– Мне очень жаль. Конечно, тебя учили не тому и не так, поэтому ты смотришь на вещи иначе. Мы должны были… Бюро должно было понять, что ты не годишься для нашего дела. Но ты выглядел таким компетентным, таким… уверенным в себе!
– Выслушай меня, Энн! - воскликнул Форзон. - Я намереваюсь воспользоваться Правилом Единицы.
Она резко обернулась.
– Но ты не имеешь права! По крайней мере, по собственной воле. Ты должен отправить прошение в Верховную штаб-квартиру, где подробно излагается, что конкретно ты хочешь сделать, и почему это необходимо для твоего плана, и почему задача не может быть решена другим способом, а также представить соображения по поводу всевозможных технологических последствий. Верховная штаб-квартира внимательно изучит твое прошение и, вполне вероятно, запросит еще несколько дюжин документов, а затем на несколько лет отправит дело в архив. К тому времени, когда она надумает наконец послать тебе отрицательный ответ, ты уже давно справишься со своей проблемой совершенно иным способом. Запомни хорошенько: еще никто и никогда не воспользовался Правилом Единицы!
– У меня нет связи с Верховной штаб-квартирой, - сказал Форзон. - Кроме того, именно я отвечаю за планету, и у меня есть полное право предпринять любые экстренные меры в случае настоятельной необходимости. В данный же момент на этой планете нет ничего более необходимого, чем новый инструмент для Тора. Я хочу подарить ему трубу.
– Глупец! - прошипела Энн. - Ты хотя бы приблизительно представляешь, сколько технологических новшеств для этого потребуется?!
– Это будет примитивная труба, - с бесконечным терпением пояснил Форзон. - Без клапанов. На определенной стадии музыкального развития большинство миров приходит к идее такого инструмента. В конце концов, это всего лишь металлическая трубка, изогнутая определенным образом. Полагаю, местные кузнецы умеют делать цилиндры из металла, так что это вовсе не будет технологическим новшеством. - Он помолчал и задумчиво добавил: - За исключением мундштука, разумеется. Только специфическая форма этой маленькой штучки превращает грубый источник шумов в превосходный музыкальный инструмент… Правило Единицы! Кстати, я догадался, почему куррианцы не додумались до трубы. Видишь ли, труба - продукт эволюции рожка, а рожки в древности делали из рогов животных. Насколько я заметил, у куррианских животных нет рогов.
– Я ухожу, - сказала Энн.
– Куда торопиться? Никто не станет проверять, спишь ли ты в своей постели.
– Я ухожу совсем. Я приехала сюда только для того, чтобы познакомиться с твоим планом. Придется сказать Полю, что ты слишком занят проблемами бывшего музыканта и тебя не стоит беспокоить.
Если я потороплюсь, то буду на ближайшей станции еще до рассвета. Прощай.
– Постой! - вскричал Форзон. - Эта идея с Тором…
– Очень интересна, не сомневаюсь. Но у Команды Б много дел. Не думаю, чтобы в ближайшее время мы могли заняться конструированием полноценной личности для тебя. Но ничего, здесь ты будешь в полной безопасности!
Энн быстро скрылась в темноте, а Форзон, немного постояв, вернулся в свою комнату. Там он уселся на топчан, скрестив; ноги, и принялся размышлять. Когда рассвело, он встрепенулся, встал и вышел на улицу, чтобы пошарить по мусорным корзинам. Отыскав несколько клочков пергамента, он снова вернулся к себе, сел за стол и занялся математическими расчетами. Закончив, он начал рисовать и занимался этим почти все утро, пока один из набросков его не удовлетворил.
В полдень Форзон вышел из дома, имея при себе эскиз примитивной трубы с указанием размеров, и отправился к кузнецам.
Глава 11
Кузнечных дел мастера собрались в кружок и внимательно изучили рисунок. Кругом шипело и грохотало, раскаленные горны источали удушливый дым, и металл непрерывно бился о металл. Форзон надсадно прокричал предложение выйти наружу и поговорить.
– Музыкальный инструмент?.. - с сомнением переспросил один из кузнецов, когда Форзон объяснил суть дела.
Металлическая трубка - это понятно. Узкая с одного конца и постепенно расширяется к другому? Это можно. Необходимо точно выдержать размеры? Никаких проблем, но… Музыкальный инструмент?! А где же струны?
Ну хорошо, сказали они. Вещица выглядит интересно, в особенности этот раструб и вон тот странный завиток посредине. Причина не хуже других, чтобы взять заказ. Когда они закончат эту штуку, он может делать с ней, что захочет, и даже сыграть музыкальную пьесу, хотя ни один человек в здравом уме никогда не поверит, что этакое вообще возможно.
