«Вот только верблюдов тут не хватает, – подумал Ларин. – Хотя, кто знает, нет ли тут на территории и какого-нибудь караван-сарая».
И вновь зазвучала арабская речь. Тут уж Андрею нечего было «ловить». Он ориентировался лишь по интонациям. Но людей Востока европейцу понять трудно, они могут говорить абсолютно страшные вещи с елейной улыбкой и громогласно спорить из-за сущих пустяков.
«Вот уж точно, тогда мы с Дугиным не в добрый час припомнили опасения обывателя. Мол, понаедут они в Москву и баб наших трахать будут. Вот тебе и картинка из нашего разговора», – подумал Андрей.
– Давай перейдем на русский, – в устах Ахмеда Ходжи это прозвучало неожиданно для Ларина, – ведь он по-арабски не понимает, а гостя надо уважать.
Тучный араб недовольно крякнул – ведь он Андрея, да и Масудова, по большому счету, в гости не приглашал. Те сами заявились, помешали развлекаться, к тому же еще и не позволили слуге доложить хозяину. Однако просьбу выполнил.
– Я не смогу вам помочь, – по-русски представитель наследного принца говорил вполне сносно, окончаний слов не коверкал, но зато произносил их с ужасным акцентом.
– Я это уже понял, – признался Ларин и посмотрел на своего спутника – мол, тогда что мы здесь делаем, и есть ли варианты? – Но помочь придется.
Араб картинно развел руки. Масудов скривил разбитые губы.
– Он правду говорит. Его хозяин мог бы устроить мне встречу, но его уже предупредили. А он не станет помогать русским.
– Плохо, – произнес Андрей. – Выходит, мы только зря засветились.
– Я никому не скажу, что видел вас, – эмоциональный араб, несмотря на свою тучную комплекцию, энергично жестикулировал, – ведь я очень уважаю вас, Ахмед Ходжа. Если бы предупредили только меня, я бы, конечно, помог вам. Но наследный принц... его слово для меня закон. Вы же меня понимаете? Дело в том, что на официальном сайте президента вашей республики, – «шейх» перевел взгляд на Ахмеда Ходжу, – уже вывешено сообщение о том, что вы трагически погибли в катастрофе.
– Как именно? И когда? – поинтересовался Ларин, потому что у самого Масудова язык отнялся от неожиданности.
Всякого он ожидал, но не такого.
– Написано, что вертолет, в котором летел уважаемый Ахмед Ходжа, разбился в горах. Кажется, дня четыре тому назад. Я могу уточнить.
– Не стоит, – Андрей прикинул в уме – получалось, что информация появилась в тот же день, когда люди президента автономии захватили Масудова на железнодорожной станции. – Грамотно. Авиакатастрофа, падение с большой высоты, вспыхнуло топливо. Труп могут опознать только специалисты. А они у президента сидят «в кармане».
В шатер проскользнул слуга, склонился к уху своего господина и принялся что-то шептать. Ларин использовал момент и негромко поинтересовался у Масудова:
– Вы, дорогой мой покойник, говорили, что вам здесь должны по жизни. Что именно?
– Он получал от меня откаты из денег, которые переправлялись в республику из Саудовской Аравии. И очень большие откаты. Таких процентов даже в Москве не берут. Если я расскажу об этом наследному принцу, ему не жить.
– Понятно, спасибо, что просветили. Давить на него можно.
«Шейх», как окрестил для себя араба Ларин, состроил печальную мину, отчего его пухлые губы стали еще толще.
– Возникли сложности. У двери какие-то люди из ФСБ. Говорят, будто на территорию нашего представительства проникли разыскиваемые правоохранительными органами бандиты, – араб пристально глянул на Андрея. – У нас, к сожалению, нет статуса экстерриториальности. Правда, они об этом еще не знают. Но, думаю, скоро выяснят. Вот тогда мне и придется пропустить их. Тут уж ничего не поделаешь.
Масудов нервно сжимал и разжимал кулаки, будто в руках у него были два невидимых эспандера.
– Отсюда есть другой выход?
– Для чего он мне?
– Так будет меньше проблем и для вас, и для нас, – подсказал Андрей. – Не думаю, что вы водите девочек табунами через парадный вход – с улицы. В вашем положении это неудобно – дискредитация официального представительства и официального представителя. Полагаю, где-то найдется неприметная дверка, через которую они наведываются с территории «Мосфильма». В кинематографе задействовано много красивых и на многое готовых женщин.
«Шейх» вынужденно улыбнулся:
– Вы мои гости. И я просто обязан избавить вас от неприятностей. Прошу за мной. И не забудьте – мы договорились: если что, вы не видели меня, а я не видел вас.
– Кто бы сомневался.
