Шесть против нуля.
Лиля навела на меня пистолет. Я наставил на нее свое оружие.
– Я быстрее, – сказала она.
– Ты так думаешь? – поинтересовался я.
– От твоего автомата пользы никакой, – сказала Светлана, все это время остававшаяся на месте.
– Ты говоришь по-английски? – спросил я, посмотрев на нее.
– Довольно прилично.
– Я перезарядил наверху.
– Чепуха. Я вижу отсюда. Ты переключил его на стрельбу очередями по три. Однако сделал только один выстрел. Значит, это был последний патрон.
Мы стояли друг напротив друга довольно долго. Рука Лили с пистолетом казалась твердой, как скала. Нас разделяло пятнадцать футов, у нее за спиной истекал кровью мертвец. Светлана оставалась на кухне. Воздух был полон самыми разными запахами, из открытого окна тянуло свежим воздухом. Получился легкий сквозняк из-за открытой двери на лестницу и распахнутого люка, ведущего на крышу.
– Положи автомат, – сказала Светлана.
– Вы ведь хотите получить флешку.
– У тебя ее нет.
– Но я знаю, где она находится.
– Мы тоже.
Я не ответил.
– У тебя ее нет, но ты знаешь, где она. Значит, ты воспользовался дедукцией. Ты полагаешь, что твой талант уникален? Что другие так рассуждать не могут? Нам известны те же самые факты, и мы способны прийти к таким же выводам.
Я молчал.
– Сообщив нам, что ты знаешь, где флешка, ты заставил нас задуматься, – продолжала Светлана. – Ты нас пришпорил. Не нужно так много болтать, Ричер. Теперь ты больше никому не нужен.
– Положи автомат, – сказала Лиля. – Веди себя достойно, не стой, как идиот, с пустым автоматом в руке.
Я не шевелился.
Лиля опустила пистолет градусов на десять и выстрелила в пол между моими ногами. Она оказалась превосходным стрелком и попала в точку, равноудаленную от носков моих ботинок, – не самый простой выстрел. Пуля расщепила половицу, и я слегка отступил. Глушитель у «ЗИГа» был не таким надежным, как у «Х и К», и у меня возникло ощущение, будто кто-то со злостью швырнул трубку на рычаг. Над тем местом, где пуля прожгла дерево, поднимался завиток дыма. Гильза описала дугу и со звоном откатилась в сторону.
Осталось пять патронов.
– Положи автомат, – сказала Лиля.
Я снял ремень с шеи и теперь держал свой «хеклер» за рукоять. Я опустил его вдоль тела, потому что он перестал иметь для меня ценность как огнестрельное оружие и превратился в металлическую дубинку весом в семь фунтов. Но я решил, что лучше воспользоваться собственными кулаками. Конечно, тяжелая металлическая дубинка – это хорошо. Однако человеческая дубинка в двести пятьдесят фунтов лучше.
– Отбрось его в сторону, только аккуратно, – сказала Светлана. – Если ты попадешь в кого-то из нас, то умрешь.
Я медленно качнул автоматом и по плавной дуге запустил его в стену. Он ударился дулом и с грохотом упал на пол.
– А теперь сними куртку, – сказала Светлана.
Лиля навела пистолет мне в голову.
Я подчинился, стащил куртку и бросил ее через комнату. Она упала рядом с МР5. Светлана вышла из-за стойки, быстро проверила мои карманы и нашла девять патронов «парабеллум» и остаток рулона клейкой ленты. Она аккуратно расставила патроны в ряд на стойке, положив рядом с ними рулон с клейкой лентой.
– Перчатку, – сказала она.
Я вновь подчинился, стащил перчатку зубами и бросил на куртку.
– Ботинки и носки.
Я прислонился спиной к стене, развязал шнурки, снял ботинки и носки и швырнул в общую кучу.
– Теперь рубашку, – скомандовала Лиля.
– Только после тебя, – сказал я.
Она снова опустила руку на десять градусов и выстрелила в пол у меня между ног. Хлопок глушителя, расщепленное дерево, звон катящейся по полу гильзы.
У нее осталось четыре патрона.
– В следующий раз я выстрелю тебе в ногу, – спокойно сообщила она.
– Снимай рубашку, – велела мне Светлана.
Во второй раз за последние пять часов я раздевался по требованию женщины. Продолжая опираться спиной о стену, я стянул футболку и кинул ее поверх кучи своей одежды. Некоторое время Светлана и Лиля разглядывали мои шрамы, и у меня сложилось впечатление, что они им понравились. В особенности тот, что остался от ранения шрапнелью. Лиля даже высунула кончик влажного розового язычка.
– Теперь брюки, – сказала Светлана.
