Светлана Алешина Наследница всех капиталов
Глава 1
— Ого! Что это на тебя нашло? — буквально опешив от представшей моему взору картины, произнесла я, как только открыла дверь в свою редакцию и увидела, что в ней творится.
Маринка, моя секретарша и лучшая подруга, носилась по редакции с тряпкой и ведром и наводила порядок. На все столы она расставила вазы с цветами, шторки широко распахнула, так что теперь утреннее солнышко наполнило своим светом все помещение и заиграло бликами на различных предметах. Брошенные вчера вечером на столах бумаги Маринка собрала в аккуратные стопки и разложила по полкам. Одним словом, нашу редакцию просто невозможно было узнать.
— Ты случайно не заболела ли? — подозрительно посмотрев на Широкову, спросила я. — Как это ты додумалась до того, чтобы навести здесь порядок, да еще и заняться этой работой сама?
— А что тут такого невероятного? Я что, не могу взяться за ум и изменить стиль своей жизни? — удивленно посмотрев на меня, вопросами отреагировала Широкова на мои вопросы.
— Оказывается, можешь, — развела руками я. — Но с какой стати тебе это вдруг вообще понадобилось?
— Да так… — попыталась улизнуть от ответа Маринка и, с еще большим рвением начав тереть зеркало, добавила: — Просто поняла, что достигла того возраста, когда нужно наконец задуматься о своем будущем. Не вечно же мне строить из себя глупышку-хохотушку, какой я была раньше.
— Что значит «строить»? — поняв, что с Широковой все же что-то произошло, раз она так себя ведет, начала допытываться я. — Ты никогда никого из себя не строила, а была такой, какая есть, естественной и неповторимой. Ты же именно потому всем и нравишься, что всегда весела и беззаботна. Будь ты другой, не была бы ты нашей любимой Широковой.
— Что ж, а теперь я буду другой, — не глядя на меня, со вздохом, словно бы сожалея, произнесла Маринка и продолжила натирать блестящую поверхность зеркала. — Так что придется вам привыкать ко мне новой.
— А ты уверена, что перемена так уж необходима? — бросив свою сумку на стол, спросила я у Маринки, все еще надеясь, что она шутит и просто разыгрывает меня. — Не проще ли оставить все, как было раньше?
— В моем возрасте, — с обреченным выражением на лице начала Маринка, — уже смешно вести себя необдуманно и по-детски, как я делала раньше. Но теперь-то этого уже не будет. Марина Широкова станет совершенно другим, более взрослым и умным человеком. Она полностью изменится и исправится.
— Ничего себе день начинается… А еще говорят, что утро вечера мудренее, — попросту не зная, что еще можно сказать на новую идею Маринки, тихо вздохнула я. Чего-чего, а подобного от Широковой я никак не ожидала. — Вчера за тобой такой «мудрости» не наблюдалось.
Маринка ничего не ответила, сделав вид, что не слышала моих слов, и от зеркала перешла к полкам на стене возле компьютера Сергея Ивановича Кряжимского, затем к своему рабочему месту. Я застыла в недоумении.
Еще несколько минут понаблюдав за тем, как Маринка наводит блеск на своем столе, я решила, что это настроение у нее временное, уже через полчаса все пройдет, от мыслей, будто она должна стать «взрослым и умным человеком», и следа не останется, и Широкова опять будет такой же беззаботной и веселой, какой была всегда. А потому я вновь взяла свою сумку в руки и спокойно направилась в личный рабочий кабинет. Там я открыла жалюзи, распахнула окно и глубоко вдохнула в себя воздух, понимая, что пора браться за работу.
А работы у меня, главного редактора газеты «Свидетель» Ольги Юрьевны Бойковой, всегда много. Ведь надо и статьи для нового номера подобрать, и фотографии к ним сделать, и умело разместить все материалы на шести имеющихся в нашей газете полосах (или страницах, как их называют читатели). А помощи ни от кого не дождешься, несмотря на то, что в нашей редакции задействовано целых четыре сотрудника, исключая меня.
Да и от кого, собственно, ее ждать, помощи-то? Молчаливый фотограф Виктор писать ничего не станет, так как вообще предпочитает общаться языком жестов и взглядов, что для него куда понятнее. Ромке и вовсе написание статей доверить нельзя, учитывая, что мальчишке не так давно исполнилось всего восемнадцать лет и у нас он числится на роли курьера, в чьи обязанности входит что-то принести да куда-то сбегать. Маринка занимает секретарскую должность, а потому не обязана торчать за компьютером и что-то там печатать. Максимум, что от нее требуется, так это быть всегда в редакции, встречать посетителей, отвечать на телефонные звонки и иногда варить всем кофе.
