. Ну почему я не подождал ее подольше у ворот? Теперь уж поздно — папа и мама знают, что у меня есть знакомая девочка, и еще теперь им понятно, почему я больше не ворчу из-за того, что по субботам нужно ходить в отряд морских скаутов.
Она молча стояла и ждала меня, с тряпичной сумочкой в руке.
— Она пришла не на день рождения, — вдруг пробормотал я. — Нам нужно повторить… э-э… кое-какие парусные приемы… Там, на холме.
— На холме? — переспросил папа. — Как странно. В мое время морские скауты учились управлять парусами на воде.
Но мы с Элен уже ушли.
— Не забудьте вернуться к торту! — крикнула нам мама, которая никогда не теряет связи с реальностью.
Холм — это такое огромное пространство позади нашего дома, мы пробираемся туда через дырку в решетке забора.
Там есть старые каменные ограждения, спускающиеся, как ступеньки поросшей мхом лестницы, — по ним можно сломя голову нестись вниз. Есть заросли кустарника — в них мы строим себе шалаши; а миндальные деревья там местами растут так густо, что можно перемещаться с одного на другое, не касаясь земли.
Это наше любимое место для игр. Вначале нам приходилось бороться за право играть там с помощью рогаток и гнилого инжира, но с тех пор, как мы подписали мир с Касторами, на холме стало хватать места для всех.
Я показал Элен развалины шалаша, который мы построили с Жаном А., все наши любимые уголки, в которых мы устраивали засады, когда воевали с Касторами или проводили секретные совещания. Еще я показал ей обезьяний мост, который мы протянули между двумя деревьями, чтобы не обдирать ноги об натянутую там колючую проволоку.
— Можно мне туда подняться? — спросила Элен.
— Конечно. Подожди, я тебе помогу.
Впрочем, по деревьям она лазила не хуже меня. На ней были туфли на плоской подошве, светлые брюки и блузка без рукавов. Мы развлекались, перебираясь с одного дерева на другое и представляя себе, что мы неутомимые исследователи, переправляющиеся через головокружительную бездну по лианам, или пираты, которые взяли на абордаж корабль.
Потом мы собирали молодой миндаль и чистили его, сидя на поросших мхом камнях. Мы зашли далеко от дома, но до нас отчетливо доносилась музыка с вечеринки. Хорошо, что наша соседка мадам Шварценбаум глухая как пень. Будь у нее все в порядке со слухом, денек у нее выдался бы тот еще.
— Может, тебе хочется потанцевать с остальными? — спросил я.
Она мотнула головой.
— Мне больше нравится гулять, чем сидеть дома, — сказала она.
— Здорово, — обрадовался я. — Мне тоже!
Элен раскусила ядро миндаля. Видимо, оно было еще горькое, потому что она поморщилась. А потом спросила:
— Ты когда-нибудь дашь мне почитать свои рассказы?
Ее вопрос застиг меня врасплох. Я вдруг понял, что уже очень давно ничего не писал.
— Я их никогда никому не показывал, — сказал я. — Ты не станешь надо мной смеяться, если они дурацкие?
— Конечно, нет.
— Ну, тогда ладно.
Я указал ей в сторону заброшенного дома.
— Хочешь, я покажу тебе, где нашел Диаболо?
— Еще бы! — сказала она.
Мы прибежали домой как раз в тот момент, когда мама вынесла в сад именинный торт.
Друзья и подружки Жана А. толпились вокруг столика с угощениями, они все были ужасно красные и жадно тянули из стаканов сок и лимонад.
— Ну как, надлыгались? — спросил Жан Д. у какой-то девочки, и та посмотрела на него так, как будто увидела первого в своей жизни инопланетянина.
— Что? — переспросила она.
— Жан Д. не выговаривает половину букв, — объяснил Жан В.
Младших и средних выпустили на свободу, чтобы тоже попробовали угощение, но при условии, что они не станут приставать к гостям Жана А. — иначе их немедленно отправят обратно.
Жан Е. нацепил игрушечный шлем и бегал от одного гостя к другому, размахивая пластмассовым мечом и выкрикивая: «Аве Цезарь! Моритури те салютант!»[20]
Жан Г. тем временем пытался заново зажечь свечки на торте, которые то и дело гасли на ветру. Только вот руки у него кривые, поэтому скоро на глазури оказалось так много спичек и капель воска, что от надписи на торте осталось только что-то вроде: «С ЕМ ЕНИЯ Ж А».
Что до Жана В., то он ничего не делал. Он просто стоял с раскрытым ртом и смотрел на девчонок — казалось, у него вот-вот начнется интенсивный скачок роста.
— Это твои братья? — спросила у меня Элен.
— Да, — ответил я.
— Такие симпатичные, — заметила она.
— Ты так считаешь? Значит, ты еще не рассмотрела их как следует.
Она вздохнула.
— Просто ты никогда не жил с сестрами…
— Может быть, пора уже разрезать торт? — предложил папа, потрясая лопаткой для пирога.
— Какая прекрасная мысль! — поддержала его мама, которая тоже мечтала поскорее закончить праздник.
Лужайка перед домом была усыпана попкорном, серпантином и обрывками бумаги.
— Чего тебе надарили? — спросил я у Жана А.
Я пропустил момент, когда он открывал подарки от гостей.
— Подарки просто класс! — сказал он. — Последний альбом «Микеланджело энд зе Манкис» в шести экземплярах!
— Да что ж это такое! — вырвалось у меня.
— Да нет же, это здорово! — возразил он. — Теперь я смогу обменять их на новый альбом «Колд эппл пай», когда он выйдет!
Он указал подбородком на Элен, которая помогала Жану Е. поплотнее натянуть на голову гладиаторский шлем.
— А это кто такая, вон там? — спросил он как можно тише, чтобы она не услышала.
— Подружка одной из твоих подружек, — соврал я так же тихо.
— Эх! — воскликнул он. — Как жаль, что бум уже закончился!
— У тебя все равно ничего бы не вышло, — ухмыльнулся я. — Она с очкариками не танцует.
Жан А. не успел мне ответить, потому что его позвали задувать свечи. Точнее, после стараний Жана Г. зажженной осталась только одна, но, когда Жан А. ее задул, девчонки все равно так оглушительно ему аплодировали, как будто он с одного раза потушил извергающийся вулкан.
— Твой младший брат изучает латынь? — спросила Элен, вернувшись ко мне.
— Жан Е.? Нет. С чего ты взяла?
— Он мне сказал какую-то странную вещь про Юлия Цезаря…
— А, не обращай внимания, — сказал я. — Тебе принести торта?
Хоть папа и мастер на все руки, разрезать торт на равные части оказалось для него не такой уж и простой задачей, ведь вместе с гостями Жана А. нас оказалось семнадцать человек.