Дверца нашлась за особняком. Ключи официальный представитель наследного принца носил в кармане белого балахона. Замок оказался слегка разболтанным – видно, пользовались им часто. Араб выпустил гостей, виновато улыбнулся и тут же закрыл дверцу.
Протоптанной тропинкой Ахмед Ходжа и Ларин вышли к старому яблоневому саду. За деревьями виднелись расположенные на зеленых лужайках съемочные площадки. На одной рабочие разбирали декорации, на другой – возводили. Шум большого города сюда почти не долетал.
– А я-то все думал, зачем кинематографистам такой высокий забор? – произнес Андрей, пытаясь осмотреться на огромной территории «Мосфильма».
Это была целая империя в центре столицы – края не видать.
– Они не дураки. – Масудов показал через плечо, явно имея в виду преследователей. – Не станут же они торчать под дверью представительства до бесконечности.
– И я бы на их месте уже искал нас здесь, – Ларин указал на землю, принадлежащую «Мосфильму», – только тут такие просторы, что и за день не обойдешь. Иголке легко затеряться в стогу сена.
– Вот только жаль, что мы пока ни на шаг не продвинулись к цели, – сказал Ахмед Ходжа.
– И я понимаю, что, убегая, не победишь.
– У нашего народа есть похожая пословица, – усмехнулся Масудов и провел ладонью по седой бороде.
– Итак, переходим к активным действиям. Кажется, у меня появился план. Если не сработали ваши связи, должны сработать мои.
Ларин, широко шагая, заспешил к видневшейся на пригорке съемочной площадке. Там готовились к съемкам. Декорации впечатляли – ренессансная аркада затененной галереи, перед которой росли в кадках пальмы. Группа готовилась к съемкам. На операторский кран устанавливали камеру. Актеры, уже облаченные в костюмы времен итальянского Возрождения, стояли в сторонке.
Первой на пути Ларина попалась прекрасная дама в платье века так шестнадцатого. Она, скучая, курила тонкую сигарету, между затяжками держа ее на отлете, чтобы пепел не прожег ее наряд, изготовленный из современной синтетики.
– Вы не подскажете, где сейчас снимает режиссер Аркадий Глобинов? – буднично поинтересовался Андрей.
Дама задумалась:
– Глобинов... Глобинов... этот вздорный старик уже всех достал. Он что, и с вами не расплатился?
– Что-то вроде этого. Так где мне его найти?
– Их кабинеты, если только они снова не переехали, в третьем павильонном корпусе, – дама с сигаретой говорила так, словно Ларин представлял себе, где расположен тот самый третий корпус, – на втором этаже. Съемочная группа фильма «Волчья стая».
– «Третий» – это туда? – Андрей показал рукой на одну из серых громад, видневшихся невдалеке.
– Нет, это «пятый бис». А третий – вот же он, – дамочка указала направление сигаретой и сразу же потеряла к Ларину половину уважения: настоящий кинематографист должен ориентироваться в пространстве «Мосфильма» даже с закрытыми глазами.
– Спасибо.
Съемочная площадка, павильоны, коридоры любой киностудии, даже самой небольшой, – это всегда сумасшедший дом и кажущаяся бестолковщина. А тут было «чрево» самой огромной студии страны. Навстречу Ларину и Масудову сновали девчушки с пачками документов, прохаживались актеры, на ходу разучивая реплики. Вдоль стены вытянулась длиннющая очередь молодых людей, пришедших на кастинг для участия в съемках популярного сериала. В этой пестрой толпе иногда проходили и режиссеры. Их нетрудно было распознать по надменным взглядам, какими они окидывали окружающих. Ведь режиссер – это бог и царь на киностудии. Конечно, если он сейчас в «запуске» – снимает фильм. Тогда все крутится возле него.
Несколько раз Андрея направляли в разные части корпуса. Номерами кабинетов здесь никто не оперировал – ориентировались как в деревне, где все друг друга знают. Называли лишь этаж и табличку фильма на дверях: «Волчья стая». Ларину казалось, что они никогда не доберутся до места.
– Стоп. Кажется, наше путешествие увенчалось временным успехом.
Андрей стал как вкопанный перед дверью, к которой был просто приклеен лист компьютерной распечатки – та самая «Волчья стая».
– А кто он такой, ваш Глобинов? – наконец-то поинтересовался Масудов.
– Так, один знакомый. Как-то раз помог мне. Думаю, поможет и на этот раз. Вы уж, Ахмед Ходжа, не удивляйтесь; если что пойдет не так, говорить буду я, – и Ларин решительно толкнул дверь в кабинет.