Кроме этой тройки, есть еще Кряжимский, старейшина нашего отдела и очень умный человек. Только он помогает мне справляться с работой и облегчает мне жизнь. Но все перекладывать на его плечи я не могу, а потому тяжелое бремя по написанию статей мы делим с ним пополам.
Вот так и течет наша спокойная и размеренная жизнь, но только до тех пор, пока к нам не приходит человек, которому нужна помощь. Если кто не знает, сообщу — название нашей газеты было выбрано совсем не случайно, и «Свидетелем» она зовется лишь потому, что вся информация в ней лично проверена и увидена работниками редакции. Может, это, конечно, и глупо, что мы то и дело рискуем собственными жизнями, принимаясь за то или иное расследование, но иначе мы не привыкли и просто не мыслим себе своего существования. Приключения для нас — это именно то, что делает нашу жизнь полной и активной и что не позволяет нам погрязнуть в рутине быта.
Еще раз вздохнув, я вернулась к столу и, разместившись в своем любимом рабочем кресле, включила компьютер. Пока он загружался, я прислушалась к шумам, доносящимся из соседнего кабинета, и поняла, что вся редакционная команда уже в сборе, потому и скрипит так мебель и шуршит бумага. Выходить и здороваться со всеми я не стала, решив, что еще успею это сделать, а потому начала заниматься своими делами, то есть читать то, что написала вчера. Но тут в соседней комнате заиграло радио, которое курьер Ромка приволок вчера, чтобы не было скучно. Решив, что радио поет слишком уж громко, я, не вставая из-за стола, крикнула:
— Роман, убавь, пожалуйста, свою шарманку. Люди работают.
Вечно не слышащий половину из того, что ему говорят, Ромка тут же заглянул ко мне и переспросил:
— Вы что-то хотели, Ольга Юрьевна?
— Да хотела, — осуждающе посмотрев на мальчика, ответила ему я. — Хотела, чтобы ты сделал музыку потише, потому что она мешает остальным работать. Надеюсь, это возможно?
— Разве мешает? — удивился моим словам Ромка. — А Маринке нравится. Да и Виктор тоже не против, — тут же добавил он.
— А Сергей Иванович? — напомнила я о своем помощнике Кряжимском, прекрасно зная, что сам он никогда не попросит убавить громкость музыки, даже если она будет сильно ему мешать. — Он тоже не против?
— А что Сергей Иванович? — не понял меня Ромка. — Он что-то там печатает и даже не смотрит на нас.
— Ему будет намного проще «что-то там печатать», если ты слегка приглушишь свой агрегат. К тому же и мне музыка мешает. Так что позаботься, пожалуйста, о том, чтобы голос твоего радиодиджея не улетал дальше чем на метр от того места, где ты сидишь.
— Ладно, — обреченно вздохнул Ромка и, захлопнув дверь, отправился выполнять мою просьбу.
Я же обратила свой взор к монитору компьютера и попыталась сосредоточиться на выбранной мной для написания статьи теме. Выходило это у меня сейчас на редкость плохо, причем я никак не могла понять, почему мысли упорно не желают превращаться в связанные между собой предложения. Все же я набросала несколько строк, да только, перечитав их, сразу же стерла, не удовлетворившись результатом. Что-то угнетало меня и отвлекало от работы, но что, я понять не могла.
Тут ко мне в кабинет кто-то постучал. Затем из-за двери показался взлохмаченный Сергей Иванович Кряжимский. Убедившись в том, что я на месте, старейшина нашего трудового коллектива прошел в мой кабинет и, неловко замявшись, стал искать слова для того, чтобы что-то мне сказать. Я поторопила его, спросив:
— Что-нибудь случилось, Сергей Иванович?
— Д-даже не знаю, — заикаясь, ответил мне Кряжимский. Затем нервно поправил сползшие на нос очки, после чего более решительно и спокойно произнес: — Мне кажется, что с нашей Мариночкой что-то происходит. Она как-то странно ведет себя с самого утра и… — Вы имеете в виду ту уборку, что она учинила? — перебив Сергея Ивановича, уточнила я. — Не обращайте внимания, это у нее очень скоро пройдет. К тому же уборка нам давно была необходима, и хорошо, что она сама, по своей инициативе ее сделала.
— Да нет, уборка — сущая мелочь, — посмотрев на меня, тяжело вздохнул Кряжимский. — Закончив ее, Мариночка сразу же села за свою печатную машинку и начала что-то печатать. Я сначала думал, что это вы ее о чем-то попросили, но, когда она принесла мне вот это, — только сейчас я заметила в одной руке Сергея Ивановича несколько листов бумаги, которые Кряжимский теперь положил передо мной, — я просто обомлел. Это… это не поддается никакому объяснению.
