Розовски обозвал себя тупицей – он даже не проверил документов у вчерашнего посетителя. Правда, его извиняло то, что посетитель предложил все детали обсудить сегодня, здесь. Вот и обсудили…
Кроме удостоверения в бумажнике оказались две кредитные карточки – «Виза» и «Исракарт» – и несколько пятидесятишекелевых купюр. Прежде, чем осторожно положить бумажник на прежнее место, Натаниэль переписал номера счетов и наименование банков, выбитые на карточках – благо те покоились в прозрачных пластиковых кармашках. Зачем – он и сам не знал. На всякий случай. Снова осмотрелся.
Пистолет, которым совсем недавно хозяин виллы угрожал детективу, лежал под рукой покойника, на диване. Убийца – или убийцы, не исключено, что действовало несколько человек – не унес его. А вот… Натаниэль обвел взглядом комнату. А вот пропитанный какой-то дурманящей гадостью тампон унес. Но почему-то не тронул ни бумажника, ни его содержимого. Розовски снова посмотрел на покойника.
– Ну вот… – сказал он негромко. – А вы говорили, что не нанимали охрану. А следовало бы…
Неподвижные глаза Аркадия Вассермана (теперь уже просто Вассермана, без порядкового номера) действовали ему на нервы. Розовски поспешно отошел в сторону, решив, что у него еще будет время поломать голову над всеми загадками. Нужно было решить вопрос – все-таки, следует ли вызывать полицию? И стоит ли предварительно осмотреть дом? Конечно, он не собирался проводить расследование. Но ведь дело идет уже о нем самом.
Розовски, несмотря на неприятные ощущения, вновь приблизился к убитому, склонился над ним, внимательно осмотрел затылок, возвышавшийся над спинкой дивана. Пуля прошла сквозь череп Вассермана. Натаниэль обреченно вздохнул: учитывая расстояние, такое отверстие мог оставить и выстрел из его револьвера. Во всяком случае, из оружия аналогичного калибра.
«У вас есть оружие? – вспомнил Розовски. – Какое?» Он, дурак, ответил. Интересно, если бы он вчера сообщил тому типу, что предпочитает пользоваться ракетами «Пэтриот», на что походила бы сейчас голова убитого?…
Натаниэль помотал головой. Всегда почему-то приходят в голову самые идиотские мысли в самый неподходящий момент. Он занялся поисками пули. Вернее, двух пуль. Его оружием тоже пользовались.
Детектив начал тщательно, сантиметр за сантиметром осматривать пол позади дивана. Пуля должна была прилично потерять в скорости и упасть где-то у окна.
Так оно и оказалось. Розовски осторожно поднял сплющенный кусочек свинца. Настроение у него испортилось еще больше (если такое возможно). Потому что с первого взгляда было видно, что эта пуля как раз из его револьвера. А сказать, имела ли она что-то общее с дыркой в голове Вассермана может только экспертиза.
– А экспертиза – это то, чего мне сейчас больше всего не хватает в жизни… – пробормотал он. – А что? Позвоню доктору Бен-Шломо, скажу: «Нохум, будь другом, проверь – не я ли случайно застрелил тут одного типа?»
Он несколько раз подбросил пулю на ладони, раздумывая, как с ней поступить. В конце концов, спрятал в карман. Убитый сидел напротив открытого окна, пусть полиция считает, что пуля улетела в сад. А там можно и не найти.
Кто же все-таки стрелял из е г о револьвера?
Где вторая пуля? Вернее – первая?
Розовски вновь приступил к поискам, на этот раз – безрезультатным.
Он осмотрел револьвер, прежде чем спрятать его в кобуру. Собственно говоря, из него и не могли стрелять в хозяина. Стрелял, скорее всего, тот, кто молчаливо стоял за спиной детектива. Он должен был выстрелить сразу же после падения последнего. Иначе бы просто не успел. Не было у него времени хватать револьвер, выпавший из руки Натаниэля. Из него он выстрелил потом.
Натаниэль тщательно осмотрел все стены, затем немногочисленную мебель. Заметил след в ножке дивана. Вот сюда был сделан выстрел из оружия детектива. После чего, очевидно, одну пулю подменили другой. Логика, в общем, вполне понятная.
Розовски вышел в просторный холл и облегченно перевел дыхание. Интересно, чего, собственно говоря, добивались убийцы? Если частный детектив им понадобился для того, чтобы свалить преступление на него, самым разумным с их стороны был бы срочный вызов полиции. Появись бывшие коллеги Натаниэля здесь несколько минут назад, хорошую бы они увидели картинку: труп хозяина виллы, склонившийся над ним подозрительный тип с револьвером в одной руке и бумажником убитого в другой. Надевай наручники и вези прямехонько в суд. Что? Бывший офицер полиции? В таком случае, я бывший Генеральный секретарь ООН… как его? Бутрас Гали? У Натаниэля неприятно заныли запястья – там, где на них должны были бы защелкнуться наручники. Он посмотрел на часы. Вполне успели бы, с момента его прибытия на эту чертову виллу прошло сорок минут.