Просторная комната наполовину была заставлена письменными столами. Мониторы компьютеров, телефонные аппараты, факс. В воздухе висел густой запах кофе, исходивший от черной кофеварки, в которой звучно булькало. Кофеварка стояла на облезлом старорежимном сейфе. Возле него рядком на стульях сидели посетители, поглядывая на дверь, ведущую из проходной комнаты в следующее помещение. К двери скотчем была приклеена табличка – «Режиссер». На появление Ларина и Масудова практически никто не обратил внимания. Тут привыкли, что сидят на «проходном дворе». Жизнь кипела. Молоденькая девчушка договаривалась с кем-то по телефону насчет аренды квартиры для вызванного из Питера актера, уточняла наличие всевозможных удобств и очень грамотно сбивала цену. Унылый мужчина, сидевший у самого сейфа, кивком указал Андрею на испускавшую пар кофеварку.
– Наливайте себе сами. Тут так принято.
– Глобинов у себя? – решительно поинтересовался Ларин.
– У себя, – не поднимая головы от бумаг, произнесла женщина в возрасте. – Но он занят. Не вы один его ждете.
– У нас назначено, и он нас ждет, – Андрей не стал дожидаться, пока ему возразят.
Жестом поторапливая Масудова, он распахнул дверь и переступил порог. Аркадий Глобинов и в самом деле находился на месте. Он восседал за обширным, как кукурузное поле, столом, заваленным фотографиями кинопроб, папками и странными безделушками – типа старорежимных жестяных коробок из-под монпансье Бабаевской фабрики или елочных игрушек еще довоенных времен. Ближе к окну прямо на столе высились две пары новеньких яловых сапог. Поверх всего этого беспорядка лежали фуражка энкаведиста и дисковый автомат ППШ без затвора. На диване мягкого угла расположилась проходимистого вида баба и, сверяясь с ведомостью, ловко и беззастенчиво раскладывала доллары в стопочки. Деньги брала из прозрачного пакета, где банковские пачки переливались, словно мраморные гуппи в аквариуме.
– Вот мы и снова встретились, – значительно произнес Ларин, глядя известному кинорежиссеру прямо в глаза, и добавил, обращаясь уже к Масудову: – Присядьте, пожалуйста. Разговор может оказаться долгим.
Глобинов слегка побледнел, глаза его забегали. Но хорошо поставленный голос звучал по-прежнему:
– Здравствуйте, узнал-узнал. Только не подумайте, пожалуйста, что эти доллары настоящие. То есть они не поддельные, но это реквизит. Готовимся к съемкам. Эпизод в сценарии такой, с баксами. Ведь правда, Аннушка? Она наш линейный продюсер.
Баба сориентировалась быстро – оставила лежать деньги как есть, вымолвила:
– Конечно же, реквизит, кто бы сомневался, – и тут же ретировалась за дверь.
Ларин подошел и провернул ключ, торчавший в замке. Поведение режиссера обнадеживало. Раз стал убеждать визитера, что «черный нал», которым он рассчитывается со съемочной группой, – это всего лишь реквизит, – значит, Дугин его в свое время основательно напугал. Значит, за режиссером солидное нарушение законодательства, способное потянуть на тюремный срок.
«Воспринял меня, как представителя правоохранительных органов, пришедшего по его душу. И это хорошо», – подумал Андрей и решил выдержать паузу.
На стене под нервничавшим Глобиновым висела в рамке фотография. На ней действующий президент жал режиссеру руку и благожелательно улыбался в объектив.
– Вы снова должны нам помочь, – напористо произнес Ларин после паузы и добавил: – Вы же понимаете, что это сильно поможет в вашем непростом положении.
Режиссер немного поник. В нем поубавилось самоуверенности. И он уже тоном просителя обратился к Андрею:
– Но мне же обещали, что все будет забыто. Я уже помогал вам, как мог. Она же забрала заявление. Ну почему мне не дают спокойно работать?
– Забрала заявление... – многозначительно проговорил Ларин, вспоминая свою прежнюю службу оперуполномоченным. – Это правда. Но заявление можно подать снова. Вы этого хотите? – подыграл Андрей, уже смутно догадываясь, в чем виноват режиссер, чем давил на него Дугин. – Тогда мы с коллегой поднимаемся и уходим. Пеняйте на себя.
– Да у нее же морда на тридцать лет и сиськи неподъемные! Откуда я мог знать, что ей еще и восемнадцати нет? Она сама ко мне в постель залезла…
Теперь картина для Ларина прояснилась окончательно – режиссеру было чего опасаться.
– Размер сисек юридически ничего не меняет. А статья за растление несовершеннолетних...
– Не напоминайте, – попросил Глобинов.