Три дня спустя Форзон с горестным изумлением взирал на результаты их трудов.
Они сделали все по-своему. Единственный виток его трубы, простой и симметричный, обратился в замысловатую спираль, похоронившую, по-видимому, все его предварительные расчеты. Не понимая акустической функции гладко расширяющегося раструба, они преобразовали его в вычурную чашечку цветка, переходящую в ослепительно отполированный медный диск. Мундштук тоже выглядел довольно странно, причем отверстие для воздуха полностью отсутствовало.
Он потребовал переделать тут, изменить здесь и убрать там. Они охотно выполнили все его пожелания. На свой собственный лад, разумеется! В итоге готовый инструмент лишь весьма отдаленно походил на первоначальную концепцию.
Окинув трубу критическим взглядом, Форзон решил, что лучше все равно не получится. Тогда они принялись старательно украшать ее гравировкой, и отдали заказчику лишь тогда, когда на полированной поверхности не осталось ни единого живого места. Все они дружно последовали за Форзоном, сгорая от неприкрытого любопытства и нетерпения.
Тор был явно не рад незваному гостю. Сперва он упрямо не желал даже прикоснуться к подарку. Но все-таки взял, неуклюже повертел в руке и, пожав плечами, вернул Форзону. Тогда Форзон приложил мундштук к губам и подул.
Звук оказался удивительно мягким. Что бы ни сделали куррианские мастера с его трубой, они сделали это хорошо: та охотно откликалась на малейшее дуновение воздуха. Будучи дилетантом высокого класса, Форзон без особого труда извлек из нее последовательность музыкальных тонов, приятно напоминающую мелодию.
Тор стоял, как громом пораженный. Он снова взял трубу и после нескольких попыток умудрился выдуть хрипловатый вибрирующий звук. Лицо его дрогнуло - и расплылось в счастливой улыбке. Он подул еще раз. И еще, и еще. Покраснев от натуги и жадно хватая ртом воздух, он заставил инструмент разразиться серией высоких нот и после многих стараний открыл для себя нижние октавы. Когда Тор принялся самозабвенно подбирать гамму, Форзон счел за лучшее потихоньку удалиться.
Мастера, которые деликатно остались на улице, встретили его восторженными взглядами. Один из них, смущенно почесав в затылке, произнес:
– Знаешь что, парень? Я, пожалуй, сделаю такую штуку и для себя.
В течение нескольких следующих дней яростная борьба музыканта за власть над трубой вынуждала Форзона совершать чрезмерно длительные прогулки среди окрестных холмов и в конце концов привела к двери Тора делегацию старейшин, пожелавших узнать, что тут, во имя всего святого, происходит. Незыблемый доселе закон невмешательства дрогнул под напором душераздирающих рулад, на каковые вовсе не был рассчитан, и Тор со своим инструментом был изгнан в холмы.
Кризис, впрочем, рассосался сам собой, ибо возрастающее с каждым днем мастерство Тора привлекало к нему все больше пылких поклонников. Звуки его трубы стали мягче, изысканней, складываясь то в кинжально-стремительные, то в виртуозно-кружевные фразы. Сказать по чести, Форзона ничуть не волновала гипотетическая возможность дурного влияния трубы на местные технологии, но тут он начал всерьез опасаться за самобытность куррианской музыки.
Поначалу музыкант упорно пытался навязать трубе привычную пентатонику торриля, однако труба противилась этому с еще большим упорством. В конце концов Тор прекратил бесполезную борьбу со странностями духового инструмента и перешел к активному использованию его возможностей. Эта новая музыка, на взгляд Форзона, идеально подходила куррианской версии трубы. Тор записывал ее замысловатыми лигатурами, которые так и остались загадкой для Форзона, хотя тот не раз пытался разобраться в нотации, держа ее перед собой при исполнении пьесы.
Кузнецы изготовили трубы для себя. Потом для своих соседей. Потом они стали делать их для всех, кто только пожелает, и вскоре не менее полусотни энтузиастов принялись оглашать деревню медным ревом и воем. Число их возрастало с каждым днем по мере изготовления новых инструментов, и наконец королевский агент почтил деревню одним из своих редких визитов, дабы выяснить, что же тут, разрази его гром, происходит.
Первоначальное замешательство агента обратилось в явное недовольство, когда он увидел, сколько жителей деревни забросили работу ради игры на трубе, а затем и в яростный гнев, когда он сообразил, что запасы ценных металлов для производства дорогостоящих вещиц, обогащающих его и короля, бездарно растрачены на никчемную забаву.