Пока разобрались бы, пока проверили – много чего могло случиться.
Но никто не появился. Ему представлена возможность прийти в себя, осмотреться, взвесить различные варианты поведения, выбрать подходящий и… И что?
Розовски подошел к маленькому диванчику, стоявшему в углу холла, наискосок от входа, сел, подпер голову рукой и задумался.
Похоже, здесь было разыграно только первое действие спектакля. Как это называется? Экспозиция? Увертюра? Неважно.
Чего же от него хотели режиссеры-постановщики? И что, по их мнению, он должен был сделать? Натаниэль хмыкнул – естественно, то, что он хотел сделать сразу же. Быстро и по возможности незаметно исчезнуть. Чего он не должен был делать – по логике тех же преступников? Во-первых, он не должен производить тщательного осмотра. Во-вторых, естественно, ему ни в коем случае не следует обращаться в полицию. Что ж, ничего не поделаешь. Первого ожидания он уже не оправдал. Значит, и во-вторых, он поступит наоборот. Но для начала… Он посмотрел на револьвер, который все еще держал в руке. Убирать в кобуру не стал. В конце концов, если уж он попался, почему бы не осмотреть заодно и дом?
С револьвером в руке он поднялся по лестнице. Здесь его взору предстали три двери, аналогичные нижним. Хорошо бы, чтоб за ними не оказалось никаких очкариков с пистолетами – ни живых, ни… Натаниэль тяжело вздохнул и открыл центральную дверь.
5
Дом был совершенно пуст. В этом Розовски убедился достаточно быстро. Фотографии на стенах подтверждали то, в чем он уже успел убедиться – хозяин виллы не имел никакого отношения к вчерашнему клиенту. Он лежал внизу и терпеливо ждал, пока приедет санитарная машина и увезет его в морг. А потом родственники похоронят на ближайшем кладбище.
Кстати о родственниках. Натаниэль успел убедиться в том, что Аркадий Вассерман был женат. В спальне на столике стояла свадебная фотография, запечатлевшая его и девушку неброской внешности на ступенях ЗАГСа. Жених был в черном костюме, невеста – в белом платье и фате. Покрой костюма свидетельствовал, что фотографии лет двадцать или около того. Рядом со свадебной стояла фотография женщины, но уже сделанная в наши дни, на фоне лежащей римской колонны. Женщина была та же, что и на свадебной фотографии, но выглядела куда эффектнее. Бывают такие лица – года их только красят. Да и возраст – за тридцать, не девчонка, но и не старуха. В соответствующем обрамлении… А обрамление вполне, вполне. Белый костюм, подчеркивающий стройность фигуры, туфли – даже по фотографии можно было судить об их немалой цене. Ослепительная улыбка. На руках кольца, на шее жемчужное ожерелье.
Но вот женских вещей Натаниэлю обнаружить не удалось. И вообще – дом производил изнутри то же впечатление, что и снаружи – недавно заселенного и еще не обжитого. У телефона, стоявшего на столике в кабинете, Розовски немного задержался. Его интересовала кассета автоответчика. Но в конце концов он переборол искушение и решил не изымать ее до приезда полиции.
Подумав о полиции, Натаниэль вспомнил, что необходимо срочно избавиться от самой сомнительной, с точки зрения закона, вещи. Он быстро вышел из дома, подошел к машине, спрятал под сидение злосчастный револьвер и кобуру. После этого вынул из поясного футляра сотовый телефон и набрал номер полицейского управления. В дом он больше не входил, стоял, прислонившись к машине, пока не приехали полицейский джип и санитарная машина.
6
Ему достаточно долго пришлось пробыть в роли подозреваемого – что-то около трех часов, пока, наконец, ребята из полиции Ашкелона согласились связаться с управлением Тель-Авивского округа. Там им подтвердили – да, офицер по имени Натаниэль Розовски в полиции действительно имелся, да, служил более двенадцати лет, да, ни в чем предосудительном замечен не был. Более того, находился у начальства на хорошем счету, а уволился из полиции исключительно по соображениям альтруистическим: решил помочь бывшим согражданам (сам в прошлом выходец из СССР) адаптироваться в Израиле. Для чего и открыл частное детективное агентство «Натаниэль» в Тель-Авиве. Офис – на улице Алленби. С полицией продолжает сотрудничать охотно, даже несколько раз оказывал содействие в серьезных расследованиях.