— А что там? — испуганно переспросила я и сразу же добавила: — Надеюсь, не заявление на увольнение?
— Слава богу, нет, — вновь принялся вздыхать Сергей Иванович. — Но это, представьте себе, статьи для двух последних пустых колонок. Я прочел их и… Вы не поверите, Ольга Юрьевна, но они просто великолепны! Никогда не думал, что Мариночка способна что-либо подобное написать. Действительно, получилось интересно, увлекательно и, главное, — в тему дня. Вот, прочтите сами.
Сергей Иванович вновь подвинул ко мне листы, а сам сел на свободное кресло, стоящее напротив моего стола. Я настороженно взглянула на бумагу и медленно начала читать. Это оказалась статья о недавнем нашем путешествии за город и о происшествии, случившемся там, но написана она была так живо и ярко, как, пожалуй, даже мне не удалось бы. Дочитав статью до конца, я удивленно посмотрела на Кряжимского и молча развела руками.
— Вот и я тоже удивился, — поняв, что я сейчас нахожусь в том же состоянии, что и он сам несколько минут назад, сказал Кряжимский. — Как думаете, что это с ней стряслось? Неужели и в самом деле Мариночка решила взяться за ум, как и говорит? Может, у нее проснулся ранее невостребованный талант? Я просто в недоумении и не знаю, что со всем этим делать.
— Пустить в печать, — не задумываясь, произнесла я. — А что еще мы можем? Раз уж у Маринки проснулся такой талант, было бы глупо им не воспользоваться. Ну а то, что она не совсем обычно себя ведет, так это, я думаю, временно. В любом случае пока все ее поступки полезны и своевременны. Если она станет продолжать в том же духе и далее, придется выдать ей премию.
— Будем надеяться, что это действительно так, — поднимаясь, произнес Кряжимский. — Но все же… — Сергей Иванович минуту помолчал, переминаясь с ноги на ногу, — знаете, как-то скучновато у нас стало с исчезновением старой Маринки. Поскорее бы она вернулась…
Я ничего не ответила. Кряжимский еще немного повздыхал и покинул мой кабинет, оставив меня в растерянности. Статья, над которой я вот уже второй день безуспешно билась, так легко и так замечательно была только что написана нашей взбалмошной Маринкой. Неужели я старею и уже не способна доносить информацию до читателя? Что-то мне это не очень нравится…
Еще раз пробежав глазами Маринкино произведение, а заодно и второе, оказавшееся столь же удачным, я отложила бумагу в сторону и решила, чтобы не забивать себе голову всякими нехорошими мыслями, еще раз проверить расположение статей на различных полосах газеты. Что-то все-таки нужно было теперь делать, раз уж за меня все написано. Открыв необходимые файлы, я сумела заставить себя сосредоточиться и почти забыла о тех странностях, которые стали вдруг происходить с нашей Широковой. Однако меня снова побеспокоили. В кабинет заглянула сама Широкова собственной персоной и серьезно, как и подобает настоящей секретарше, произнесла:
— Ольга Юрьевна, к вам старушка. Говорит, что хотела бы дать информацию для новой статьи. Пригласить?
Немного растерявшись от такого официального ко мне обращения своей подруги, я не сразу нашла что ответить, но потом вдруг таким же официальным тоном разрешила Широковой посетительницу пригласить. И через минуту в моем кабинете появилась старушка — энергичная женщина лет шестидесяти.
Она была темноволосой, невысокого роста, худощавого телосложения. Карие глаза женщины были обрамлены редкими, почти невидимыми ресницами. Губы посетительницы в данный момент были слегка подкрашены ярко-красной помадой. На женщине было темно-синее длинное платье, подпоясанное ремешком. И вообще, вид у моей гостьи был такой, что называть ее старушкой или бабушкой было как-то не совсем удобно, но… другого определения для людей данного возраста еще не придумано.
Войдя в мой кабинет, женщина поздоровалась и замерла у двери, неловко замявшись на месте.
— Да вы проходите, не стесняйтесь, — указывая на стул, произнесла я. — У нас здесь все по-простому.
— Да, я заметила, — скромно откликнулась посетительница и натянуто улыбнулась. Затем села на стоящий напротив моего стола стул и, сложив руки на коленях, стала их мять, заметно нервничая и как будто ища слова, чтобы начать свой рассказ.
— Моя секретарша сказала, что вы хотели нам что-то сообщить, — первой начала я, понимая, что, раз старушка пока еще не решается перейти к делу, надо ей немного помочь. — Я очень внимательно вас слушаю, говорите.