Я расстегнул пуговицу и потянул за язычок молнии. Спустил обтягивающие брюки, и они упали на пол. Я перешагнул через них, отбросив ногой в общую кучу и продолжая стоять спиной к стене. Светлана подняла брюки, вынула все, что лежало в карманах, и разложила рядом с патронами и рулоном клейкой ленты. Купюры и несколько монет, просроченный паспорт, кредитную карточку, карточку метро, визитку Терезы Ли и складную зубную щетку.
– Не слишком много, – заметила она.
– Все, что мне нужно, – сказал я. – Ничего лишнего.
– Ты бедный человек.
– Нет, я богатый человек – обладание всем, что тебе нужно, и является, по определению, богатством.
– Что ж, ты близок к осуществлению американской мечты – умереть богатым.
– Такая возможность имеется у всех.
– Там, откуда мы пришли, у нас есть больше, чем у тебя.
– Мне не нравятся козы.
В комнате было тихо, сыро и холодно. На мне остались лишь новые белые трусы. За все время пистолет ни разу не дрогнул в руке Лили, и я видел, как напряжены сильные мышцы ее пальцев. Возле ванной комнаты продолжал истекать кровью мертвец. Наступило пять часов утра, и город за окном начал просыпаться.
Светлана поспешно наклонилась, собрала с пола мои вещи и перебросила их за кухонную стойку. За ними последовали два жестких стула. Потом она подняла мой телефон, сложила его и небрежно швырнула в угол. Я понял, что она освобождает пространство. Мы находились в комнате размером двадцать футов на двенадцать. Я стоял, прижимаясь спиной к середине одной из длинных стен. Лиля расположилась напротив, продолжая держать меня на прицеле, потом по дуге отошла в дальний угол, к окну, и теперь смотрела на меня под острым углом.
Светлана вышла на кухню, и я услышал, как открывается какой-то ящик. Потом она его закрыла и через мгновение вернулась.
С двумя ножами.
Длинные лезвия, какими пользуются мясники, когда потрошат и разделывают туши или отделяют мясо от костей. Черные рукояти, стальные клинки, жутковатые тонкие режущие кромки. Светлана бросила один из ножей Лиле, и та ловко поймала его свободной рукой за рукоять. Светлана тут же отправилась в другой угол; получилось, что мы образовали треугольник. Лиля стояла под углом в сорок пять градусов слева от меня, Светлана занимала симметричную позицию справа.
Лиля развернула плечи и уперла глушитель пистолета в угол между стенами. Затем нащупала большим пальцем защелку на рукояти, нажала, и обойма упала на пол. Я увидел, что в обойме три патрона – значит, еще один остался в стволе. Лиля бросила пистолет в тот угол, где стояла Светлана, и теперь обойму и пистолет разделяло двадцать футов, пистолет лежал за спиной одной женщины, обойма за другой.
– Нечто вроде охоты за сокровищами, – сказала Лиля. – Пистолет не будет стрелять до тех пор, пока ты не вставишь обойму на место, чтобы исключить случайный выстрел, если патрон по ошибке остался в стволе. Швейцарцы очень осторожные люди, поэтому ты должен сначала поднять пистолет, а потом обойму. Или наоборот. Но прежде, естественно, тебе придется пройти мимо нас.
Я не ответил.
– И если в этой безумной кровавой борьбе тебе будет сопутствовать успех, используй первую пулю для себя.
Потом она улыбнулась и сделала шаг вперед. Светлана последовала ее примеру. Обе держали ножи низко, четыре пальца на нижней части рукояти, большой – сверху, как уличные бойцы, мастера своего дела. Длинные клинки поблескивали в лучах света.
Я стоял неподвижно.
– Ты даже не представляешь, какое удовольствие мы получаем, – проговорила Лиля.
Я не двигался.
– Задержка – это чудесно, предвкушение только усиливает наслаждение.
Я не шевелился.
– Но если нам станет скучно, мы тебя прикончим.
Я не отвечал и не двигался.
Потом я засунул руку за спину и вытащил «Бенчмейд 3300», который держался на клейкой ленте у меня на пояснице.
Глава 83
Я нажал на кнопку, и наружу с легким щелчком выскочило лезвие – громкий звук в тихой комнате, неприятный для меня. Я не люблю ножи и никогда не любил. У меня нет настоящего таланта для владения ими.
Но я обладаю инстинктом самосохранения, как любой другой человек. Возможно, у меня он развит лучше, чем у большинства остальных людей.
Начиная с пяти лет я постоянно вступал в схватки и ни разу не потерпел серьезного поражения. Кроме того, я из тех парней, что смотрят по сторонам и учатся. Я видел поединки на ножах в самых разных частях мира – на Дальнем Востоке, в Европе, на бесплодных лесных землях возле военных баз на юге Соединенных Штатов, на улицах и в переулках, возле баров и в бильярдных.