– Ладно, забудем на время ваших сомнений. Вдобавок я не стану прямо сейчас приглашать понятых, чтобы зафиксировать расчеты с нанятыми сотрудниками черной наличкой, да еще и в иностранной валюте. Как я понял, вы согласны с нашим соглашением? Вы нам помощь, мы забываем обо всем.
– Естественно. Только дайте мне расписку, что это в последний раз.
– Мы расписок не даем, – удивительно к месту вставил молчавший до этого Масудов.
Андрей одобрительно кивнул:
– Итого, у нас две просьбы. – Он многозначительно показал режиссеру два пальца, что можно было истолковать и как знак «виктория». – Первое: вы должны договориться о встрече с этим человеком.
– С кем? – Глобинов проследил взгляд Андрея, смотревшего на фотографию, и понял, о ком идет речь. – Вы с ума сошли! Да, мы несколько раз встречались. Он мне даже руку жал и хвалил мои фильмы. Но не могу же я, простой смертный, назначить ему встречу! Это просто невозможно.
Теперь Ларин рассчитывал грамотно дожать известного режиссера. Человек, не способный выполнить что-то большое, должен легко согласиться на меньшее. Прищурившись, как это делают добрые чекисты в фильмах, Андрей вкрадчиво произнес:
– Жаль. Но встречу хотя бы с одним из его помощников вы сможете организовать? – Это прозвучало, как утверждение.
– Постараюсь, – голос Аркадия Глобинова дрогнул.
Он потянулся руками к своему белому кашне, развязал его и шумно задышал. А Ларин уже тронул руку Масудова.
– С кем из помощников вы знакомы? С кем имеет смысл говорить?
Ахмед Ходжа принялся перечислять фамилии. Глобинов слушал и отрицательно качал головой, хотя по глазам нетрудно было догадаться – он готов сделать все возможное, чтобы от него только отцепились. Наконец режиссер радостно закивал.
– С ним смогу организовать. Если он, конечно, в Москве.
– Постарайтесь.
Глобинов взял телефонную трубку и, не заглядывая в записную книжку, набрал номер.
– ...Да-да, это я... помаленьку... тут предложение у меня одно появилось. Мог бы и лично при случае ввернуть его самому. Не сомневаюсь, что загорится, но лучше, через вас... нет-нет, не телефонный разговор... лучше встретимся в неофициальной обстановке, как всегда… – Режиссер посмотрел на Ларина – мол, когда назначить встречу?
– Сегодня, – одними губами проговорил Андрей.
Решилось на удивление быстро. Руки у режиссера подрагивали, хотя он и сумел отделаться «малой кровью».
– На встречу вместо вас пойдем мы, – сурово предупредил Ларин.
– Я понимаю. Сегодня вечером... вот в этом ресторане, что недалеко от Кремля, – режиссер выцарапал из бумажника дисконтную карту. – Телефон, телефон... вот он, на карточке. Я сейчас закажу столик. Тут и адрес есть.
– Обязательно позвоните.
– Что вы, я не забуду. Ведь такое дело! Только уж за ужин придется заплатить вам, так у нас заведено.
Когда столик был заказан, Ларин без лишних церемоний взял со стола дисконтную карту дорогого ресторана. Режиссер и не подумал возражать.
– Ну что? Теперь ваши проблемы решились? – Мэтр с надеждой заглядывал в глаза Андрею. – И о моем непреднамеренном прегрешении наши доблестные органы наконец-то забудут?
– Как знать, как знать... – дважды повторил Ларин. – Ведь у нас есть и вторая просьба. Я об этом предупреждал с самого начала.
Режиссер напрягся, вены на шее вздулись. Он явно страдал повышенным давлением.
– Теперь мы должны покинуть территорию «Мосфильма» так, чтобы нас никто на проходной не видел.
– А вот это не проблема. – Глобинов довольно потер руки.
– Вы что, достигли успехов в бесконтрольном вывозе с киностудии материальных ценностей?
– Не в этом дело. – Глобинов уже дышал ровно и спокойно. – Кино – это всегда настоящий дурдом. Уследить здесь за чем-либо невозможно по определению. Разрешите? – Режиссер подошел к двери, провернул ключ и позвал какую-то Люсю из соседней комнаты.
Люся заявилась безотлагательно: худая, чуть ли не под два метра ростом, худые бедра затянуты в узкие джинсы.
– У нас когда автобус с массовкой на натуру выезжает?
– Должны были еще полчаса тому назад уехать. Да вот задержались, – принялась оправдываться ассистентка режиссера.
– Вот и отлично, что задержались. Я так и думал. Добавь этих двоих в массовку. Пусть и им грим сделают.
– Сейчас. Только гримера найду. Он уже, кажется, в буфет отправился.
– Все будет в лучшем виде, – пообещал Глобинов. – Я в этом бедламе плаваю как рыба в воде.