— Дело мое, конечно, может показаться вам совершенно мелочным и недостойным внимания, но я просто больше не знаю, что мне делать и куда податься, — расстроенно и с болью в глазах начала рассказ пожилая женщина. — Я уже столько инстанций прошла, столько порогов обила, а толку нет. Вот, решила еще через прессу попробовать правды добиться, может, хоть это какой-то результат даст.
— Обещаю, что мы постараемся вам помочь, — посочувствовала старушке я, хотя пока и не знала, что, собственно, у нее случилось. Правда, очень надеялась на то, что ее проблема окажется не мелочной и мне не придется извиняться, ища аргументы для отказа в публикации какой-нибудь ерунды. А злободневные темы газете очень даже нужны. — Только вы сначала представьтесь, а потом расскажите все, что считаете нужным, — попросила я.
— Да, конечно, — немного смутившись, откликнулась старушка. — Извините, что я сразу этого не сделала, как-то растерялась.
— Ничего, ничего… — успокоила я женщину, и та продолжила:
— Меня зовут Лариса Евгеньевна Мясникова. Я живу не в Тарасове, а в Новой Красавке. Может, слышали? Деревенька такая в нашем районе есть…
— Да, конечно, слышала, — закивала я, а затем добавила: — Ну, раз вы специально приехали в город, то могу предположить, что у вас действительно случилось что-то серьезное. Я права?
— Да, очень серьезное, — вздохнула Мясникова расстроенно и тут же добавила: — По крайней мере для нас с дедом. Дело в том, что у нас украли внучку, и мы никак не можем ее вернуть.
— Как это… украли? — не поняла я. — Кто украл?
— Ее отец — придурок, — зло добавила Лариса Евгеньевна, и лицо ее исказилось ненавистью. — И это все после того, что он сделал! Совести у него совсем нет.
— Стойте, стойте, — остановила я речь женщины. — Что-то я вас совершенно не понимаю. Объясните все по порядку. Вы сказали, что вашу внучку забрал ее отец, так? — Старушка кивнула, а я продолжила: — Но ведь это вполне нормально, она его ребенок, и он имеет на нее полное право.
— Имел, — поправила меня Мясникова. — Девочку присудили матери после развода, так как отец пил и избивал их обеих. Моя дочь постоянно была в синяках, а девочка из-за постоянных скандалов в доме стала жутко пугливой. Так что никаких прав на ребенка отец совершенно не имел.
— А как же случилось, что он забрал ее у матери сейчас? — Я все еще не до конца понимала ситуацию. — И почему ко мне пришли вы, а не сама мама девочки?
— Потому что ее мама, моя дочь Вика, недавно умерла, — всхлипнув, произнесла старушка. — Она сгорела в своем дачном доме. Но потом выяснилось, что ее перед пожаром кто-то убил — на теле были два ножевых ранения. Видимо, убийца решил все списать на несчастный случай. Но пожар очень быстро потушили, и тело не успело сильно обгореть, а потому удалось выяснить настоящую причину смерти.
— Имея в виду ваш тон, могу предположить, что виновным в смерти своей дочери вы считаете ее мужа, — сделала свои выводы я, так как не раз уже сталкивалась с подобными делами. — Я права?
— Правы, правы, — активно закивала головой старушка. — И не просто считаю, я даже уверена, что это сделал именно он, чтобы забрать к себе мою внучку.
— Он что, так хотел, чтобы она жила с ним? — спросила я. — Он ее так сильно любит?
— Да нет, что вы! — махнула в ответ рукой женщина. — На ребенка ему наплевать. Девочка нужна ему лишь для того, чтобы получить квартиру, оставшуюся после бывшей жены и теперь перешедшую к дочери по завещанию, — пояснила старушка.
— А почему ваша дочь составила завещание? — спросила я, посчитав этот поступок немного странным, ведь наверняка возраст убитой еще не подошел к тому критическому, когда наши соотечественники задумываются о смерти и распределении их имущества между наследниками. — Она что, была больна или о чем-то подозревала? Она догадывалась, что ее собираются убить?
— Да нет, не то чтобы она подозревала. Просто при той жизни, которая у нее была — а она ведь у меня бизнесом занималась, — никогда не знаешь, чего следует ожидать. И потом, девочка моя много путешествовала, а в дороге могло что угодно приключиться. Вот она и подстраховалась, оформив завещание, по которому оставляла мне дачу — она потом, кстати, и сгорела, — а все сбережения и квартиру — своей дочери.
— И большие у нее были сбережения? — вновь полюбопытствовала я. — То есть я имею в виду, была ли сумма настолько большой, чтобы кто-то захотел ее получить?