Первое правило: не получай ранений в начале схватки, кровотечение очень быстро отнимет у тебя силы.
Светлана была почти на фут ниже меня, коренастой и широкоплечей, с пропорционально развитыми руками. Лиля, более высокая, с длинными изящными руками, двигалась легко и уверенно. Однако в целом, несмотря на то что их клинки были на шесть дюймов длиннее, я обладал преимуществом.
К тому же я только что изменил правила игры, и они не успели прийти в себя.
И еще: они дрались для развлечения, а я бился за свою жизнь.
Я хотел попасть на кухню, поэтому переместился к Светлане, которая загораживала мне путь туда. Она приподнялась на цыпочки, опустив нож почти к коленям, сделала ложное движение влево, потом вправо. Я держал свой нож низко, на том же уровне. Она нанесла удар, я отпрянул назад, и ее лезвие пронеслось мимо моего бедра. В следующее мгновение я резко наклонился вперед, развернул плечи и провел хук слева. Костяшки пальцев скользнули вдоль брови и ударили ее в нос.
Она удивилась – как и большинство специалистов по бою на ножах, Светлана считала, что все сводится к стали. Она забыла, что у человека две руки.
Ее отбросило назад, и Лиля, низко опустив клинок и делая быстрые короткие выпады, атаковала меня слева. Ее рот исказила уродливая гримаса, она полностью сконцентрировалась, понимая, что игры закончились и о развлечениях следует забыть. Размахивая ножом, она качнулась вперед и тут же отскочила назад. Некоторое время мы танцевали этот нелегкий танец, и наше дыхание постепенно становилось тяжелым и отрывистым. Воздух вокруг нас наполнился пылью, запахом пота и страха. Обе женщины не сводили глаз с моего клинка, я следил за их ножами.
Светлана сделала шаг и тут же отступила. Лиля устремилась в атаку и остановилась, балансируя на кончиках пальцев. Стоя на месте, я потянулся вперед и попытался нанести мощный удар в лицо Лили. Резкий, со всей дури. Словно собирался забросить мяч на четыреста футов. Лиля отпрянула, она знала, что мне ее не достать, – она все правильно рассчитала. Светлана не сомневалась, что я совершаю ошибку, – она полностью доверяла Лиле.
Но я знал, что промахнусь, потому что с самого начала так и планировал.
Внезапно я остановил правую руку, изменил направление движения на противоположное и сделал неожиданный выпад в сторону Светланы. Мне удалось рассечь ей лоб; удар получился довольно сильным, и я почувствовал, как клинок задел кость. Прядь волос упала ей на грудь. «Бенчмейд» сработал, как и должен был. Сталь Д2 – можно бросить на лезвие банкноту в десять долларов и получить две пятерки сдачи. Между бровями и волосами Светланы появилась шестидюймовая горизонтальная рана, я рассек плоть до самой кости.
Светлана отскочила назад и замерла на месте. Боли она не испытывала – пока.
Раны на лбу не бывают смертельными. Однако они сильно кровоточат, и через несколько секунд кровь заливала Светлане глаза, ослепляя. Если бы я был в ботинках, то прикончил бы ее сразу. Сбил бы с ног подсечкой и довел дело до конца ударами по голове. Однако я не хотел рисковать костями ног и бить ее по телу, подобному пожарному гидранту, понимая, что потеря мобильности неизбежно приведет меня к гибели.
Поэтому я отскочил назад.
И в этот момент Лиля резко меня атаковала.
Продолжая отступать, я сумел увернуться от сверкающей дуги ее клинка. Влево, вправо – я ударился спиной о стену. Однако я был к этому готов, выждал, когда рука Лили окажется поперек ее тела, и резко толкнул ее плечом. Затем я рванулся к Светлане, которая крутилась на месте, пытаясь стереть заливающую глаза кровь. Я отбросил в сторону ее руку с ножом, острие моего клинка задело ее шею возле ключицы, и я мгновенно отскочил назад.
И тут Лиля меня достала.
Она решила проблему, увеличив длину своего оружия и перехватив нож кончиками пальцев за нижнюю часть рукояти. Она выбрала все возможности до половины дюйма. Опираясь на выставленную вперед ногу, она наклонилась, вытянулась и отчаянно полоснула меня по животу. Ее волосы разметались по плечам.
Лиля не промахнулась.
Плохая рана, широкий замах, сильная рука, острое, как бритва, лезвие. Очень плохая – диагональ прошла ниже моего пупка, но выше резинки трусов. Пока боли не было. Лишь странный сигнал от кожи, сообщившей мне о потере целостности.