Первоначальное замешательство агента обратилось в явное недовольство, когда он увидел, сколько жителей деревни забросили работу ради игры на трубе, а затем и в яростный гнев, когда он сообразил, что запасы ценных металлов для производства дорогостоящих вещиц, обогащающих его и короля, бездарно растрачены на никчемную забаву.
Форзон, почуяв беду, отправился к старейшинам наводить справки, и те заверили его, что деревня имеет законное право делать со своим металлом все, что угодно. Успокоившись на сей счет, он начал подумывать о духовом оркестре. Конечно, коллективное исполнение будет здесь в новинку, и когда культурологи доберутся до Курра, его великие музыкальные традиции могут измениться до неузнаваемости. И все же… Что надо сделать, то придется сделать!
Благодаря закону о невмешательстве исчезновение Энн Кори обнаружилось только через месяц. Старейшины подняли на ноги всю деревню. Один из стариков печально объяснил Форзону, что некоторые не в силах смириться с потерей руки и видят в смерти свое единственное избавление. Через несколько дней, когда стало ясно, что в окрестностях нет ни однорукой женщины, ни ее мертвого тела, поиски были прекращены, и жизнь в деревне потекла своим чередом под звонкое многоголосье труб.
На протяжении бесчисленных лет великолепные искусства Курра являлись семейными монополиями. Только сын художника имел наследственное право учиться живописи. Только сын музыканта мог обучаться игре на торриле. Прежде Форзон не слишком задумывался над тем, насколько подобные традиции обделяют истинно художественные натуры, и страсть, с которой большинство жителей деревни ухватились за трубу, поначалу его удивила.
А ведь это был музыкальный инструмент без прошлого, не принадлежащий никому, не связанный ни традициями, ни клятвами о сохранении тайны мастерства. На трубе мог играть любой! Надо было лишь найти учителя, а великий музыкант Тор не отказывал никому. Ничуть не удивительно, заключил Форзон, что здешние ремесленники забросили свое ремесло, а кузнецы производят только трубы.
Когда прибыл очередной караван за товарами на продажу, их оказалось так мало, что половина фургонов отправилась в обратный путь пустыми. У королевского агента и деревенских старейшин состоялась весьма бурная беседа, в ходе которой почтенные старцы не отступили ни на шаг, упрямо ссылаясь на традиционное право деревни на независимость. Инцидент не имел последствий, но Форзон глубоко задумался.
– У агента нет законного права на вмешательство, и все-таки не стоит раздражать его без особой нужды, - сказал он Тору. - Лучшие трубачи могут играть с утра до вечера, но остальным придется заниматься музыкой только после работы.
– Думаю, ты прав, - согласился Тор. - Я поговорю с учениками и улажу это дело.
– Твои лучшие ученики достигли высокой степени мастерства. Что ты намерен с ними делать?
– А что еще с ними можно сделать? Они будут играть для собственного удовольствия, вот и все.
– Музыка существует для того, чтобы ее слушали. Почему бы тебе не взять их с собой в столицу?
Тор вздрогнул и нервно заслонился рукой.
– Мы не посмеем!
– Закон не запрещает этого, - мягко сказал Форзон. - В деревне одноруких нас удерживает не закон, а невозможность жить в любом другом месте. Но с трубачами все будет иначе! Любители музыки встретят их с восторгом, а на Курре любят музыку все и каждый.
– Мы не посмеем!
– Но почему? Разве может кто-нибудь дважды потерять свою левую руку?
Ляпнув это, Форзон тут же понял, что сморозил глупость. Король Ровва, будучи в дурном расположении духа, вполне способен изменить традиции и отрубить однорукому голову. Тем не менее всей этой подлости необходимо положить конец, так что придется пойти на риск. Надо будет еще раз поговорить с Тором.
Большинство будущих музыкантов вернулись к работе, однако королевский агент не успокоился: он взял обыкновение шнырять по деревне и вскоре идентифицировал источник музыкальной заразы. Агент не сказал Форзону ни слова, но последний стал натыкаться на первого так часто, что почувствовал себя под колпаком. Поразмыслив, Форзон пришел к выводу, что его привычное времяпрепровождение выглядит крайне подозрительно.
Многие жители деревни тоже не работали, но они сидели по домам, погрузившись в депрессию, и не мешали остальным усердно трудиться. Форзон же бездельничал не от тоски, а напротив, с неистощимым энтузиазмом: он обожал наблюдать за работой мастеров, изводя их бесчисленными вопросами; более того, он подсовывал честным труженикам дурацкие идеи, от которых агент получал не доход, а сплошные убытки.