– Понятно, – сказал ашкелонский инспектор по имени Йорам (фамилии Натаниэль не разобрал). – Значит, ни в чем предосудительном. И оказывает содействие. Спасибо.
Он положил трубку телефона и посмотрел на частного детектива заметно поскучневшими глазами. Еще бы, он-то уже видел его как минимум подозреваемым.
– Ну? – спросил инспектор Йорам. – Так что? Что вы там делали? На вилле?
– Вообще-то, я с покойным договорился о встрече, – осторожно ответил Натаниэль. – Что именно он хотел выяснить, я не знаю, а по телефону он говорить отказался. Я приехал, как и договаривались.
– Во сколько? – быстро спросил Йорам. – Во сколько приехали?
– В… – Розовски едва не попался. Если бы он назвал действительное время, то после вскрытия стало бы ясно, что Вассерман в тот момент был еще жив. – В половине одиннадцатого.
– Понятно. Дальше.
– Дальше вошел, осмотрелся…
– Кто вам открыл дверь?
– А я позвонил, – объяснил Розовски. – Потом заметил – дверь открыта. Не настежь, но открыта. Слегка приоткрыта. Вот, вошел, пришел в ту комнату. А он лежит… – Розовски развел руками и замолчал.
– Все? – подозрительно спросил Йорам после короткого ожидания.
– Все, – ответил Розовски. Он сидел, как на иголках. Сейчас подставившие его преступники вызывали ненависть не столько фактом убийства, сколько тем, что вынуждали изворачиваться. Одна надежда, что простоватой внешности инспектора Йорама соответствовала проницательность последнего.
– Чем он занимался, знаете? – спросил инспектор. – Я имею в виду убитого.
– Знаю только, что он совладелец туристического бюро «Арктурс». Во всяком случае, так он представился. Насколько это соответствует действительности, честно говоря, не знаю. Еще знаю, что он имел дела с Россией. Опять-таки, с его слов, – сейчас, по крайней мере, Натаниэль говорил чистую правду. «Впрочем нет, – с раскаянием подумал он через минуту. – Какая же это правда – это же мне мог вчерашний тип лапши на уши навешать…» Вслух говорить этого не стал.
– Вы сказали – совладелец, – сказал инспектор Йорам. – А кто его компаньон? Знаете?
– Только имя. Его зовут Артур Фойгельсон, – «Тоже со слов вчерашнего мерзавца…»
– Живет в Ашкелоне?
– Понятия не имею. Я ведь и с этим-то познакомился по телефону. Вчера. В глаза не видел.
– А когда приехали, он уже говорить не мог, – заключил инспектор. – Как же вы догадались, что убитый – именно господин Вассерман? – Йорам прищурился.
А инспектор, оказывается, не столь прост, как кажется. Тогда Розовски решил сыграть в наивность сам.
– А что, разве нет? – спросил он с максимальным простодушием.
– Что – нет?
– Ну, убит Вассерман? Или кто?
– Вассерман, – согласился инспектор.
– Вот видите! – обрадовался Натаниэль. – Так что, я могу идти?
– А все-таки? – инспектор Йорам проигнорировал последний вопрос. – Как вы догадались, что убитый – Аркадий Вассерман?
– У него бумажник выпал, – ответил Розовски. – А из бумажника – визитная карточка. Я же не слепой, нагнулся, прочитал. Так что? Я могу идти?
Инспектор Йорам вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Можете, – инспектор протянул Натаниэлю его документы. – Кстати, – спросил вдруг он, – Вы вооружены?
– А зачем? – спросил в свою очередь Натаниэль. – Я ведь не знал, что именно потребуется. За дела, связанные с необходимостью применять оружие, я по возможности не берусь.
– По возможности, – повторил Йорам.
– Ну да, – и доверительно понизив голос, Розовски добавил: – Мне это еще в полиции надоело. Таскайся с этими железками, потом отчитывайся. Плюс чистка. Вот чистка – самое неприятное. Так что… – он развел руками и улыбнулся.
Инспектор выразительно посмотрел на просторную куртку, которую Розовски надел именно для того, чтобы наличие револьвера не было заметно. Под этой курткой можно было незаметно пронести даже гранатомет.
– Мерзну в машине, – пожаловался Натаниэль, не дав ему открыть рта. – Кондиционер барахлит, приходится открывать окна, – он широко распахнул куртку, и Йорам убедился, что оружия при детективе действительно не было.
– Но дома у вас оружие есть? – все-таки уточнил Йорам.
– Дома? Дома, конечно, есть. «Кольт». 38-й калибр. Храню как память о прежних боевых годах, – гордо ответил Натаниэль.
– В полицейском управлении имеются его баллистические характеристики? – хмуро спросил инспектор. Он явно капитулировал перед многословием задержанного.
– А как же! – соврал Розовски. – Конечно, есть.
От последнего вопроса у него окончательно испортилось настроение. Вообще, Розовски терпеть не мог врать полицейским – в том числе и из профессиональной солидарности. А чем дальше, тем больше приходилось этим заниматься. Одному только старому другу Ронену (спасибо, выручил сегодня) он наплел столько басен, что… Наверное, поэтому, когда Йорам наконец отпустил его небрежным движением руки, он долго не мог завести машину.
7
Отсутствие собственного автомобиля, вызывавшее недоумение большинства клиентов, Натаниэль Розовски объяснял тем, что принципиально не желает становиться рабом громыхающего куска железа. Он уверял, что стоит человеку приобрести сверкающего никелем и свежей краской красавца, как хозяином становится чудовище по имени «Форд» или «Мицубиси», а вовсе не самонадеянный органический придаток к рулю, утверждающий, что звучит гордо.
– Это вопрос принципа, – заявлял он. – У каждого человека должен быть хотя бы один принцип. Тогда жизнь будет гораздо лучше.
Однако необходимость быстрых передвижений вынуждала его частично поступаться громогласно провозглашенным принципом. Время от времени он просто-напросто бесцеремонно изымал у своего помощника ключи от его автомобиля. И каждый раз Алексу Маркину приходилось являться вечером к шефу домой за своей видавшей виды «Субару». Маркин привык к этому и очень удивился, увидев шефа, входящего в офис агентства. Они с Офрой ожидали возвращения Натаниэля не раньше завтрашнего полудня. Переглянувшись, помощник и секретарша немедленно уткнулись каждый в свои бумаги: Натаниэль имел обыкновение начинать свое появление на работе с нотаций по поводу бездельников, окопавшихся в агентстве и сосущих его кровь. Сегодня и эта традиция была нарушена. Розовски прошел в свой кабинет молча, плотно прикрыл за собой дверь, и Алекс встревожился по-настоящему.
– Пойди, узнай. По-моему, он здорово не в себе, – сказала Офра. – А я сварю вам кофе.
Подобное предложение могло означать только, что Офра тоже встревожилась не на шутку.
При появлении помощника Розовски, опять-таки, не задавая никаких вопросов, молча выложил на стол ключи. Маркин почувствовал, что еще немного – и он лопнет от любопытства.
– Ты обедал? – спросил он осторожно.
Натаниэль покачал головой.
– Офра варит кофе, – сообщил Маркин. – Что-нибудь еще хочешь?
Тот же жест. Алекс вздохнул. Разговора не получалось. Он беспомощно оглянулся на дверь. Словно услыхав его призыв о помощи, дверь распахнулась, и на пороге появился человек, которого Маркин менее всего желал бы видеть. Во всяком случае, сейчас.
– Натанчик, ты здесь? – весело закричал 85-тилетний Моше Гринберг, вваливаясь в кабинет. – Вот и хорошо, а то я уж думал, что придется вечером тащиться к тебе домой.
Он взгромоздился в кресло напротив Натаниэля и умильно посмотрел ему в глаза.
– Привет, Моше, – сказал Розовски бесцветным голосом. – Если вы насчет результатов расследования, подождите немного. Мы его еще не завершили.
– О чем разговор! – Гринберг пренебрежительно взмахнул рукой. – Я вообще пришел просить прекратить это дело.
В тусклых глазах Натаниэля появились проблески слабого интереса. А Маркин откровенно обрадовался.
– Да, – сказал Гринберг, – я подумал: мне уже восемьдесят пять. Правильно?
Маркин и Розовски кивнули одновременно.
– А этой – ну, о которой я просил, шестьдесят. Правильно?
Маркин и Розовски снова кивнули.
– Так я подумал, – сказал Гринберг жалостливым голосом, – ну сколько я еще протяну? Ну максимум, лет двадцать… – он подумал и добавил: – Или тридцать. Сорок – это в крайнем случае.
Маркин и Розовски переглянулись. Пока неясно было, к чему клонит старик.
– Вот, – продолжал Моше Гринберг, – так если уж осталось всего-ничего, их надо прожить хорошо. А что хорошего в жизни с такой старухой?
Алекс громко сглотнул. Розовски захохотал. В кабинет вошла Офра с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник, сахарница и пустые чашки.
– Как тебя зовут, красавица? – тут же спросил Гринберг.
Офра улыбнулась, поставила поднос на стол.
– Она не говорит по-русски, – объяснил Натаниэль Гринбергу. Тот тут же повторил вопрос на идиш.
– И на идиш она не говорит.
– А биселе, – тут же блеснула Офра своими познаниями в идиш.