Я на миг замер. Такого не может быть. Тем не менее я поступил так же, как во всех случаях, когда кто-то причинял мне боль. Я сделал шаг вперед, а не назад, понимая, что сила инерции увела нож Лили за мое бедро. В этот момент мой клинок находился низко; я нацелился в ее бедро, глубоко вонзил в него лезвие, в следующее мгновение оперся на ту ногу, что находилась сзади, и врезал ей левым кулаком в лицо. Я не промахнулся, и удар получился мощным и ошеломил ее. Лилю отбросило в сторону, я же ринулся к Светлане.
Ее лицо превратилось в кровавую маску. Светлана сделала выпад ножом вправо, потом влево. И открылась. Я шагнул вперед, полоснул ее по внутренней стороне правого предплечья и рассек вены, мышцы и сухожилия до самой кости. Она взвыла, но не от боли – боль придет позднее или уже не придет. Светлана выла от страха, потому что с ней было покончено, ее рука стала бесполезной. Я развернул ее, толкнув в плечо, и вонзил клинок в область почек – все четыре дюйма, резким боковым ударом. Вполне безопасно – там нет ребер, никакой опасности для лезвия, которое могло бы застрять в кости. Через почки проходят большие потоки крови, и там множество артерий. Спросите у любого больного на диализе. Вся кровь человека циркулирует через почки множество раз за день – пинты крови, галлоны. Сейчас кровь Светланы выливалась наружу, и она уже не вернется обратно.
Она упала на колени.
Лиля пыталась прийти в себя; у нее был сломан нос, безупречное лицо изуродовано. Она бросилась на меня. Я сделал ложное движение влево, а сам сместился вправо. Мы танцевали возле стоящей на коленях Светланы, сделав целый круг. Я вернулся к тому месту, откуда мы начали, и метнулся на кухню. Промчавшись между стойками, я схватил один из стульев, которые бросила туда Светлана, и левой рукой метнул его в Лилю. Она попыталась увернуться, сгорбилась, и стул ударил ее по спине.
Я выскочил из кухни, обошел Светлану сзади, схватил левой рукой за волосы и рванул ее голову назад. Наклонился над ней и перерезал ей горло от уха до уха. Трудная работа, даже для великолепного лезвия «Бенчмейд». Мне пришлось нажимать, протаскивать нож и пилить, чтобы справиться с мускулами, жиром, твердой плотью и связками. Сталь скрипела, ударяясь о кость. Из рассеченного дыхательного горла Светланы вырывались хриплые свистящие звуки, она мучительно ловила воздух широко раскрытым ртом. Наконец из артерии хлынул фонтан крови, пульсирующая струя ударила в стену, намочила мне руку, и та стала скользкой. Я отпустил волосы, и Светлана упала вперед, глухо ударившись лицом о пол.
Задыхаясь, я сделал шаг.
Лиля смотрела на меня, ее грудь тяжело вздымалась.
В комнате стало ужасно жарко, запахло медью и кровью.
– Одна уже лежит, – сказал я.
– Но другая все еще на ногах, – ответила Лиля.
Я кивнул.
– Похоже, ученица превзошла учителя.
– А кто сказал, что ученицей была я?
Лилино бедро сильно кровоточило. На черном нейлоне брюк остался аккуратный разрез, и кровь текла по ноге. Туфля уже заметно намокла; мои трусы также пропитались кровью и из белых стали красными. Я посмотрел вниз и увидел, что кровь продолжает вытекать из моего тела. Много крови, паршивая рана. Однако меня спас старый шрам – ранение от шрапнели, много лет назад полученное в Бейруте. Загрубевшая белая кожа, рубец, оставшийся от неловких стежков, сделанных в полевом госпитале, остановил клинок Лили и отбросил его в сторону. В противном случае лезвие вошло бы значительно глубже. В течение долгих лет я с отвращением вспоминал не слишком аккуратную работу полевых хирургов, но теперь испытал к ним благодарность.
Из сломанного носа Лили пошла кровь; алая жидкость стекала ей в рот, она кашляла и отплевывалась. Лиля посмотрела вниз и увидела на полу нож Светланы, лежавший в луже крови, которая уже начала густеть, впитывалась в старые половицы и затекала в щели. Лиля шевельнула левой рукой, но тут же застыла на месте. Попытка поднять нож Светланы сделает ее уязвимой для моей атаки – как и меня. Я находился в пяти футах от пистолета. Она – в пяти футах от обоймы.
На меня накатила волна боли, голова начала кружиться, кровяное давление падало.
– Если ты хорошо попросишь, я позволю тебе уйти.
– Я тебя ни о чем не прошу.
– Ты не можешь победить.
– Продолжай мечтать.
– Я приготовилась драться до самой смерти.
– У тебя нет выбора, решение принято давно.
– Ты сможешь убить женщину?
– Я только что это сделал.
– Такую, как я?
– В особенности такую, как ты.
Лиля еще раз сплюнула; она тяжело дышала, открывая рот, потом закашлялась, опустила глаза на свою ногу и кивнула.