Форзон решил проблему одним махом: пошел к столяру и нанялся к нему в подмастерья. Агент немного понаблюдал за его работой и покинул деревню довольный. Вечером после первого трудового дня Форзон снова напомнил Тору:
– Музыка для того, чтобы ее слушали! И Тор уныло повторил:
– Мы не посмеем.
На третий день Форзон потерял работу.
Любуясь великолепной текстурой столешницы, которую они обрабатывали, он рассеянно подставил пальцы под удар стамески. Травма оказалась незначительной, но мастер был потрясен до глубины души: в деревне одноруких никто не желал отвечать за порчу чужой руки.
Лекарь снял повязку через несколько дней, но у столяра больше не нашлось работы для Форзона.
Огорченный, он отправился к друзьям-кузнецам, которые уже не делали труб, полностью удовлетворив всех желающих. Те встретили его с восторгом, и теперь Форзон в рабочие часы околачивался в кузне, изредка помогая мастерам, когда возникала нужда в лишней руке.
Каждый вечер он повторял Тору:
– Музыка существует для того, чтобы ее слушали! И каждый вечер тот отвечал:
– Мы не осмелимся!
В одно прекрасное утро, поставив на полку только что законченный комплект изящных серебряных кружек, Форзон вышел из шумной кузни на улицу, чтобы послушать Торовых трубачей. Это была новая композиция, и Форзон с удовлетворением отметил, что Тор открыл для себя победное звучание фанфар. Мысль о разрушении древних традиций Курра более его не беспокоила: музыка, созданная на чуждом этому миру духовом инструменте и в чужой музыкальной системе, была истинно и неоспоримо куррианской. -
Внезапно трубы смолкли на полуфразе. Удивленный Форзон дошел до центральной площади и увидел там старейшин, беседующих с королевским агентом. Неподалеку в плотном каре выстроился взвод королевских солдат. Пока он таращился на эту картинку, старейшины, кивнув, быстро разошлись в разные стороны, громко призывая жителей деревни срочно явиться на общее собрание.
– Что ему нужно? - спросил Форзон, перехватив одного из стариков.
– Поговорить с нами, - ответил тот безразлично.
– О работе? Но у нас давно все в порядке.
– Не знаю, он не сказал.
Народ подходил не спеша, и Форзон весь извелся от беспокойства и нетерпения. Наконец агент залез на повозку и зорко оглядел собравшихся.
– Три месяца назад, в полнолуние, в этой деревне появилась женщина, - зычно объявил он. - Потом она пропала. Кто-нибудь знает эту женщину? Кто может сказать, куда она пошла?
Толпа безмолвствовала.
– Мы проверили королевские реестры, - продолжил агент. - Со второго месяца после прошлой жатвы ни одна женщина не была наказана. Никто не посылал в эту деревню однорукую женщину, и все-таки она появилась здесь. Если кто-нибудь из вас хоть что-то знает, предупреждаю, лучше признаться в этом прямо сейчас.
У Форзона упало сердце: команда Б понятия не имела, что король ведет скрупулезный учет своих жертв!
– Ладно, - сказал агент, не дождавшись отклика. - Мы проверили не только королевские реестры. Мы перешерстили реестры всех подопечных деревень. В одной из них живет мужчина, который не подвергался наказанию. Если этот человек здесь, пусть сделает шаг вперед. - Он снова зорко оглядел толпу. - Нет? Ну ладно. Все, кто прибыл сюда между прошлой и нынешней жатвой! Два шага вперед!
Медлить было нельзя, и Форзон послушно шагнул вперед вместе с другими. Группу подозреваемых тут же окружили солдаты.
– Обыскать, - распорядился агент.
Все произошло так быстро, что у него не осталось никаких шансов. Солдат, рванув верхнюю одежду, громко вскрикнул от изумления при виде фальшивой культи, и тут же несколько крепких рук сноровисто обнажили его до пояса. На площади воцарилась мертвая тишина.
Агент спрыгнул с повозки и подошел к Форзону. Посмотрел ему в лицо, провел ладонью по отрастающему ежику волос, еще раз внимательно взглянул в лицо и, покопавшись в складках одежды, извлек миниатюрный портрет. Сравнив его с физиономией пленника, агент причмокнул от удовольствия.
– Так-так! - воскликнул он. - Значит, тебе понравилось жить в деревне одноруких? Отлично! Король обеспечит тебе такую возможность на законном основании. Связать его!
Форзона втащили в повозку и привязали к скамье. На площади уже почти никого не осталось, и он отчаянно крикнул вслед уходящим: